mystery of love

Порой ты видишь человека, но не видишь его; он где-то там, за кулисами. CMBYN

      До того часа, когда обоим пора укладываться, — Мью предупредили, что заедут за ними в восемь утра, — они видятся, когда Галф, смывший с себя дневные пыль и пот, спускается вниз и находит Мью на кухне, пока тот возится с посудой, что скопилась за день. Не так уж много, пара тарелок, вилка и ложка, а также сотейник, в котором Мью пытался натушить размороженные овощи. — А кухня прямо в скандинавском стиле. Столько меди и эмали, — ухмыляется Галф.       Мью разворачивается и от неожиданности прикусывают кончик языка, отчего кривая острой боли поражает лицо: на молодом археологе надеты светлые шорты и такая же летняя светлая рубашка нараспашку. Обнаженная грудь отливает аристократической гладкостью приятного загара.       Но вообще, мог бы и прикрыться. Или футболку надеть. Не дома, всё-таки. — Эм… Да. Что-то есть такое, хотя не могу сказать, что наличие меди и эмали на кухне — обязательное свидетельство скандинавских мотивов в интерьере.       Галф вновь ухмыляется, но не высокомерно или насмешливо, а, скорее, снисходительно. Пожимает плечами: — Да я же так, просто к слову пришлось. — Понимаю, — Мью вновь принимается за посуду, — ты, может, голодный всё-таки? У меня овощи в холодильнике остались, если что, и… — Я не голоден, ещё раз спасибо, Пи Мью. — Ага… Ну, тогда стоит лечь пораньше. В восемь выезжаем, а нам с тобой надо успеть сходить в душ с утра, — Мью роняет из ни к месту задрожавшей руки вилку на пол, тянется за ней, но Галф его опережает, а когда выпрямляется, краем волос задевает подбородок Мью. — Вот, — со счастливой улыбкой, будто бы не вилку с пола только что поднял, а Венеру Милосскую со дна морского, подаёт прибор Мью.       Секунд пять они держатся за разные концы вилки, пока Галф не отпускает свою сторону и не уходит с кухни, на ходу бросая дружелюбное: — Доброй ночи, Пи Мью. Ты уж растолкай меня завтра, если я вовремя не встану. — Хорошо, — прохладным тоном голоса отвечает Мью под звон тарелок. — Разбужу.       Пожелать в ответ «доброй ночи» он почему-то забывает. Или попросту не считает нужным.       Ночью Мью не сразу удаётся уснуть, хотя из соседней комнаты, — дверь что ли не прикрыл? — доносится лёгкий храп.       Поворочавшись с боку на бок, к часу ночи он всё-таки забывается хрупким тревожным сном. Без картинок. Без кадров. Мью привык видеть пустые сны, от которых под утро в памяти остаётся лишь серая стена.

***

      Веки греют солнечные лучи, рассеивающиеся сквозь листья фруктовых деревьев в саду и тафтяные занавески. Прикрывая глаза ладонью, Мью поднимется с постели, ощущая, как солнце обволакивает затылок, заднюю часть шеи и лопатки.       Так. Время.       На экране телефона — 6:11.       Конечно, минимум полчаса можно было бы поваляться, но хотелось бы принять душ без спешки. И не борясь за право пойти в него первым. Утро кажется Мью каким-то притихшим, словно оно не выспалось и очень ждет дождя. Словно бы хочет попасть под холодный проливной душ. Как и Мью.       Перекинув через плечо полотенце, Мью отправляется в ванную.       И?       Дверь в комнату Галфа настежь открыта, — немудрено, что храп был так слышен. Но это ещё полдела. Временный хозяин комнаты лежит там, на своей кровати, животом вниз, подгребя под себя одеяло и немного по-детски обнимая подушку обеими руками. Полностью обнажённый. Даже не подозревающий, что вот уже тридцать секунд как на его наготу таращится впавший в оцепенение Мью.       Что ж тебя так разморило-то?.. Интересно, ты хотя бы подозреваешь о существовании одежды для сна? Ну, или, к примеру, трусов?       Будучи реставратором, Мью привык внимательно изучать объекты на предмет изъянов. Но у данного объекта по имени Галф они, кажется, напрочь отсутствуют. Какое-то античное изваяние, ей-богу… или бронзовая скульптура Родена… Плавный изгиб спины, переходящий в две абрикосовые ямочки, от которых начинает возвышаться крепкий, приятной округлости зад. Глядя на него, перестаешь сомневаться, что красота — это естественное состояние человека.       Мью так откровенно засмотрелся, что еле успевает заметить, как голова Галфа начинает движение по подушке.       Чёрт!       Мью надеется лишь на то, что хлопнул дверью не так подозрительно громко, чтобы окончательно закопать себя.       Приведя себя в относительный порядок, Мью спускается на кухню. По привычке берет одно яйцо, затем что-то вспоминает и, пораздумав, достает из коробки ещё сразу два, — наверняка, вчера постеснялся еды попросить, пусть поест нормально.       Пока яйца доводятся до нужного состояния, Мью разогревает овощи и берет из холодильника банку Nutella и мёд: как раз перед приездом Галфа завезли продукты. И хотя сам Мью — не поклонник пустых углеводов, но вдруг парень не прочь побаловать себя сладким. — Ух ты! — слышит он бодрый возглас за спиной. — Слона бы съел! Ты вчера в саду был, может, там позавтракаем? Столик как раз на двоих, а?       Мью разворачивается медленно, опасаясь нарваться на вчерашнюю неприкрытую наготу, но нет, на Галфе кремовая футболка с круглым вырезом, лёгкие хлопковые шорты и солнечная улыбка. — Знаешь, — начинает Мью весьма прохладным тоном, — сейчас слишком жарко для посиделок в саду. Лучше здесь. — Аа… Да, окей, конечно. Но, может быть, тогда ужин там накроем? — Давай для начала позавтракаем и поработаем максимально продуктивно. Там уже и про ужин можно будет думать. — Конечно, как скажешь, — подмигивает ему Галф.       За завтраком выясняется, что Галф не особый поклонник яйц всямтку. — Там ещё есть. Можно сварить по-новой, — предлагает Мью. — Не надо, — смеются в ответ, слегка наклоняя голову вниз, словно бы стесняясь своего веселья. — Я просто скорлупу с таких не знаю, как снимать правильно. — Давай я, — Мью двигает к себе его подставку с яйцом, осторожно стучит ложкой по вершине, создавая трещины, а затем снимает «шапочку». — Вот. — Спасибо, Пи Мью, — вновь хихикает Галф. — На самом деле, мне стыдно. Ну, вообще ведь позор, да?       Мью смотрит на часы: — Все в порядке. Ты ешь, а то за нами скоро приедут. — Конечно, — Галф складывает ладони: — Приятного аппетита. — Тебе тоже.

***

— Что такое? Что-то не так?       Путь до озера Гарда занимает почти час. В автомобиле они сидят рядом, на заднем сидении, и пару раз на крутых поворотах Галф соскальзывает со своего места и крепким теплым бедром прижимается к напряжённому телу Мью; тут же раздается утреннее звонкое хихиканье, затем следует неловкое извинение, на которое Мью лишь кивает, отводя взгляд за окно.       Вот она.       Бронзовая статуя обнаженного юноши. Ещё почти мальчика. Настоящий образец античной эстетики. И мнится Мью, что за сегодня это не первый раз, когда он видит подобную эстетику.       Как и предполагалось — работа по реставрации предстоит нешуточная. Но вот что смущает: Галф долго и изучающе разглядывает статую, а затем чуть ли не всплескивает руками от досады. — Что-то не так, Нонг? — повторяет свой вопрос Мью. — Даже не знаю… Конечно, это первое впечатление, надо изучить вопрос подробнее, но, возможно, это не Пракситель. Не его работа. — Как это? А чьей же руки эта работа, по-твоему? — Мм… Пока не могу сказать. Позволишь мне для начала теснее изучить этот вопрос?       Мью кивает: — Ну, ты ведь для этого сюда и приехал, верно? Мы оба сюда приехали, чтобы выполнить свою часть работы.       Галф жмурится от приближающегося к зениту солнцу, но ничего не отвечает.

***

— Так как насчёт ужина в саду?       Мью разводит руками: — Можно.       Они устраиваются под ветвями персикового дерева. Сегодня Галф сам приготовил привезенную с собой лапшу. В тарелке Мью она посыпана тёртым пармезаном. Галф же добавил в свою щедрую порцию острого соуса, а сейчас тянется рукой к дереву, пытаясь снять пару спелых ароматных плодов. Ветка трясется, и несколько фруктов сами падают им на стол. — Ой… У них, наверное, бока теперь подбиты, — виновато поглядывают на Мью. — Все в порядке.       Половина ужина проходит в тишине. Затем Мью спрашивает: — Всегда хотел стать археологом?       Галф улыбается, словно бы ему дали зелёный свет на общение: — Кем я только не хотел стать в детстве, если честно. Но меня всегда привлекала эта профессия. Как будто земля, долгие годы или столетия хранившая в себе тайны, начинает делиться ими с нами. — Тайны? — Да. Тайны, загадки… Это интересно, Пи Мью. Но то, чем ты занимаешься, не менее интересно. Ведь ты позволяешь людям увидеть, какими были созданы когда-то все эти шедевры. — Если честно, — Мью усмехается, глядя на подбитый, источающий сок, бок одного из персиков, — я часто спрашиваю себя, а надо ли? Есть ли смысл в том, что я делаю. И в чем он? Ведь это все равно… почти что реплика. Как будто бы после моей работы… Одним словом, как будто бы я лишаю эти шедевры подлинности. Так в чем тогда смысл?       Галф наклоняется и срывает из-под стола пушистый цветок: — А в чем смысл жизни для одуванчика, знаешь?       Мью пожимает плечами. — Смысл жизни для одуванчика — быть одуванчиком. Понимаешь, о чем я? — Галф трубочкой вытягивает пухлые губы и раздувает пушистый купол по ветру.       Мью не знает, что ответить. И не уверен, что пока понимает Галфа. Он лишь наблюдает за тем, как поднимающийся ветер уносит десятки светлых парашютиков в небо.       Между тем Галф берет один из персиков, трет его пальцами, фалангами прикасаясь к жестким коротким ворсинкам, а затем кусает его; отчаянно впившись в мягкую кожу зубами, он выпускает наружу прозрачный сок, который стекает по его подбородку, пачкая изящное запястье.       А Мью не может оторвать взгляда.       На помощь приходит стихия, разрывая небо первыми громовыми раскатами. Этот раскалённый от южного солнца день, кажется, вот-вот получит благословенный прохладный душ. — Доброй ночи, Пи Мью, — как и накануне, прощается с ним Галф, вступая на нейтральную территорию между их комнатами. — И тебе.       В ответ слышится лёгкое хмыканье и стук закрывающейся с той стороны ванной двери.       Ну надо же, — ворчит про себя Мью. — Соизволил догадаться.