полюби меня, милая пустота

Язык вновь и вновь проходится по губам, словно в попытках вспомнить, заново ощутить мягкие губы Феликса, которые целовали его, казалось, вот совсем недавно. А Минхо словно слишком уж привык к этим поцелуям. Они не говорили друг другу ничего, но оба чувствовали, как громко бились сердца друг друга, когда они отчаянно хватались за одежду, пытаясь стать ещё ближе, когда их ладони лежали на рёбрах, ощущая кожей стук в груди. Он даже на работе сосредоточиться не может, в голове лишь мысли о том, что он вновь и вновь, как в свои лихие пятнадцать, прокручивает в голове руку Феликса, давящую на затылок, притягивающую мужчину ближе. А дело не терпит отлагательств и, как бы он не хотел почувствовать хотя бы присутствие юноши рядом, преступник не будет ждать, пока их конфетно-букетный период закончится и Минхо будет готов к работе. Хван, громко хлопая дверью, заходит в кабинет со стаканчиком в руках, кажется, третьим за этот вечер. Не лень, так кофе убьёт его, Ли клянётся. Напарник что-то бурчит под нос, склоняется над материалами дела, читает-читает-читает. Судя по всему, напрасно, Минхо успел заполнить все необходимые документы, пока Хёнджин молчал. Тёмно-оранжевые лучи солнца, скрываемые однако за великанами зданиями, наполняли кабинет тёплым светом. Но тепло было только внешне, никто из них не говорил об этом вслух, но они боялись. Чёрт знает чего, но боялись до трясущихся, как у восьмиклассницы при виде парня плохиша, коленок. Стать жертвами? Сеул не настолько маленький город, да и они совсем не близко к раскрытию преступлений, чтобы виновник боялся того, что его поймают? Не раскрыть дело? Это было бы неприятно, но не до такой сильной физической реакции организма, висяков в дальних ящиках лежит хуева туча, навряд ли каждый ведущий эти дела полицейский мучается от угрызений совести на этот счёт. А хотелось бы, чтобы мучались. Чёрт бы побрал жажду справедливости Минхо. Он наблюдает за своими коллегами, которые легкомысленно отмахиваются, убирая очередное дело, разгадка которого лежит чуть глубже поверхности в ящик. На их руках крови больше, чем на руках преступников. Грёбанные животные, питающиеся страданиями других людей. Чтоб они удавились своими вонючими деньгами. Весь ужас вдруг становится привычным. Привычный громкий звонок телефона, бьющий со всей силы по ушам, округлившиеся глаза Хвана, выезд на место под оглушающий вой сирены. А потом он вдруг разбивается. Аж на месте застывает, не в силах пошевелиться, сдвинуться, сказать хоть что-то. — Здравствуйте, — голос Хёнджина дрожит, а у Минхо даже нет сил шутить и злорадствовать над ним. Самому не лучше. Перед ним ребёнок. Хочется провалиться прямо здесь, лишь бы никого не видеть, закрыться в комнате, забыть про свою работу, никогда больше не видеть этого ада на земле. Девочка, лет наверное семи, у Ли всегда было плохо с определением возраста детей, сидела на коленях у зарёванной матери. А у самой на лице ничего. Ни привычной десяткой лёгкой улыбки, заливающегося смеха, ни припухлых покрасневших заплаканных глаз. Девочка молчит всю дорогу в участок. Хлопает своими огромными, потухшими, совсем безрадостными глазами, Минхо, кажется, скоро услышит эти тихие взмахи ресниц вместе с до ужаса мультяшным звуком хлопающих глаз. Хёнджин нервничает, гадалкой быть не нужно. Руки чуть подрагивают, пока он перебирает длинные пальцы, крутит на них кольца. — Ходишь уже в школу? — Минхо бы вскочил, расцеловал Хвана, если бы не сидел за рулём, честное слово. Молчание было слишком громким. — И почему все спрашивают это? — она вздыхает так, словно прожила на этом свете лет так сто, повидав всё дерьмо, что только может произойти с человеком. Кивает. Хочется убить кого-то. Минхо думает, что собственными руками к чертям собачьим разорвёт животное, которое которое сотворило это с девочкой. Внутри кипит. К чёрту человечность, к чёрту жалость, этот похититель не заслужил ни капли снисхождения к нему. Будь его воля, Ли бы, даже не пытаясь выслушать его оправдания, повел его на самые жестокие пытки, что только существуют. Забрать сердце у ребенка, что даже пожить-то толком не успел, так нагло из бесцеремонно лишить девочку детства. Детство — такой небольшой, десяток лет, не более, промежуток беззаботности, радости и легкомысленности. Дети — самые искренние и беспечные существа на всей планете, никто не в праве отягощать их заботами. Почему голова столь маленьких существ должны быть забита проблемами, почему они должны плакать из-за чего-то кроме игрушки не того цвета или разбитой коленки? Дети не должны сидеть в полицейском участке и давать показания. — Я плакала на заднем дворе, — девочка чуть ли не шепчет, но грусти в голосе нет совершенно, — мама закрылась в комнате с господином Шином, а папа на работе был. Минхо всех богов благодарит за то, что мамаши нет рядом, иначе он бы её в клочья разодрал. — А потом мама ушла, а господин Шин остался. Ли слушает внимательно, обещает себе выбить всю дурь из этого господина Шина, вырвать его руки, вырвать его член, лишь бы он больше ни одного человека в этом мире не тронул, не причинил боль, не забрал сияющую улыбку на лице. — Но это не он забрал сердце, — на выдохе произносит девочка, мягко водя кончиками своих малюсеньких пальцев по столу, явно что-то старательно вырисовывая, — Тот мальчик красивый, у него глаза добрые. Он поговорил со мной, даже утёнка подарил. Девочка роется в кармане, после чего доставая маленькую игрушку утёнка. Совсем маленький, кажется с треть её ручки. Весь пушистый, чуть потрёпанный с ярко-оранжевыми еёрышками. — Он хороший, правда, — она хлопает глазками, Михо на секунду даже кажется, что в её глазах вновь появился яркий блеск и надежда, — зато мне теперь не грустно. Ли вздыхает. На столе звенят часы, и он делает попытку выдавить из себя мягкую улыбку. — Спасибо, что всё рассказала, — он едва удержался от того, чтобы погладить ее по голове. ♡♡♡ Бар стал домом для него. Музыка перестала бить по ушам, стены больше не давили на него со всех сторон, заставляя задыхаться, было тепло. А ещё за стойкой стоял его Феликс. Его. Его улыбающийся мальчик, чьи глаза так и блестят. В городе пиздец, а он широко улыбается, смеётся, падая лбом на плечо Ли, пока Крис пытается хоть как-то разрядить до ужаса напряжённую обстановку рассказами из жизни. А Минхо видит, как Сана мягко поглаживает большим пальцем его большие руки, что предательски тряслись. Не по себе было всем. Даже группа Джисона больше не выступала на сцене, участники лишь поникше бродили по бару. Клиентов почти не было, кому, черт возьми, захочется тащиться за алкоголем в такое время? А в новостях, в газетах, пестрят громкие заголовки о том, что полиция никак не может найти преступника. Кажется все, кому не лень, обсуждали полицию, их отвратительную работу. "Наверняка там всё проплачено, вот и не оглашают имя мерзавца". "Да просто работать не хотят, вот и всё" Шёпот голосов, яро осуждающих его работу, слышался отовсюду, словно не было никакого выхода, словно он никак не мог сбежать от идиотов, что ничерта не знали о его чувствах, о том как сильно он старается. А потом вдруг маленькие тёплые ладошки вдруг прикасаются к щеке Минхо, мягко ведя большим пальцем по коже, чуть щипая его, а сам Феликс широко улыбается. — Слушай только меня, — низкий шёпот отвлекает от всех звуков, всех голосов, что так назойливо лезли в голову, словно собираясь самым жестоким образом распотрошить его мозги. Он ведёт его за руку к машине, а Минхо взгляд от парня оторвать не может. Внимательно наблюдает. Феликс мягкий. Никакое слово не опишет этого юношу лучше. Он мягкий тогда, когда ведёт машину Минхо, когда одной рукой, словно играясь, поворачивает руль, даже не сжимая толком пальцы на нём, оставляя очередной перекрёсток позади. Мягкий даже тогда, когда вжимает полицейского в стену, едва только они сняли обувь. Феликс целует его, быстро ведя рукой по плечу мужчины, доходит до шеи и оставляет свою ладонь на ней, чуть сжимая пальчики, от которых наверняка останутся маленькие розовые следы на коже. Горячее дыхание, тёплые руки, крепко прижимающие Минхо ближе к парню, всё это до безумия кружило голову мужчины, заставляя его с трудом держаться на ногах. Ли, кажется, даже дышит с трудом, забывая об этом, когда горячие пальцы Феликса проникают под его кофту, ведут по прохладной коже на талии, сжимают кожу на ней. В голове не остаётся ничего, ни одной мысли, всё плывёт далеко-далеко, к чертям собачьим. Плывёт даже взгляд, Минхо с трудом начинает видеть парня, который, цепляясь за край одежды, быстро стягивает её с него. Всё похоже на карусель, от которой голова кружится, да так, что на ногах тяжело устоять. Он притягивает к себе парня за загривок, крепко целуя и прижимая так, словно он правда готов упасть, если не будет сжимать талию Феликса до побелевших костяшек пальцев. А мальчишка торопится. У него аж пальчики трясутся, когда он тянется к ширинке Минхо, а потом получает шлепок по ладони. Так норовит снять с него всю одежду, а сам кутается в свой свитер. Мягкий. Даже кожа на ладонях мягкая, и не скажешь, что он уже далеко не подросток. Ли равно вздыхает, когда эти ладони вновь дотрагиваются до его спины, а пальцы сжимаются до такой степени, что он чувствует короткие ноготки, впивающиеся в спину. Тяжело взять инициативу, хотя в желудке Минхо плещется лишь две рюмки какого-то до ужаса крепкого пойла, налитого Чаном. Он переставляет ноги слишком медленно, слишком блядски медленно, они такими темпами, кажется, никогда не дойдут до дивана. Феликс понимает это, останавливаясь у кресла в прихожей, чуть толкая Ли, чтобы он упал в него. Парень снимает с себя одежду сам, Минхо остаётся лишь наблюдать за этим, пытаться посчитать каждую веснушку, каждый раз сбиваясь где-то после пяти. Феликс садится на него, оставаясь в одном нижнем белье. Садится прям на пах, вызывая у мужчины болезненный вздох. Мальчишке не лучше, обтягивающие трусы совершенно не скрывали то, насколько он был возбуждён. Он целует Минхо так, будто это последний поцелуй в его жизни. А старший даже опомниться не успевает, как парень, неуклюже освобождая их обоих от нижнего белья, обхватывает оба члена рукой, крепко сжимая. Они возбуждены так сильно, что одна естественная смазка создаёт в комнате громкие хлюпания, которые, однако, прекрасно заглушались их вздохами. ♡♡♡ Минхо прижимает парня ближе, чувствуя жар от его оголённой спины. Бьётся чьё-то сердце. Его собственное или Феликса? Непонятно. Тишина окутывает. Затихло всё вокруг: шум крови в ушах, автомобили на улице, словно даже мальчишка перестал дышать. Это не было той привычной тишиной, которой Ли наслаждался рядом с барменом, когда закуривал очередную сигарету. Слишком жужжащая тишина, забирающаяся под вены, сковывающая всё тело. Феликс сглатывает. — Я забирал сердца. Тишина начинает греметь. Сердце словно добралось до головы, начиная стучать где-то по соседству с мозгом, который нервно пытался понять, послышалось ли ему. Нет, это точно был голос Феликса. Его приятный, бархатистый голос, чуть охрипший после оргазма. Одеяла шуршат, когда парень поворачивается к нему лицом и смотрит прямо в глаза. — Я забирал сердца. Губы двигались, это точно сказал Феликс. А тишина сковала настолько, что он даже губами пошевелить не может, не может ответить хотя бы удивлённым возгласом. «Тот мальчик красивый, у него глаза добрые». Всё к чертям рушится. Он всматривается в глаза Феликса, стараясь найти хоть каплю зла, хоть малейший намёк на то, что он сейчас насмехательски улыбнётся, скажет, что это ложь, крепко прижмётся к его груди и заснёт. Не находит, блять. — Я сдамся завтра, обещаю, я больше не доставлю хлопот, — он опускает взгляд, делает большую паузу, ждёт ответа. Ответа нет, а Минхо чувствует, как начинают трястись руки, глаза с трудом моргают. — Я не хотел никому вредить, правда. Он сглатывает слюну . — Первым, у кого я забрал сердце, был мой друг. Он чертовски страдал после расставания с девушкой, планировал наложить на себя руки. Я думал, что если у него не будет эмоций, значит и страдать он больше не будет. Минхо закусывает губу, чувствует, как она от сухости трескается, и быстро появляется металлический привкус по рту. — Они все страдали, правда. Последней была та девочка, её изнасиловал похотливый ублюдок, я хотел, чтобы она не чувствовала себя плохой из-за этого. Тысячи мыслей проскакивают в его голове, унося в огромный водоворот из которого невозможно выбраться. Это был Феликс. Все бессонные ночи, все нервные клетки, которые он потерял, пытаясь найти хоть кого-то, всё это было из-за Феликса. Солнечного мальчишки, который широко улыбался и светился как самая настоящая звезда. Во всех этих преступлениях виноват его Феликс. Минхо зажмуривается, чувствуя, что глаза начитает щипать от слёз. — Я сдамся завтра обещаю. И Минхо верит. Кажется даже слишком сильно. Не стоит доверять преступнику. Разве перед ним преступник? Перед ним его мальчишка, которого хочется целовать до опухших губ. Целует. Мягко, боязливо. Понимает, что это последний раз. ♡♡♡ Он правда сдался. Суд шёл недолго, уже скоро Ли Феликс отбывал пожизненный срок в одиночной камере. Газеты пестрили яркими заголовками, все норовили получить хотя бы фотографию Минхо или Хёнджина, не говоря уже об интервью. Хёнджин в первый день этого фурора с яркой улыбкой позировал перед десятком камер, умудрялся давать короткие комментарии журналистам, пока Ли заперся в своей комнате. Даже на суде от его лица говорил Хван, прикрываясь тем, что его коллега болеет тяжелейшей простудой. Простудой по имени Феликс. Минхо, если честно, до последнего надеялся, что это было пьяным бредом, сном, отвратительной шуткой. Чем угодно, но только не правдой. Он разрушился окончательно, когда наутро в пустой квартире, откуда Феликса уже и след простыл, раздалась громкая трель телефона, а из трубки послышался взволнованный голос Хёнджина. «Похититель сердец сдался, жертвы его опознали». Что-то разрушилось с оглушающим треском, который не услышал никто кроме самого Ли. А без парня было одиноко. Он всё чаще и чаще оставался наедине со своим сбивающимя сердцебиением, тяжёлым дыханием и сигаретным дымом, который отчего-то стал пахнуть гораздо неприятнее. Конечно, неприятнее, теперь каждая затяжка не сопровождалась сладким поцелуем на губах. Из карманов пропали конфеты, которые Феликс постоянно пихал туда, пропал звонкий смех и лёгкий запах парфюма. ♡♡♡ В тюрьме было холодно. Холод пробирался под кожу, заставляя непрерывно дрожать. Руки неконтролируемо тряслись, пока его вели по узким тёмным коридорам. Раннее утро совершенно не время для встреч, но разве полицейских это касается? — Ли Феликс на месте, — послышался зычный голос из глубины помещения. — У вас десять минут. Карие глаза напротив всё ещё были добрыми. Пропала улыбка, вечно украшающая лицо мальчишки, а веснушки словно выцвели. — Здравствуй, — голос всё такой же приятный, успокаивающий. Холод словно в страхе отступает, давая одному присутствию парня согреть Минхо. Сердце пропускает пару ударов, когда мальчишка машет ему рукой. — Забери у меня сердце. Из комнаты для встреч он выходит абсолютно пустой, слыша на прощание лишь тихое: — Я всё ещё люблю тебя.