Говорит Москва

— И вы с каждым пациентом это всё заполняете? — откладывая ручку в сторону и облокачиваясь о стойку, интересуется Татищев, смотря на девушку-регистратора, что выписывала с компьютера информацию. — Приходится, — соглашается она, поднимая голову и уточняя, — ваш друг ведь не так давно поступал к нам, верно? — Ага, около месяца или двух назад, — кивает Юра, наблюдая, как регистратор что-то черкает на жёлтой бумажке. — Везёт ему, однако, — бурчит себе под нос девушка, заставляя Юру невольно окинуть себя взглядом. Светлые волосы, крабом собранные на макушке, аккуратные черты лица, тёмно-синий медицинский костюм, который был несколько великоват, открывая тем самым вид на ключицы. Невольно вспоминая прошлую поездку в приёмник, Юра также припоминает рост девушки, поджимая губы. Несмотря на отсутствие как такового макияжа, она выглядела опрятно и вполне симпатично. Пускай голос и был несколько грубоват, Татищев даже находил этот фактор завораживающим. Уралову нравятся чёрные волосы, и Юра смотрит на то, как светлые пряди девушки аккуратно лежат на её плечах, выделяя тем самым мелкие родинки на шее. И Татищев невольно понимает, что нашёл ещё одно немногочисленное отличие между ними. — Вы можете пройти в коридор, дальше нужна подпись вашего друга, — отрываясь от компьютера, сообщает девушка, забирая у сопровождающего подписанные бумаги. — Прямо и направо? — выпрямляясь, уточняет Татищев, получая в ответ короткий кивок. — Там будет одна-единственная скамейка, — даёт ориентир сотрудник, возвращаясь к своей работе и начиная шелестеть многочисленными бумажками. Юра, кивая и выходя в перекрёсток больничных коридоров, поворачивает направо, замечая серую скамейку, рядом с которой можно было заметить одинокий шлёпанец Уралова и пару капель крови на полу. Татищев проходит по коридору, слушая разговор врача и Кости, но не акцентируя на этом внимания. Мысли невольно крутятся вокруг капель крови на полу, а также окровавленной футболки Уралова. Про салон машины Татищев даже не вспоминает, поглощённый воспоминаниями о девяностых. Юра не был близок с Романовым, однако часто слышал о нём через Костю. Не сказать, что в такие моменты Челябинск охватывала ревность, однако редкие фразы о Михаиле Юрьевиче и его одержимости идеями Союза всплывали в голове. Тогда Юра не понимал, при чём тут Москва и почему Уралов так часто хмурится, вспоминая при разговоре о Питере Столицу. Сейчас, зная об отношениях этих двоих, Татищев невольно вспоминает бордовые, как чёртова кровь, глаза. Костя хотел разорвать с ними отношения и говорил об этом прямо, глядя глаза в глаза. Юра беспокоился за друга не только когда тот начал их игнорировать, но и когда встретился с теми глазами взглядом. Екатеринбург редко когда показывал яркие эмоции, особенно когда дело касалось гнева. Но в те жуткие времена, когда жители твоего города убивали и умирали, не было ничего удивительного в том, чтобы воплощение было излишне агрессивным. Юра, положа руку на сердце, готов даже признаться в том, что в тот день готовился к драке, которой, на его удивление, не последовало. Ни в первый день, когда Юра приехал к Косте, ни в последующие, когда Татищева гнали из квартиры всеми возможными способами. Юра помнит, как Костя, охваченный эмоциями из-за убийства царской семьи, отказывался как-либо с ним и Аней контактировать. И их ругань в те времена, и драки… если подумать, то было слишком много моментов, когда Катюша так или иначе, но отдалялся от них. Где-то задерживались письма, где-то он не приезжал или сбегал из собственного города, когда приезжали друзья. Было столько моментов, когда они могли перестать общаться, но судьба им благоволила всё это время. Юра думал о том, чтобы обратиться к другому специалисту. Грыз себя изнутри, желая поднять эту тему снова, разрываясь от противоречивых чувств. Уралов ведь не чужой ему человек, наоборот, самый дорогой и важный. Но думать о том, что лучший друг вынужден держать себя в руках не только в обществе, но и в личной жизни, тяжело. Татищев ведь даже отказывался от собственной любви, чтобы только близкие ему люди были счастливы, чтобы им было хорошо. Но в итоге? Что в итоге? Юра хлопает себя по шортам, запуская руку в карман и обхватывая пачку сигарет. Руки мерзко чешутся от желания закурить, но делать этого в больнице нельзя, а Косте, когда он покинет перевязочную, нужна будет помощь. И плевать, что через пару часов рана зарастёт, сейчас-то поддержка необходима. Облокотившись о стену коридора и оторвав, наконец-таки, взгляд от крови, Юра всматривается в дверную щель, наблюдая за тем, как медсестры перевязывают раненную конечность, а врач объясняет молчаливому пациенту необходимый алгоритм действий дома. Юра открывает пачку в кармане, вытаскивая одну сигарету и покручивая её меж пальцев. Он сглатывает ком в горле, стискивая зубы и морщась от противного скрипа. — Катюх, ты долбаёб, — со всей искренностью сообщает Юра, стаскивая окровавленную тряпку с мужского плеча и игнорируя кровавый фонтан, что показался в месте ранения. — Дольше заживать ведь будет. — Хочешь сам её достать? — Сидя на краю ванны, хрипит и без того взбешённый Уралов, поглядывая на Челябинск багровыми глазами. — Есть чем? — А вот и ваш сопровождающий, юноша, — открывая дверь нараспашку, делится наблюдениями врач, заставляя Юру вернуться в настоящее. — Подождите немного медсестру, она сделает инъекцию и вы пойдёте. — Конечно, — кивает Татищев, выпрямляясь и вытаскивая руку из кармана шорт, желая помочь скачущему на одной ноге Косте выйти из кабинета, однако тот отрицательно качает головой. Юра, наблюдая за тем, как друг практически валится на скамейку, здоровой ногой нащупывая и надевая шлёпанец, переводит взгляд на перевязанную ногу. — Вы себя как чувствуете? — выходя из перевязочной и останавливаясь рядом с Татищевым, интересуется врач. — Всё в норме, курить только хочется, — честно признаётся Татищев, пожимая плечами. — Голова не кружится? — Нет, вы лучше скажите, всё ли с ним хорошо, — кивком головы указав на Уралова, спрашивает Татищев, наблюдая, как на лице врача появляется почти что детская улыбка. — С вашим другом всё отлично, даже не ругался, когда мы укол ставили, — посмотрев на своего пациента, врач вновь поворачивается к сопровождающему. — Он молодой и крепкий юноша, поэтому рана быстро зарастёт и вы без проблем вернётесь к повседневной жизни. Вы спортом занимаетесь? — А по мне не видно? — поднимая брови, интересуется Юра, получая в ответ тяжёлый вздох от врача. — Болею туберкулёзом, вес набрать нужно сначала. — Для начала уменьшить количество сигарет, а лучше бросить, — даёт совет врач, качая головой. — У нас есть программа по лечению вашей болезни, поищите в интернете и, если вы заинтересованы в выздоровлении, обратитесь по телефону. Молодым нельзя болеть. — Спасибо, — кивая, прощается с врачом Татищев, наблюдая, как медик заворачивает в приёмное отделение. Поворачиваясь к Уралову, Юра интересуется. — Правда выгляжу не очень? — Как больной человек, — кивает Костя, закидывая больную ногу на здоровую и облокачиваясь голой спиной о стену. Юра невольно переводит взгляд с перебинтованной конечности на живот друга, хмуро вспоминая себя в Союзе. У него тоже были шикарные мышцы, но сохранить их он не смог, в отличие от Уралова. — Тебе бы футболку какую найти, — поднимаясь взглядом по груди, размышляет Челябинск, также облокотившись спиной о стену и сложив руки на груди. — Нужно было на твоей гнать. — Думаешь, старую не вернут? — прокашливаясь, уточняет Катюша, заставляя собеседника поднять взгляд. — Она в крови вся, куда её возвращать? — приподнимая бровь, любопытничает Юра, отрицательно качая головой. — Новую найдём, ничего страшного не будет, пока ты мышцами будешь хвастаться. Костя отворачивается в сторону, замечая медсестру и поднимаясь на ноги. Он самостоятельно скачет в процедурный кабинет, придерживая всю свою сущность за угол стены, пока ему ставят укол. Юра же молчаливо ждёт в коридоре, предлагая свою помощь в перемещении, но получая только отрицательный ответ, когда Уралов шлёпает по коридору в сторону выхода. Татищев смотрит на это мракобесие всё то время, что Костя двигается к приёмному покою, пока друг чуть было не валится лицом вперёд, чудом успевая схватиться за стену. — Может, прекратишь выёбываться? — подходя ближе, спрашивает Юра, игнорируя ругань друга и подхватывая его под руку. — Сломанной башки нам ещё не хватало. — Я, по-твоему, ребёнок, чтобы бегать вокруг меня? — хмурится Уралов, пытаясь вырвать свою руку из чужой хватки. — Скажи это девчонкам, — хлопнув друга по спине, подъёбывает Юра, положив руку на талию Катюши и аккуратно двинувшись вперёд. — Бумаги я заполнил, тебе нужно будет только подпись свою поставить. — Спасибо, — кивая, благодарит Уралов, заставляя Юру крепче сжать чужую талию. — Можешь потом пива купить, — предлагает Татищев, подходя к регистрационной будке. — Девушка, можете дать документы на подпись? Регистратор, отрываясь от компьютера, поднимает на них голову, пару мгновений думая, а после поворачиваясь к врачу, с извинением зашарившись в его бумажках. Вытащив нужную, девушка передаёт листок с ручкой, а Юра ждет, пока друг распишется, морщась от плохого освещения. Пока Костя занимается делом, Юра подмечает взгляд девушки, которая быстро осматривает пациента, а после так же быстро опускает взгляд в компьютер. — Где-нибудь ещё нужно расписаться? — закончив, интересуется Уралов, заставляя регистратора обратить на себя внимание. — Нет, только здесь, — отрицательно качает головой девушка, принимая из чужих рук бумаги и кивком благодаря за такой простой жест. — Будьте аккуратны, юноши, — не отрывая взгляда от бумаг, прощается врач. Города прощаются в ответ, выходя из приёмного отделения и двинувшись по тропинке к парковке. Костя молчит, а Юра думает всё то время, что они идут по территории больницы. Лишь устроившись в машине и проверив друга, Татищев, садясь на своё место и пристёгиваясь, спрашивает: — Тебя девушки в принципе не привлекают? Костя в ответ только матерится, но даёт положительный ответ.

***

— Ну и когда ты познакомишь меня со своей девушкой? — сидя на кухне, напротив Серёжи, поднимает тему Юра, наблюдая, как сын давится оставшимся со вчерашнего выезда мясом, постукивая себя по груди. Татищев молчаливо ждёт, пока младший придёт в себя, хлопая его по спине и помогая взять себя в руки. Тишину квартиры нарушает только кашель, и Юра волнуется о том, как бы Костя, уснувший на диване, не проснулся из-за этого ужаса. — Чё? — сквозь кашель переспрашивает Серёжа, отпивая немного чая и плавно приходя в себя. — Я на тебя как не взгляну, ты всё в телефоне сидишь, с некой «Яғымлым» болтаешь, — честно признаётся в своих наблюдениях Юра, устраиваясь на стуле поудобнее и облокачиваясь локтями о стол. — Смертная? — Ты ещё про резинки со мной поговори, — отворачиваясь, бурчит недовольный Татищев, отправляя в рот очередной кусок. — А нужно? — спокойно уточняет Юра, наблюдая, как уши сына начинают краснеть. — Мне казалось, ты парень уже взрослый, всё знаешь. Но если вдруг… — Я ем, вообще-то, — переводит тему Серёга, продолжая смотреть в сторону. — Знаю, я ведь тебе готовил, — кивает старший, поднимая свою кружку и отпивая немного чая. Юра прислушивается к звукам в квартире, подмечая только тишину. Аня с Катюшей устроились в её спальне, Серёга этой ночью спал в своей комнате, а Костя на диване. Ничего не изменилось, всё было точно таким же, как и до вечера правды, разве что Татищев-старший и Уралов не сидели на кухне и не разговаривали за бутылкой. Юра обдумывает прошедший вечер на природе, подмечая, что всё прошло относительно хорошо. Можно даже сказать привычно. Будто и не поменялось ничего, оставшись таким же простым, но родным, как было всю их немаленькую жизнь. Татищев не врал, когда говорил, что не против гомосеков, пока те не вылезают из своих нор. Он в принципе не лез в чужую постель, если дело не касалось его самого или его родных. Ну подумаешь, у начальства жена новая, в первый раз видит, как люди свою жизнь строят? Но одно дело знать, а другое — видеть своими глазами. Юра знает, что Косте нравятся парни. Он не стал внезапно краситься, носить женские вещи или ёбаный латекс. Уралов как был серьёзным мужчиной, так им и остался, сохранив свою силу и волю. Но проблема в том, что Татищев снова и снова крутит в голове мысли и картинки того, как его лучший друг крутит шашни с другим мужчиной и, блять, ухаживает за ним. А как за мужиком ухаживать? Цветы дарить, ужин при свечах устраивать? Это делают пидоры, а Катюше просто нравятся мужские задницы. Но ведь он не будет состоять в свободных отношениях чёрт знает с кем, а официально предложит строить отношения, чтобы с верой и правдой, в горе и радости… Как вообще Костя понял, что ему нравятся мужчины? А было ли у него хоть что-то с женщинами? Юра вспоминает их старые разговоры, но единственная девушка, которая часто появлялась в их диалоге, была Аня. И начинал разговор об этом всегда Татищев, изредка пытаясь вытянуть любовные подробности из Уралова, который то отнекивался, то переводил тему. Единственный раз, когда Катюша признался в симпатии к одной девушке, он быстро сменил разговор. В прошлом Юра подумал, что лучший друг просто смущается делиться подробностями, а сейчас мысли крутятся вокруг того, что эти чувства могли быть связаны с каким-то мужчиной. — Если она смертная, то не тяни, — даёт совет Юра, отпивая немного чая и заглядывая в чёрные глаза сына. — И знай, что я тебя всегда поддержу. Юра видит, как Серёжа кисло кивает, и в голове проскакивает мысль, заставляющая его стиснуть зубы. Татищев-младший молча доедает предложенный завтрак и поднимается из-за стола, а Юра отмахивается от настойчивой, но мерзкой идеи, которая вновь начинает жрать его изнутри. Он пропустил момент, когда Костян переметнулся на другую сторону, но он ведь не мог прошляпить и сына?.. — Юр? Юра поднимает взгляд с пустой тарелки на Костю, что по привычке поправлял волосы, разделяя их по цвету. Растрёпанный, с сохранившимся отпечатком подушки на щеке, в мятой футболке и домашних шортах, он вновь заставил подумать о разговоре Татищева с другими людьми. Юра представил, что сейчас на его месте сидит другой человек. Мужчина с тёмными волосами, что так же, как и Костя, любил выпить кофе по утрам. Катюша, такой же лохматый, но спокойный, подходит ближе, оставляя на губах любимого человека короткий поцелуй с пожеланиями доброго утра. Фантазия скачет, заставляя представить на месте мужчины женщину: тёмноволосую, красивую, которая обязательно утянет Уралова в ещё один поцелуй. Однако Юра заставляет себя сконцентрироваться на деталях: на больших и мозолистых руках, на утренней щетине, широких плечах. Татищева будто бы разрывает на части, но он старается это представить, чтобы Уралов не чувствовал себя рядом с лучшим другом чужим. Юра хочет быть хорошим другом, а для этого нужно быть готовым, что однажды Катюша заведёт отношения. — Доброе утро, — наконец здоровается Татищев, опуская взгляд обратно на пустую тарелку и думая. — Не хочешь есть? — Я бы от кофе не отказался, — подходя ближе, спокойным тоном говорит Костя, но Юра чётко слышит осторожность в чужих словах. — Твоя кастрюля на месте, — кивая, сообщает Татищев, краем глаза замечая, как Уралов кивает в ответ, проходя на кухню и заглядывая в ящик. Юра старается не пялиться, однако взгляд сам собой возвращается к широкой спине, мышцы которой двигаются под светлой футболкой, пока Катюша достаёт необходимое. — Это называется турка, — в который раз повторяет Костя, а Юра переводит взгляд на чужую макушку, фыркая. Татищев меняет позу так, чтобы не выворачивать голову на Уралова, пока тот готовит себе кофе. Юра облокачивается о спинку стула, закинув ногу на ногу и положив локоть на край стола. Костя всю жизнь был крупным: крупный в росте, в плечах, в силе воли. Люди замечали его не только из-за необычных волос, но и из-за ощущения, что появлялось рядом с ним. Юра был счастлив, отыскав лучшего друга, который не просил его заткнуться (опустим те редкие моменты, когда это происходило), всегда его слушал и старался помочь в решении проблем. Таким человеком нужно гордиться, что Челябинск и делал буквально всю свою жизнь. Костя был не только воплощением своего города, но и настоящим воплощением всего Урала. — Суть одна — она варит, поэтому кастрюля, — подперев щеку кулаком, Юра ждёт, пока лучший друг выебнется ради «раскрытия вкуса». Они молчат всё то время, что Костя готовит себе кофе, и когда он заканчивает, устраиваясь на месте Серёги, то бишь напротив Татищева-старшего, тишина продолжает давить на плечи. — Серёжа с Катей поедут вечером домой? — интересуется Уралов, также облокотившись о спинку стула и сложив руки на столе. — Ага, у Катюши там какой-то эксперимент намечается, она хочет за ним понаблюдать, — кивает Юра, вспоминая, как младшая счастливо щебетала о новом проекте всю дорогу, что они ехали в машине на природу. — Вроде Серёга старший, а такой раздолбай, в отличие от Кати. — Он не так открыто говорит о своих увлечениях, — кивая, переводит его слова Уралов, отпивая немного кофе, которым теперь воняла вся кухня. — Всю жизнь так, — поджимает губы Юра, подушечками пальцев постукивая по ручке кружки. — Я думал, что, может, с возрастом мы станем лучше друг друга понимать. В детстве вспомни, как он к тебе или к Данису в рот заглядывал, веря каждому слову, а как я скажу, так он в штыки. — Юр, это нормально, ревновать своего ребёнка, — пряча улыбку за кружкой, подкалывает Костя, заставляя Юру закатить глаза. — Кто бы говорил, дядя Костя, — недовольно бурчит Татищев, начиная заводиться и невольно повышая голос. — Вчера хоть вспомни, к кому Катька пошла с просьбами её покидать в воду? К тебе! У тебя ещё рана не затянулась, а я здоровый рядом сижу! — Не кипятись ты так, Юр, — с тихим стуком поставив кружку на стол, просит Костя, заставляя друга говорить тише. — Ты на тот момент курил, вот она и не захотела тебя беспокоить. — Будто это сложно, сигарету отложить, — закатив глаза, недовольно вздыхает Татищев. — В своё оправдание хочу сказать, что обниматься она всегда идёт к тебе. Юра поднимает взгляд на Костю, который улыбается так просто и легко, что под рёбрами всё неприятно ёжится. Катя любит обниматься, она всегда спокойно идёт на физический контакт, и Юра не задумывался о том, что это может быть особой привилегией. Однако сейчас, невольно, он вспоминает, что так часто Снежка проявляет свою привязанность только к нему и старшему брату, который уже свыкся и не бесится от этого. Катя обнимает и Анюту, и Костю, и Даниса с Ксюшей, и даже Романова один раз, когда тот приезжал на какое-то мероприятие. Но одно дело приветствие, а совсем другое любовь. — И всё равно она к тебе тянется, — пожимая плечами, подмечает очевидное Татищев, смачивая горло остатками чая. Юра знает, что у принятия ситуации есть пять стадий. Он прошёл через четырёхлетнее отрицание, гнев, месячную депрессию и частичное принятие. Но торги, к которым он постоянно возвращается, заставляют снова и снова думать о том, чтобы попробовать доказать Косте его неверное мышление. Единственное, что заставляет Татищева держать язык за зубами, это желание быть для Уралова лучшим другом. Он хочет для него счастья, искренне желает этого, поэтому разрывается от решения: настоять на лечении у специалиста или отпустить эту ситуацию. Но как можно отпустить то, что бьет тебя по голове изнутри каждую вашу встречу, заставляя думать об этом снова и снова? — В прошлом ты сказал, что тебе кто-то нравится, — сглотнув ком в горле, тихо начинает Юра, подмечая, как лёгкая улыбка сходит с чужого лица, таким простым способом заставляя сурового Челябинска сомневаться в правильности своих действий и слов. — Это был человек? Уралов молчит, смотрит прямо в глаза, будто бы пытаясь увидеть что-то. Юра же видит, как поджимаются чужие губы, а брови сходятся к переносице, в то время как глаза отворачиваются в сторону. — Почему тебя это интересует? — тихо, но с явным недовольством в голосе спрашивает Костя, сжимая свою кружку. — Сначала мои отношения с Русланом, потом типаж. Ты ведь прекрасно помнишь, кто мне нравится, зачем портить себе настроение? — Потому что ты мой друг, Катюх, — честно говорит Юра, делая глубокий вдох, чтобы собраться. — А в обязанности друга входит слушать и влюблённые похождения. Я тебе голову съедал Аней, настала моя очередь отдать свои уши. — Ты не обязан. — Но я хочу. Костя переводит взгляд с кухонного гарнитура на Юру, заглядывая в глаза, а после матерясь тихо, совсем себе под нос, но искренне. А Юра, слушая тишину, надеется, что поступает правильно.