mixtape

Ливень продолжает обдавать крыши зданий ледяным душем, когда Амемура выходит из своего импровизированного убежища. Он не знает куда идёт, но хочет оказаться там, где можно быть собой. Он горько усмехается, думая, что такого места вовсе нет. А потом находит себя в тёмном закоулке, через который часто возвращался домой. Рамуда уверен, что раньше здесь был проход. Уродливо заходясь в приступе кашля, он сминает вымокшую рубашку где-то в районе солнечного сплетения. Где-то там, где должна быть душа. В смятой пачке, откуда тонкая рука только что вытащила последнюю сигарету, почти так же пусто, как в его «душе». Рамуде хочется закричать и упасть на колени, прямо на мокрый асфальт, прямо в своих новых джинсах ручной работы. Но он лишь поджигает сигарету трясущимися руками и тяжело затягивается. Неужели он так и умрёт в этой забытой Богом подворотне? Мокрый, окровавленный, выбившийся из сил. Забитая декоративная собачка, решившая удрать от властной хозяйки. Хочется скулить от страха, вернуться в стерильные стены, где все лучше тебя знают, как тебе следует поступить, что тебе стоит подумать. Но Рамуда предпочитает думать сам, считать, что он выше этого. Поэтому он гордо сплёвывает кровью на асфальт, давясь очередной затяжкой едкого дыма. Но вкус почему-то не ощущается, лишь глаза слезятся в попытке выдавить остатки эмоций из угловатого тела. Он всё-таки неловко опускается на асфальт, прислоняясь спиной к стене, вдавливая сигарету в потемневший кирпич. Рамуда сам всё прекрасно знает. Он отчаянно вспомнить хорошее, чтобы погибать было не так паршиво. Но в голове лишь белый шум и постепенно ускользающее сознание, за которое он пытается зацепиться ледяными кончиками пальцев. Пальцы… Руки… Он старается вспомнить чужие руки, большие и тёплые ладони, слишком добрые. Смакует мысли о них, оглаживающих острые лопатки, треплющих розовые локоны, греющих ночами. И Рамуда будто снова чувствует их на своих щеках. Он закрывает глаза, пытаясь выдавить улыбку. Становится чертовски холодно. Близится рассвет. Большие и тёплые ладони закрывают искажённое рыданиями лицо, пряча его от утреннего солнца.