Срящ полуденный

— Сейчас докурю, и поедем, — неохотно сказал Жан. — Ну хорошо, хорошо, пойду пока, проведаю нашего страдальца, — Генрих убрал в папочку подписанные Жаном листы протокола и, прихватив ее с собой, ушел в подвал.       Жан курил, приоткрыв окно, прихлебывал чай и наблюдал, как Глеб с Катей толкутся у плиты, решая, что им лучше приготовить себе на ужин. Кот мурчал, благосклонно принимая от Жана почесывания, над столом горела накрытая желтым шелковым абажуром лампа, приятно запахло специями… Жан подлил себе еще чая, добавил пару ложек сахара. Забытый вкус, давно не пил! А зачем, собственно, куда-то ехать, дед добился своего, все на месте… Надо будет, сам придет и заберет… — Я смотрю, ты совсем расслабился! — Генрих вернулся уже без папки, — что, наша маленькая БДСМ-сессия разрядила напряжение? — Не смешно, — отозвался Жан. — Как там Чжимень? — Зато правда. Так мы едем или нет? — Генрих… — сигарета давно кончилась, Жан затушил ее в блюдце, но из окна приятно тянуло лесной влагой и немного — гарью, кот грел колени, а наблюдать за простым человеческим бытом было так щемяще-грустно… — Дед добился того, чего хотел, мы у него в лукошке, так что особой разницы уже нет… Здесь я, там… — Сам же говорил, если поваляться у Кривича в ногах, тот смилостивится и размякнет. Кажется, ты хотел всех спасти? Так вот он, твой уникальный шанс стать героем… — Аглая едет, что ли? — догадался Жан. — Чего ты вдруг взялся меня выпихивать? Тень промелькнула по лицу Генриха, прежде чем он непринужденно рассмеялся. — Ну, не думаю, что она сама сорвется из Пскова, и не надейся, минхерц, тебе снова ничего не светит. Дежурные ольговы заскочат, разогнать местную шушеру, и всех дел. — «Заскочат»! «Разогнать!» — фыркнул Жан и потянулся к оставленной Катей на столу пачке сигарет. — Как вы смелы… Дед вам покажет, — с некоторым злорадством сказал Жан. — Sic transit gloria mundi. Скоро у тебя будет шанс оценить реальные силы Кривича. — Мракобесие против науки и техники, — хмыкнул, поворачиваясь от плиты, Глеб. — Угу, — кивнул Жан. — Православие и прогресс. Ну-ну. Так в чем заключается моя роль? Я должен буду его отвлекать, пока вы нацелите на него свой гиперболоид Виттенбурга? — Если я расскажу, то волшебство не сработает. Ты будешь недостаточно искренен, Жан. Кривич почувствует фальшь… — Ладно, Генрих, давай серьезно. Мне надо потянуть время? Чтобы ольговы успели? Отвлечь? Мне, как минимум, предстоит быть серьезно искусанным, — неохотно сказал Жан, — так что я все-таки имею право… — На лево, — хохотнул Генрих. — Ладно, не преувеличивай свою роль в истории. Сиди, кури. — Мне уже интересно, — медленно сказал Жан, — что вы такое собираетесь сделать с дедом… — Ничего особенного. Пригласить в Москву на разговор. О лисах, хранителях и эхе минувшей войны. — Х-ха. В Москву. Кривич, наверное, лет триста никуда из Смоленска не уезжал. Если не больше, — Жан мял в пальцах сигарету, не решаясь встать прикурить: на коленях у него спал кот. — И вы думаете, он вот так просто все бросит и побежит? — А за Ирусенькой Бредихиной? Вызволять красну девицу? — ухмыльнулся Генрих. — Она что, уже у вас?! Как вам удалось выманить жабу из-под камня?! — Ловкость рук и никакого мошенничества. Что Бредихина любит больше всего на свете? — Костика, — пожав плечами, сказал Жан. — Романтик ты. Власть и государственное финансирование она любит. Ну и Костика, да. Они, между прочим, неплохо получают и за тайное, и за явное, не говоря уже об уворованном на всяких концессиях… У Генриха зазвонил телефон. — Да? — он выслушал сообщение. — Принято. Координаты сейчас сброшу. Ну поздравляю тебя, Жан, очередное поедание тебя отменяется. И, будем надеяться, защита даоса выдержит… Прикрой окошко на всякий случай. Отряд пересёк границы Смоленской области, — провозгласил Генрих. — Нам предстоит выдержать осаду и дождаться их.       Вроде бы ничего не изменилось, но на кухне воцарилось лихорадочное оживление. Люди ели импровизированный плов на тушенке, вампиры пили «томатный сок», коту вручили парочку куриных крыльев. Во время еды разговаривали о чем угодно, только не о Кривиче и его нечисти. — Какой у нас план? — всё же спросил, не выдержав, Жан. — Сидеть на жопе ровно, — откликнулся Генрих. — Простите, Екатерина Михайловна. Если кто полезет, отбиваться. Придет Кривич — заболтать до прихода подкрепления. Затем начать переговоры. Никто не придет — отлично. Поедем разговаривать на квартиру. — Ты реально надеешься увезти его в Москву? — задрал бровь Жан. — А что? — Генрих, дед Слава не покидает свою землю. Я не уверен, что он вообще может это сделать… — Не выдумывай. Княгиня не сильно младше его, а катается, куда захочет. Даже зарубеж, не так давно куда-то в Скандинавию ездила. Не слышал, чтобы старые вампиры теряли способность к передвижению. Желания, да, особого не проявляют, но могут, если захотят. — Зачем вообще деда тащить в Москву?! — А у нас тут есть Чтец, который сможет подтвердить его показания?! — Слабо сюда притащить? — Угу. Тут деда не заставишь пройти процедуру… А у нас будет посговорчивей. — Послушай, Генрих, но, в конце концов, за что?! — Не за то, а «почему». Потенциальные лисичкины гостинцы выглядят достаточным основанием. У меня есть полномочия практически на всё, что угодно. — Вы там с ума сошли в своей Москве, — Жан откинулся на спинку стула и таки потянулся прикурить измятую сигарету, — уже нельзя старому упырю согрешить, без того, чтобы к нему пришли. Надо же, вся Москва на ушах стоит из-за дедовой интрижки. Видит Бог, Генрих, вы зря забегали. — Не уверен, не уверен. Честно тебе скажу, твои показания неубедительны, а Вей Чжимень, к сожалению, недоступен. С отрядом едет китаист из наших, может, хоть тут что получится. — И то хорошо, — Жан затянулся. — Глеб, у тебя заварка еще осталась?       Екатерина Михайловна, разложив бронежилеты, рисовала на них белым акриловым маркером какие-то религиозные символы. Глеб подгонял ремешки газовой маски, время от времени отвлекаясь на ее художества. — Не сбивайте меня, Глеб Васильевич! — наконец возмутилась она. — Дело серьезное! — Простите. Никак не могу поверить в реальность происходящего. Я как будто попал в смесь «Сказки о потерянном времени» с Зарницей. Приличные пожилые люди занимаются какими-то ролевыми играми… — А что плохого в ролевых играх? — хмыкнул Жан, затягиваясь уже третьей сигаретой. — Он не про те ролевые игры, минхерц, — пропыхтел Генрих, стаскивая серьезный противогаз. — Он про ребят вроде толкиенистов… — О, понимаю, я в начале тоже никак не могла поверить. Пока мама меня не укусила, - отвлеклась от своих художеств Катя, подняла голову и улыбнулась Глебу. — Мама? Укусила?! — ахнул Глеб. — Случайно. Мы в очередной раз ругались, а она была голодной и еще совсем молоденькой, плохо умела себя сдерживать… — О-о, наверное, было ужасно… — На самом деле нет, но я очень, очень удивилась и потом полдня сидела как ватная, в какой-то нирване. А мама мне вслух читала учебник. Потому что у меня как раз был экзамен по биоорганике, а сама я не могла ни сосредоточиться, ни читать, в глазах плыло. — И как сдали? — Отлично! У меня был «красный диплом»… — Глеб с Катей переключились на воспоминания о студенческих годах. — Генрих. — Жан потянул его за рукав. — Ты противогаз примерил? Хорошо сидит? — Да, нормально. Генрих. Мне все это очень не нравится, и… Зачем эта… загонная охота на деда?! Что Вернидубыч такого сделал?! — Ну то есть принесения тебя в жертву в ходе сатанинского ритуала недостаточно. — Брось. Из-за меня ни одна собака не почешется. Вы что, — Жан понизил голос, — действительно верите, что Кривич нашлет на кого-то заразу?! Да он до сих пор со слезами вспоминает, как Смоленск весь вымер от чумы! Он рассказывал, как последним из шести выживших горожан выходил и затворил двери города… Генрих! — Он, может, и нет, но… Лисица могла сыграть в темную, да мало ли. Может, она не чуму принесла, а что-нибудь… пожиже. Знаешь, там, в Китае, готовят то-то… что-то наподобие… Гм… Ну, в общем, мы точно не знаем, против аномалов, чтобы мы все кони двинули, или, наоборот, против людей, чтобы тамошней нечисти вольготнее стало… Что-то они там... Мутят. И наши волнуются. — Честное слово, Генрих! Это были просто… глупые, жадные, похотливые лисы! Обычные! Не какие-нибудь там спецы!       Их разговор прервал порыв сильнейшего ветра, от которого склонились до земли деревья вокруг дома, а стекла мелко задребезжали. Генрих бросился к ближайшему окну, придерживая створки. По дому пронесся сквозняк. — Где-то не выдержало! Жан, найди! — крикнул он. — Броники надевайте! — Сейчас, сейчас… — Катя спешно дорисовывала последние символы.       Жан пронесся по дому, открытых окон не нашел и кинулся наверх, в мансарду. Там действительно распахнулось окно, со стекла сорвало одну из даосских бумажек, и она теперь валялась на полу, и края ее обгорали. Жан затоптал ее, бросился к окну и увидел, как на фоне стремительно темнеющего, затянутого тучами неба спускается с небес обратившийся Кривич, а вокруг него вьются жгуты туманной тьмы.       Жан невольно перекрестился. — Mon Dieu…       Ветер метался в кронах деревьев, но Кривич спускался в полной тишине, и огромные его крылья взмахивали плавно и даже медлительно.       Жан облизал сухие губы и зажмурился. Таким он своего деда Славу еще не видел. Даже во время войны.       Сад наполнился шевелением, как будто там вдруг забурлило темное море. — Это он, — Жан захлопнул окно и сбежал вниз. — Я пошел! — Он ринулся к двери. — К-куда! — поймал его Генрих. — Окно? — Закрыл, но печать слетела… Катя бросилась наверх с маркером наперевес.       Глеб, как приклеенный, смотрел в окно и тихо матерился. — Броник! — потряс его за плечи Генрих, и сам надел, не затягивая ремней, напялил еще и каску, сунул в подсумок противогаз. И пошел к двери. — Не ходи туда, давай я, — прошептал Жан, — я ему не чужой, все-таки сразу не убьет… Генрих помялся. — Ну ладно, — нахмурился он, — но броник надень… — Он рассердится, — сглотнул Жан и дернул дверь. — Дед… Святослав Вернидубович… Это я, Жан… видишь, не уехал… — спускаясь по ступеням крыльца, теряющимся в колышашейся мгле, в которой то и дело проскальзывали то чья-то лапа и хвост, то складчатая спина, то перекошенная получеловеческая харя, говорил Жан.       Кривич издал низкое рычание. — Борова зови, друга сваво, — с трудом угадал в нем Жан. — Здравствуйте, Святослав Вернидубович, я смотрю, вы своим ходом и с друзьями, — бодро донеслось от двери.       Жан оглянулся, замерев на нижней ступени, и не успел ничего сказать, как длинный тяжелый хвост подсек его под колени, и он упал лицом вниз прямо в это месиво. Тяжелая, словно гранитная колонна, когтистая лапа наступила ему сверху на спину. Будто весь воздух выдавило из груди, Жан закашлялся и замер, не в силах вдохнуть.       Кривич зарычал. — Слушаю вас очень внимательно, — сквозь накатывающее беспамятство донеслось до Жана. Он еще с трудом уловил начало разговора, где Генрих что-то говорил про законы Российской Федерации, а Кривич рычал «бабу мою мне вертайте», потом был провал, потом Жан еще раз очнулся — и Генрих уже, кажется, тоже обратился и рычал в ответ… А потом раздалась автоматная очередь. И сразу стало легче дышать. Жан со всхлипом втягивал воздух, жмурясь от острой боли, с которой терлись друг о друга обломки ребер, а потом автоматные очереди полились отовсюду, в воздухе разлился острый, омерзительный мышьяковистый запах, Жан начал кашлять, а потом загудело пламя. Жан отполз к крыльцу, и сначала в немом изумлении, а потом и с ужасом наблюдал за фигурами в комбинезонах, и закрывал голову от вспышек светошумовых гранат.       Нечисть бросалась на пришельцев — а они выглядели и впрямь пришельцами в своих костюмах! — но корчилась в струях белого пламени, и погибала десятками, сотнями, пачками, то тут, то там метались по двору заполошные тени, в лохмотьях, обрывках крыльев, шкур, теряя перья, шипели подпаленные хвосты, все это выло, визжало, кричало… и отступало.       Серебристые пришельцы издавали какие-то странные звуки, Жан не мог разобрать, и понял, что, кажется, оглушен, а может, и барабанные перепонки лопнули… Он в отупении наблюдал, как мечется и сам Кривич, теперь уже прогоняющий, заслоняющий своими крыльями от неминуемой гибели нечисть… Вот и его крыло прошила очередь зажигательных пуль — и оно вспыхнуло нестерпимым фосфорным пламенем…       Жан подхватился, сорвал брезент, которым была прикрыта куча песка, и бросился к нему, пытаясь сбить огонь. — Сюда, дед, сюда, крыло в песок! — Жан уже и сам обратился, и закапывал пылающее, уже до костей обугленное крыло лапами. — Хватит! Хватит! Остановитесь! Он сдается! Стойте! — Жан, отойди, попадешь ведь под раздачу! — к нему пробивался Генрих, в полном комплекте защиты и противогазе. — Хватит! Скажи им! Стоп! - Жан кашлял и икал, изо рта потекла пена, к горлу подступала рвота. — Погоди, надо добить всю эту пакость… Жан понял, что, кажется, над всей этой дикой битвой ревут из динамиков какие-то церковные гимны. — Останови их! - простонал он. — Иди в дом! Газа надышешься! Кривич, марш в машину! — Генрих отпихнул Жана и потянулся к деду Славе.       Заполыхал сарай на краю участка, и в свете этого импровизированного костра картина разгрома нечистого войска казалась особенно жуткой.       Жан огляделся, взвыл, зарычал и бросился на Генриха.