Вундеркинд

-Я ебу твою собаку прямо в сраку, прямо в сраку… Кэйя ебашит формочками для льда об стол, сгребает выпавшие кубики в горсть и проводит ими по голове, лицу и шее. Жара, блять. На плите доваривается почти готовый бешамель к макаронам, подготовленный не в последнюю очередь для задерживающегося с учебы Альбедо. Отложив лед, Кэйя подходит его помешать. Если уебок снова похавает в каком-нибудь макдональдсе и откажется от домашнего, он его сначала убьет, а потом заставит мыть всю посуду, которой уже накопилось немало. Когда дверь наконец-то протяжно стонет, Кэйя кричит: -Мой руки счас же! Альбедо выглядит как только что вырвавшийся из преисподней демон, жаждущий крови, плоти и разрушения. Миленькая прическа с растрепавшимся хвостиком только дополняет образ. Вместо полноценной реплики Кэйя вопросительно машет в воздухе грязной ложкой. Мелкие капли соуса расплескиваются по всей кухне. Альбедо спускает с плеча сумку, приглаживает волосы (бесполезно, идиот) и, неестественно медленно отодвигая для себя стул, четко произносит: -Кэйя, я хотел бы кое о чем с тобой поговорить. Кэйя выключает плиту, садится на стул, и, заграбастав себе нового льда уже в обе руки, втирает его в шею и задерживает холодные руки на груди. -Валяй, вундеркинд. Альбедо смотрит в дальнюю стену с повешенным на нее календарем за 1998 год, выцветшим на солнце, и лихорадочно вспоминает обрывки советов Сахарозы и Тимея. Хоть бы футболку надел, уебок, блять… -Я бы хотел… в некотором смысле, проверить одну гипотезу. -Я не трогал твои чашки,- не отвлекается от терапии льдом Кэйя. -Нет, гипотезу конкретно на твой счет. Боже, он что, специально делает вид, что не понимает, к чему ведется дело, когда вот так ухмыляется, блестит глазами, подпирает голову рукой и говорит это свое… -Внимательно. *** Опершись о раковину задом, Кэйя смеется. Смеется, сукин сын. Вдоль острых скул Альбедо быстро пролегают розовые полоски злости и смущения одновременно. -Что смешного, черт ебаный? Услышав из уст Альбедо свое любимое ругательство, Кэйя смеется еще упоеннее, прикрыв губы рукой. Ну, на этот раз хотя бы по делу. -Так ты из-за этого, что ли, в последнее время такой бешеный был? Альбедо продолжает изучать январь месяц 1998 года так, словно это его любимая дидактичка авторства Рейндоттир. -А какого хуя Сахароза сказала, что ты ливаешь из лабы? Альбедо характерным жестом вскидывает свои светлые выразительные брови, которые ответственны где-то за половину его мимических движений. (Остальная половина воскладывается на иногда улыбающиеся губы) *** Он вспоминает день, уже необычно жаркий для ранней весны, где-то месяц назад, когда Сахароза с Тимеем в очередной раз превратили (точнее, попытались превратить) его комнату в коворкинг и сидели на коробках с лабораторным оборудованием с ноутбуками на коленях. Сахароза, конечно, ничуть не боялась проломить коробку задом, затянутым в мини-юбку яркого цвета, названия которому Альбедо не знал, и провалиться на переложенные пенопластом мензурки и перегонные воронки. Даже закинула ногу на ногу и бесстрашно покачивала верхней. Тимей боялся, сидел как на иголках, пытался поджать ягодицы, чтобы минимизировать область соприкосновения их с коробкой и зачем-то озирался. Альбедо не стал ему говорить, что конкретно в его коробке лежали только старые пособия и дидактические материалы, которые предполагалось пустить на макулатуру. Сам Альбедо писал темперой, сидя перед мольбертом спиной к друзьям на своем обычном рабочем месте. Было солнечно, горячие лучи, плоские и острые, как длинные лезвия скальпельно точно прорезали занавески, чтобы подсветить белым дрейфующую в вязком душном воздухе комнаты пыль, чуть-чуть послепить Альбедо левый глаз и заставить очки и сенсорный экран ноутбука Сахарозы неуемно бликовать на все окружающие поверхности. Весенняя жара становилась летней как-то слишком стремительно и неумолимо. Если ребята с экофака не используют этот сезон как пример в каком-нибудь исследовании по поводу глобального потепления и парникового эффекта, Альбедо проставит всем пиво, честное слово. От духоты художник соображал плохо, графика, над которой он работал, получалась какой-то невнятной, черточки и мазки - рассредоточенными и неуверенными, словно сомлевшими так же, как и их автор. Наконец Альбедо сдался, откинулся на спинку стула и потер уставшие глаза кулаками. Все-таки прохладную, даже щекочуще холодную погоду он любил несравненно больше. Красота при низких температурах – настоящая красота. -Эй, Ал,- вдруг зовет его Сахароза. Он молча оборачивается, ожидая услышать вопрос про молярную массу какого-нибудь элемента или что-то в таком роде. На первом курсе Альбедо ненарочно захайпился благодаря безупречному и доскональному знанию всех данных из таблицы Менделеева. -Ты из-за,- Сахароза осторожно косится в сторону плотно закрытой двери,- Кэйи такой рассеянный в последнее время? Из-за двери глуховато слышится неистовое щелканье компьютерной мышкой и периодические сочные маты. Ал едва удерживается от улыбки, различив кэйевское «черт ебаный в ухо блять», и лишь потом, сквозь полувоображаемый-полуслышимый тембр его соседа до него доходит смысл вопроса Сахарозы. -С чего ты это взяла? Голос ровный, но на всякий случай все-таки отворачивается к мольберту и берет кисть, не собираясь добавлять ничего к работе. -Суммарно в последнее время ты говоришь о нем больше, чем о гликогенах из твоего проекта,- спокойно поясняет Сахароза, поправив очки средним пальцем. Тимей, молча наблюдающий за разговором, решает обозначить свою заинтересованность: -Факт. Альбедо не отвечает. -Удивительно знать,- неторопливо продолжает его мучительница, соединяя кончики пальцев,- что какой-то парень интересует тебя больше лабы. У нас на факультете была девочка, которая отчислилась ради парня, а потом они расстались через месяц. -Это когда? – уточняет зачем-то Тимей. -Да на первом курсе,- отмахивается Сахароза. -Ну, Кэйя пока что не мой парень,- нарочито весело бросает через плечо Альбедо. -Пока? –Сахароза улыбается сладко-ядовитой улыбкой успешнейшей интриганки при дворе Борджиа, а затем поддает в голос утешающей доброты,- Ну, не переживай. Ты же наш маленький гений. Сможешь совмещать. Она интонирует не слишком ярко, фразы как будто вымочены в однородной терпкой лакрице. Но Альбедо, в принципе безразличному к богатству вербальных оттенков, этого хватает. Впрочем, есть кое-кто, чьи чудесные, многообразные, ажурно-торопливые и хрупкие речевые манеры действительно волновали Альбедо, и этот кое-кто сейчас упражнялся в применении своих талантов сладкоречия в полевой ситуации полного разъеба в каком-то шутере. Альбедо ерошит волосы, на солнечном свете кажущиеся нимбом, сплетенным из соломы и улыбается, зная, что увидеть это может только его неудачный холст, который теперь, видимо, придется закрашивать, а писать на закрашенном Альбедо не слишком любил. -Да нет, думаю, тогда я уйду из лабы,- ровно произносит он,- а еще я…еще я очень, чертовски хочу его написать. Сахароза блестит на него глазами под новыми цветными линзами, но больше ничем не выдает своего удивления и возвращается к своей работе. -База,- впечатленно вздыхает Тимей. *** -Я пошутил. -А. Нехарактерно для тебя. Они замолчали. Кэйя продолжал полусидеть на раковине, скрестив руки на груди, Альбедо – буравить взглядом календарь. -А насчет того, что сказал пять минут назад? -Ага, тоже пошутил. -Что? -Бля, да шучу я, боже.