Праздник разбитых сердец

Всё больше пар присоединялись к головокружительному быстрому вальсу, танцевальная площадка постепенно наполнилась, когда Варя резко остановилась, чтобы отдышаться. Влад толком не успел отреагировать: ещё чуть-чуть, и он бы наступил на розовый, по инерции колышущийся подол платья, но запнулся об собственные ноги — ботинки определённо нужно было брать на размер больше — и вжался в юное тело, разгорячённое и подрагивающее от танца. Морок тут же стыдливо отпрянул, даже слишком резко для образа «плевать на всё», и мужская рука легко скользнула по спине, обтянутой синим корсетом. Этот вечер определённо запомнится Владу на долгие годы. — Я жуть как устала, пошли посидим? — Варя будто даже не заметила этой неловкой заминки, однако внимательные голубые глаза тут же заметили, как пунцовые от вальсового пыла девичьи щёки ещё больше раскраснелись. Влад, всё ещё на ажиотаже, на предложение ответил лишь коротким потерянным кивком и покорно пошагал за борзой девушкой. Так, в звенящем молчании, они дошли до нужного места. Это была отдалённая скамейка, спрятанная под развесистой яблоней от шума возбуждённой толпы и яркого света цветных фонарей. Очевидно, Варе срочно была необходима передышка, поэтому она сразу растянулась на скамье, облегчённо вздохнув. — Была бы моя воля, ходила остаток вечера босая, — недовольно протянула девушка, стягивая с ног синие сапожки на небольшом каблуке. — Никто и не заметит, колючка: платье-то длинное, — рассеянно ответил Влад, оглядывая место. Скамейка действительно скрывала их не только от назойливого гомона, но и от лишних глаз и ушей, отчего сердце Морока забилось чаще: вот он, момент. — Длинное, — согласилась Варя, — Но длинное настолько, что подол землю метёт. А пачкать не хочется. Влад ответить не удосужился, и в воздухе повисла неловкая тишина, прерываемая только чириканьем поздних птиц и приглушённой музыкой. Морок сидел и украдкой поглядывал на Варю, которая, чуть запрокинув голову, задумчиво разглядывала небо, обрамлённое ветвями, на которых только-только начали созревать яблоки, и напевала себе под нос. Звёзд не было видно, но это не мешало девушке блуждать взглядом широко распахнутых глаз по тёмному небу. Её дыхание давно выровнялось, но щёки в темноте всё ещё отдавали лёгким румянцем, а губы озаряла нежная светлая улыбка. Влад не мог отвести глаз от Вари и уже бесстыдно пялился, рассматривал каждую чёрточку юного тела, еле дышал от распирающей нежности. Голова кружилась, то ли из-за дурмана запаха яблони, то ли из-за ангела перед глазами. — Варя… — чуть не шёпотом позвал Влад, сосредоточив всё своё естество на аметистовых глазах. Сейчас или никогда, не правда ли? — Да? — Варя лишь чуть выпрямила шею и скользнула расслабленным, чуть насмешливым взглядом по лицу Морока. — Я, — начал тот, но голос тут же предательски дрогнул. Решимость в одну секунду покинула парня и напоследок ударила его под дых, заставляя ретироваться весь воздух из лёгких. Сейчас Влад тонул, сам стал жертвой предательского морока. Внутренности будто отплясывали известный только им адский танец, мир начал постепенно, но стремительно терять чёткость. Сейчас перед ним была лишь она. Её внимательные глаза, в которых отражалась вся слабость и беспомощность Морока, губы, поджатые в ожидании. Она, которая может и не узнать о всепоглощающих чувствах, счастливо жить в неведении и продолжать саркастично улыбаться ему при встрече. Но Влад ведь эгоист, а Варя терпеливо ждёт продолжения. Уже с минуту ждёт. В последний раз: сейчас или никогда. — Я тебя люблю. — Что? — о нет, она точно расслышала каждое слово. Улыбка на мгновение погасла и тут же вновь появилась, но уже какая-то неправильная, нервная. Он попал. Глупо, чертовски глупо. Нужно всего лишь сказать, что это шутка, или признаться в «глубоких дружеских чувствах», что угодно. — Я тебя люблю, — Влад просто повторяет, уже откровенно копая себе могилу. Внутри кипел ком, предвещавший безудержные рыдания, но сейчас было явно не до этого. Он проиграл самому же себе, понадеялся, не смог. И, словно от мимолётного желания вонзить себе нож в горло уже до конца, до самого основания, без шансов что-либо исправить, тише добавил: — Романтически. Повисла жуткая, гнетущая тишина. В отдалении всё ещё были слышны весёлые голоса, но их не существовало. Пустые декорации. И Влад — тоже декорация, шут, ничтожество, пыль, горький окурок, придавленный каблуком. — Нет… — только и ответила шокированная Варя спустя долгие несколько минут. Улыбка окончательно слетела с внезапно побледневшего лица, а взгляд растерянно бегал по лицу Влада. — Морок, нет. Тебе же, — голос то и дело норовил сорваться, становился твёрже с каждым произнесённым словом, что явно расходилось с видом испуганного лица, — тебе под триста, ты понимаешь? Аметистовые глаза наполнялись слезами, а Влад всё сидел в том же положении, и ни одна мышца не дрогнула. Внутри всё перегорело, и теперь там растекалась оглушающая пустота. Он умер, и даже намёка на перерождение хоть когда-нибудь нет. Влад мёртв. — Я считала тебя другом, — тихо проговорила наконец, после очередной минуты молчания, Варя, уже не скрывая потока слёз на побелевших щеках, вдруг резко поднялась и схватила сапожки в одну руку, а подол приподняла другой. В голосе смешался металл, горечь и тягучее отвращение, когда она последний раз взглянула на Морока и кинула: — Какая мерзость… И быстро зашагала прочь, к зданию школы. Влад же отрешённо смотрел ей вслед. Наконец-то можно было зарыдать без лишних взглядов и осуждения, но у него не было слёз. Разгорелся пожар, да такой, что внутри абсолютно ничего не осталось. Лишь сине-розовая удаляющаяся фигура теперь напоминала о том, что буквально мгновения назад у него было всё. Сейчас же осталась только бутоньерка на пиджаке. Под цвет её платья.