Срящ полуденный

— Вот я тебе сейчас покажу, как над дедом издеваться! Вот будешь знать, как над дедушкой шутить! — вампиры тенями метались по комнате. Генрих на всякий случай отошел к двери, не желая, чтобы клыки Тысячелетнего обратились против него. — А что я сделал?! — огрызался Жан, — Сам меня на погибель бросил! — А будешь знать, как кусаться! — Тебе лишь бы меня мучить! — А как с тобой еще?!       Они остановились по разные стороны гроба, тяжело дыша. — Вот ты меня до чего довел, Жанчик, уже и нечисть всякая мерещится, — укоризненно сказал дед Слава. — Святослав Вернидубович, я вам звонил, звонил… — подал голос от двери Генрих. — А я и не слыхал, — состроил невинную рожу дед. — Опять телефон, сучий потрох, дьяволова шарманка, не фурычит, небось… — он сунул руку в гроб и вытащил свой кнопочный «Эрикссон», — вон, точно! Взял да звук отключил! Сам! Это всё ты, Жанчик, виноват. Ты мне его подарил. — Двадцать лет назад, дед, — прочистив горло, сказал Жан. — Подарил. Поменять бы пора. — Какие ж двадцать-то… недавно совсем, — проворчал дед Слава, откладывая телефон, подтягивая ситцевые семейники и почесывая грудь в вырезе майки, — ну раз уж пришли, сыночки, давайте, что ли, красненькой выпьем… Иди, Жанчик, доставай там бутылек из холодильника, подогрей…       Жан бочком протиснулся по стенке к двери и вышел. — Чего надобно тебе, а? — мрачно глянул на Генриха дед Слава. — Ты, поди, сучонка этого подговорил дедушку за нос водить?! — А вы, Святослав Вернидубович, взялись водить за нос Восьмой отдел, хранителей и все вампирское сообщество?! Контакты с Азией налаживаете у всех за спиной?! Все попадут в рай, а вы в Японию? — Уж нельзя старику и побаловаться, сразу набегут… сторожа. Кто тебя сюда звал-то, немчин?! Почто ты мне тут сдался?! Малых моих против меня настропалить захотел?! — Лучше вас с этим никто не справится, Святослав Вернидубович. Выпустить кровь и бросить связанным — отличный способ укрепить любовь и доверие… — А то если бы ты на обратившего пасть раззявил, тебя бы не распяли, — хмыкнул Кривич. — Ты-то чай не маленький, знаешь, как оно всё… бывает. — Времена меняются, Святослав Вернидубович. — А мы нет! — почернев ликом, прошипел дед Слава. — Будьте добры на меня не скалиться… — Идите кровь пить! — крикнул с кухни Жан. — …а про то, как вы препятствовали задержанию лисицы-шпионки… — Какой еще шпионки, боров! Напридумывал себе херни, москаль залетный! — прошипел дед Слава. — Идем, идем! — крикнул он. — …подвергая опасности жизни сотрудников Восьмого отдела и мешая осуществлению их служебных обязанностей… — Кто, я?! Я тут дома сидел, в диван пердел, пока эти косорылые да криворукие под твоим водительством, кровосос ты разбухший, по лесам шастали! — Вы в это время командовали нечистью, истязая своего обращенного! — Ойц-ойц-ойц… Вон он, умученный, носится, аки конь! — Да еще в сговоре с хранителями! — Ты уж там определись, болезный: я хто?! Шпион китайский, аль аспид российской?! Хватит мне тут скоморошничать! Жанчик! — Да? — Жан появился в дверях кухни с двумя бокалами крови, вручая их деду и Генриху. — Ну, не чокаясь… Помянем лиса… Хошь и дурак был, да пригожий. — А это, кстати, еще один повод для скандала, смерть оборотня от рук не пойми кого, то ли вампира, то ли сумасшедшего… — Он даос — буркнул Жан. — Да упырь он сумасшедший, — хмыкнул дед Слава, делая хороший глоток. — Ну и чего? Нагулялся, Жанчик? Огрёб? Дома-то лучше… — Жан-Клоду пока придется вернуться на долечивание. Он получил серьезные травмы как от вашей руки, так и от даоса, — сказал Генрих. — Да я в порядке, — скривился Жан. — Ну конечно, — строго глянул на него Генрих. — Правильно, Жанчик, правильно, нечего тебе шляться незнамо где, незнамо с кем, пора и делами заняться… — закивал дед Слава. — А ты за меня не решай! — окрысился Жан. — Ты бы хоть извинился! Спустил из меня всю кровь, бросил связанным, меня чуть не сожгли! А ты… ты даже… ты бы хоть… — он большими глотками допил кровь. — Ты даже… не рад, что я жив! — Ну прости, сынок, прости… — дед Слава допил кровь, отставил бокал и обнял Жана, гладя его по голове, — ну уж прости старика… Как же, не волновался! Я уж думал, все! Как ругал-то себя, дурака! Думал, пропала кровиночка моя, ни за что пропала, по моей, дурака, вине… Уж лучше б… Уж лучше б плюнули на меня нечистики, слушаться перестали… Подумаешь, укусил… попользовался слабостью моей… опозорил перед всем нелюдом… — Дед, да не хотел я… — Не хотел, да сделал. Ну ладно, — Кривич отстранился, утирая слезы себе и Жану по очереди, — что прошлое поминать! Доставай еще бутылёк… Садитесь, садитесь, на ходу только кони едят… Вот так, вот так… Ну что еще тебе сказать-то, Генрих Адамыч? Лиса — фьють! — сбежала, китайца вы сами споймали… Иришенька вот хотела его вам доставить, да не успела, дак вы и без нее осилили… А и правильно. Разбойник! Вон он чего учудил-то, лиса загубил, чуть Жана не зарезал! — Дед, Бредихина сама даоса на меня спустила, его хранители прямо к клетке привели, дверь открыли, запустили! — возмутился Жан. — Это ты, Жанчик, блажишь. Путаешь, аль чо. — Дед потянулся потрогать ему лоб. — Вон, лихорадит тебя! Не любишь ты Иришку, понимаю, но напраслину-то не возводи, — с угрозой добавил Кривич. — Не позволю! — Ну уж нет, — выпрямился Жан. — Тебя я, дед, прощаю за всё, а Хранительнице Бредихиной пусть по закону отсыпят! Она поймала китайца, заманила его к себе, сначала предлагала всем вместе убить Кривича, а когда я отказался — натравила на меня даоса! А потом хотела убить нас обоих. Вот. — От напридумавал себе, дурашка! Горячка это, не иначе, и впрямь тебя лечить надо, Жанчик. — покачал головой Кривич. — Ирусенька? Бредихина? Против меня? Небывальщина-неслыхальщина. Куда ж она без меня, когда я денег даю, чтобы этот ее, бизнес, не загнулся? Уж который раз одалживается-то. А ты гол, как сокол, Жанчик. Ничего-то за жизнь не скопил, дурачок. На кой ты ей? Наследство думаешь получить? А на-кося! — дед сложил крепкий шиш и сунул Жану под нос. Тот невольно отбил его руку книзу. — А ну не хами, — прикрикнул уже другим тоном на него дед, и по-деловому обратился к Генриху. — Жан-Клод совсем запутался, вы его не слушайте. На суде не подтвердит. Бредихина запуталась, сразу не поняла, что это такое за китаец, а когда он на вампира ее напал, испугалась и решила на тормозах все спустить. Упустила обоих. Так ведь и на старуху бывает проруха. Предупреждение ей выдайте, о неполном соответствии. А других хранителей мне тут не надо, не приму я других, так и знайте! — Святослав Вернидубович, у Бредихиной есть совершеннолетний сын, так что если она пойдет под суд, то продолжить династию сможет он, чтобы вам было привычнее. А мы пришлем опытного помощника, чтобы молодой Бредихин справился… — Чужих не потерплю, — потемнел взором Кривич. — Так, Жан-Клод. А ну объясни дружку своему, что по злобе да сдуру клевету возвел на Ирину!       Жан поднял голову, перевел взгляд с Генриха на деда Славу, ища хотя бы от кого-нибудь из них снисхождения. Но оба смотрели — как ножом резали. — Подумай как следует, Жан-Клод, — негромко сказал Генрих. — Попытка оклеветать хранителя тоже ничего хорошего из себя не представляет. А потом выйдет, что ты виновен в побеге, придется платить за разбитую машину… И проглотить то, что тебя отдали нечисти на съедение… Да и Вей Чжимень кругом виноват выйдет, лиса убил, на тебя напал… — Не слушай его, сынок, — отмахнулся Кривич. — Мало ли чего он там наплетет, черт нерусский. Про гелик Ирусенька уже и думать забыла, небось, сами починят, не обеднеют, китаец и так, и сяк кругом виноват, а ты душу-то свою не губи…       Жан переводил взгляд с одного на другого, а потом опустил глаза в стол. — Я и правда себя плохо чувствую… Наверное, мне действительно надо лечиться… А потом уже… давать показания, — выдохнул он. — Прости, дед, но я не останусь. — Полно тебе, Жанчик, дома-то лучше! Что ж это, я тебя не вылечу?! Да вмиг на ноги подыму! — Мне надо, — с трудом сказал Жан, — мне надо… Меня там… ко мне пастор приедет… священник… Надо… Дед, ты на меня нечисть наслал, а я католик… — Так а чего же, ходи себе в церкву, что ж я тебя неволю, что ль?! Вон, ежели ослабел, на машине возить тебя буду на Урицкого! — Нет, дед… мне ведь особый нужен… кто про нас знает… для нас ведь и месса особая… служба… не такая ведь, как для живых! Нет, я поеду с Генрихом, — он начал подниматься из-за стола. — Сейчас уйдешь — потом не вернешься, — хмуро предупредил Кривич. — Смотри, сынок, не глупи. Кому ты нужен-то… Обманут тебя твои московиты. Бросай ты все эти бредни. Ослабел церковный бог, что толку зря себе лоб разбивать! И не звони! Уйдешь, так и уходи! — Дед… — Жан поднял на него глаза. — Что ж ты со мной делаешь-то… — А ты не горюй. Оставайся! — Пойдем, Жан, — Генрих слегка похлопал его по плечу. — Иди, иди. Вот в чем есть, в том и иди! Пришел ко мне оборванцем, оборванцем и проваливай! — Не я к тебе пришел. Ты меня в плен взял, — не поднимая глаз, сказал Жан. — Но, я вижу, Бредихины тебе дороже.       Жан медленно поднялся и, не глядя на деда, сделал шаг к выходу. Насторожившийся Кривич тяжело, исподлобья глядел на них с Генрихом. — Святослав Вернидубович, не торопитесь с окончательными решениями… — сказал Генрих. — И… не совершайте… опрометчивых поступков, мы все-таки не одни на свете живем… Если вдруг авария, или что-то наподобие… Вы же понимаете, что следствие будут ольговы сестры вести?! О вашем влиянии на… духов местности прекрасно известно… — Идите, идите… Больно нужны вы кому, — махнул рукой Кривич. — Иди, Жанчик, иди. Поживи без дедушки!