Liberté, égalité, fraternité

Дом был по истине огромен, но холоден и мрачен, чего я обычно не чувствовал у Франциска, даже в теплое весеннее утро. С уходом слуг, которые, несомненно, также привносили в поместье что то светлое, от чего хотелось наслаждаться его уютом, это место стало опустошенным и одиноким, всё вокруг покрылось пылью, но была на люстрах, коврах, шкафах, софах - абсолютно везде, заполняя собой проникающий через открытые мною окна воздух. Да, дом безусловно изменился с моего прошлого визита. Тогда, пять лет назад, здесь бурлила жизнь, носились слуги, пели приглашенные музыканты, пока дамы и кавалеры, чопорные, одетые с иголочки, кружились в танцах, а в многочисленных подсвечниках горели яркие теплые огоньки жизни. Я был одним из приглашенных на тот карнавал. Помню, как поднимался по высокой, массивной мраморной лестнице, как увидел Францию, мирно попивающего вино и мурлыкающего с какой то юной особой.... В тот вечер мы уединились в саду, таком пустом и тихом, что его визгливые, негромкие постанывания казались мне оглушительными криками. Я зажимал ему рот рукой, дабы никто не заметил столь интимный для нас обоих момент, коим мы старались по максимуму насладиться. Но вернёмся к настоящему. Пройдя по лестнице, я оказался на втором этаже. Отсюда открывался вид вниз, на большой зал, когда то там были танцы, маскарады, я точно помнил эту приятную атмосферу, заполонявшую тогда всё вокруг. Окунувшись с головой в яркие воспоминания, я не заметил, как оказался в тупике. Передо мной возвышалась массивная дверь, которую я без промедления открыл, шагнув в комнату. Кажется, это была библиотека. Передо мной предстал огромный лабиринт шкафов, уставленных покрытыми пылью книгами. Подойдя к одному из стеллажей, я аккуратно достал громадную энциклопедию в зеленной обложке. Кажется, она была о животных, по крайней мере, мои скудные познания французского языка, коего я считаю глупым и плохо звучащим, позволили мне перевести достаточно лёгкое слово "Animaux", большими красиво выведеными золотом буквами украшающее обложку. Открыв книгу примерно на середине, я с интересом рассмотрел изображение кролика, красовавшеевся на большую часть страницы. Шерсть его была желтоватого, похожего на солому, цвета. Животное выглядело, для своего, признаем, уязвимого вида, не занимающего достойное место в пищевой цепи, невероятно отважным - поднявшись на задние лапы, будто пытаясь казаться выше, он с вызовом смотрел куда то в право, навострив уши. Чуть ниже был рисунок его скелета в профиль и в анфас, а рядом место нахождения органов этого невинного существа. Вторая страница разворота была полностью исписана мелким ровным почерком, и мне удалось разобрать всего несколько слов: «courir» «herbe» «oursons». - На вас похож, n'est-ce pas juste? От неожиданности подскакиваю, захлопнув книгу и обиженно фыркнув, стоило мне только услышать его раздражающий смех. Почувствовав, как Франция обвивает мою поясницу холодными руками, пытаясь залесть под рубашку, я, уже в край рассерженный, спрашиваю: - Какого черта вы делаете здесь, я ведь приказал вам оставаться в постели? - Ох-ох, не мог же я не проследовать за вами, – Фрациск ухмыляется, окончательно обняв меня и вырвав книгу из моих рук, - Вы выглядели таким задумчивым, неужто вас что то беспокоит? Ах, не говорите, – он прикладывает палец к губам, как только я пытаюсь ответить, – Я же знаю - единственное, что волнует вас сейчас это... Я! Я вас раскусил! – он вновь заливается хохотом, буквально оттанцевав к софе, стоящей поблизости, и плюхувшись на неё, закинул ногу на ногу. Какова вульгарность. - Не кажется ли вам, мисье, что вы, несмотря на – я с трудом выговорил следующие слова, густо покраснев, – нашу воспитательную беседу , продалжаете игнорировать правила приличия? - Нет, ни капельки, – улыбается Франция, – К тому же, давайте будем честны, здесь, – мечтательно окидывает взглядом пустое помещение, подперев голову тут рукой, – мы совершенно одни, Артур! Одни в целом мире, и никому нет до нас дела! Оставьте вашу напыщенность за дверями, хоть на минуту расслабьтесь, милый мой Артур! - Отсутствие людей никак не повлияет на поведение светского благовоспитанного юноши, Франциск. Неважно, в каком месте находится джентльмен, он всегда... - ...Да, да, я уже понял, – со скучающим видом отвечает он, открыв книгу на странице с кроликом, чтобы рассмотреть рисунок, – Святая дева Мария, – засмеявшись, он проводит пальцем по изображению вышеупомянутого кролика, – Удивительно, как такое маленькое чудо может строить из себя война... – он опять смотрит на ничего не понимающего меня, глупо улыбаясь, – Интересно, кого этот кролик больше обманывает: нас или самого себя? Старательно игнорирую вопрос, продолжив осматривать помещение. Я прошёл вдоль полки, из которой несколько минут назад достал эту чёртову энциклопедию, ведя по корешкам книг рукой, и, остановившись в самом конце, вытащил книжку с изображенным на обложке крестом и надписью "Catéchisme" - Катехизис, – утвердительно проговорил я, то ли Франциску, то ли самому себе. - Правда? Катехизис? – он удивлено подходит то мне, взглянув на книгу через моё плечё, – Но он не должен быть тут, это стеллаж... – Франция на секунду задумался, – с научно-позновательными книгами... Катехизису здесь не место. Я протягиваю ему книгу, и, открыв её, Франциск вполголоса прочитал: - ...Целомудрие требует, чтобы человек научился владеть собой и использовать свою свободу во благо. Либо человек владеет своими страстями и обретает покой, либо он позволяет им господствовать над собой и становится несчастным. Третьего не дано, – захлопнув книгу, он поворачивается к окну и смотря в даль, произносит: - Ах, шестая заповедь. Та, которою мы... – меланхолично шепчет он, не намереваясь продолжать. - ...Так безрассудно нарушили? - Я подхожу ближе к нему, прижавшись и обрав непослушные пряди с лица. Он кивает, обняв меня и опалив дыханием щеку. - Получается мы оба врем себе и окружающим, но при этом честны друг с другом, Артур? – спрашивает Франция. - Безусловно, Франциск. - И эта искренность с друг другом порождает чувства? Стоит ли нам тогда дать им волю сейчас, Артур? - Безусловно, Франциск.