Профессионал

Володя Я останавливаюсь в изножье постели. Серебристые браслеты поблескивают на светло голубом покрывале. - - Поиграй с ними, - его голос льется, как мед, и взглядом, как медом он обливает меня. Я упираюсь коленями в кровать, ложусь грудью на голубой нетронутый прохладный шелк, - твердые сжавшиеся соски тают от этого соприкосновения, - и выгибаюсь, как самка, готовая к спариванию. Так, чтобы он видел, чтобы он чувствовал, чтобы он знал, как я хочу его, каким покорным я могу стать для него. Только для него. Скользящим движением я подхватываю браслеты и, обернувшись к нему, стоя на коленях, целую холодный металл, защелкнув замок на запястье. А потом облизываю пальцы и касаюсь ими левого соска, так, чтобы браслет терся о правый. Разомкнутые дуги второго, повиснув на короткой цепи, касаются ребер, и это холодное, щекочущее прикосновение заводит еще больше. Мне нравится чувствовать себя его собственностью. Мне нравится выполнять его приказы. Мне нравится, как он смотрит. Я скольжу рукой ниже, оставляя едва ощутимо влажную дорожку от солнечного сплетения до пупка. Еще ниже, и я осторожно смыкаю второе кольцо вокруг мошонки, охватывая ладонью ствол, слыша, как Стас шумно вдыхает. Короткой цепи между браслетами как раз хватает, чтобы иметь возможность ласкать себя у него на глазах, и эту возможность я активно использую. Жесткий стальной холод, мягкое тепло собственной ладони и, главное – его взгляд, рвут мое дыхание на стоны. Свободной рукой я касаюсь сосков, прилагая просто нечеловеческие усилия, чтобы не пролиться. Вот так. Рабство – колыбель воли. И весь этот мой перфоманс с наручниками – не просто шоу, это тоже ритуал. И значение его сводится к тому, что… Смотри… Смотри, насколько я зависим от тебя, как я одержим тобой, до какой степени бессилен перед своими желаниями, пристегнутый намертво к собственным порокам. Только ты можешь дать выход этой моей извращенной страсти, только в твоих руках ключ, только в твоих бедрах тот огонь и та сила, что способны меня освободить. Только тебе я могу доверить, отдать всего себя. С самой первой нашей ночи мне нравилось ощущение собственной наготы перед ним, когда он полностью одет. И сейчас оно максимально обострилось. Стас поднимается из кресла и подходит ко мне. Чем ближе, тем отчетливее я чувствую себя добычей. И вот его ладонь касается моей щеки. - Хорошо… Хорошо, мальчик… Так гладят любимое животное… На тонкой цепочке, обвившей его запястье, крестообразный ключ. Я получаю благословение. Он садится рядом и накрывает своей мою руку. В этом жесте какая-то по-хозяйски небрежная, но уверенная забота. А потом так же уверенно и небрежно он охватывает мои яйца, и я пропускаю вдох. Стас то грубо тискает, то едва касается кончиками пальцев, и я не замечаю, как он размыкает сжимающее меня кольцо, оставив только браслет на запястье. Он разворачивает меня за плечи, опрокидывает на лопатки и целует в губы. Это необычный поцелуй. Жесткий, но не грубый, мягкий, но не нежный. Лучше всего его можно описать словом – отцовский. Такой - тихо, но мощно вышибающий остатки воли, остатки мыслей, подчиняющий, пьющий меня и меня же наполняющий. Стас заводит мои руки за голову, не дав мне опомниться, перекидывает цепь через кованый прут изголовья и застегивает браслет на моем левом запястье. Мне кажется, я слышу бешеное биение собственного сердца, пока он скользит губами от правого локтя к беззащитно открытой впадинке, повторяя тот же путь кончиками пальцев слева, и я начинаю всхлипывать на вдохе и скулить на выдохе. Господи, как это чувственно! Он снова нашел на моем теле уязвимое место. Уязвимое для соблазна, для искушения. И он знает, как обращаться с этой находкой. Едва ощутимые прикосновения в его исполнении способны довести меня до пика возбуждения. Я хочу прижаться к нему, руками обвить его шею, стиснуть коленями его бедра, но могу только стонать и извиваться под этой сладкой пыткой, чувствуя, как пульсирует ствол, истекая смазкой. Стальные браслеты бескомпромиссно крепко обхватывают запястья. Я весь открыт своему любовнику, своему… хозяину… Стас обхватывает губами сосок, дразнит его языком и бесцеремонно щупает меня между ног. Приподнимается на локте, удовлетворенно наблюдая за тем, как я вскидываю бедра, предлагая себя, ему явно доставляет удовольствие видеть, как я мучаюсь. - Что такое, детка? Хочешь о чем-то попросить? –его завораживающий голос может передать одновременно сотню тончайших оттенков интонации. Он говорит лукаво и ласково, властно и соблазнительно. Он искушает и опускает меня окончательно, заставляя просить. - Дааа… Он оставляет в покое мой пах и легкими дразнящими прикосновениями касается груди. - О чем же? Я закусываю губу, сгорая от стыда, дрожа в предвкушении, зная, что скажу все что угодно, только бы почувствовать в себе его член. - Ну же… Скажи папочке… Блядь! Он шепчет это куда-то мне в висок, так безжалостно нежно продолжая ласкать мою грудь. - Возьми меня… Я весь дрожу, а он только улыбается уголком губ. - Ты уже мой. Конкретнее, мальчик… Я говорил ему это сотни раз, но именно сейчас, когда лежу перед ним прикованный и беспомощный, когда он так смотрит на меня, мне почти страшно это произнести. Потому, что теперь это тоже часть ритуала. - Трахни меня… - выдыхаю я, едва ли не со священным трепетом, превозмогая стыд, разводя колени, но ему и этого мало. - Волшебное слово… - по-отечески мягко напоминает он, и я не могу больше терпеть. - Пожалуйста… пожалуйста… трахни… Он снова усмехается и целует чуть выше ключицы, и его искушающий шепот достигает апогея соблазна. - Я знаю, мой мальчик умеет материться, как портовая девка… Мне кажется, я глохну от собственного стона. Господи, как стыдно! И именно этого я и хотел. - Стас… я… Я умоляю тебя… пожалуйста… Выеби меня… Он выдерживает паузу, глядя на меня с холодным прищуром, но спустя мгновение уже выдыхает мне в губы это драгоценное: - Сучка… Он целует меня, а его ладонь коварно ласково обхватывает мой член. - Ммм… пожалуйста… Я больше не могу… Не мучай меня так… Я не выдержу… - Неужели? И что произойдет? – от его голоса мурашки по коже, а от его прикосновений темнеет в глазах. - Я кончу сейчас! – я закусываю губу, запрокинув голову. - Остынь, - он гладит мои бедра, заставляя развести колени., устраиваясь у меня между ног. Остынешь тут… Он не раздевается, только расстегивает рубашку и освобождает свой ствол. И когда головка касается промежности, я срываюсь на крик. Стас затыкает мне рот грубым поцелуем, а потом, просто плюет на ладонь и растирает у меня между ягодиц. Он не собирается со мной церемониться. И слава Богу, потому, что я не выдержу больше ни минуты. Мне нужно чувствовать его в себе больше, чем нужно дышать. И он заходит. Блядь, как он заходит! По-хозяйски держа за бедра, не давая мне дергаться. Медленно и неотвратимо вонзаясь в ту самую точку, и у меня все сжимается внутри и, прежде чем снова сорваться на хрипящий крик, я слышу его тихий стон. Стас то ввинчивается в меня едва заметно вращая бедрами, ни на секунду не переставая соприкасаться с этим предательски чувствительным местом, то прицельно долбит, выходя по половины и загоняя снова, вырывая из меня стоны. - Сука…- срывается с его губ, пока он наблюдает за тем, как его хуй ходит в моей заднице, и одним этим словом заставляет мои бедра дрожать. Господи, как же ты прав! Я – сука. Твоя сука. Ты сам вряд ли догадываешься до какой степени я соответствую этому определению, когда остаюсь с тобой в спальне. Да и не только в спальне… Но только с тобой… Он закусывает губу, продолжая технично меня ебать. Челка падает на лоб прядями. В его лице действительно появляется что-то непривычно жесткое, почти садистское, и я любуюсь этими полутонами его страсти. Соски ноют, я так хочу почувствовать его жесткие губы. Но сейчас у меня нет ни права, ни сил просить его об этом. Я могу только скулить, захлебываясь стонами, принимая его. Я могу только выгнуться, насколько позволяют наручники, подставляясь, умоляя о прикосновениях. Не сбиваясь с ритма, он протягивает руку, оглаживая грудь, грубо дразня соски. Как же ты угадываешь мои желания? Да, именно так я и хочу… Это последняя связная мысль. Я чувствую, как меня уже тянет вверх, и именно в этот момент Стас склоняется ко мне, прижав мое колено к своему бедру, и я смутно соображаю, почему он снял с меня ошейник – чтобы осыпать шею ожерельем поцелуев, не переставая драть меня, как последнюю суку, не переставая терзать соски, не переставая сводить с ума. Он притирается к моему члену, зажатому меж наших тел, и это последняя капля, а ресурсы моего терпения давно исчерпаны. - Стас… Стас… - как молитву шепчу я на вдохе, - Стаа-ас! – рвано выстанываю на выдохе, рушась в разверзающуюся бездну оргазма. Вместе с ним. -Господи… В меня… В меня… Последнее, что я чувствую перед тем, как отключиться, это как пульсирует во мне исходя семенем его ствол, последнее, что вижу – как он запрокидывает голову, кончая в меня, последнее, что слышу, уже растворяясь, распадаясь на мириады звезд – его долгий низкий стон, и это поднимающее меня к небесам, это скупое и бесценное: - Сука…