Целостный

Смех Тартальи звучит звонко и тепло. В нем искорки искреннего веселья, властвующей над ним сейчас эйфории, тепла, которое доступно очень не многим его близким. Чжун Ли мимолетно улыбается в ответ — губы легко складываются в нужную эмоцию. — Сяньшен, ты серьезно? Улыбка с губ не сходит. И все же, несмотря на благодушное настроение, Чжун Ли сейчас серьезен. Он спокойно кивает, продолжая разливать чай по фарфоровым пиалам на низком столике. Тонкий весенний аромат перебивает даже запах благовоний. — У меня и без того дел хватает. Мне это совсем не нужно! — самодовольно заявляет Чайлд. — Почему же? Хоть в твоих планах и было покинуть Ли Юэ, однако ты все еще здесь. Изучать культурные традиции страны, в которой ты находишься, можно считать признаком уважения. Они не в ресторане, а всего лишь в комнате в доме, где теперь живет Чжун Ли. На столе перед ними, помимо чая — легкий завтрак из фруктов и мягкого сыра. Чайлд не стесняется мухлевать — использует соусницу в качестве ложки, иногда ест руками. Наедине он допускает много вольностей. Но сегодня Чжун Ли намерен быть строгим. — Я уважаю традиции Ли Юэ! — Чайлд тоже делается серьезным. Поднимается наконец с кровати, запахивает на груди длинный домашний халат. В глубоком вороте за белоснежной тканью легко рассмотреть многочисленные шрамы. — Смотри, я даже к этой штуке привык! Эта штука — курительница на столике у окна. Тонкий сизый дымок благовоний поднимается вверх, очищая воздух. Жители Ли Юэ верят, что аромат древесной смолы приносит умиротворение. Чжун Ли отлучается к небольшому шкафчику и возвращается спустя пару секунд. В руках его — две пары палочек. Одну он устраивает возле своих столовых приборов, вторую протягивает Чайлду. Тот чуть сводит брови, растерянно хмыкает, но усаживается напротив. Палочки берет, но, конечно, неправильным способом. Чжун Ли почти верит, что нарочно. Это ведь не единственная игра, в которую они вдвоем играют. Даже если Чайлд об этом не думает, но свою долю удовольствия получает. — Я ведь дарил тебе прибор не для того, чтобы он пылился у тебя на полке. Ты мог потренироваться, — замечает Чжун Ли, показывая, как правильно держать прибор. — Ты нагло пользовался тем, что я не разбираюсь в традициях Ли Юэ. Я не мог знать, что это был такой способ ухаживания, — хмыкает Чайлд, повторяя за ним движение. И нижняя палочка выскальзывает из его пальцев. И это тоже не впервые. — Информация о традициях страны, в которой ты сейчас находишься, в открытом доступе, — возражает Чжун Ли, — теперь ты видишь преимущества знания и понимания. — Я вполне мог и понимать все, знаешь ли, — усмехается Чайлд, — и просто не возражать. Это не так, Чжун Ли знает. Слишком упорно и уверенно Чайлд шел к своей цели. Замечал ли что-то, помимо нее? Задумывался ли? Он из тех, кто умеет наслаждаться моментом, но готов на все ради цели, его воинственность сопоставима разве что с жаждой побед и удовольствием, получаемым от боя. Понять в этом его не сложно. Безупречная память хранит и собственные взгляды и приоритеты тысячелетней давности. По другим причинам, с другими целями, но так близко. Они оба — воины. Понимать людей не сложно, думал всегда Чжун Ли. Достаточно наблюдать за ними, помогать и оберегать. Но предугадывать их действия, давать название причинам и мотивам, видеть, откуда растут их стремления — до сих пор он не мог научиться такому простому и обыденному. — Я просто делаю, что хочу, — заявляет Чайлд, словно отвечая на невысказанные вопросы. Но это лишь часть правды. Точнее, правда лишь в эти минуты. Впрочем, с Чайлдом такой вопрос и не стоял. Не имел важности. Чжун Ли уже выбрал себе человека. Почти сразу, с первых встреч, даже когда Чайлд о том не подозревал. — Ты всегда был своевольным, — соглашается с ним Чжун Ли, и тут же напоминает, — палочки. С видимой неохотой, как-то совсем лениво, едва сжимая пальцы, но берет. Лучше, в самом деле, но так прибор держат только дети. Чжун Ли поднимается из-за стола, подходит к кровати, на которой сидит Чайлд, и опускается рядом. Ладонь в перчатке мягко накрывает его руку, пальцы направляют пальцы. Такое действие только с большой натяжкой можно назвать не личным, лишенным сексуального подтекста. Чайлд шумно выдыхает, а вот Чжун Ли легко продолжает: — Расслабь кисть, но немного сожми у основания, вот здесь. Указательным и большим пальцем ты можешь контролировать силу нажатия. Если подцепить что-нибудь с тарелки… Чайлд совсем близко, в нос бьет запах его волос, его кожи. Близость спровоцирована намеренно — зачем отказывать себе в приятных мелочах теперь, когда в его жизни они сделались единственно важными. — Сяньшен, — голос его уже хрипловат, — ты собрался меня обучать или соблазнять? — Сейчас мы завтракаем, — тут же отзывается Чжун Ли. И Чайлд мягко смеется. Поднимает голову, ловит за подбородок. Пальцы его ловкие, удивительно, что палочки и лук до сих пор ему не поддаются. — Да когда тебе это мешало, — смеется Чайлд ему в губы, — завтрак тоже может подождать. И Чжун Ли снова намеренно поддевает: — На что ты только не пойдешь, чтобы не учиться есть палочками.