Non ti piacerà

      — Пицца или паста? — вопрос на интервью. — Пицца! — отвечает Виктория первой и счастливо улыбается. Впервые за несколько лет она может вздохнуть спокойно. С того момента, как она и Дамиано рыдали в уборной дорогого ресторана прошло целое лето, успевшее поменять её взгляды на жизнь и состояние её нервов. Когда он рассказал об её болезни парням, она разозлилась. Посчитала его идиотом, который возложил на плечи группы тяжёлое бремя в виде неё самой и её нездорового восприятия пищи. По истечении нескольких недель стало ясно, что решение было правильным. Ребята были скорее огорчены, чем злы на неё, вопреки её ожиданиям. — С другой стороны, теперь всё встало на свои места. А я боялся, что моя стряпня ужасна. — Итан, поправляя волосы, выдохнул и расслабился, видя, как эта шутка развеселила Вик и остальных. А после вечера откровений, на котором сохранялась траурная обстановка суровой реальности и того, что пришлось пройти де Анджелис, начался тотальный контроль. Который раздражал её до чёртиков. У неё всегда был один отец, но сейчас складывалось ощущение, что их целых четыре. И поведение каждого было абсолютно разным. Торкио продолжал заниматься делами на кухне и, подав свой кулинарный шедевр на стол, лично накладывал порцию Виктории и садился рядом, делая вид, что не смотрит, как она ест. Пытается есть, потому что первое время было ужасно тяжело. Желудок банально отвык от того, что в него поступает пища и не только отвергал её, так и отказывался переваривать, оттого меню девушки составляли лёгкие супы и крекеры. Она помнит, как неохотно съела тарелку куриного бульона и ожидала худшего. Но с удивлением обнаружила, что ни через пятнадцать минут, ни через полчаса, час, желание рвоты не появлялось. И организм, кажется, принимал его. Итан действительно гордился и не смог сдержать улыбки, когда, стоя за раковиной и складывая грязную посуду, рядом звякнула тарелка Виктории. А она сама пошутила про вторую порцию — в неё бы не влезло. Томас внезапно стал походить на Чили и преследовать ее по пятам. Преследовать — слишком громко сказано и навевает тревогу, но в действительности Раджи старался всегда держаться рядом с подругой на случай, если вдруг ей станет плохо или у неё произойдёт паническая атака, которых, слава богу, не было уже какое-то время. — Томми, ты собираешься принимать душ вместе со мной? — закатывает глаза, утомлённая чужой опекой. — Ну, пока ты не попросишь, не пойду, — он подавляет смешок и, подняв руки в отступлении, делает шаг назад. Разворачивается и лениво покидает комнату, облокачиваясь на дверной проём. Но она знает, что как только дверь в ванную закроется с характерным щелчком, он на цыпочках вернётся и какое-то время будет осторожно прислушиваться к тому, что она делает. Один раз он был неосторожен и снёс вазу, матерясь и заставляя Викторию залиться смехом. Благо шум воды был достаточно громким, чтобы заглушить это. На вопрос Раджи «почему ты так странно на меня смотришь» она загадочно отвечала «да так, настроение хорошее». — Долго ты ещё планируешь мазаться этими кремами? Дамиано. После случая в ресторане они разошлись по квартирам и некоторое время не разговаривали, сойдясь на том, что слишком много подробностей вылилось за раз и это нужно обдумать. Правда Вик полагала, что обдумать в понимании брюнета означает взвесить все за и против на протяжении, как минимум, нескольких дней. И была, мягко говоря, удивлена, увидев его тёмную макушку перед собой тем же поздним вечером. В тот момент она только что-то невнятно пробормотала, и, поправив волосы, освободила проход для его массивного чёрного чемодана. Хотя ей почему-то казалось, что он принадлежал его девушке. — Прости, что так вот спонтанно, телефон разрядился, можно я у тебя несколько дней поживу? Де Анджелис кивнула и надеялась, что не видно, как изменилось её лицо при осознании облегчения от его слов. Чили радостно рявкнула и со всех лап кинулась навстречу Давиду, что заставило того рассмеяться и потрепать её за ушком, опустившись на колени. Картина позабавила Вик, засыпавшую на ходу. Естественно, он не стал бы поднимать такую щепетильную тему через такой короткий промежуток времени, но ей всё же нужно было убедиться. — Располагайся. Вещи можешь повесить прямо вот сюда, — она указала на массивный шкаф-купе справа от неё, — всё равно я его разбирала недавно. Иначе потом будем путать брюки. Зевнула, прикрыв рот, и, потянувшись, двинулась в спальню. Но сон как рукой сняло после того, как на экране телефона высветилось сообщение от Джорджии. Во-первых потому, что она писала ей в исключительных случаях, во-вторых — его содержание вызвало у Виктории смешанные ощущения. Глаза пробегали по строчкам в который раз. — Мы расстались, я всё знаю. На тебя не злюсь. Если он у тебя — напиши, пожалуйста, волнуюсь. Повторила вслух шёпотом несколько раз, кликнула на её профиль с галочкой, проверяя, не разыгрывают ли её. Зарылась пальцами свободной руки в свои волосы, массируя висок. Что, чёрт возьми, вообще произошло за те несколько часов, которые они не виделись? Надо было выстроить логическую цепочку происходящего. Очевидно, на вечеринке они были вместе и уезжали с неё вдвоём. Написала, что не злится на неё, но значит питает агрессию к нему из-за измены? Может, она видела их с Дамиано после того, как они вышли из уборной? Тогда они много контактировали, был повод. Или он сам ей рассказал, хотя это маловероятно, иначе она бы знала, куда он уехал. Значит разошлись они далеко не мирно. Голова начинала кипеть. В подтверждение её мыслей статус Солери обновился, и теперь это было разбитое сердечко и заезженная цитата из паблика для подростков переходного возраста. Хоть и выглядело несуразно, но Вик понимала её, потому что с огромной вероятностью сделала бы так же, — за исключением «моя жизнь потеряла смысл без тебя». Но всё же некомфортно осознавать, что прошлой ночью Дамиано обнимал, тогда ещё, свою девушку, а сегодня лежит и сопит рядом с ней, по-хозяйски устроив свои руки на девичьей талии. И она чувствовала огромную вину, отправив брюнетке короткое «у меня» и потушив экран. Он рядом ощущался как нечто должное, которого не было долгое время, но вернувшееся вовремя. Ей было легко и комфортно сидеть рядом, лежать, драться в шутку и смеяться, пока не заболит живот и из глаз не начнут сочиться слёзы, подолгу сидеть за столом и пить чай, устраивая гляделки, в которых она проигрывала. Ей нравилось приходить после долгой прогулки по улице и видеть его у двери с фартуком, встречающего её и зовущего на лёгкий ужин, от которого она уже давно как не отказывалась. Дамиано на кухне вообще стал для неё чем-то обыденным и привычным, хотя сперва его задумчивый вид и серьёзный тон в вопросах «курица или говядина» вызывал только хохот. А ещё в её привычку вошло поправлять его волосы после сна будучи жаворонком. — Утро доброе, — обыкновенно отвечал он на её действия, даже не открывая глаз, пока пальцы девушки, не менее сонной, убирали выбивающиеся из общей массы передние пряди со лба. Потом она мычала что-нибудь в ответ, тянулась, и, собравшись вставать, оказывалась в чужих объятиях. Точнее, кое-кто не торопился её отпускать, пока она тихонько посмеивалась и говорила что-то о делах. — Что может быть важнее тебя самой, аморе? Останься здесь со мной. Она оставалась. То ли потому, что он был прав и сама девушка ставила себя и своё здоровье превыше всего, то ли оттого, что ему достаточно было просто попросить — она предпочла не думать на эту тему. А думать хотелось об одной вещи, мысли, которая, кажется, забронировала себе годовое обслуживание в её голове. Между ними что-то определённо было. Ну или они всё те же друзья, которые едва ли балансируют на натянутом канате, грозящем расшататься и хладнокровно скинуть их в пропасть под названием «любовники», не оставляя возможности вернуться в дружеское русло. Де Анджелис прекрасно осознавала, что она уже давным-давно упала, и хотелось бы верить, что брюнет тоже. Так она и не заметила, как несколько дней плавно перетекли в неделю, две, три, и по итогу они жили в её квартире уже около двух месяцев. А щемящее чувство в груди покоя не давало. Он так ничего и не рассказал про Джорджию и про то, что будет дальше. Писать ей было неловко. Эй, привет, у меня тут твой не-знаю-парень-ли уже несколько месяцев живёт, а у тебя как дела? Замечательная идея. Последнее, что осталось у девушки — это короткое оповещение о том, что Джо просмотрела её сообщение, она знает. — Вик? Голос выдернул её из размышлений, в которые она неосознанно подалась. Ладонь поглаживала ключицы, втирая остатки персикового крема, последний раз взглянула на своё отражение и повернулась на источник звука. — Всё хорошо? Ты выглядишь как-то напряжённой. А ты будто расслаблен. Виктория отгоняла навязчивое желание поязвить, и, вздохнув, медленным шагом двинулась к кровати. Осторожно присела на край, сминая одеяло. А затем в голове что-то щёлкнуло, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, наконец решила заговорить о том, что гложет её всё это время. — Как долго ты собирался скрывать, что вы больше не вместе? Ты и Джорджия, — получилось не так уверенно и твёрдо, как она планировала, из-за чего она поступила взгляд и задержала его на ковре. А затем и услышала, и почувствовала, что Давид принял сидячее положение, чтобы быть с ней наравне, — скрипящие в тишине пружины матраса заставляли воспринимать обстановку тяжелее, чем она была. Помолчали немного. Он слегка склонил голову, и, вглядываясь в её лицо, негромко спросил: — Она тебе рассказала? — Ещё в тот день, когда ты пришёл, — чуть ли не перебивает своим мгновенным ответом. Она всё же смелеет и смотрит ему в глаза. Недоволен или ему жаль?.. — Я ведь не обвиняю тебя в преступлении, ну, знаешь. Сходиться и расходиться людям нормально, просто как я знаю, Джорджия даже толком не знала твоего местоположения, когда ты её… Когда вы расстались. Объяснишь? Кажется, ему всё-таки жаль. Оттягивает волосы за корни, надеясь успокоиться. Не помогает. — Ладно. До того, как я приехал к тебе, мы с Джо поругались из-за тебя. Неё? Вик подавила смешок. А вдруг Джорджия тайно была влюблена в неё и теперь сидит с разбитым сердцем? Защитная реакция в виде смеха была худшим, что можно было придумать. Поэтому не удалось придумать ничего лучше, как прикрыть рот рукой и сделать вид, что зевает, дабы не ставить их обоих в неловкое положение. — Мы поговорили тем же вечером. — Джо, нам нужно поговорить. — Да, Дами? — девушка скинула лёгкую куртку и засеменила по коридору с желанием выпить хотя бы стаканчик воды. — Я понимаю, что выгляжу полным мудаком и ты имеешь все основания меня таковым считать, но наши отношения заходят в тупик. Парень развёл руки, избегая смотреть на неё. На лице девушки показалась кривая улыбка. — Что ты хочешь мне этим сказать? — непривычно высоким даже для себя голосом отозвалась брюнетка. — Наверное, то, что они никуда нас не приведут. И я, по правде, уже давно не чувствую того, что было в их начале. — Ты меня не любишь, — расфокусированный взгляд зацепился за их совместную фотографию год назад. Интересно, он и тогда ей врал? — Нет же, кара, я не могу тебя не любить. Мы жили бок-о-бок четыре с лишним года и знаем каждую привычку и привязанность друг друга, но эта любовь… Она другая. Семейная, что ли. Как отец любит свою дочь. — Отец? Дочь? В какие игры ты собрался играть, мать твою? А знаешь, что? Я с этим не согласна. Если ты разлюбил меня или не любил вовсе, то мог бы хоть раз заикнуться об этом, и я бы не убивала столько времени, — она усмехнулась, фыркнула и всплеснула руками. — Подумать только, четыре, блять, года мы прожили вместе и сейчас выясняется, что со мной были из жалости. Даже не смей меня перебивать, — она погрозила ему пальцем, видя, что он собирается что-то ответить, — я уверена, что если бы не моя болезнь, мы давно бы разошлись. Заметь, я даже не говорю, что ты меня бы кинул, из простого уважения. Представляешь, у меня всё ещё осталось уважение к тебе. Подумать только! — Джо, пожалуйста! Я знаю, что события развиваются максимально неприятным для тебя образом, но попробуй меня понять и, если сможешь, простить. Я не хочу тащить тебя за собой, зная, что не смогу дать тебе того, чего ты действительно заслуживаешь. — А кого же ты потянешь, тогда? Позволь узнать? Может какую-нибудь шлюху из клуба, которая сама за тобой прыгнет… — Джо. -… или фанатку с любого концерта, которая с радостью побежит за тобой, только не забудьте перед этим в гримёрке… — Джорджия! Я, кажется, просил… Она его не слышала. Обида застилала ей глаза, и потому девушка перебирала все возможные варианты, остановившись на том, что бросают её из-за измены. И озвучивалось то, что первым приходило в голову. — Или вы с Викторией пойдёте под ручку, её-то и тащить не придётся. Он никак не отреагировал, просто помолчав. Она же думала, что ошибается. Ошибается же? Пускай он сейчас рассмеётся ей в лицо, назовёт дурой, и скажет, что дело не в басистке. Либо это окажется в её мечтах. На глазах от сильных эмоций уже давно проступили слёзы, и сейчас, собирая остатки гордости, желая не расплакаться, она хрипло рассмеялась, отворачиваясь от него. — Серьёзно. Виктория. То есть все эти репортажи и фанатские теории были правдой? Виктория. — она качала головой, размазывая тушь и тени. Кажется, он хотел что-то ещё сказать, но она его не слышала. Бросила короткое: — Уходи. А затем, не дождавшись ответа, направилась в ванную, повторяя имя девушки как мантру. Ужаснулась своего отражения, увидев красные глаза и темные пятна под ними. Смыла макияж теплой водой с мылом, сделала несколько вдохов, и, промакнув лицо махровым полотенцем, решилась выйти и обсудить всё ещё раз на трезвую голову. Кажется, она слегка вспылила и не выслушала его полностью. Но успела только к хлопку двери. — Поговорили. Виктория сочувственно погладила брюнета по плечу. О взрывном характере Солери ей приходилось только слышать, так как в повседневной жизни они встречались не слишком часто. С другой стороны, и девушку она понимала: прожить достаточно большое количество времени в компании любимого тобой человека и узнать, что чувства невзаимны — как ножом по сердцу. Сверху ещё накладывался тот факт, что она, получается, неосознанно увела его. Пока пыталась стать такой же идеальной, как сама Солери, голодав и убивая организм длительными воркаутами. И это значит, что всё было не зря? Хотя стоп, если она услышала верно, то он перестал ощущать привязанность ещё давно. То есть влечение друг к другу было у обоих, но оба были дураками — одна стремилась к идеалу, другой предпочёл и вовсе скрывать и обманывать близкого человека. Финита. Сказать нечего. — Она волновалась потом. Спрашивала, где ты. Парень нахмурился. — Тебе угрожала? — Нет. Знаешь, я не понимаю, почему ты не рассказал мне всё сразу. Одной фразой мог бы облегчить жизнь нам троим. И, возможно, де Анджелис лечилась бы только от панических атак. Дамиано хрипло рассмеялся. — Ну вот ты представь, репетиция, ты настраиваешь струны, — переплетает их руки в замок, — а тут я захожу и прямо с порога говорю, что люблю тебя, — и оставляет лёгкие поцелуи на её пальцах. Так вот легко и непринужденно признался ей, точнее, открыто сказал, что ещё ни разу не делал. Чего она сначала даже не поняла, слишком увлечённая его действиями. Но дышать стало тяжелее, и она могла поклясться, что в груди что-то кольнуло. Закусив губу от нервов, откликается: — Я бы ответила, что тоже, да и всё. Простой вопрос, простой ответ, удовлетворяющий обоих. Только почему-то путь к нему сквозь тернии слегка затянулся. Хотя очевидно, почему: потерявшись в своих собственных фобиях, они забыли о самом главном. Что возникновение любви происходит неожиданно и спонтанно, и для этого не нужно быть первой красавицей Рима или иметь имущество стоимостью целое состояние. Она просто есть. Просто за то, что ты — это ты. Что у тебя красивый смех, что у тебя россыпь веснушек по всему лицу, что твои волосы смешно встают дыбом от влаги, отчего ты напоминаешь окружающим одуванчик. — Почаще напоминай мне, что я трус, который тебя чуть не потерял, — брюнет вздохнул, зарывшись в чужие волосы и прикрывая глаза. — Почаще напоминай мне, что у меня проблемы с головой, и я чуть себя не убила. — уткнулась в его шею, зная, что сейчас уснёт. Друг друга они так и не отпустили, продолжая держаться за руки. Ей хотелось бы задать тысячу вопросов и понять, чем таким она его зацепила. Почему, всё-таки, она? И могла бы получить тысячу ответов, что имеет невыносимый характер, странное чувство юмора, бездонные глаза, ослепительную улыбку, что она напоминает ему солнце, которое освещает его дорогу и согревает своим теплом, и в то же время луну, не угасающую, выводящую его из тёмных трущоб и зарослей на свободу. Может, она бы услышала, что имеет очень мягкие руки, подавить желание прикоснуться к которым почти всегда невозможно, — и хотелось бы, чтобы они почаще проявляли инициативу в его сторону. И ещё девятьсот девяносто три причины. Но всё, что успела получить — слегка укоризненный взгляд и глубокий поцелуй, дарующий надежду на то, что всё будет хорошо. Завтра, как обычно, проснутся в обнимку, и, улыбаясь, осозна́ют, что теперь они не по одиночке. Теперь их связывает что-то намного большее, чем просто симпатия. Они снова переговорят и расставят все точки над i, официально называя друг друга парнем и девушкой. А Итан и Томас, почему-то, даже не удивятся.