Sub rosa

У ножки стола лежал свернутый пергамент. Элеонор вздохнула, взмахнула палочкой и пергамент переместился ей в руку. Опять Касс уронил. Младший из сыновей был довольно рассеян, и из его сумки выпадало все и постоянно. Элеонор развернула свиток. Какие-то подсчеты, цифры, чуть ниже знакомый почерк мужа, где указано кому эти деньги будут распределяться. Октавиус раньше никогда не забывал свои бумаги. Но этот свиток видимо выпал, и он не заметил. Может быть, важный документ. Обдумав, что сможет по пути заглянуть на десять минут в Министерство, Элеонор сложила свиток в свою сумку. Затем повязала морковно-красный платок на шею, еще раз проговорила няне последовательность обеда, попрощалась с мальчиками, у которых как раз начиналось занятие по нумерологии, и зашла в камин. Зеленое пламя, небольшой полет и вот он, холл Министерства. Элеонор всегда с грустью смотрела на этот огромный черный холл, фонтан в центре, сотни каминов. Когда-то она работала здесь, когда-то она была одной из этих спешащих на работу девушек. Все это было слишком давно. Она прошла к лифтам, втиснулась в кабинку одного. Вглубь направо, вверх, потом налево и можно выходить. Пройдя по малолюдному, но все такому же широкому коридору она дошла до двери с табличкой «Департамент взаимодействия с Тихоокеанским регионом» и вошла внутрь. Коридор продолжался, но был гораздо светлее. Похоже на Октавиуса. Он любил, когда все светло, просторно и без особых изысков. Сотрудники бегали с папками, пергаментами, что-то обсуждая на бегу. Элеонор никого из них не узнавала и, дойдя до большого холла для посетителей, замерла. Заходить к мужу в кабинет без предупреждения она не хотела. Вдруг у него совещание или посетитель. Хорошо бы найти Мориса, тот всегда был в курсе, чем занят его начальник. — Добрый день! Вам помочь? — вдруг услышала Элеонор приятный женский голос и повернулась. Невысокая девушка с круглым лицом и каштановыми волосами стояла перед ней, держа в руках гору свитков. Она улыбалась и участливо смотрела на Элеонор. — Добрый день! — обрадовалась Элеонор. — Да, извините, я хотела узнать, свободен ли мистер Флинт и не могу найти Мориса, его помощника. Девушка виновато посмотрела на Элеонор и ответила: — Он, к сожалению, сейчас на заседании Визенгамота, и я не уверена, что он скоро вернется. Элеонор зажмурилась, ругаясь на себя. Конечно, он же говорил, что у него заседание. А девушка продолжала: — Но вы не переживайте, я могу проводить вас к Морису. Он сейчас в библиотеке. — Спасибо! Я в целом знаю, где библиотека. Была там однажды, вроде бы, — засмеялась Элеонор и, радуясь, что ей не придется самой разбираться в этих кабинетах, пошла за девушкой. — Тут совсем недалеко, — девушка повернулась к центральному коридору. — Пятый кабинет по правой стороне. Они подошли к нужной двери. Девушка хотела ее открыть, но тут дверь распахнулась, и оттуда вышел Морис. Солнечный свет из библиотеки окутал Элеонор, и она зажмурилась. Морис аккуратно прикрыл дверь, оставляя тонкую щель. Высокий, худой, с залысинами, в темной-синем костюме. Он казался таким посредственным, невыдающимся. Его сложно было описать или найти в толпе. Этим Морис всегда пользовался. — Элеонор, какая неожиданность, — он удивился. — Добрый день! Рад тебя видеть. Катрина, надеюсь, ты не мне это несёшь? — Нет, я провожаю к вам посетителей, — улыбнулась девушка и повернулась к Морису. Луч солнца упал на ее серьгу, и она вспыхнула тысячей огней. Элеонор почудилось, будто она перестала дышать. Так сверкали только бриллианты из Блумфонтейна. Она поморгала. Девушка отступила обратно в коридор и сверкание прекратилось. Она улыбнулась и добавила, глядя на гору свитков в своих руках: — Это для мистера Флинта. Я сама ему отнесу. До свидания. — До свидания, — чуть слышно проговорила Элеонор. — Октавиус сейчас в Визенгамоте, — пояснил Морис, взглядом проводив Катрину. — И думаю, пробудет там еще долго. Повестка была обширная. — Да, конечно. Я не за этим. Вот, он забыл дома, — Элеонор пытаясь держать себя в руках, нервно перебирая сумку и наконец, вытащив свиток. Морис развернул его и нахмурился: — Я не представляю, что это за расчеты, но почерк Октавиуса, то есть мистера Флинта, конечно. Передам Катрине, она отнесет это с другими документами. — Кто эта девушка? — стараясь не выдать своего волнения, спросила Элеонор. — Ваша секретарша? — Это наш делопроизводитель Катрина, — Морис не мог оторваться от свитка. — Очень милая. Формально она не наш делопроизводитель, а юристов, их еще осенью перевели к нам для подготовки документов. Но мы ее точно оставим у себя. Обратно не вернем. — Серьги у нее красивые, — с трудом произнесла Элеонор. — У нее недавно был день рождения, а еще у нее есть какой-то богатый ухажер, — Морис посмотрел на Элеонор и подмигнул. — Но она и сама очень красивая девушка, а в работе ей цены нет. Я боюсь, что она выйдет замуж и бросит нас. Элеонор рассеяно покивала, словно соглашаясь с Морисом, а затем, попрощавшись, ушла. Как дошла до каминов в большом холле она не помнила. * * * Выйдя из камина в доме Урсулы Элеонор вместо приветствия выпалила: — Он изменяет мне с секретаршей. — Привет, Элеонор, — удивилась Урсула. — Мам, это Элеонор, жена Октавиуса. А это моя мама, мадам Пифо. Элеонор взглянула на тоненькую женщину, стоящую радом с Урсулой. Урсула была похожа на мать, только чуть крупнее и выше. И волосы у Урсулы были длиннее. — Добрый день, — попыталась быть вежливой Элеонор, ей стало неловко за свое приветствие. — А с чего ты взяла, что он изменяет тебе с секретаршей? — Урсула недоверчиво посмотрела на Элеонор. — Потому что он подарил секретарше серьги с бриллиантами из Блумфонтейна, — Элеонор была благодарна Урсуле, что можно высказаться. — У кого еще в Англии есть такие камни? Он мне подарил две брошки с ними. Точно такие же. Я не слепая, я все вижу. Да и его постоянные задержки. «Ох, милая, у меня совещания». Чушь, все чушь! Я эти серьги увидела и у меня прям все сложилось. — Может он ей просто так подарил? — Урсула пожала плечами и села в кресло. — Никто не дарит просто так такие украшения, — поправила дочь Аламанда и с сочувствием посмотрела на Элеонор. — Не в этих семьях. — Вся моя жизнь — это насмешка, — Элеонор смотрела куда-то в пустоту. — Он превратил всю мою жизнь в фарс! Я ради него все бросила, родила ему двух детей, сижу дома, вся такая хорошая верная жена, а он мне изменяет с секретаршей! Я терплю его семью, его придурков братьев, которые мне чуть ли не в лицо говорят, какая я страшная. — Ты не страшная, — попыталась как-то приободрить ее Урсула. — Я знаю, — удивленно посмотрела на Урсулу Элеонор. — Но вот по мнению их семейки я страшная. Его отец смотрит на меня всегда с таким снисхождением, ты бы видела. Его мать постоянно пытается меня переодеть: «Ох, дорогая, этот цвет тебе не подходит!». Да мне плевать! Понимаешь, я даже элементарно не могу одежду себе сама выбрать. Вот этот платок, — Элеонор развязала морковно-красный платок и потрясла им в воздухе. — Она постоянно пытается с меня снять. Он не того цвета. А я люблю этот платок, и мне плевать, какого он цвета. Мною всегда недовольны. А я ради них стараюсь, но все напрасно. Особенно на фоне Эсм. Она-то умеет одеваться и вообще она красотка. Я на нее всегда так злюсь, ты бы знала. И ведь знаю, что она ни при чем. Я вообще не думаю, что у нее что-то в голове есть. У Беатрис мозга больше, чем у Эсм. Та хоть говорит без умолку. А эта молчит и висит на муже. У меня даже на полном серьезе проскакивали мысли, что они куклу оживили и Маркусу выдали. Ну, не может себя так живой человек вести. Единственное, о чем с ней можно поговорить — это квиддич. Вот скажи, люди с ее внешностью интересуются квиддичем? Они оживили куклу. — Или держат ее под Империо, — вдруг тихо дополнила Аламанда и, закутавшись в шаль, села на диван. — Мне Беатрис предлагала Империо на детей накладывать, — ошарашенно посмотрела на Аламанду Элеонор. — Я думала, что она шутит. Но нет, такие у них правила воспитания. Вы про такое слышали когда-нибудь? — Я слышала, — так же бесцветно ответила Аламанда. Урсула удивленно посмотрела на мать. Она ничего подобного никогда не слышала. — Это ужасно! — Элеонор почти кричала. — Я променяла свою жизнь на этот фарс. Я же работала в Министерстве, у меня есть способности. Я изучала редких животных, хотела быть как Ньют Саламандер. Мне даже предложили поехать в экспедицию в Сиам. Я была перспективным сотрудником. Но я тогда познакомилась с Октавиусом, и он был ужасно милый и мы уже встречались. И я не смогла уехать, оставив его. Я думала, он — моя судьба. А потом он мне предложил выйти за него, и я конечно согласилась. И бросила работу, как он сказал, и была самой лучшей. А потом свадьба, переезд в Окленд, беременность, дети. А он идет все выше и выше по карьерной лестнице. А что я? Мне тридцать, я сижу дома, и он изменяет мне с секретаршей. А я никто, я просто никто. — Ты можешь пойти работать в Министерство, в свой старый отдел, — предложила Урсула. — Да, не на высокую должность, но не важно. Элеонор с Аламандой снисходительно посмотрели на Урсулу, словно она сказала глупость. — Мне очень нравятся твои научные работы, — вздохнула Элеонор и повернулась к Урсуле. — Я встретила тебя и поняла, что я могла бы быть такой же. Я хочу быть такой как ты, а не такой, как Эсм или Беатрис. А я замужем за Октавиусом и выбора у меня нет. Знаешь, он ведь ненастоящий. Вот некоторые люди с посторонними людьми ведут себя определенным образом, а дома снимают маски. А он никогда не снимает маску. Всегда вежлив, всегда доброжелателен, весь такой идеальный. Но это все неправда. Я для него тоже посторонний человек. Я думаю, если он снимет маску, под ней будет пустота. Там ничего не будет. Он ненастоящий. — Знаешь, — тихо сказала Аламанда, — твое счастье, что он не снимает маску. Не все маски надо снимать. — Почему? Я хочу увидеть его настоящего. Он мой муж, что я там ужасного увижу? Вот ваш муж делал что-нибудь ужасное? — нервно спросила Элеонор. Аламанда горько ухмыльнулась и сказала: — Ну, лучше бы он изменял мне с секретаршей. — Я вообще не думала, что ему важна эта часть жизни, — покачала головой Элеонор. — Он такой механический, ненастоящий. Мы спим в разных спальнях уже год, наверное, и он мне ничего не говорит. Вроде так и надо. Я думала, что ему это неважно. Мне тоже это не особо важно, особенно после рождения детей. Нет у меня таких желаний. И я радовалась, что и он такой же. Но, видимо, ему это неважно со мной. — Если тебе нравится спать в отдельной спальне без него, то пусть он изменяет с секретаршей и не трогает тебя, — вдруг заметила Аламанда. — Это ведь не плохо. — Я не хочу такого! — непонимающе посмотрела на нее Элеонор. — Ты его любишь? — недоверчиво спросила Урсула. Она вообще не понимала, о чем весь этот разговор. — Нет, — Элеонор покачала головой. — Не думаю, что я его люблю. Он мне очень нравился когда-то. Любить я его не любила, но он мне нравился. Но я говорю, он какой-то ненастоящий. — Так и что ты хочешь? — пыталась понять Урсула. — Нормальную семью хочу, — горько усмехнулась Элеонор, — а не вот такую. Настоящую. Если я и променяла свою интересную жизнь и свою научную карьеру, то хоть на что-то стоящее, а не вот на это все. А иначе в чем смысл моей жизни? — У тебя есть дети, — снова добавила Аламанда. — И что? Они должны дать мне смысл? — Элеонор с отчаянием посмотрела на спокойную Аламанду. — Мне дали, — вздохнула Аламанда. Урсула недоверчиво покосилась на мать. — Я, наверное, плохая мать, — Элеонор покачала головой. — Когда я родила мальчиков у меня было, может быть, чувство облегчения, что все закончилось. Не было у меня неземного счастья и эйфории. И когда они росли, тоже не было. Просто была работа, рутина. Сейчас с ними хоть поинтереснее стало. Но при этом я видела, как Эсм смотрит на своих детей, как будто они божества, как будто они вершина всего. Она могла часами сидеть со спящим ребенком на руках и смотреть на него. Я это все видела, и я понимала, что у меня этого нет. И так до сих пор, она их балует, она их на руках таскает, целует их, разрешает им все. Их дочка ходит обвешанная бриллиантами, потому что ей так нравится, их сын матерится, как… — Как Септимус, — криво улыбнулась Аламанда. — Да, — согласилась Элеонор. — Как он. И всех это устраивает. Но я вижу, что она их обожает. Она на Маркуса также всегда смотрит. А у меня этого ничего нет. Я на все это смотрю и чувствую себя самозванкой. Я променяла свою карьеру на то, чтобы быть хорошей женой и матерью, но я не люблю своих детей, я не люблю своего мужа, и он изменяет мне с секретаршей. Можно было бы вернуть все назад и поменять, я бы сказала: «Нет». — Ты всегда можешь уйти от него, — ответила Урсула. — Он не единственный мужчина во вселенной. Да и вообще ты можешь жить одна. В этом ничего такого нет. — Брак магический? — тихо спросила Аламанда. Элеонор нервно кивнула. — Значит, развод запрещен. — Но это же глупо, — Урсула пыталась объяснить матери и Элеонор. — Мы современные люди. Это все пережитки прошлого. — Нет, моя милая, — Аламанда с болью взглянула на дочь. — Это не современный мир. Брак — это далеко не так просто. — И что мне теперь делать? — в отчаянии посмотрела на Аламанду Элеонор. — Как мне ему в глаза смотреть? — Вернешься домой и сделаешь вид, что ты не в курсе, — усмехнулась Аламанда и пригладила волосы. — Это самый лучший вариант. Будешь жить своей жизнью, он будет жить своей. Будет тебе дальше изменять с секретаршей, будет дарить ей украшения, возможно, купит ей дом, чтобы ему было удобнее. Но это не повлияет на твое благосостояние или благосостояние ваших детей, не переживай. Своей секретарше он родить не даст, потому что бастарды — это скандал. А он на дурака не похож, ему скандалы не нужны. — Ты что! — пораженно посмотрела на мать Урсула. — Надо сказать, ему правду! Пусть извиняется, как минимум. А лучше пусть катится ко всем чертям! — А смысл? — пожала плечами Аламанда. — Он скажет, что она все не так поняла. Он ни за что в ошибке не признается. Я таких, как он, хорошо знаю. Но если он будет знать, что она знает и есть риск скандала, он попытается ее изолировать. Будет отправлять ее на континент отдохнуть, подлечить нервы. Колдомедиков приставит. Те выпишут заключение, что у нее ментальные болезни. И ее слова перестанут восприниматься всерьез. Мало ли что говорит сумасшедшая жена. — Нет! — удивилась Урсула. — Она же вменяемая. А как же дети? Детей тоже отправит на континент? — Одну, — Аламанда внимательно смотрела на Элеонор. — Без детей. Сыновей он тебе никогда не отдаст. Да и тут ты свободна не будешь, к тебе кого-нибудь приставят. Ты ведь мать его наследников, ты должна быть безгрешна и чиста. — Тогда уж ему проще меня убить, — усмехнулась Элеонор. — Мороки меньше. — Тоже возможный вариант, — согласилась с ней Аламанда. — Но только если ты начнешь представлять какую-то опасность. А если все будет как и прежде, зачем ему тебя убивать? Как ты говоришь, мороки больше. — Ну, чтобы жениться на секретарше, — пошутила Элеонор, пытаясь скрыть свое отчаяние. — Тут можешь расслабиться, — Аламанда махнула рукой. — Он на ней никогда не женится, потому что это совсем не комильфо для таких, как он. Его после такого ни в одно приличное общество не позовут. — То, что вы говорите, это слишком по-слизерински как-то, — поежилась Элеонор. — Наверное, но только так ты там сможешь выжить, — Аламанда покачала головой. — Среди слизеринцев веди себя, как слизеринцы. Тогда не сожрут. А вот в кого ты такая, лишенная змеиной крови, — Аламанда погладила Урсулу по волосам. — Ума не приложу. Мы с твоим отцом были со Слизерина. А тебя бы шляпа отправила на Гриффиндор. С такими-то мыслями. Урсула нахмурилась и недовольно посмотрела на мать. — Можно, я умоюсь? — тяжело вздохнула Элеонор. — Извините, я… не должна была так себя вести. — Все в порядке, — печально улыбнулась Аламанда. — Не переживай, не ты первая, кто открывает для себя радости семейной жизни в этом обществе. Иногда это обескураживает. Вторая дверь по коридору. * * * — Ты хочешь такой жизни? — Аламанда внимательно смотрела на дочь. — Поверь это еще хороший вариант. — Мам, ну мне будет плевать, если Кассиус будет налево ходить, — закатила глаза Урсула. Подобные разговоры ее раздражали. — Я не хочу идеальной семьи и так далее. Он с виду нормальный. — Они все с виду нормальные, — Аламанда не отводила от дочери взгляд. — Тебе нужно уезжать. Я нашла человека, который может достать незарегистрированный портал. Уедешь на пару лет, а потом, может, все и уляжется. — Мама, извини, но ты бредишь, — Урсула покачала головой. — У меня тут жизнь, у меня тут работа и мои растения. Я от них никуда не уеду. — Я не знаю, как тебе еще объяснить — Аламанда прикусила губу — Ты попадешь в клетку к диким зверям. Тебя оттуда не выпустят. — Мам, ну ты ерунду какую-то говоришь, — не соглашалась Урсула. — Во-первых, я за него замуж выходить не собираюсь. Во-вторых, даже если и выйду, то он в целом ничего. Ученый, кстати. С Адрианом де Моле работал вместе. — У тебя нет варианта не выйти, — Аламанда пыталась достучаться до дочери. — У вас уже была официальная помолвка. Если бы я знала, я бы тебя к ним на Рождество не отпустила. Если б я только знала. Септимус хитрый змей, все продумал. — Да они какие-то свои заклятия почитали и все, — Урсула махнула рукой. — От меня там особо ничего не требовалось. Только капля крови. Чушь какая-то. Мам, ну честно, ты зря переживаешь. Это все цирк и фарс. Я просто не приду на свадьбу и все. Кассиус пошипит и перестанет. Найдут ему новую невесту, а от меня отстанут. — Ты не понимаешь серьезность ситуации, — не отставала Аламанда. — Ты сбежишь и выйдешь замуж за своего парня. Это будет отличный план. Тогда они не смогут женить Кассиуса на тебе. Поженитесь по магловским законам. После этого ты станешь неугодной невестой. Они могут попытаться убить тебя, но ты сбежишь и затаишься. А потом все устаканится. — Мама! Я не буду выходить замуж за Ноэля, — жестко произнесла Урсула. — Я не буду выходить замуж за Кассиуса. Я не буду выходить замуж ни за кого! И разговор на эту тему закрыт. Все, я иду с Элеонор в сад, показывать ей растения. Подумаем, что можно вырастить в их саду. И Элеонор мне жалко. Октавиус поступает ужасно. Все, я пошла. Урсула встала и, не обращая на несогласную мать, пошла за Элеонор.