Говорит Москва

— У тебя есть отношения? Уралов смотрит на Татищева, не рассматривая, а скорее принюхиваясь. Он держит входную дверь нараспашку, впуская в квартиру запах свежей краски и перегара. Взгляд держится на пьяном друге, что, поправляя рюкзак на плече, продолжает стоять на лестничной площадке, дожидаясь ответа. — Может, зайдёшь? — тихо спрашивает Костя, отходя в сторону и пропуская Челябинск в дом. Тот, подумав пару мгновений, с кивком заходит в дом, бросая рюкзак на пол и стаскивая обувь ногами. Уралов же закрывает дверь на замок, наблюдая за пошатывающимся другом, который движется в гостиную, заваливаясь на диван и вытягивая ноги, запрокинув голову назад. Хозяин квартиры замирает в проходе, складывая руки на груди и облокачиваясь о стену. Юра пялится на потолок чужой квартиры, хмурясь от плывущей перед глазами люстры. Он крепко жмурится, упираясь локтями в колени и сгибаясь, делая глубокий вдох, чтобы собраться с силами. Татищев, если говорить откровенно, сам без понятия, зачем приехал в Екатеринбург. Он размышлял обо всём этом всю неделю, решив, что хорошим способом разобраться во всём получится только после разговора с Катюшей. И Юра приехал, сел на такси, двинувшись по ночным улицам города, но нервы сдали и он развернул таксиста к ближайшему знакомому бару. Ему нужно было что-то, что развяжет язык. Что-то, что позволит поговорить, не думая о последствиях. Юре просто нужно это принять, но он был без понятия, как именно это сделать. — Если я останусь у тебя на пару дней, я не сорву твоих планов? — смотря на свои руки, что висели вдоль ног, наконец собирается с мыслями Юра. Он не решается поднять голову, потому что без понятия, как стоит себя вести. После того конфуза с ебейшим сном Юра даже думать о Косте не мог, при этом не вспоминая его в своей больной фантазии. Но мокрые сны решаемы, с их физическими последствиями можно без проблем справиться. Единственное, что оставляет мерзкий осадок, — это моральная сторона вопроса. Ибо Юра мог понять, когда видел в подобном плане Аню или любую другую девушку, что оставила о себе яркое впечатление, но никак не лучшего друга, ещё и мужчину. — Юр, что происходит? — прямо спрашивает Костя, продолжая держать стену плечом. — Ничего, что может быть опасно, — пожав плечами, отвечает Татищев, сжимая руки в замок. — Я просто думаю, вот и всё. — Юр… — Катюш, давай без мозгоёбства: ты меня к себе пустишь? — в конечном счёте поднимая голову и заглядывая в глаза собеседника, Челябинск сглатывает ком в горле. — Буквально на пару дней. Уралов тяжело вздыхает, хмурясь и опуская взгляд. Он молчит, думая, а Татищев нагло смотрит: на взлохмаченную шевелюру, дающую понять, что Костян спал; на глубокую складку меж бровей, которая придавала устрашения; на прямой нос, о форме которого Юра всё время думает — с горбинкой он или орлиный; на очерченную челюсть. Уралов был мужчиной, как ни взгляни на его лицо. Даже если бы его накрасили, надели парик, мужские черты лица всё равно давали бы о себе знать. А уж про фигуру и говорить нечего, тут никакие тряпки не смогут скрыть мужскую силу, как ты ни старайся. Но пальцы ощущают эту фантомную мягкость, когда Юра собирал короткие пряди в кулак. По телу бегут мурашки, стоит только вспомнить ощущение шершавого языка на своём члене, а также крепкие руки, что давили ему на грудь, не давая подняться. И взгляд — на Юру никогда не смотрели с настолько пошлыми глазами, целуя головку и позволяя ей скользнуть за щеку. Татищев дёргается, когда Костя — реальный Костя, а не из сна — проходит мимо него в свою комнату, чтобы пошуметь дверцей шкафа, прежде чем показаться с постельным бельём в руках. Юра всё понимает без слов, выдыхая и поднимаясь на ноги, желая забрать постельное, но получая только гонение в ванную. Татищеву в принципе плевать, главное, что ему позволили здесь остаться. Уже после, стянув спортивки, Юра валится на постель, зарываясь носом в твёрдую подушку, от которой тянулся шлейф Костиного порошка. Часы показывают три часа ночи, а Татищев думает только о том, что, работая на компьютере друга, нужно будет быть аккуратным.

***

— Ты в курсе, что дома нужно быть лохматым? — глядя на Уралова, стоящего рядом с диваном, интересуется Татищев, проверяя время и тяжело вздыхая от осознания. Время — десять утра, а Катюша уже прихорошился. Ради чего и кого, учитывая день недели и отсутствие необходимости куда-либо идти? Всё-таки сорвал планы. — Ты в курсе, что о себе нужно давать знать, а не пропадать, отписывая, что всё хорошо? — хмуро спрашивает Костя, протягивая Юрину кружку и заставляя незапланированного гостя хотя бы сесть на постели. — Что за детские выходки? — Катюш, — тяжело вздыхая, просит Юра, забирая кружку из чужой хватки. — Пожалуйста, давай без этого дерьма. — Это «дерьмо» продолжается уже не первый год, — медленно вскипая, стискивает зубы Уралов. — То ты появляешься, весёлый и жизнерадостный, то ты пропадаешь на недели и месяцы, не давая о себе знать. Я устал, Юр. — Мне просто нужно было время… — И сколько ещё тебе его потребуется?! Юра вздрагивает от застывшего в ушах крика, смотря на ноги Катюши, что застыл в дверном проходе. Поднимая взгляд, Татищев чувствует поднимающуюся по пищеводу рвоту, стоит только заметить причёсанного Уралова и свою кружку в его руках. Плевать, что Костя всегда приносил ему воду после пьянки, плевать, что подобная ситуация повторялась уже не первый раз — Юра чувствует, как его выворачивает. Именно из-за этого он подскакивает на ноги, пробегая мимо вжавшегося в стену Уралова, который всё понял без слов. Изо рта ничего не идёт, несмотря на явное ощущение поднимающихся комов из желудка. Юра сплёвывает слюну, чувствуя горячую ладонь на своей спине, что ощутимо, но в то же время мягко хлопает. Татищев морщится, делая глубокий вздох и оборачиваясь к окликнувшему его Косте, что тянет кружку. На этот раз Уралов ничего не говорит, а Юра, смачивая горло и прислушиваясь к своему организму, не знает, радоваться ему, что та ссора оказалась сном, или расстраиваться. Во всяком случае, через некоторое время самочувствие приходит в норму, и Юра, прячась в ванной, смывает с себя липкий страх. Он растирает бледную кожу жёсткой мочалкой, игнорируя неприятные ощущения, чтобы только перестать думать о выкидонах его подсознания. Надевая свежую одежду и вешая полотенца на сушилку, Юра смывает пену с основания ванны, выходя в коридор и наблюдая за широкой спиной друга. Уралов будто и не слышал его, занимаясь готовкой. Татищев чувствует запах мяса и томатной пасты, а также видит полупустую упаковку макарон, складывая информацию воедино. Облокотившись плечом о стену, Юра смотрит на разноцветные пряди, поджимая губы. Они не так сильно общались эту неделю, потому что Юру разрывало от противоречий. С одной стороны был друг, лучший друг, а с другой — взрослая личность со своими взглядами на жизнь. Татищеву ещё с детства вдупляли, что старших нужно уважать, но он быстро понял, что в этом правиле есть исключения. Ему говорили, что о девушках нужно заботиться, ведь те слабы, а после Юра познакомился с Ксюшей, которая зацепила Даниса своей силой и отвагой. «Старайся, и у тебя будет всё», — говорили ему, но никто не уточнил, что за это «всё» придётся отдать здоровье. Челябинск знает, что доверять чужим словам нельзя, что правда каждого человека относительна. Поэтому он и делал свои собственные выводы, наблюдая и изучая. — Снова макароны? — тихо спрашивает Татищев, заставляя друга обернуться к нему. — Суп долго готовится, — отойдя в сторону и открыв вид на две кастрюли разного размера, Костя возвращается к мясу в сковородке, помешивая его. — Или хочешь чего-то другого? — Неа, я у тебя всё съем, — выпрямляясь, Юра некоторое время молча смотрит на чужую спину, прежде чем задать вопрос. — Можно мне тебя обнять? Уралов оборачивается к нему вновь, сначала удивлённо подняв брови, а после нахмурившись. Он откладывает деревянную лопатку в сторону, но после, тяжело вздыхая, возвращается к своему делу, отворачиваясь. — Я никогда не был против, Юр, и ты это знаешь, — спокойно говорит Костя, но Татищев слышит сталь в его словах, подходя ближе и останавливаясь сбоку. — Но ты можешь рассказать, что происходит? Изо рта рвётся «просто дай мне время», но к горлу вновь подступает тошнота. Юра обхватывает одной рукой широкие плечи друга, смотря на сковородку с мясом. Вторая рука упирается в столешницу, и Татищев чувствует напряжение в чужом теле, стараясь не думать о том, что причиной этого является он сам. Юра хочет сказать Катюше, что всё хорошо. Что он не отвернётся от лучшего друга, несмотря ни на что. Однако его сознание будто бы смеётся над ним, издевается, тыкая носом в ошибки. Челябинск ненавидит ошибки. Если с расчётами и проектированием те ещё можно исправить, то с людьми нет. — Я просто познакомился с другом Серёги, — честно врёт Юра, продолжая обнимать Катюшу за плечи. — Ты знал, что он дружит с сыном Московского? —… под дружбой ты подразумеваешь?.. — Не знаю, — тяжело вздохнув, честно говорит Татищев, выключая плитку вместо Уралова и отпуская его плечо, отходя назад, чтобы не мешать. — Только подозреваю, потому что Серый напомнил мне тебя. Костя молчит, заканчивая с готовкой и доставая тарелки. Юра же ставит чайник, следом за другом доставая кружки и наливая им чай, слыша, как скрипят ножки стула о пол, когда Уралов садится на своё место. Челябинск, выкинув заварку в мусорку, ставит кружку перед Катюшей, садясь напротив и благодаря за еду. Они едят в молчании, а то единственное, что создаёт шум — это кость в кастрюле. Заканчивая, Юра также молча собирает посуду, замачивая, а после моя её, когда слышит тяжёлый вздох за спиной. — Чем Серёга напомнил тебе меня? Юра домывает последнюю тарелку, сжимая в руках полотенце и оборачиваясь к хозяину квартиры. Облокотившись на столешницу, Татищев смотрит в глаза собеседника, сглатывая ком в горле, но признаваясь: — Вы оба упрямые и оба скрываетесь, — честно говорит Юра, вытерев руки и убрав полотенце на место. — И он так же резко среагировал на мою… недоверчивость в сторону любви между двумя мужиками. — И что ты думаешь на этот счёт? — закинув ногу на ногу, интересуется Костя. — Что моя семья, похоже, будет состоять из одних мужиков, — шутит Юра, растягивая губы в неловкой улыбке. — Если только Катя не решит эту проблему. — Юр, я серьёзно, — хмуро одёргивает друга Уралов, заставляя Юру отвести взгляд и пожать плечами. — Я не ебу, как мне реагировать, — честно говорит Татищев, складывая руки на груди и поджимая губы. — Я не только тебе, но и ему столько дерьма наговорил про это пидорство, даже не думая, что мог вас задеть. — Ты думал, что мы нормальные… — Закройся, — перебивает Юра, возвращая взгляд на Уралова. — Вы оба нормальные, просто я ещё не до конца это всё осмыслил. — Мне приятно это слышать, но не заставляй себя, — опуская взгляд, стискивает зубы Костя. — Единственное, что я заставляю себя, — это не въебать тебе, — хмуро сообщает о своих желаниях Юра, делая глубокий вздох. — Разберусь, дело легче, чем танк собрать. Ты лучше скажи мне честно, я не буду тебе мешать, если останусь на пару дней? — Я всегда тебе рад, Юр. Юра встречается глазами с Катюшей, надеясь, что чужие слова являются правдой.