Срящ полуденный

      Генрих сделал еще одну затяжку. — Прости, Жан, но сохранение твоего душевного спокойствия не является приоритетом в сложившейся ситуации. Специалистам важно разобраться, что здесь происходит. Он докурил, щелчком отбросил сигарету в грязь и посмотрел в глаза тяжело молчащему Жану. — Разобрались? — наконец поинтересовался Жан. — Не до конца. Надо Святослава Вернидубовича расспросить. Может быть, ты сможешь донести до деда, что ему стоит сотрудничать? — Может быть… — Жан встряхнулся. — По крайней мере, — уже нормальным тоном отозвался он, — я попытаюсь. Но что вы… — Жан замялся. — Но что вы хотите услышать? — Правду, — усмехнулся Генрих. — Никаких покаянных стонов, облачения в рубище и унизительного посыпания головы пеплом совершенно не требуется. Это бессмысленно. — Да и ждать от Кривича покаяния не стоит. Хотя рубище, я смотрю, уже выдали, — хмыкнул Жан. — Пользуйся на здоровье, — кивнул Генрих. Жан снова вскинулся, поджимая губы. — Что ты имеешь в виду?! — Хватит! Это была обычная шутка, — резко сказал Генрих. — Избавь меня от своих истерик. Два раза уже подрались, третьего не будет! — А что же будет на третий раз? — с шипением поинтересовался Жан. — Голову оторву! — рявкнул Генрих. — Силенок не хватит! Аделаида Игнатьевна быстро встала между ними. — Что за безобразие, молодые люди! — абсолютно учительским тоном сказала она. — Генрих Адамович! Что за мелочные провокации?! Вы не видите, что имеете дело с э-эм, попавшим в трудную жизненную ситуацию?! — Аделаида обернулась к ошалевшему Жану, — Жан-Клод Дешам! Никакого вреда Кривичу мы не причиним! Нам нужны элементарные пояснения от Святослава Вернидубовича! — она взяла его под руку, отвела на пару шагов в сторону. — Вот смотрите, что я поняла из вашего рассказа. У нас есть лисы-гастролеры. Незаконно пересекшие границу, обратившие троих граждан РФ, возможно, вообще несовершеннолетних на момент обращения. У нас есть даос, незаконно пересекший границу и убивший лиса. И пытавшийся убить законопослушного вампира. У нас есть Хранительница Бредихина, госслужащая, не сообщившая куда следует ни о лисах, ни о даосе, и натравившая последнего на вампира, законно или незаконно ею удерживаемого. А потом оная Бредихина и вовсе убила даоса. И у нас есть Святослав Вернидубович Кривич. На квартире которого и были убиты лис с даосом. Тысячелетний, который помогает лисе в ее делишках, срывает операцию Восьмого отдела по ее поимке, а потом является сюда в компании мелкой нечисти с требованиями отдать ему — вампиру, на минутку! — кого бы вы думали? Хранительницу Бредихину! Я в недоумении! Такое ощущение, что тут не то что девяностые, девятисотые годы не кончились! Кривич решил, что над ним не существует никаких властей или правил, кроме самостоятельно составленного, юридически безграмотного, донельзя наивного этого вашего местечкового Закона?! Это, на минутку, территория государства Российского, тут хотя с законами и не очень, но не настолько же! — Послушайте, дед просто… Просто не мыслит такими категориями. Недоосмысляет… — То есть он страдает деменцией? — Я этого не говорил… — А ведь и правда, надо ему дать когнитивные тесты… — покивала Аделаида, — Дешам, уговорите Кривича ехать в Москву! Его ведь надо обследовать, в таком случае, существо с таким влиянием на… эгрегор целой… м-м… области, впавший в маразм! Ужас! — Нет у деда никакой деменции, — досадуя, сказал Жан, — он просто привык, что Бредихины — его… ну как бы домочадцы. Они его. Своих он из рук не выпускает. А с лисой все очень просто… — И мы еще не до конца уверены, — вклинился Генрих, — что лиса не связана с японскими аномалами, военными преступниками и… — Так ведь не подтвердилось насчет лисы? — перебила Аделаида Игнатьевна. — Ну-у, это мы точно не знае-ем, — протянул Генрих, — верить полякам… — Так я пойду поговорю с Кривичем? — прервал его Жан. — Идите, Жан-Клод, — кивнула Аделаида Игнатьевна. — Представитель Восьмого отдела скоро приедет.       Жан передернул плечами и пошел уговаривать деда.       Надо сказать, дело это оказалось непростое, Жан весь извелся, упрашивал, сулил всяческие блага, пугал возмездием, дед Слава кривил губы, пускал слезу, твердил, что помрет на своей земле, и точка, и вообще всячески демонстрировал глубокую и незаслуженную обиду. К Жану присоединилась Аделаида Игнатьевна, нехотя подтянулся и Генрих, и даже Глеб с Катей поучаствовали: Кривича усадили на кухне, поили кровью, чаем, давали обезболивающую таблеточку…       Дед Слава кочевряжился и выделывался ровно до момента прибытия «восьмушки». Стоило представителю властей нарисоваться на пороге, как Кривич сдулся и, стеная и ворча, поплелся давать показания.       Жан чувствовал себя страшно уставшим и полностью растерянным. Куда теперь идти, что делать, что дальше будет?..       Болела грудь, огнем жгли укусы Генриха, слегка кружилась голова, видимо, гипоксия, надышался таки газа, и совершенно некуда приткнуться. Он решил спуститься в подвал, навестить даоса. И застыл на первой ступени лестницы, заслышав спор. — …мама, пускай он хороший и ни в чем не виноват, но он тебе абсолютно не подходит! — Тише, Катя, тише! Спорщицы перешли на шепот. — Мама! Сама посуди! Включи голову! Совершенно… несчастный, изломанный тип, ничего хорошего он тебе дать не сможет, у него самого ничего нет! — Катя, Катя, ты его не знаешь! — Мама, я видела достаточно! — Катя, не учи меня! Просто помоги! Мне надо хотя бы поговорить с ним… Втайне! — Мама! Аглая в ярости будет! Что ты тогда будешь делать?! Одна, среди этих бой-баб?! Зачем ты вообще пошла в эти дурацкие охранители, ты там как в тюрьме! — Катюш, заработаю нам на квартиру, и всё… — Я тебе сколько раз предлагала ипотеку взять?! — Господи, и выплачивать ее сто лет?! Нет, Катя… Ладно, это потом…       Жан тихо прикрыл дверь. Куда теперь?       Он, наверное, так бы и стоял столбом в коридоре среди плащей и сапог, но тут снизу раздался чей-то крик. — Поля?! — Жан ринулся по лестнице вниз. …но это кричал переводчик. Даос, закончив беседу, вежливо его поблагодарил, попросил отвернуться, и, прикусив язык, изо всех вампирских сил стукнулся нижней челюстью об стол.       Стол в щепки, все залито кровью, кончик языка трепыхается на полу. — Мама, у вас в машине должен быть малый хирургический набор! — скомандовала Катя. Жан сменил ее, пережимая наружную сонную артерию. — Скажите ему, чтобы не дергался! — рявкнул он переводчику.       Переводчик в это время бледнел, зеленел, что-то бормотал и облизывался, выдвинув клыки, и намеревался не то упасть в обморок, не то начать слизывать кровь прямо с пола.       Катя подняла с пола кончик языка. — Пакетик есть? Пришьем? — Толку-то, отрастет, — фыркнул Жан. Тут переводчик окончательно определился в пользу обморока, а даос с новыми силами принялся вырываться от Жана, и утих только когда прибежали ольговы и надели на него ту самую ременную сбрую, что прочили деду.       Жан перевязал язычную артерию и наглухо зашил рану. — Ну, теперь ждать, пока регенерирует… Переводчик очнулся? — Боже мой, боже мой… Я никогда… я всегда только из пакетика… Боже мой… отвезите меня домой… — меж тем просил этот несчастный. — Сейчас поедем, сейчас… Еще немножко, — ласково уговаривал переводчика кто-то из ольговых, суя ему попеременно то ватку с нашатырем, то пакетик крови, — еще немножко надо поработать… — Роторасширитель можно снимать, — сказал Жан, отходя. — А самому корона слетит? — хмыкнула ольгова. — А вдруг сломаю казенное имущество? — огрызнулся Жан. — Кто у нас тут материально-ответственный?! — Ладно, ладно…       Жан стянул перчатки, обтер руки спиртовой салфеткой и присел на краешек постели. — Вы не могли бы мне помочь? — Жан посмотрел на переводчика, тот кивнул. Жан положил ладонь на руку даоса. — Господин Вей? Вей Чжимень? Я хотел сказать вам пару слов… Понимаю, вам очень тяжело, но послушайте, пожалуйста. Вампиру не так просто убить себя… Поверьте, я пытался. Я пришел сюда завоевателем. Попал в плен и был обращен в вампира. Сожрал своих соотечественников, таких же пленных. Был в ужасе. Не мог смириться с такой жизнью. И пытался себя убить. Долго. Даже почти отрубил себе голову, украл у кузнеца лемех, собрал что-то вроде гильотины… и все равно выжил. Умереть можно только в огне. Но гореть страшно, очень страшно, я не смог преодолеть страх перед огнем, раскаленным железом… Оставил попытки и стал делать то, что умею. Лечить. И смог жить. Вы тоже сможете заниматься своим делом. Вот, перед вами борцы с нечистью. Вы тоже сможете бороться с нечистью и защищать людей. Не отвергайте свою новую жизнь. Попробуйте остаться тем, кто вы есть, теперь ведь можно питаться донорской кровью. Теми даяниями, что люди отдают добровольно… Ну почти. Попробуйте жить, Вей Чжимень.       Китаец выслушал переводчика, кивая. Попытался облизать окровавленные губы. — Чшш, не надо так, швы прорежутся! — поднял руку Жан. — Чем больше потеряешь крови, тем больше потом придется выпить. Но можно привыкнуть есть мало. Очень мало, только, чтобы жить… — Ну это никаких сил не будет, — ольгова сестра, надзиравшая за этим безобразием, сложила руки на груди.       Жан отмахнулся от нее. Китаец все же что-то сказал. — Он спрашивает, могут ли вампиры иметь детей, — сказал переводчик, послушав. — Он никогда не был с женщиной, у него нет детей. Некому будет, м-м, поминать его после смерти. — А-а, ну это многое объясняет! — фыркнула ольгова. — Не вмешивайтесь, я вас прошу! Переводчик что-то начал говорить китайцу сам.       Жан покачал головой. — Вы сможете найти женщину. Жену. Жить в любви. Дети… Мы мертвые. Мертвые не рожают. Но у вас могут быть ученики, которые будут поминать вас после смерти, есть священнослужители, которые соглашаются молить за нас Небеса, — сказал Жан. — Он говорит, зачем ему терпеть женщину, которая не сможет произвести на свет его ребенка, — сказал переводчик. — Вот гад! — снова встряла ольгова. — Скажите ему, что обидно умирать, бестолку загубив свою душу, но при этом так и не изведав плотских утех. У вампиров с этим все в порядке, — хмыкнул Жан. — Не у всех, — горестно отозвался переводчик и принялся втолковывать что-то китайцу. — Улыбнитесь ему, — попросил Жан молодую на вид ольгову. — Вот еще, — фыркнула та. — Китайца мне не хватало! — Ну из милосердия?! Мы тут человека от самоубийства отговариваем, в некотором роде! — Упыря. — Он еще не забыл, как быть человеком, — вздохнул Жан. — В отличие от некоторых.       Ольгова посопела и все же изобразила нечто вроде многообещающей улыбки. Вышло жутковато. — Обещаете мне не спешить? — Жан сжал ладонь Вей Чжименя. — Попробовать вашу новую жизнь? Сделать то, что не успели, будучи человеком? А потом… — у них, — он махнул рукой в сторону, — есть некое средство. Таблетка, безболезненно убивающая вампира. Может, удастся ее заслужить. — Правда?! — вскинулся переводчик. — У вас есть такое?! — Да откуда вы взяли? — ольгова сестра почти испугалась. — Такого средства не существует! — Мне Виттенбург сказал, — оскалился Жан. — Трепло ваш Виттенбург! Охмуряло и врун, — буркнула ольгова. — Нет такого средства… — тоскливо добавила она. — Не переводите ему! — Вам правда сказал Генрих Адамович?! — обратился к Жану переводчик. — Потом, — многозначительно кивнул Жан. Переводчик залез во внутренний карман и сунул Жану свою визитку. — Жан-Клод Дешам, — представился в ответ Жан. — Хирург. — Будете в Москве, заходите! Их душевные посиделки прервали, потребовав переводчика с даосом к начальствующим.