Огонёк

Прошло уже пару недель, а может и больше, или намного меньше. Она потеряла счёт времени. Дни тянутся, как вязкая черная смола, и это докучает. Глядя на весёлых одноклассников в раздевалке, становится тошно. То и дело слышатся их слова о том, что они пойдут гулять, или все вместе переночуют у кого-нибудь дома. А ей это всё чуждо. Сунув наушники в уши, она вышла из старого здания школы, хрустя льдом и снегом под ногами. Кто-то пробежал рядом, толкнув ее плечом. Она пошатнулась и лишь сморщила нос, продолжая путь. Уже было темно, а половина фонарей даже не горели. Казалось, что кто-то ее зовёт, но Узи научилась не реагировать на эти галлюцинации. Решив сократить путь, девушка свернула с посыпанной солью и песком дороги на протоптанную тропинку рядом. Пройдя пару шагов, нога поехала вперёд и уронила ее на спину, в снег. Девушка зажмурилась, но скоро расслабилась. Она неторопливо открыла тусклые глаза и взглянула на смоляное небо, усыпанное миллионами звёздочек, что отразились в её фиолетовых радужках. Вставать не хотелось, было удобно, мягко, правда, сыро немного, но это ничего. Единственное, что ее напрягало, так это высокий шанс того, что к ней выйдет какой-нибудь маньяк или педофил. Но на такой случай она носила с собой обычный кухонный нож. Мама даже не заметила пропажи. И именно в этот момент послышался хруст снега. Узи подскочила как-то заторможенно и увидела перед собой…человека в красивом черном пальто. Выглядело богато. Особенно в глаза бросались эти белые лацканы, выглядывающие из-под вязанного шарфа. Но слишком уж похоже на фашистскую форму. К ней протянулась рука в черной перчатке. А когда девушка подняла голову, то увидела перед собой Огонька. Дверченко наморщила брови, сузив глаза. — Ты чего как фашист вырядился…?! — возмущённо, но не особо воскликнула она, а затем села в снегу. — Ну почему фашист-то сразу?! Нормальный же! — оскорбился парнишка. Он помотал головой с серенькими волосами и сел на корточки перед ней. — Почему в снегу лежишь? Узи моргнула пару раз, посмотрела вниз и замерла. А эмоций у неё стало больше. Объяснить себе она это чудо не могла, а так хотелось. Девушка подняла взгляд на него и пожала плечами. — Ты правда немец? — она и сама не поняла, почему спросила об этом. Чистый интерес. Брови Эна поднялись вверх от удивления. Но скоро на лице появилась осознающая ситуацию улыбка. — Да, — тихо ответил тот, — тебя это беспокоит? — Нет, нисколько., — тут Шнайдер протянул ей руку, за которую она добровольно взялась. — Просто по тебе и не скажешь сразу. Акцента вообще не слышно. Парень усмехнулся, подняв со снега ее сумку, которую повесил на другое плечо, так как одно уже было занято его собственной. — Это потому что я практически на немецком не разговариваю. Просто незачем. Узи хотела взять сумку, но успела лишь одарить его ошарашенныи взглядом. Но видно было, что парень не намеревался отдавать ей багаж. — Пойдем, провожу, а то темно уже, — бодро сказал Эн. Узи замерла, подумала, зависла, но остановилась на поправлении шапки с ушками. Она неуверенно кивнула и пошла вперёд. Шнайдер нагнал ее тут же, идя плечо к плечу. Снег и соль хрустели под ногами, пока эти двое шли по едва освещенной дороге заснеженного города. Причем молча. Узи нервно теребила какую-то лямку на пальто, глядя в противоположную сторону от огонька. Но скоро она ушла в себя. А размышляла Дверченко о только что полученной информации. Если Эн — немец, то Син тоже. Ох, но если эта маленькая пиранья-недоросток начнет лепетать на немецком, то будет что-то с чем-то. А вот если Эн заговорит на родном языке, так ещё и в какой-нибудь статной одёжке с фуражкой… Ее взгляд упал на кружащиеся снежинки в свете жёлтой лампы. Между ними была полная тишина, которую изредка разрывал хруст льда под ногами. К несчастью, в некоторых местах был гололёд, поэтому Узи, стараясь удержаться на тонких ножках, походила на пингвина. Народу было мало. И нет, как раз таки сейчас все должны были идти с работы и учебы домой, но из-за малонаселенной местности было пусто и до жути беззвучно. Узи перевела томный взгляд вниз. Под ногами начало чернеть. Земля постепенно обваливалась и падала в смоляную бездну. Зрение расплывалось, дрожало. Она перевела взгляд в сторону Шнайдера, но увидела лишь ослепляюще яркий силуэт. Дверченко прищурилась, опять посмотрела под ноги, но перед ее взором была лишь посыпанная солью и песком дорожка. Нормальный человек бы задался вопросом о том, что только что произошло. Но она не стала. Всю дорогу ей казалось, что кто-то шептал на ухо. Этих «кто-то» было много. Но, решив не зацикливаться на этом, Дверченко вернулась в реальность. И вот, они стояли у ее подъезда. Девушка несколько раз моргнула, а затем поспешно достала ключи из кармана куртки. Они безобразно зазвенели, и, поднеся их к домофону, вызвали тихий писк. Тяжёлая железная дверь размагнитилась. Эн придержал ее и пропустил Узи в теплый подъезд. Пришло время прощаться. Шнайдер протянул ей ее сумку и дружески похлопал по плечу, солнечно улыбаясь. — Ну что, до встречи? Затормозив на пару секунд, Дверченко не сразу ответила. Она подняла притупленный взгляд на Огонька. — А, да… Пока, — не особо эмоционально ответила она и стала подниматься по лестнице. Парнишка махнул ей рукой и вышел. Тяжёлая дверь хлопнула. Узи задержала на ней взгляд дольше чем надо, но, придя в себя, вновь стала страдальчески подниматься по лестнице. ————— Мои дорогие читатели, обращаюсь к вам, как автор этого сумасшедшего Мерлезонского балета. Наверняка вы ожидаете счастливый конец, где всё станет понятнее для вашего понимания. Но спешу огорчить! Всю свою жизнь я писала психоделику, начиная с юного возраста, когда ещё гадко знала грамматику. Возможно, это связанно с моим умением забывать свой же сюжет, ведь раз в год и глава выходит, а может, как всё твердит рассудительный народ, автор передаёт свой внутренний мир через произведения, что пишет. Но к чему я всё это начала? А дело в том, что сюжет закрутится куда сложнее. В последующих главах будет всё больше неожиданностей. В моих произведениях нельзя надеяться на банальность и предсказуемость, пот ому что и эти слова могут быть лишь брехней.