horns

— Двое на девять часов, идут к тебе, — предупреждает вкрадчивый голос Кэйи в наушнике — и именно этот момент Люмин выбирает, чтобы врезаться в официанта и опрокинуть на него пару тысяч долларов. Шампанское, как успела выяснить Люмин, на благотворительном вечере у Чжун Ли подают дорогое, потому что этот человек не знает меры деньгам. Из-за этого особенно больно видеть, как целый поднос бокалов по вине её расчётливой нерасторопности взлетает в воздух — и окрашивает белый пиджак мокрыми пятнами. — Простите, пожалуйста! Я такая неуклюжая, весь вечер на каблуках, уже не разбираю, куда ногу ставлю, а я их надела в первый раз, понимаете? Ужасно жаль, простите ещё раз… Официант спешит убраться, а Люмин прячет его служебный пропуск в боковой карман клатча и позволяет себе вздохнуть свободно. Бросает осторожный взгляд в дальний угол — Кэйа, умудряющийся поправлять одновременно свою причёску и галстук-бабочку, с полуулыбкой отворачивается к Альбедо и как ни в чём не бывало продолжает с ним светскую беседу. Зато её манёвр удаётся: двое верзил-охранников проходят мимо, не удостоив её и взглядом. Правда, чуть морщат носы, когда подошвы безупречно лакированных туфель оставляют за собой липкие следы шампанского по всему залу. — Хорошо справляешься, — звучит в наушнике другой голос — это уже Альбедо. Люмин усмехается уголком рта. Она знает. В чём-то она не соврала: каблуки она надела впервые в жизни. Да и вырядилась как рождественская ёлка — тоже. Брать девчонку без опыта на полевую работу не хотел никто — даже Кэйа, даже Альбедо. Но что поделать, если в начальстве внешней разведки затесались удивительные сексисты, и когда выяснилось, что к следующей цели будет лучше приставить девушку, весь отдел в составе двадцати парней-оперативников и одной Люмин дружно полез на стены. «Двадцать четыре года, — со скепсисом в голосе читает Варка её личное дело, — опыт работы в оперативном отделе — две недели, владеет тхэквондо, особые физические данные — не наблюдается, особые заслуги — не наблюдается… Мы уверены, что возьмём на такую операцию ребёнка?» Увы, у них просто не оставалось выбора. Этой целью управление интересовалось давно. Но подобраться к ней дорогого стоило. Всех подосланных агентов он раскусывал на раз-два, даже отправленный самолично Варкой Дилюк с треском провалился — и потом ещё месяц ходил со сломанным носом, пока весь отдел отпускал шутки ниже плинтуса. Любимой шуткой Кэйи было «Что поделать, если он не по мальчикам». Любимой шуткой Дилюка в ответ на шутку Кэйи — «Ещё одно слово, и ты уже будешь ни по мальчикам, ни по девочкам, я просто сломаю тебе хрен». Досье её цели Люмин показали месяц назад, и она успела выучить его до последней буквочки мелким шрифтом. Она знает, кого ей искать, что выуживать, кому это потом передать, чтобы на одного рэкетира, фальшивомонетчика и торговца оружием в списке преступников глобального уровня стало меньше. Управление присваивает цели статус А+, и это на целый плюс больше, чем было в той истории с китайским воротилой органами. Другими словами — охренеть как опасно. Именно поэтому никто не хотел отправлять Люмин сюда — на благотворительный вечер в пятизвёздочную гостиницу к самым сливкам общества. Сама она, когда Кэйа гордо продемонстрировал ей наряд и пятидюймовые шпильки, — тоже. Но задание есть задание. — Знаете, — бурчит Люмин в наушник, прикрывая рот салфеткой, — я думаю, что пистолет мне вообще не понадобится. Если его придётся убить — я просто воткну каблук ему в глаз. Альбедо после паузы чуть ли не стонет в наушник: — Он нужен живым, ради всего святого!.. — Знаю-знаю, спокойно. Просто эти каблуки замечательно доводят до смерти меня. Ни Альбедо, ни Кэйа ей не отвечают. Скосив взгляд, Люмин замечает, что их берёт в оборот Нин Гуан — эту белокурую красавицу в мехах, партнёршу Чжун Ли по китайской экспансии города-казино, тяжело не узнать. Люмин помнит в лицо всех и каждого на этом вечере, полный список гостей она вызубрила наизусть, и ей остаётся только догадываться, какими правдами и неправдами Варка протолкнул сюда сразу трёх своих агентов. Её проблема в одном: на задании от неё не требуется ни боевых навыков, ни искусного шпионажа, ни чего-то ещё, чем занимаются полевые агенты по будням с восьми до пяти. Она должна быть девушкой. Она должна понравиться. Если нет — она провалила задание. «Что поделать, если он не по мальчикам», — мелькает в голове Люмин смешливый шёпоток Кэйи, когда она наконец замечает свою цель. Небрежно облокотившись о массивную мраморную колонну, он флиртует с незнакомкой в длинном тёмно-синем платье. Люмин не может опознать её со спины, но мысленно оценивает сначала сложную многоэтажную причёску с кучей ненужных украшений, потом — фигуру, закованную в это самое платье, потом ловит её звенящий смех и впервые признаёт: возможно, понравиться с такой конкуренцией будет сложно. И именно в этот момент он, поднимая бокал вина, чтобы отпить, вдруг сталкивается с ней взглядом. Люмин задерживает свой на мгновение дольше необходимого, позволяет себе лёгкую улыбку и отворачивается. Даже издалека этот смешливый прищур ярко-синих глаз заставляет чувствовать себя неуютно — пронизывает рентгеном, будто мысли читает. На всякий случай, если всё-таки читает, Люмин, отворачиваясь к выходу на балкон, изо всех сил думает: «Придурок». Свежий воздух после пары глотков шампанского — именно то, что сейчас необходимо. Люмин напоминает себе: непринуждённо заговорить, втереться в доверие, поставить прослушку, и всё это желательно успеть за один вечер. На этом её работа заканчивается. Балкон, к счастью, пуст. За колончатыми ограждениями с двадцать второго этажа открывается восхитительный вид на город со всей его красотой ночных огней и неоновых вывесок. Думая о том, что устраивать благотворительный вечер в городе, где за одну ночь туристы в казино просаживают целое состояние — не лучшая идея, Люмин почти не замечает, как за её спиной возникают тихие шаги. А в следующее мгновение он вырастает перед ней — с двумя бокалами шампанского в руках и лисьей улыбкой на губах. — Угостить вас? «Сама галантность», — почти весело думает Люмин. У неё есть доля секунды для того, чтобы оценить ситуацию и взвесить дальнейшие слова. Нервы оголяются до мельчайших клеточек: именно сейчас, когда шанс сам приплыл к ней в руки, так важно его не упустить. Поэтому вслух она говорит: — А подкатывать к девушкам менее избитыми фразами вас, очевидно, не научили. Он коротко смеётся в ответ. А Люмин обнаруживает, что он выше неё на целых полторы головы, и получает первую, но далеко не последнюю возможность посмотреть на него открыто и в упор. На фотографию из досье он совсем не похож. Рыжие волосы, уложенные достаточно, чтобы не говорить о неряшливости, но недостаточно — о безупречности, высокий лоб, прямой нос, ямочки на щеках и морщинки у тех самых рентгеновских глаз — он выглядит так обыденно и так по-мальчишески, что Люмин даже повелась бы. Если бы не знала, чем он занимается. Он всё же протягивает ей бокал и сразу отпивает из своего. — Тарталья, — представляется будто мимоходом. Во всех его жестах сквозит такая непринуждённость, что Люмин, впервые оказавшись среди людей богатых и значимых чуть ли не политически, ему почти завидует. Она-то чувствует себя здесь далеко не в своей тарелке. И дело тут вовсе не в чёртовых каблуках, облегающем платье, которое должно показывать то, что ей показывать нечего, или даже маленьком пистолете, упакованном в бисерный клатч — на неё давит атмосфера, на неё давит незримое наблюдение в наушнике, на неё давит Варка с его заданием. Наконец, на неё давит он. И Люмин знает его под другим именем — потому что в преступных кругах он известен не как Тарталья, как Чайльд. И ни то, ни другое не является именем настоящим. — Люмин, — легко пожимает она плечами в ответ. На неё он всё равно ничего не найдёт, а если хорошо постараться — даже не подумает искать. — Захотелось подышать? — Светская болтовня действует на нервы, — Тарталья звучит почти натурально. Опирается о мраморные перила (он упадёт, если не будет постоянно на что-то облокачиваться?) и жалуется в пустоту: — Не люблю такие приёмы. Всегда одно и то же. Люмин молчит, внутренне пытаясь разгадать, что заставило его бросить свою красотку в синем платье и пойти сюда — за ней. Если разгадает, то собственное поведение дальше будет строиться именно на этом. К счастью, Тарталья явно не соответствует своему А+, потому что догадку предоставляет ей сам: — Вы не похожи на этих вылизанных дамочек внутри, — кивает на зал, откуда слышны классическая музыка, звон бокалов и болтовня. — Вы… обычная. Люмин против воли — это естественный жест, а не разыгранный спектакль — поднимает бровь: — Обычная. — Не принимайте это за оскорбление, — улыбается Тарталья. — Всего лишь наблюдение. Вы неуверенно держитесь на каблуках. Платье новое, но сидит на вас неидеально. Парфюм… — Тарталья чуть наклоняется к ней, раздувает ноздри, выглядя при этом, как сердитый жеребец, и Люмин хмыкает себе под нос, — не из дорогих. Маникюра нет, причёску и макияж вы явно делали сами — поверьте, я видел много девушек на таких приёмах, чтобы разбираться. Из чего я могу сделать вывод… Люмин невольно задерживает дыхание. — …что с вами хотя бы будет, о чём поговорить, — Тарталья наблюдает за ней с озорным прищуром. — Пейте, когда ещё представится возможность попробовать такое дорогое шампанское? Люмин послушно делает глоток. Всего один, маленький, но этого хватает, чтобы Тарталья удовлетворённо кивнул и улыбнулся. В наушнике Люмин слышит почти восхищённый шёпот Кэйи: — Не знаю, что творит наша малышка, но пока что работает. Продолжай в том же духе, ладно? Люмин не надо ничего продолжать — Тарталья делает всё за неё. Пока что, во всяком случае, он справляется прекрасно. — Ладно, — чуть усмехается она, — вы меня разгадали, поздравляю. Надеюсь, что у такого богатого на интеллект молодого человека найдётся, чем ещё удивить такую простушку, как я. Люмин изо всех сил старается, чтобы «богатый на интеллект» не прозвучало с сарказмом, который так и просится в голос. Сложно говорить с Тартальей по-другому: он из досье и он во плоти — это как будто два разных человека. Тот был хитрым, опасным преступником, а этот — обычный позёр слэш дамский угодник. — Он сломал Дилюку нос, — предупреждает Кэйа (правда, со смешком), будто читая её мысли, — не отвлекайся. Будь настороже. «Я и так настороже, не переживай», — мысленно отзывается Люмин. — Что-то мне подсказывает, — щурится Тарталья, — что вы отнюдь не простушка. Я хорошо знаю Чжун Ли, он мой старый бизнес-партнёр, и кого попало он на свои приёмы не приглашает. Так что в вас явно есть что-то особенное, верно? Люмин чуть округляет глаза, готовясь с наивностью истинной простушки посвятить его в свою легенду, но вопрос был риторическим: отворачиваясь к неоновой панораме, Тарталья не меняя тона продолжает: — Позвольте мне угадать. Вы читаете классиков, ходите по оперным театрам, жертвуете на благотворительность и почти не пьёте. Выросли в небогатой семье, возможно, — он возвращает на неё взгляд, оценивающе обегает с головы до ног, — есть брат или сестра. Ни разу в жизни не бывали заграницей, по знаку Зодиака… хм… Рак или Лев? Готов поспорить, что вы летняя звезда. Любите холодные напитки, пастельные цвета, спокойные рассветы и почти наверняка грозу. А теперь скажите, в скольких пунктах я промазал. Люмин полагается восторженно округлить глаза, хлопнуть ресницами и чуть приоткрыть рот, а потом, маскируя смущение, спросить, как он это угадал. Люмин хочется глаза закатить, рот согнуть в усмешке, а потом, маскируя зевок, спросить, всегда ли он такой позёр. Но вместо этого она- — Точно по легенде, читал он её, что ли? — Кэйа, не мешай. Вместо этого она озвучивает: — Ошиблись всего в одном, — и мило улыбается, — забыли упомянуть, что я не люблю таких банальных парней. Откинув голову, Тарталья от души смеётся. Жест получается почти красивый. Есть в нём что-то… непонятное. Люмин это не нравится: она не хочет иметь дело с непонятным. С Тартальей не хочет особенно. — Значит, в остальных пунктах попал, — отсмеявшись, признаёт Тарталья. — Да не смотрите на меня так удивлённо, я всего лишь читал карточки гостей. Обычно я всегда так делаю, чтобы если меня вдруг поймает инвестор в криптовалюты, я мог в разговоре хотя бы отличить биткоин от эфира. Люмин, плохо справляясь с неподдельным удивлением, снова вынуждена поднять бровь: — Готова спорить, в моей карточке не написано, что я «летняя звезда», — изображает пальцами кавычки, — и что люблю классиков. — Нет, конечно. А вот на вашей странице в соцсетях написано. Мысленным взором за долю секунды Люмин успевает проскроллить всю свою ленту в фейсбуке, твиттере и инстаграме. Перед приёмом она успела тщательно прочистить все посты, но что если… — Вы мне сразу понравились, — легко продолжает Тарталья, кажется, даже не замечая, как у Люмин чуть учащается сердцебиение. — Я же говорил — вы обычная. Такая обычная, что в этом ваша необыкновенность. — Из какого бульварного романа вы это вычитали? — И острая на язык, — не смутившись, хмыкает Тарталья. — Обычно те, кто со мной разговаривают, выбирают другой тон. Так скучно. Люмин уже готовится, входя во вкус, озвучить вслух своё дерзкое «Можете привыкать, я всегда такая», но- Он вдруг поворачивается к ней лицом. Люмин не успевает даже ойкнуть: жест стремительный, но такой плавный, похожий на змею перед броском. Тарталья с улыбкой тянется к её лицу и невесомым касанием заправляет за ухо выбившуюся прядь волос. «О боже, да этот придурок и правда флиртует», — проносится в голове обречённая мысль. Люмин взглядом чуть косится на рукав его пиджака: улучить бы момент, провести пальцами по запястью, нырнуть под лацканы, а там — успешно выполненное задание, довольный Варка, премия к месячному окладу… Занятая этими мыслями, Люмин не замечает, как улыбка Тартальи слегка косится, будто в кривом зеркале. А затем он так же мягко постукивает ногтем по её наушнику. — А вот с вами, — и тон даже не меняется — такой же отстранённо-озорной, — намного веселее. Так что, поговорим о том, чего от меня на этот раз хочет ваше управление? Люмин успевает понять сразу две вещи. Раз: её сердце теперь почему-то качает кровь где-то в районе её пяток. Два: Кэйа командует в этот самый наушник: — Уноси ноги, и быстро, поняла? Я сейчас буду! Судя по голосу, он срывается с места. А Люмин продолжает стоять, как вкопанная, и широко распахнутыми глазами смотреть на Тарталью. По существу, если он сейчас захочет схватить её за талию и швырнуть с балкона, она даже не успеет открыть клатч и достать пистолет. — Что ж, — слегка дрожащим — прекрати! — голосом признаёт она, — это было довольно быстро. Я давала вам больше пяти минут. — Я хорош, — кивает Тарталья самодовольно. Со стороны, наверное, кажется, что это просто светская — и почти интимная — беседа. — Но я едва не просчитался. Не думал, что после истории с мистером Сломанным Носом у них хватит ума подослать девчонку. Они всё ещё стоят на расстоянии сантиметра друг от друга, Люмин ловит кожей его дыхание. — Люмин! — надрывается в наушник Кэйа. — Уходи, живо! Это, мать твою… Альбедо, перестань, нашёл время выговаривать за выражения… Слышишь меня? Это приказ! Люмин распрямляет плечи. Кажется, убивать её никто не собирается. — Сломаете нос и мне? — интересуется она, хлопая ресницами. — Вам больше идёт с прямым, — Тарталья смотрит на неё изучающе, но всё ещё весело. Есть вообще в жизни ситуации, которые могут его удивить? — Кто раздаёт вам инструкции? Вы не выглядите опытным полевиком. Хотя пропуск у официанта стащили ловко, тут надо отдать вам должное. Люмин сжимает губы. Кэйю с Альбедо она выдавать не собирается: раз спрашивает, значит, про них не знает. Или проверяет её реакцию?.. — Боюсь, я здесь одна. А вон на той крыше — снайпер, который с удовольствием подпортит вам пиджак. Остин Скарлетт, если не ошибаюсь? Жаль будет пачкать. Люмин храбрится, но с Тартальей это не работает. Либо у него под этим пиджаком бронежилет — во всяком случае, угроза снайпером его интересует мало. — Вы и правда очаровательно выглядите, когда собираетесь врать, — улыбается Тарталья. — Не хотели бы засадить меня за решётку — с удовольствием пригласил бы на свидание. Люмин совершает непоправимую для агента ошибку: теряется. Она долго готовилась к этой встрече, но, как оказалось, чтобы провалиться, ей можно было просто дышать. И Тарталья тут же этим пользуется. Наклоняется к ней снова — и оставляет невесомый поцелуй у уголка губ. — Было приятно познакомиться, маленькая шпионка, — он не улыбается, но всё равно выходит так, что Люмин почти чувствует его искреннюю теплоту, — или лучше просто Люмин? А потом он уходит. Оставляя её, как дуру, стоять на пустом балконе и глотать свежий воздух — который уже не кажется таким спасительным. — Твою мать, — глубокомысленно, целиком и полностью соглашаясь с Кэйей, озвучивает вслух Люмин. Мнёт в руках клатч, делает нетвёрдый шаг к дверям… а, вот и сам Кэйа. Лица на нём нет — сплошное бледное пятно (при его-то смуглости) обеспокоенности и чуть ли не страха. Он подлетает к Люмин, встряхивает её за плечи: — Малышка, жива? Что это за хрень была? Как он тебя раскусил? Ты ничем себя не выдала! Не понимаю, как… — Он знал, Кэйа, — усмехается Люмин, ладонью отводя его от себя. Первая оторопь проходит, с места её пинком ноги вышибает, ну кто бы мог подумать, настоящий азарт. — С самого начала знал, просто время тянул. А потом взял и ушёл. Хреновая из меня шпионка, верно? «Маленькая шпионка». Сказал маленький придурок. — Всё впереди, — нервно облизывает губы Кэйа. Видеть его таким испуганным необычно — это Кэйа всегда впереди планеты всей, когда речь идёт о том, чтобы поддеть кого-то за «мокрые трусишки» (прямая цитата, между прочим). — Для первого задания было неплохо… — Если не учитывать, что я провалила его в самом начале. Кэйа делает глубокий вдох и командует: — Ладно, надо отсюда убираться. Он может развалить всё прикрытие, я больше не хочу так тобой рисковать. — Где он, кстати? — В зале, — раздаётся мягкий голос в наушнике. Люмин тут же чувствует себя на порядок спокойнее: голос Альбедо сродни психотерапии, только бесплатно. — Он вернулся, разговаривает с Чжун Ли. Мне плохо слышно, но там какой-то анекдот про русского и китайца в баре. — Альбедо, уходим, — отрезает Кэйа — правда, позволяет себе смешок. — Вся операция блестяще провалилась. Чёрт, вот Варка расстроится… От нас всех и мокрого места не останется. — Зато на этот раз без сломанных носов, — ого, это что, Альбедо иронизирует? — Ну и как теперь к нему подступиться?.. — Кэйа возводит глаза к ночному небу, но звёзды к нему поразительно равнодушны. Одновременно с этим он тянет Люмин за руку, как марионетку, к балконным дверям. — Полгода пытаемся, и без толку! Люмин ловит в зале среди толпы гостей белый пиджак официанта — и вдруг понимает. Останавливается, рывком выдёргивает свою руку у Кэйи и таким же командирским тоном (яблоко от яблони, ага) говорит: — Иди один. Если он увидит меня с тобой, он раскусит и тебя за компанию. Пока он не знает, что вы тоже здесь, и лучше, чтобы так и оставалось. Возвращайся в зал, проследите за ним. Я уберусь одна. Если пойдёт за мной — предупредите, ладно? Кэйа смотрит на неё не то с тревогой, не то скептически. — Люмин… — Я не хочу подставлять и вас. Кэйа знает, что она права: Люмин по лицу видит. Если дело не доходит до чего-то глубокого личного, Кэйю можно как открытую книгу читать. — Только убедись, что замела следы, — просит Кэйа наконец, сдаваясь. Люмин кивает. И распахивает балконные двери. Пользуясь тем, что Кэйа уже не может видеть её лица, позволяет себе торжествующую усмешку: если бы он только знал. «Пусть думает, что выиграл», — решает Люмин, второпях пересекая зал. И только затем ловит себя на том, что имеет в виду вовсе не Кэйю.

~

— Поймала такси, — отчитывается Люмин через четверть часа, разглядывая дверь с табличкой «Только для персонала», — он всё ещё в зале? — Выглядит так, будто интереснее инвестиций в криптовалюты ничего в жизни не слышал, — мрачно докладывает Альбедо. Люмин так и подмывает спросить, не смотрел ли он ей вслед, пока она выбиралась из зала, изо всех сил притворяясь, что ей нужно спешить, но одёргивает себя. В том, что она поведёт себя как влюблённая дурочка, ничего хорошего не будет — дурочкой она уже стала. Ей не то чтобы понравилось. Проводя по дверной щели служебным пропуском официанта, она раздумывает только над одной загадкой: почему Тарталья просто взял… и отпустил её? Он безошибочно узнал в ней агента, он сам подтвердил это, а потом… (игнорируем пункт с поцелуем) ушёл. Он хочет выйти на неё попозже? Он уже оповестил охрану, и теперь в любом коридоре её будут ждать вооружённые бугаи прямо из массовки плохих боевиков? А потом её притащат в тёмный подвал, и Тарталья будет загонять ей иголки под пальцы самолично. «Было приятно познакомиться, маленькая шпионка. Жаль, что теперь придётся тебя убить». На всякий случай, ступая в неосвещённый коридор, Люмин расстёгивает клатч и сжимает в пальцах рукоять пистолета. Оценивает на пробу, как быстро она сможет его достать и взвести курок, удовлетворённо кивает и принимается подниматься по лестнице. О том, как у неё будут дела с пунктом «в кого-нибудь выстрелить», Люмин, в жизни не попадавшая во что-то, кроме десятки на учебном полигоне, не задумывается. Кто решил, что будет хорошей идеей отправить на задание девчонку без оперативного опыта?.. Ах да, погодите, она сама. Мысленно Люмин, считая этажи, приказывает себе не отвлекаться. Зал для приёма на втором, комнаты для гостей на одиннадцатом и выше. Протопать на каблуках девять пролётов — задача не из лёгких, но Люмин справляется. Остаётся только найти номер 1102 и уповать на то, что служебные пропуска вскрывают эти двери так же легко. — Я отключусь, чтобы не мешать вам, — говорит она. На самом деле — чтобы не отвлекаться на посторонние голоса, слышать весь этаж и не выдавать себя эхом, которого просто не может быть в такси. — Выйду на связь, когда доберусь. Если будет что-то экстренное… — Предупредим, — коротко отвечает Альбедо. И другим тоном, чуть более ласковым, прибавляет: — Будь осторожна. «Это вы будьте», — вздыхает Люмин про себя. Она уже была — ничего путного из этого не вышло. Теперь придётся действовать наверняка. Ковёр в коридоре приглушает её шаги, но на всякий случай Люмин, плюнув, снимает ненавистные каблуки и отбрасывает их в угол потемнее. Её всё равно раскрыли, а босиком от охраны убежать будет, в теории, намного проще. Люмин останавливается у нужной двери. Прислушивается к обстановке внутри и снаружи — мёртвая тишина. Успокоившись, проводит карточкой по щели — и дверь, мигнув зелёным огоньком, приветливо распахивается в темноту. — Теперь буду знать, что официанты могут грабить номера, — бурчит себе под нос Люмин. Датчики реагируют на движение, и в номере загорается свет. Из списка гостей, позаимствованного их хакерами из базы данных секретарши Чжун Ли, Люмин знает, что номер целиком принадлежит Тарталье — а значит, кроме него (и неё самой), гостей ждать не придётся. Конечно, если у него нет планов на ту красотку в синем платье. Позволив себе завистливый вздох (она завидует её фигуре, а не планам Тартальи), Люмин принимается думать. Тарталья проживёт здесь два дня, затем выселится из номера и вернётся в своё подполье. Куда можно положить жучок так, чтобы слышать все его разговоры и чтобы он сам не сумел его обнаружить? Матрас, лампу и телефон Люмин отметает сразу же: это классика, если Тарталья заподозрит прослушку, искать будет в первую очередь здесь. Шторы? Окна слишком высокие, коротышка-Люмин даже с помощью стола не достанет. Ящик прикроватной тумбы? Есть риск, что кроме помех и эха они ничего не услышат. Изголовье кровати?.. — Люмин, — в наушнике слышится треск: подключается Альбедо, — мы его потеряли. Из отеля он не выходил, но среди гостей его нет. Люмин молчит: она выдаст себя, если будет разговаривать в помещении. Раз не выходил, это плохо. Но, возможно, она успеет… — Какая ты всё-таки прыткая! …или нет. Люмин медленно оборачивается. Вешая пиджак на крючок у входа и ослабляя галстук, Тарталья приветливо ей улыбается. Люмин бегло оценивает его одежду: ему пистолет точно прятать негде, а значит, он безоружен. Правда, надежды одолеть его врукопашную нет практически никакой. А оружие, которым Люмин собиралась проткнуть ему глаз, она как раз весьма сообразительно оставила в коридоре. — Нашёл твои туфли, Золушка, — посмеивается Тарталья. Как быстро они переходят на «ты», просто удивительно. — Не ожидал увидеть тебя в моём номере. Люмин кротко улыбается: — Просто заблудилась. Тарталья чуть склоняет голову набок — удивительно милый жест для преступника со статусом А+. Оба знают, что оба лгут. Поэтому дальше Люмин не задумывается. К тому, что Тарталья бросится на неё, она уже готова. Уходит вбок, пытаясь достать из клатча пистолет — только что замечательно получалось! — но отвлекается, спотыкаясь о кровать. Тарталья уже разворачивается к ней, а Люмин едва успевает снова отойти в сторону, чтобы не попасть под удар ребром ладони, метивший ей в живот. Плюнув на пистолет, она делает клатчем широкий замах — и вся тяжесть маленькой дамской сумочки приходится Тарталье по скуле. Тот ойкает, но его это, кажется, только веселит. — Синяк останется, — он утирает губы ладонью. В глазах пляшет задорный огонёк. — Могу посоветовать хороший тональник, — хмыкает Люмин. Тарталья снова прыгает на неё, и на этот раз Люмин ныряет вниз. Она успевает достать его локтем по спине, но он делает подсечку — и она, не рассчитав, что в обтягивающем платье тхэквондо выходит просто отвратительно, путается в ногах и валится на пол. Перекатывается на спину, клатч тяжело падает рядом — из него на расстоянии вытянутой руки на неё приветливо поглядывает дуло пистолета. Если бы Тарталья не потратил время на то, чтобы отряхнуть ладони, она бы в жизни не смогла его достать. И направить прямо на него. Первое открытие, которое делает Люмин, — целиться лёжа на полу не очень удобно. Второе — это то, что Тарталья смотрит ей прямо в лицо, а у мишеней в управлении глаз не было и по ним стрелять можно было без задних мыслей. — Ну и? — даже сейчас Тарталью как будто ничего не смущает. Он закатывает рукава рубашки — нет, вы посмотрите на него, — беззаботно улыбается. — Ты хоть раз в жизни стреляла? — Можешь не сомневаться. — В человека, — уточняет Тарталья. Он присаживается перед ней на корточки, пока Люмин делает попытку на локтях отползти подальше, но упирается спиной в кровать и тяжело сглатывает. Тарталья берёт её за руку, и это было бы до тошноты романтично, если бы дуло пистолета он не направил себе прямо под подбородок. — Я нужен вам живым, — посмеивается он, — поэтому, даже если отбросить тот факт, что ты не сможешь в меня выстрелить, у тебя нет права меня убивать. — Ты прав, — горько соглашается Люмин, — нет. Поэтому она ограничивается тем, что выкручивает запястье и врезает ему прикладом по челюсти. Вот же, наверное, жутко с утра лицо болеть будет. Пока Тарталья приземляется на задницу и шипит от боли, Люмин вскакивает на ноги. Мешкает, пытаясь спиной, держа его в поле зрения, определить выход из номера, но затем Тарталья поднимает голову — и снова бросается на неё. Во второй раз сбитая с ног, она падает на кровать, и Тарталья нависает над ней. Он всё ещё улыбается, но не так широко и открыто — видимо, всё-таки больно. Люмин делает попытку упереть дуло пистолета ему в живот, но на этот раз запястья выкручивают ей. Тарталья с лёгкостью вжимает её в кровать, и было бы это в других обстоятельствах… — Для агента ты действуешь на удивление необдуманно, — подмечает Тарталья, пока Люмин, гневно сверкая глазами, снова вынуждена согласиться: да уж, сейчас о том, о чём думает она, думать вообще-то не следует. — Знаешь, я мог бы вызвать охрану за вооружённое проникновение в мой номер. — Я же говорила, — Люмин, за неимением больше рук, сдувает с лица прядь волос, — я заблудилась. — А пистолет взяла, чтобы отбиваться от назойливых кавалеров. — Какая девушка сейчас ходит без оружия? Тарталья посмеивается. Слезать с неё он, видимо, так и не планирует. Его колени упираются по обе стороны от её бёдер (наверное, пикантная картина для того, кто сейчас зайдёт в номер), пальцы всё ещё сжимают запястья, но не больно — просто с силой, достаточной для того, чтобы Люмин не могла ему врезать. С удивлением Люмин отмечает, что он вообще не старался её задеть — только задержать. Не считая того, что он уронил её сначала на пол, а потом на кровать, конечно же. Она делает ещё одну обречённую попытку достать его хотя бы коленом между ног, но платье не позволяет ей сделать и этого. Ругнувшись сквозь зубы, Люмин делает глубокий вздох и запоздало соображает, что ему сейчас, наверное, прекрасно видно её грудь. Но Тарталья смотрит ей только в глаза. И смотрит как на зверька в зоопарке. — Рада, что развлекаю тебя здесь, — цедит сквозь зубы Люмин, в голове у которой голос Кэйи подсказывает: «А могли бы развлечься по-другому». — Встать с меня не собираешься? — Чтобы ты мне снова по лицу врезала? — Тарталья криво усмехается. — Я этим лицом, между прочим, неплохо зарабатываю. — Не знала, что рэкетиры и торговцы оружием собирают клиентскую базу в борделях. Тарталья моргает почти обиженно: — Вот какого ты обо мне мнения!.. — Не такого, но ты же сам напрашиваешься. Вести диалог в сантиметре от его лица ужасно неудобно. Люмин как раз думает над тем, как бы незаметно включить наушник и дать Кэйе с Альбедо понять, как у неё дела, но Тарталья (стоило бы заметить тенденцию) её виртуозно обламывает. — Ты мне нравишься, — спокойно заявляет он. — Было бы жаль тебя трогать. «Уже тронул», — открывает было рот Люмин, но Тарталья не даёт ей ответить. На этот раз поцелуй приходится прямо в губы. На удивление мягкий, глубокий — на ком он тренировался так целоваться? Люмин застывает, абсолютно парализованная собственным шоком и его напористостью. Ей как-то не приходит в голову, что момент для того, чтобы откусить ему язык и попытаться сбежать, самый подходящий. Ей приходит в голову только то, что это как-то… Тарталья ведёт выше по её запястью пальцами, сбивая с мысли. Как-то неправильно? Распластанная по кровати под чужим весом, Люмин просто не успевает ничего предпринять — одним ловким движением Тарталья забирает у неё наушник и отбрасывает по кровати куда-то на пол. Люмин вскидывается под ним, но Тарталья уже отстраняется. Ослабляет хватку, рывком поднимается на ноги, и прежде чем Люмин хотя бы дёргается, на неё уже смотрит её собственный пистолет. — Вода есть в ванной, а то ты вся красная, — посмеивается Тарталья. Не убирая её с прицела, подтягивает к себе клатч, извлекает из него служебный пропуск и делает шаг к двери — а по пути проходится каблуком ботинка по наушнику. Слышится печальный треск. — Не двигайся, ладно? Просто посидишь здесь, пока я не придумаю, как тебя угомонить. Люмин садится на кровати, но Тарталья предупреждающе щёлкает курком. И хотя мысль о том, что стрелять он в неё не станет, приходит раньше, чем Люмин успевает оценить до него расстояние, рисковать собственной жизнью всё равно не хочется. — Ты же не серьёзно, — со слабым смешком говорит она. — Если ты меня убьёшь… — Не оберусь проблем, да. Но куда стрелять, чтобы не задеть тебе ничего жизненно важного, знаю. А потом Тарталья хватает с крючка пиджак, мило ей улыбается: — Неплохо целуешься, маленькая шпионка, — и хлопает дверью номера.

~

Приём затягивается до глубокой ночи. Последние гости разъезжаются и поднимаются в номера только в начале третьего — к неудовольствию Тартальи, который не планировал задерживаться так надолго. — Завтраки здесь подают к десяти, — говорит на прощание Чжун Ли, когда они расстаются возле лифтов. — Буду рад продолжить наш разговор. Тарталья только улыбается в ответ. Сейчас его если и занимает какой-то разговор, то уж точно не с Чжун Ли. К номеру он поднимается с большой осторожностью. Люмин успела его раззадорить, но недооценивать девчонку не стоит. Интересно, неужели в управлении закончились идеи, если после мистера Сломанного Носа к нему решили подослать вот это?.. Она же ничего не смыслит. Потенциал, конечно, огромный, но запал на мысли о том, что у преступников не должны быть такие смазливые лица, она тратит совершенно не в ту сторону. У двери в номер Тарталья останавливается. Внутри царит мёртвая тишина, дверь цела — хоть это хороший знак. На всякий случай, готовый к тому, что на него бросятся из коридора с какой-нибудь лампой наперевес, Тарталья достаёт пистолет. И только взведя курок, проводит карточкой по щели. Убивать её, тут она права, он не станет, но… Дверь распахивается в темноту. Тарталья делает шаг внутрь, и датчики движения услужливо освещают ему его огромный провал. Потому что номер абсолютно пуст. Люмин исчезает без следа — только на кровати лежит пустой клатч, а шторы мерно колышутся ветром из открытой балконной двери. Тарталья застывает посреди номера дурак дураком с пистолетом наизготовку и абсолютно пустой головой. — Маленькая… — цедит он сквозь зубы, так и не сумев придумать достойное ругательство.

~

В двух кварталах от отеля Люмин с улыбкой просит таксиста повернуть на кольце направо. До конспиративной квартиры ещё минут двадцать езды, а при себе у неё нет ничего, кроме платья, пары купюр, которые она нашла в комоде, продрогших босых ног и желания проехаться одному придурку по лицу. Что ж, жучок поставлен. И если Тарталья будет отвлекаться на мысли о том, как «неплохо» она целуется, то даже не подумает его искать. Даже больше — Люмин надеется, что после наглого побега с одиннадцатого этажа (перелезть на соседний балкон оказалось проще, чем она рассчитывала) Тарталья будет думать только о том, как найти её саму. — Где вы потеряли туфли? — интересуется таксист с водительского. — Жутко неудобно, наверное, ходить босиком… — Убегала от приставучих кавалеров, — усмехается Люмин, — не обращайте внимания. Здесь налево, пожалуйста. И первым, что она ему скажет при следующей встрече, будет: «Никто не смеет целовать меня без разрешения, понял?» А потом она его убьёт. Да, именно так.