Виноваты мы, а любовь права

- Одна овечка.. Тяжёлые двери с грохотом ударили собой стену дома. - Две овечки.. Со скрежетом что-то прокатилось по полу. - Три... Тишину нарушил скулеж у входной двери. - Овечки..  Шаги по лестнице начали отбивать свой медленный, и от того еще более жуткий ритм. - Четыре овечки.. Мальчик сжался плечами к позвонкам и со страхом обернулся. У самой двери его комнаты стоял он. Чёрные глубокие глаза тлели на его лице как прожженный пепел, а рот был искажён в гримасе отчаяния. Жуткий вид дополнял мокрый плащ, свисающий как полотно из слизи. - Гх... - потусторонним голосом сказало стоящее тело, - Ты почему здесь? Вопрос, казалось, не должен был предназначается мальчику, поэтому тот молчал, наблюдая за гостем. Тишина человека в плаще бесила. - Я спросил... почему здесь? - говорящий подошёл к мальчику вплотную и принялся рассматривать его лицо, исполненное тревогой. - Папа... сказал. - Ах, папа, - мрачно повторил сгорбленный, - Где же твой папа? Мальчик знал ответ на вопрос, поэтому испугался еще сильнее, ладонями стараясь закрыть рот. Руки от губ оторвали грубым жестом. Это напомнило мальчику плюшевого зайчика, который оказался без глаза по такой же неосторожности отца. - Где? - рычаще выдал человек, смотрящий без отрыва в зрачки испуганного. Мальчик молчал. Ему было страшно даже подумать что с ним станет, когда вошедший узнает правду. Но и понимание того, что от горькой правды не скрыться убивало, медленно и изощренно давя на череп. - Спр.. - начал было говорить опять страшный человек. - У дяди Димы. Все в эту же секунду оборвалось, застревая между реальностью и фантазийной картинкой в голове мальчика. Он зря пытался спрятать голову ладонями и зря сощурил глаза. Перед ним открылось нечто иное. Прежде незнакомый гость оказался просто папой. Очень страшным, уставшим и недовольным, но папой. Любимый и родной человек тут же узнался, когда по лицу взрослого скатились несколько детских и наивных слез. - С дядей Димой... - как эхо повторил папа. Влад, а именно так звали мальчика, не без волнения моргал глазами и подбирал кулачки к груди. У него будто тоже заболело сердце. Плачущий отец будил в нем что-то потаенное, еще не открытое и хрустящее. Слезы на лице папы сразу почему-то оказались и на щеках мальчика. - Иди, - сказал лишь папа, сжимая тельце сына в руках. Влад уловил от папы знакомый и уже ставший родным сладкий запах алкоголя вперемешку с сигаретным дымом. Руки папы были особенными и это ощущалось всем телом. Они не были горячими или мягкими, просто каждое касание отпускало что-то скрученное внутри. Это был или узел, завязанный прежними обидами, или простой шарик, скрученный из нервов. Влад не знал, но прижимался к отцу все ближе. Слезы быстро кончились, оставляя перед мальчиком папу, который был лишь своим отражением, до глубины души несчастным и потерянным. Миша, оказавшийся вдруг больше ребёнком, чем собственный сын, стянул с плеч плащ и залез в мягкую кровать с покрывалом из слонят. Маленькое пространство вынуждало их обниматься без перерыва, что и являлось единственным успокоением папы, Влад это чувствовал. Руки нежно опускались на волосы мальчика и вскоре его очи сомкнулись, впуская тело в беспокойный, но теплый сон, наполненный чем-то со вкусом клубники и молочного чуда. Миша несколько минут осторожно гладил блондинистую шевелюру, рассматривая комнату сына. Хотелось выть или бить посуду, но сил на это не было. Сумрак сгущался над его головой, напоминая о том, что в кармане плаща лежит блестящий, уже наполненный отравой шприц, который он хотел вогнать себе под кожу. Но сын его от этого останавливал, сопя носиком где-то близко у груди. Еще останавливал Андрей, которого теперь сильнее всего на свете хотелось избить. Противно так, оставляя кровоподтеки, схватив и потянув за яйца хорошенько... ведь Влад все знает. Их маленькое нежное создание погрузилось в это дерьмо с головой, хотя ни в чем не виновато. Прикрывая в очередной раз глаза, чтобы уснуть, Миша с теплотой сжимает плечи сына. Глаза непроизвольно слезятся вновь, но он влагу не замечает и она молчаливо скатываются вниз по намеченным дорожкам. Ночь темна и в своей мгле скрывает силуэты двоих: трогательно сжимающего отца мальчишку и несчастного человека, погруженного в свои муки, что не имеют точной цели и направления. Часы противно тикают в зале.