под чужим крылом

      всегда случается не только что-то хорошее, но и плохое тоже. изуку знал это с самого детства, с тех пор, как он не получил своего ангела в довольно обычном для этого возрасте, а также был ещё и довольно тихим ребёнком, скромным, хоть и раскрывался его истинный характер только с друзьями. он часто проводил время в одиночестве, но в детстве этого было достаточно — мама рядом, всё хорошо. впрочем, в школе, конечно, всё стало совсем плохо. изнывая от отсутствия общения, он старался подружиться с любым интересным на взгляд человеком, но каждый раз не находил кого-то близкого для себя. вскоре он смирился со своей участью одинокого изгнанника, но появление в его жизни катсуки вернуло всё, как было в прошлом. он действительно видел в бакуго неплохого собеседника, с которым у него нередко не сходились мнения, но всё же они принимали эти различия и не конфликтовали между собой, но… он скорее напоминал отца, заменял его, что даже инко заметила.       — изуку, милый, я так рада тому, что у нас есть такой прелестный ангел! он во многом меня спасает по дому, замечательный человек. я была бы рада, если бы твой отец был таким… — она сразу же замолкает, понимая, что сказала лишнее.       — мам…       — прости, я сказала… не особо искренние слова. я любила хизаши, очень любила, никогда не хотела его как-то очернить перед тобой, но порой я думаю об этом, думаю о его родительском долге, понимаешь? — мидория старшая улыбается, но в её выражении лица проскальзывает грусть.       — я всё понимаю, — отвечает изуку, обнимая маму, — главное, что у нас есть катсуки.       собственные слова вновь и вновь повторяются в его голове, будто он сказал это только недавно, хотя прошло уже немало времени. наступило время экзаменов, а тогда они ещё только неделю как жили с этим неугомонным ангелом-бесом, не особо близко с ним познакомившись. ему наконец выдалась возможность подумать наедине с собой. инко с радостью пошла в супермаркет вместе с катсуки, доставшего из ниоткуда («надеюсь, что он не ворует») деньги, дабы купить чуть побольше продуктов да покачественнее. он понимает, что ему хотелось бы общаться с кем-то из сверстников, но с ним и разговаривать не спешат. старые обиды вспыхивают в груди снова, хотя, казалось бы, он пережил это. ему предстоит ещё часть осени и зиму прожить без настоящих друзей. одна мысль об этом угнетает. наверное, ему удастся с этим справиться.

***

      мысли о своём одиночестве быстро забываются. ещё всего пару дней, а там уже и экзамены начнутся, так что думать о чём-то, кроме учёбы и тренировок, было невозможно. с бакуго они не видятся в обычной жизни, встречаются только ради тренировок да и только, но сегодня вновь всё идёт не так, как обычно. уже второй раз за месяц, ей-богу, ангел всю жизнь ему перетормошил.       во время обеденного перерыва шумно и многолюдно везде. все ученики смешиваются в одно целое, не выделяясь из этой кучи, впрочем, они даже не стараются для этого. самое тихое место в школе в это время — крыша. там и решает устроить себе обед мидория. тишиной он наслаждается совсем недолго, успев только забраться на крышу и достать палочки для еды, слыша треск железа у себя за спиной.       — к-каччан? привет, что ты тут делаешь? — он старается сдержать своё удивление, удерживая палочки в своих руках.       — да так… — вместо дальнейшего ответа катсуки начинает чистить от пыли свои металлические крылья, не обращая внимания на что-либо иное.       они проводят данное им (точнее, изуку) время без разговоров. он спокойно ест кацудон (да-да, опять), приготовленный бакуго, задумавшись о своём. он вновь думает о предстоящих тренировках, придумывает что-то новое, пока мысли не возвращаются к самому ангелу, сидящему на корточках у края крыши. странные крылья всё ещё расправлены, хотя он без труда может их скрыть, как делал всегда. он играется с зажигалкой, что взял из дома, видимо, то поджигая, то оставляя её в покое.       — ты бывал здесь раньше, каччан? — что ж, может быть, над ним сжалятся и ответят хоть что-то в этот раз.       — ботан, мы это уже обсуждали. ты не готов к серьёзным разговорам.       «серьёзным разговорам»? теперь любопытство мидории ещё сильнее, совсем чуть-чуть — и через край перельёт. «серьёзные разговоры»? ладно. пока катсуки не захочет рассказать свой секрет, ему придётся только ждать и придумывать разные теории.       совсем не главное, что «у нас есть катсуки»! вдруг он шпион?!       в остальном, впрочем, ничего примечательного в жизни изуку не происходило. это была обычная рутина в виде уроки-дом-тренировка-дом, как в колесе, день сурка почти. бакуго почти не появлялся во время уроков и перерывов, учебный день всегда проходил без него. он отсиживался дома, в основном вновь и вновь медитируя день за днём. благовония не успевали сменять друг друга, берясь из буквально ниоткуда, отчего мидория всё чаще и чаще беспокоился за свои карманные деньги и за бюджет семьи (впрочем, он ни йены не потерял с момента появления несносного ангела). помимо этого, почти все зажигалки истратились, отчего даже инко начала подозревать в курении… конечно, изуку! («для роли курильщика скорее каччан же подойдёт, впрочем…» — думал про себя парень, вспомнив после, что катсуки не составит труда зажечь сигарету своими руками, зачем ему зажигалка тогда?) но всё же! даже его мама полюбила катсуки, кажется, так же сильно, как и своего родного сына, если можно, конечно, любить незнакомого человека, который по возрасту их превосходит в сотню раз обоих, как своё дитя. нравился ли бакуго самому мидории младшему? да, очевидно да, он хороший наставник, а ещё сильный, умный, красивый, им можно восхищаться, заботиться о их семье и… ладно, он совсем разошёлся.

***

      сегодня он свалился в постель с болезнью прямо после учебного дня в прохладном кабинете.       зима. на улице падает белый, как какой-то кристалл («искусственный, конечно»), снег, но он совсем небольшой, всего пару горстков снега то тут, то там. бакуго, на удивление, не изменяет своему фирменному костюму, хотя дома он надевает по просьбе мидории-старшей домашнюю одежду. он появляется вновь и вновь из ниоткуда, без определённого расписания и без цели. страшно ли изуку? ну… нет.?       — каччан! — он пытается отогреть замёрзшие пальцы своим дыханием, но каждый раз они мёрзнут ещё сильнее.       — и тебе привет, задрот, — катсуки выглядит недовольным, угрюмо и в принципе странно. видеть его злым нормально, но видеть его таким — нет, — ты можешь ходить на дополнительные курсы к всемогущему. он больше меня знает, — он буквально скрипит зубами, кое-как выговаривая своё предложение.       мидория останавливается, не оборачиваясь на ангела за своей спиной. это была его мечта, но он всегда держал у себя в голове повторяющиеся из раза в раз слова на интервью. помнит и то, как ему ответил любимый герой на одной из встреч фанатов. «ты ничего не достигнешь без своего ангела-хранителя, прости, мальчик мой».       — прости, каччан, — изображать из себя весёлого даётся тяжело, впрочем, это ещё больше помогает делу, — я… не пойду. потом объясню.       изуку преспокойно продолжает идти дальше, поправляя спадающие шарф и рюкзак. он молчит о прошлом, знает же, что ему ответили честно, да ещё и явно без презрения к его личности, но… слышать сейчас такое просто смешно, несмотря на до сих пор не зажившую рану во всех чувствах.       они идут по своему пути, проходя мимо разных магазинов и супермаркетов. наконец взгляд мидории останавливается на объявлении о скидках на синнамороллы, вспыхивая радостью, как спичка огнём. он припадает руками к стеклу, выглядя намного довольнее, чем обычно. даже не знает, купят ему или нет, но уже радуется, от счастья сейчас прямо-таки взорвётся, не иначе. изуку использует запретный приём, — «щенячьи глазки», — и насколько бессердечным должен быть ангел, чтобы отказать ему? так что поход в этот магазин становится делом первой важностью, неотложным, не терпящим промедления.       дверь за ними закрывается с громким хлопком, впуская в помещение новых посетителей. мидория сразу же бежит к булочным изделиям, пока катсуки неторопливо подходит к полкам с молочными продуктами. он выглядит всё так же мрачно, оглядывает всё лежащее на прилавках недовольно, но не отрывает взгляда от этикеток всё же. маленький магазинчик, где поживиться можно только и булками, скучен для него.       — извините, молодой человек!       он чувствует жжение в плече, озираясь по сторонам в поисках виновного в его боли. до боли знакомые блондинистые волосы, красного цвета глаза, такие нетипичные для ангелов, и не меняющаяся никогда сияющая кожа, не имеющая недостатков. женщина только слабо улыбается, скрываясь за всем этим разнообразием еды и напитков.       «тупая старая карга!» — его реакция граничит с неприкрытой любовью и злостью. хотел ли он встречи здесь и вот именно такую реакцию от неё? нет, точно нет. он думал, что отправится в свой дом на днях, отпросится у мидории старшей, да и пойдёт навещать «стариков», точнее, вероятно, одного только «старика».       он не замечает, как к нему сзади подходят, а потом бросаются на шею, глупо смеясь.       — я здесь, каччан! — изуку отцепляется от бедного бакуго, показывая фирменные выражение лица и позу всемогущего.       — пошли, ебать-какой-быстрый-сладкоежка, — ворчит катсуки, — смотри, чтобы мне потом не прилетело от твоей матери.       они молчат некоторое время, проходя к выходу из магазина, слышно только тихое чавканье мидории, довольного «глупой сранной булкой», обошедшейся им во всего парочку йен. они останавливаются неподалёку от той самой вывески, ради которой зашли сюда, выдыхая маленькие облака изо рта от холода. бакуго смотрит на парня слишком пристально, пока не снимает с себя и ему самому неизвестный пояс для дополнительной защиты, а после расстёгивает подобие куртки, если её так вообще можно назвать, закидывая ту на плечи простудившегося изуку. тот, кажется, и не замечает ничего, поедая несчастный синнаморолл, витая в облаках. совсем сейчас не хочется лезть в его мысли, так что катсуки только облокачивается на стеклянную витрину, сам немного подрагивая от холода. всё же обычная чёрная майка его не согреет, несмотря на то, что он тренировался постоянно на выдержку самых низких и самых высоких температур.       — каччан, я слышал, в тебя врезалась какая-то женщина. ты её знаешь? мне показалось, ты её изучал и что-то вспоминал.       да уж, ангел именно такие мысли и предполагал. он продолжает изучать дорогу, которую уже выучил наизусть за всё то время, что они стоят тут, упрямо не желая отвечать.       — ладно-ладно, я не против, чтобы у тебя были свои секреты! — размахивая руками со всё ещё недоеденной выпечкой в них («смакует её, что-ли? придурок»), говорит мидория извиняющимся голосом.       — заткнись, ботан. давай полетаем, как только ты доешь свою булку. она уже меня раздражает.       изуку буквально запихивает в себя булочку, быстро пережёвывая еду, всё ещё следя за движениями катсуки. они встречаются взглядами, и, если его взгляд был легко читаем, то во взоре бакуго было непонятно абсолютно всё. вроде и видны эмоции какие-то, но их нет, отчего парень недовольно вздыхает. ангел легко ему может залезть в голову, но он сам не может даже и предположить, что в голове у этого хранителя-или-разрушителя-наверняка.       он проглатывает остатки выпечки, выглядя как ребёнок, который наигрался с игрушкой, что раньше всем сердцем желал. катсуки недовольно цыкает, пальцем вытирая остатки корицы в уголке губ парня, а после проявляет свои крылья, расправляя их, будто хвастается. он осторожно встряхивает ими, явно избавляясь от пыли и небольшого количества снега, которого уже успело замести на них.       то, что его схватят в следующий момент, скрестив руки плотно за спиной, уткнув его голову в горячее тело, он явно не ожидал. опора под ногами пропадает, он бессмысленно хватается за майку бакуго, пока не смотрит вниз. ещё недавно дорога прямо перед ними теперь под ними, да ещё и в уменьшенном виде. все ранее высокие на взгляд домики отдаляются, кажущиеся теперь чем-то маленьким, чем-то совершенно пустячным по размерам. мидории не остаётся ничего делать, кроме как изумлённо хлопать ресницами и раскрыть рот от удивления. весь район, как на ладони.       их дом совсем недалеко отсюда, но катсуки явно хочется порезвиться, видимо, вспомнить былое. он то поднимается вверх, чуть ли не касаясь низких облаков, то опускается, почти проводя громоздкими ботинками по крышам домов. вечно меняя направление, они то видят многоэтажки, то парки, то мелкие торговые центры и магазины с одеждой. в один момент бакуго даже немного ослабляет хватку на спине изуку, отчего тот уже готовится к своей странной смерти, но вовремя реагирует и вновь прижимает парня к себе, не давая упасть.       они продолжают свой полёт ещё несколько минут, пока мидория не слышит рингтона телефона. ангелу не нужно пояснять, что делать, он спокойно приземляет их на ближайшую верхушку здания, отпуская парня. он что-то бормочет, из его фраз разберёшь только «катсуки… летать… я в норме…», да и всё.       — задрот, погнали. я объясню твоей матери, что тебе полезно такое, — говорит катсуки. «хотя это нихрена не полезно» повисает в воздухе.       его вновь хватают, как только мама отключается, но в этот раз уже держа руки на его животе. теперь он может увидеть получше окружающую местность, хоть страх и одолевает его тело.       к счастью, бакуго в этот раз не даёт ему особого шанса посмотреть на мир под ними, так что уже через минуту они оказываются дома. изуку шмыгает несколько раз носом, а потом чихает, чувствуя, как болезнь оккупирует его тело. инко сразу всё замечает, так что ему ничего не остаётся, кроме как лечь в наполненную горячей водой ванную. в детстве он всегда здесь строил целые замки из пены от гелей для душа, плескаясь так, что весь пол комнаты потом был мокрым, отчего он несколько раз поскальзывался, когда вылезал из ванны. мидория расслабляется всем телом. зима его никогда не оставляла без простуды.       он почти готов уснуть, пока к нему не стучаться в дверь и сразу же заходят вовнутрь. из-под прикрытых глаз он замечает ангела, который мирно устраивается на стиральной машине, глядя на него. сейчас бы засмущаться и закричать, что «это совсем неприлично!», но сил никаких нет, так что изуку просто прикрывает глаза вновь, скрываясь почти до носа под водой.       — я тебе сделал чай и приготовил твоё ботановское ложе, — начинает катсуки, явно что-то желая сказать.       они ещё молчат некоторое время, пока мидория, как в детстве, пускает пузыри по водной глади с помощью рта.       — знаешь… я же говорил, что мне отказывали пару придурков? ну так вот…       бакуго, будто пытаясь удержать парня в сознании, не дать проваливаться в сон, начинает рассказ про тех, с кем встречался, пока трудился ради своей карьеры хранителя. он рассказывает про офицера из сша, куда его отправили, ибо английский у них считается базовым для изучения, значит, как минимум первый человек, к которому любого ангела отправят, будет из англоязычных стран. катсуки не приукрашивает события, да и рассказывать, если честно, нечего, ибо «этот придурошный сказал, что он хочет проходить свою ёбанную службу своими силами», а после переходит к маленькой девочке из трущоб англии, что отказалась от него через несколько дней, видимо, предчувствуя свою смерть. он прокашливается на этом моменте, говоря, что, что с ним, что без него, она бы не спасла себя. замолкает он быстро, недоговаривая что-то. он умалчивает про трёх других людей, словно ему это слишком неприятно, либо же с ними всё было хорошо. изуку не просит рассказывать про них, так что бакуго уходит сразу же из ванной, оставляя своего недохозяина наедине с собой. вздыхая, мидория одевается, думая о всём произошедшем.       «нет, такая скрытность насчёт трёх других людей, с кем он работал, явно странная. может быть, это связано с кем-то из моей семьи? или с семьёй знакомой моей? я иначе не могу объяснить такое молчание. впрочем, ладно, пусть молчит, может, это и к лучшему, не к худшему, я не могу этого знать, пока он сам ничего не расскажет».       на втором этаже где-то чихает катсуки.