Новые правила

«Я много думал, как можно перестроить Разведкорпус, какие изменения внести, чтобы работа была эффективнее. Размышления мои касались не только порядков в казармах, но и всего, что находится за их пределами. С кем общаются солдаты, куда ходят, что думают и чувствуют. Само собой, я понимаю, что разведка – это особый мир, хоть и входящий в общую военную структуру, всё же стоящий отдельно и живущий по своим правилам. Я прекрасно это знал с самого начала. Большинство солдат из полиции и гарнизона со временем заводят семьи или же навещают родителей. Их душевное спокойствие зависит от того, живы ли их близкие. В то же время не они стоят на передовой, не они рискуют собой на каждом задании и не они первыми столкнутся с угрозой при её приближении. Солдаты гарнизона много времени проводят в городе и могут жить отчасти мирной жизнью. В военной полиции и вовсе лафа – солдаты по большей части выполняют тривиальные задачи: ищут людей, охраняют дворец, патрулируют улицы. Офицеры же погрязли в пьянстве и коррупции. Их развратила лёгкая работа. Но что представляют собой разведчики? Для меня они несомненно самые храбрые и волевые люди внутри наших древних стен. Многие из них, как и я – одинокие люди, те, кому нечего терять и некого беречь. Каждый из них перманентно готов к смерти. Как же иначе самоотверженно, забыв о страхе, бросаться в бой, если не свыкнуться с мыслью о безвременной конечности жизни? Из этого правила, пожалуй, есть лишь одно исключение – Леви. Дааа, такого звериного, вошедшего в кровь, инстинкта самосохранения я больше ни у кого не видел. Но это и логично. В трущобах именно его следует оттачивать в первую очередь, чтобы прожить подольше. В нём странно сочетаются бесстрашие и хладнокровие. Вероятно, уверенность в своих силах сделала его таким. В случае Леви никакого смирения со смертью. Хотя его желания и цели по сей день остаются для меня загадкой. А вот остальные… Заносчивые и странные, талантливые и горящие идеей борьбы, безбашенные и вдумчивые – им всё же нужно нечто, какая-то радость, чтобы с готовностью воевать и без сожалений расстаться с жизнью. Среди нас нет ни одного солдата, у которого была бы собственная семья, то есть муж или жена и дети, которые бы ждали нас дома. В общем-то, и дома ни у кого из нас нет. Наверняка многим хочется тепла, хочется любить кого-то, обнимать и засыпать под нагретым одеялом. Да и мысли о телесных удовольствиях никуда не исчезают. Некоторые, конечно, спускаются иногда в нижний город, но большинство лишены физического тепла. Мужчины становятся раздражительными или мрачными, кто-то с головой уходит в тренировки или работу в казармах. Девушкам несколько легче, да не сильно. Они думают, я не замечаю их мечтательные взгляды и задумчивые фигуры у конюшни или колодца в свободное время. Некоторые тоже заваливают себя упражнениями. А иные просто стараются отвлечься и тихо страдают. Однако ничто из этого не выход...» День, как всегда в хлопотах, пролетел незаметно. Наступил вечер и близилось время ужина. Уставшие солдаты плелись с разных концов части к зданию столовой. Кто-то шёл, вытирая со лба пот после тренировки по рукопашному бою, некоторые выходили из конюшни, вешая по пути пустые ведра и складывая щётки, молодняк брёл от казармы, снимая с лица повязки, а с рук – перчатки. Мы с Петрой весь день проводили ревизию в оружейной и как раз закрывали двери на замок. Леви и Ханджи вышли из командного штаба: она что-то говорила ему, а он слушал и временами кивал. За ними вышел Микки и тоже направился к столовой. Когда мы переступили порог, большая часть помещения уже была заполнена людьми. Ели все быстро и без лишних слов. Лишь спустя некоторое время послышались разговоры и кое-где смех. Расходиться не собирались, таков был приказ: все ждали командира. Наконец дверь скрипнула и в помещение зашёл Эрвин Смит. На нём не было куртки с крыльями, лишь рубашка и брюки, на лице виднелись следы усталости и недосыпа, но осанка как всегда была прямой и уверенной. Он встал перед нами. — Добрый вечер. Надеюсь, все в сборе, потому что информация напрямую касается большинства из вас. Мы все живём здесь, в военной части, практически безвылазно. Ну кроме выездов за стены. – Он усмехнулся. – Почти все наши солдаты одиноки и не имеют своих семей. Я много думал о распорядках в разведкорпусе и решил ещё кое-что изменить. Петра и я переглянулись, Ханджи и Леви – тоже. Что значит «большинства»? То есть к кому-то это не отнесётся? И что за изменения такие? Эрвин тем временем продолжал говорить и его слова удивляли нас всё больше. — Главные правила таковы: никто за пределами разведки, зарубите себе на носу, ни один человек не должен знать; это ни под каким видом не должно мешать работе, вы можете воспользоваться правом исключительно в свободное время… Тут и там начали возникать недоуменные взгляды, пробежал шепоток. Я заметила, как Леви резко повернулся к Ханджи и прошептал: – Что ещё за чушь?! – Она чуть качнула головой и пожала плечами, давая понять, что для неё это такая же новость, как для остальных. — …только по обоюдному согласию, полученному вербально чётко и понятно; недопустимо возникновение никаких привилегий и исключений по части службы; старайтесь избегать глубоких привязанностей… На лице капитана Ханджи расползалась её зловещая улыбка. Должно быть, она уже предчувствовала материал для психологических наблюдений. Лицо Леви было невозмутимо, лишь брови чуть сдвинулись и глаза пристально смотрели на командира. Микки и Оруо сидели в довольно свободных позах и с явным интересом слушали. Моблит стоял у выхода, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки. Его лицо выражало смущение и недоумение. Петра круглыми глазами взирала на командира. — …никаких прилюдных жестов; звание в этом вопросе не имеет значения и приказной силы, но только в этом вопросе; и разумеется, нововведение не касается солдат, не достигших шестнадцати лет… Леви резко встал из-за стола и, пройдя мимо Моблита, вышел на улицу. Дверь тихо стукнула. Командир бросил взгляд ему вслед, не останавливая речи. — …о любых нарушениях или жалобах неукоснительно, без страха и сомнений, сообщать лично мне, я буду контролировать ситуацию. И ещё кое-что. Обсуждение или сравнение личных качеств и характеристик недопустимо, должна сохраняться полная конфиденциальность. За сплетни и разглашение личной информации последует наказание. И помните: вы – по-прежнему солдаты, воины, защитники людей и равноценные в бою товарищи. Интересы Разведки превыше всего. А это – лишь та малая радость, что мы можем себе позволить. На этом все свободны. Он скользнул глазами поверх голов и вышел. «Что ж, посмотрим, что из этого выйдет…» Эрвин Смит брёл по направлению к командному штабу. Ночная чернота заполнила небо и стекла на землю. Лишь в нескольких местах лагеря горели фонари, немного разгоняя мрак и разбрасывая в разные стороны длинные тени. Командир поднял глаза на небо и с минуту смотрел на звёзды, потом зашагал дальше. От стены штаба отделилась фигура. Он уже знал, кто это. — Эрвин. Что за бред ты там наговорил? — Почему-то я знал, что ты будешь недоволен. — Само собой. Разрешить солдатам спать друг с другом – да ты представляешь, во что превратится разведка? А как же субординация? Обычно я доверяю твоим решениям, но думаю, что ЭТО приведёт к хаосу. Они поднимались по лестнице на второй этаж штаба. Там располагались личные комнаты высшего командного состава. На первом жили сержанты. Любопытно, что в обычных казармах существовало разделение по признаку пола – например, трёхместные мужские и женские комнаты находились на разных этажах или даже в разных зданиях – а в штабе комнаты были одиночные и соседствовали друг с другом. От лестницы тянулся коридор, ближе всего по левой стороне находилась комната Ханджи, дальше, примерно в середине, была дверь в комнату командира, ещё дальше, наискосок от него, жил Леви и в дальнем конце располагалась комната капитана Микки. — Я посчитал, что стоит попробовать. — Попробовать? А с нами обсудить ты не додумался? Смит открыл ключом свою комнату и они вошли внутрь. Он прошёл и устало опустился на постель. Капитан остался стоять. — Подозреваю, что остальные приняли бы не твою позицию. Послушай, Леви, какие радости у нас есть? Ну? Ты, я, Ханджи – мы фанатично преданы своему делу. Но что мы имеем кроме него? Как проживаем каждый свой день? Человеку нужна хоть какая-то радость. Капитан молчал. — Так или иначе, это моё решение и моя ответственность. — Непредсказуемая авантюра. Впрочем, ты был бы не ты, если бы не совершал опасных авантюр. Смотри не пожалей. Он развернулся и вышел, оставив Эрвина в одиночестве.