Альтернативные вероятности

Мельница погружена в золотистую тишину. Дина вышивает цветы на грубом полотне, а Лукас смотрит на неё, не отрываясь. На длинные волосы, впитавшие золото солнца, тонкие черты лица, чуть вздёрнутый нос, опущенные ресницы, изящные пальцы. Дина его главная радость, вторая после неё — местные дети. Своим присутствием они скрашивают одинокие будни. Он каждый день благодарит Бога за то, что Он сохранил ей жизнь и направлял его неуклюжую, единственную оставшуюся и к огромному сожалению левую руку, когда он помогал их общей спасительнице делать операцию. После неё у Дины остались шрамы. Такие же грубые как полотно, которое она превращает в произведение искусства. Искусство… Его больше всего не хватает Лукасу в новой жизни, которая началась после побега из приюта. Книги о мастерах прошлого с великолепными цветными иллюстрациями остались на ферме вместе с материалами для рисования. С собой он смог взять лишь немного бумаги и карандаши. Он делал зарисовки на привалах. Рисовал Дину, Юго, своих товарищей, окружающую природу и даже демонов. Последних, правда, не с натуры, а по памяти. — Как жаль, что я не могу тебя нарисовать, — с болью обращается он к Дине и физически чувствует, как зудит правая рука. Рука, которой нет. Больше он никогда не сможет рисовать: Льюис забрал у него самое главное. — Почему не можешь? — она вскидывает светло серый взгляд. — Как почему? — Ну, у тебя же есть рука и ноги. В крайнем случае можно держать карандаш зубами. Помнишь, в приюте мы читали статью про художника, который потерял правую руку и научился рисовать левой? — Думаешь, у меня получится? — Если будешь усердно трудиться, обязательно получится! Ты ведь научился мыть посуду ногами и писать учишься левой рукой. Значит, сможешь и рисовать как раньше или даже лучше прежнего. — То посуда, а рисование — искусство. — Мытьё посуды тоже может быть искусством. «А ведь она права: во всём, что нас окружает, можно увидеть искусство!» С тех пор Лукас каждый день разрабатывает левую руку. От письменных и рисовальных упражнений начинает болеть голова: мозг сопротивляется непривычному, мышцы тоже ноют, но Лукас не сдаётся, потому что Дина верит в него.

***

Дина полулежит на кровати в нижнем белье. Жаль, не в кружевном, демоны плохо разбираются в человеческой одежде, но художнику дано воображение. С его помощью он в силах приукрасить действительность. Персиковый румянец играет на нежных щеках, но Дина держится уверенно. Она собиралась позировать полностью обнажённой, но Лукас сказал, что для него это слишком. Он давно задаётся вопросом: «Не зайдут ли наши эротические игры слишком далеко?..» Он сидит на дощатом полу. Перед ним расстелен лист старых обоев изнаночной стороной вверх. Бумаги лучше в Угодьях, к сожалению, не найти. На этом холсте он воспевает свою музу. Дина так бледна, что светлое бельё сливается с кожей. Дина и Лукас не бывают на солнце. Они заперты в здании Мельницы, их убежище и одновременно тюрьме. Единственный способ выбраться отсюда — уничтожить Угодья. Их плану не должны помешать непредвиденные обстоятельства. Например, общий ребёнок. «Господи, дай нам ум и силу воли», — каждый день просит Лукас. Солнечные лучи скользят по идеальному телу. Номер с зашифрованным словом любовь — LOV9E4 — и шрамы, доказательство этой любви, ничуть не портят Дину. Даже наоборот навевают горькое очарование. Лукас думает, что в других обстоятельствах у него бы не было шансов. Кому он нужен, однорукий калека с волочащейся ногой? Что в нём могла найти красивая цветущая девушка? Его мучает совесть, когда он вспоминает Юго. Лукас уговаривал его признаться Дине, а в итоге не выдержал и признался сам. У него множество оправданий — обстоятельства, время, но зачем их искать, если вина плетётся за тобой побитой, но вечно преданной собакой? «Если Юго выжил и вернулся в Убежище, как я посмотрю ему в глаза?» — этот вопрос мучает Лукаса каждую ночь, но он жаждет этой встречи. Без Юго трудно. На Пруду Лукас самый взрослый, да к тому же мужчина, дети приходят к нему за советом. Они смотрят на него благоговейно как на пророка, ждут откровений, но ведь он всего лишь человек. Грешный и слабый, постоянно ошибающийся. Дина — его мудрая помощница. Её взвешенное мнение не раз помогало избежать скоропалительных решений. «Кажется, я понял, зачем она попросила себя нарисовать», — думает Лукас, выводя плавные линии единственной рукой. Он тоже читал про сублимацию. В картину он выплёскивает всю страсть, все тайные желания без остатка и на середине работы чувствует приятное опустошение. Внезапно он вспоминает про натурщицу. — Дина, ты как? Устала, замёрзла? — солнце давно скрылось за тучами. — Прости, я совсем забыл про время. — Всё хорошо. Я бы сказала, если бы захотела сделать перерыв. — На сегодня хватит, продолжим в следующий раз. Она встаёт с кровати, и Лукас отворачивается. В процессе одевания Дина не сводит с него глаз. Всё не может насмотреться, хотя наблюдала, как он рисует, и в целом видит его каждый день. Любовь заставляет по-новому взглянуть на человека. Лукас удивительный мужчина: терпеливый, внимательный, ласковый к детям и при этом невероятно сильный. Он станет отличным отцом, уже пообещал ей ребёнка, когда они уничтожат Пруд. Дина ничуть не жалеет, что ответила на его признание. Покончив с одеванием, она подходит посмотреть на рисунок. Лукас по-прежнему сидит на полу. — Отлично получается! Чувствую себя богиней, — она обнимает Лукаса за плечи и целует в макушку. — Но такое никому не покажешь, — его уши наливаются маковым цветом. Забавная особенность. — Будет нашим секретом. Они прячут рисунок под кровать, подальше от любопытных детских глаз.