Все твои грехи

       Всю неделю Реджина ходила как на иголках, изредка поглядывая в сторону дома Эммы, но так и не решаясь к ней заглянуть. Ссора после суда плотно застряла в груди, точно рыбная кость — ни сглотнуть, ни выплюнуть. Хуже всего то, что Эмма, казалось, точно так же не намеревалась предпринимать каких-либо шагов к примирению, и Реджина поймала себя на страшной мысли, что ждёт от неё этого; хочет, чтобы она взяла на себя удар и подошла первой, проявила смелость, повела себя, как должен вести себя мужчина после ссоры.        «Но мы ведь не любовники», — говорил ей ледяной внутренний голос, которого она старательно избегала всю неделю.        Конечно, вы не любовники, дорогуша, это было бы слишком хорошо, не правда ли?        Но однажды утром всё изменилось, и Эмма Свон действительно оказалась на пороге её дома. То, как сильно забилось её сердце, когда она увидела знакомые светлые пряди, — не передать словами. Это-то и пугало.        — Реджина…        — Мисс Свон.        Они начали одновременно, неловко переминаясь с ноги на ногу. Эмма глубоко вдохнула и наконец заговорила:        — Прости за… Ну, за тот день. Ты знаешь. Я зря вспылила.        — Ничего, всё хорошо.        Эмма закусила губу и отвела взгляд. Только теперь Реджина заметила, как сильно напряглись её плечи.        — Нет, на самом деле, — сказала она наконец загробным тоном. — Зайдёшь ко мне выпить сегодня вечером? Я хочу… кое-что рассказать тебе.        Сердце снова принялось стучать быстрее, в этот раз от волнения. Очевидно, рассказ Эммы окажется не из простых, да и решалась она на это, судя по всему, очень долго. Возможно, даже дольше, чем Реджина могла бы подумать.        — Хорошо. Только приготовлю ужин.        Эмма кивнула, но так и осталась стоять на пороге, — как и Реджина не решалась наконец уйти. Наконец она сказала:        — Эмма, если это слишком трудно для тебя, то…        — Нет, дело не в этом. Это не трудно, просто… Я не знаю, как ты это воспримешь. А ты… Мне бы не хотелось терять тебя, понимаешь?        Реджина перехватила её ладонь и мягко сжала, успокаивая.        — Что бы там ни было, мисс Свон, я пойму.        — Надеюсь. — Эмма нервно улыбнулась. — Хорошо… Ладно. — Она шумно выдохнула. — Я жду тебя вечером, ладно?        — До вечера.        И Эмма ушла, оставив Реджину в замешательстве и лёгком трепете. Что же такого могла она скрывать, что выглядела такой… уязвимой? Реджина выдохнула и закрыла наконец дверь, твёрдо решив для себя: что бы там ни было, она не позволит их дружбе рухнуть.        Вечером, стоя перед дверью дома Эммы, она долго не решалась постучать. Сердце заходилось в груди, словно бешеное, а внутри всё росла и ширилась тревога. Точно вот-вот случится что-то, что навсегда перевернёт её прежнюю жизнь. Теперь-то она добьётся своего, а? Глупости. Все её страхи — абсолютно беспочвенны. И, в конце концов, если она так и не постучит в эту чёртову дверь, то точно ничего не узнает.        Но стоило ей только занести руку, как дверь распахнулась, а на пороге показалась Эмма. Она удивлённо-неловко улыбнулась.        — Я как раз хотела постучать, — сказала Реджина с каменным выражением лица. Эмма кивнула, будто бы ничего и не заметила.        — А я хотела проверить, не забыла ли ты.        Они улыбнулись друг другу. Неловко и нервно. Словно волнение Эммы перешло и к ней, а быть может — наоборот. Но в конечном итоге они просто сели на диване в гостиной, как и всегда, и Эмма поставила на столик ящик пива, тоже — как и обычно. Наступила долгая минута молчания, пока они обе собирались с силами. Затем Эмма наконец заговорила, кашлянув.        — В общем… То, почему я так вспылила…        Реджина сделала небольшой глоток прохладного пива, которое тут же обожгло горло; она едва ли обратила на это внимание. Она полностью сосредоточилась на лице Эммы, которая всячески избегала её взгляда, то принимаясь отклеивать этикетку от стеклянной бутылки, то теребя пальцами края голубой рубашки.        — Ох… — Она зажмурилась на мгновение и шумно выдохнула. — Помнишь, я рассказывала тебе о подруге в городе? Руби.        Реджина кивнула.        — На самом деле мы познакомились в клубе. Я соврала, когда сказала, что она знала Киллиана, но она на самом деле знала меня. Увлекалась плаванием раньше, поэтому и узнала. Дело в том, что Руби… Не совсем Руби.        — Как это понимать? — Реджина вскинула брови. — Руби — мужчина?        Эмма улыбнулась.        — Да, она была.        Реджина уставилась на неё в замешательстве, не совсем понимая, о чём Эмма говорит, и рассуждая, не ударилась ли та головой. Только потом до неё дошло…        — Она…        — Да, транс. Она сменила пол, когда ей было двадцать. Она выросла в Огайо, её воспитывала бабушка. Ну, тогда ещё его. Робин. — Эмма хмыкнула. — Так вот, Руби-Робин ещё подростком понял, что живёт не в своём теле. В шестнадцать он начал подрабатывать в клубе… специальном клубе, ты знаешь. Для геев. Сначала просто наливал выпивку, потом стал выступать и сам. Примерял женские костюмы, и тогда-то до него дошло. Он рассказал об этом бабушке, но та его не приняла. Потом выгнала из дома. Ну, и Руби-Робин махнул в Калифорнию, терять-то нечего. Он даже школу так и не закончил. Начал подрабатывать в кафешках и ресторанах, копить деньги. А в двадцать вот полноценно сменил пол и прошёл реабилитацию. Ну а потом… открыл свой гей-бар. «Зелёная дверь». Там мы и познакомились.        Эмма всё водила пальцами по краю бутылки, не решаясь поднять взгляд, а Реджина тупо следила за её движениями, переваривая информацию. Конечно, ей и раньше доводилось слышать такие истории. Кто-то сменил пол, кто-то скрывался от родителей из-за ориентации; таких историй — сотни. Важнее другое.        Важнее то, что Эмма ходила в этот клуб, и она явно точно знала, куда идёт. А это значит…        Вот почему она так вспылила на слушании.        — Эмма…        — Я осознала свою ориентацию ещё подростком. Влюбилась в школе в одну девчонку, хотя и не взаимно. Но я никогда бы не рискнула сказать об этом напрямую. Ты сама видела почему. А я, кроме того, была известной личностью, и если бы всплыло что-то такое, то ход в спорт мне был бы закрыт навсегда, так что… — Она шумно выдохнула, упёрлась лбом в ладони и прикрыла глаза.        А Реджина так и сидела, застыв, и не знала, что делать. Ей хотелось поддержать Эмму, но это признание — словно обухом по голове. Оно вызывало разные, противоречивые чувства. Интерес, сожаление, злость. Злость на то, что оказалась права. После этого разговора ничего уже не будет как прежде. И хуже всего то, что теперь она не сможет обманывать саму себя. Она не сможет этого делать, и это осознание пришло к ней такой яркой вспышкой, что она просто не могла не злиться.        Лучше бы Эмма ничего не рассказывала.        Ведь им было так хорошо. Ей было так хорошо в этом блаженном неведении.        Наконец Реджина отмерла и аккуратно опустила ладонь на её плечо, чуть сжала, точно успокаивая.        — Всё в порядке, Эмма. Я не стану относиться к тебе как-то иначе, — сказала она, и это было ложью. Едва ли она сможет смотреть на Эмму так же, как раньше. Во всяком случае, ей точно понадобится время, чтобы всё это переварить.        Эмма лишь горько хмыкнула, словно почувствовав её ложь, и покачала головой.        — Вряд ли.        Реджине резко захотелось поцеловать её. Она не поняла, откуда взялось это чувство, но картина эта ярко предстала перед глазами. Она буквально увидела, как наклоняется к Эмме, касается её губ, ощущает её аромат и чувствует мягкость её кожи.        — Отчего же? — хрипло спросила она, не в силах отвести взгляд от её лица. Словно её загипнотизировали.        И Эмма, точно прочитав её мысли, вдруг наклонилась… и поцеловала её. Возмутительнее всего то, что это было ровно так, как она себе представляла. Ровно те же ощущения — ни больше, ни меньше. Внизу живота что-то затрепетало, а грудь сдавило чьей-то невидимой рукой. Губы Эммы оказались мягкими и горьковатыми от выпитого алкоголя, но её запах — этот аромат молока и печенья — буквально сводил её с ума. Наверное, в неё вселился дьявол, потому что в первые мгновения она охотно приоткрыла губы, не только позволяя Эмме целовать себя, но и отвечая на её поцелуй. И та, точно осмелев, подалась ближе: коснулась подушечками пальцев изгиба шеи, шумно вдохнув, и едва слышно застонала сквозь поцелуй, будто ждала его целую вечность. Светлые волосы скользнули по её лицу, щекоча, и Реджина, как загипнотизированная, подняла руку, зарываясь пальцами в эти мягкие пряди; такие мягкие, что можно было бы сойти с ума. Но именно это прикосновение словно отрезвило её, — напомнило, где и с кем она находилась.        Резко отпрянув, она отдёрнула руку и широко распахнула глаза, едва не задыхаясь от стыда, возбуждения и ярости. Громыхнула пощёчина, но Реджина не сразу осознала, что это сделала именно она: она всё ещё таращилась на лицо Эммы, которое теперь скривилось от боли.        — Да что ты себе позволяешь?! — яростно зашипела Реджина, подрываясь на ноги, точно ужаленная. Она прижала горящую ладонь к груди, тяжело дыша, и стояла так ещё несколько мгновений, прежде чем окончательно прийти в себя. — Это просто недопустимо! Ты… Я не хочу тебя видеть!        — Нет, Реджина. Подожди! — Эмма вскочила и бросилась за ней следом, но Реджина уже не слушала. Она спешила домой. — Реджина! Прости!        Ей хотелось сказать так много, но подступающие слёзы душили и сдавливали горло, так что она даже не обернулась, а, выйдя из дома, громко хлопнула дверью. Только на пороге собственного она посмотрела по сторонам, и то лишь для того, чтобы убедиться, что их никто не видел. Краем глаза она заметила выскочившую на порог Эмму, но та, похоже, не собиралась её преследовать, и это — отлично. Закрыв за собой дверь, Реджина скрылась в гостиной и задёрнула шторы.        — Дорогая? — крикнул из спальни Робин. — Всё хорошо? Ты сегодня рано.        — Д… Да, — сказала она нетвёрдым голосом, хотя изо всех сил старалась звучать как обычно. — Всё хорошо, Робин. Я сегодня лягу в гостевой комнате, если ты не против.        — Что? Почему? — Она услышала его шаги на лестнице и быстро вытерла лицо пальцами, словно это движение могло бы убрать ошеломление и усталость.        — Мы с мисс Свон немного выпили, не хотелось бы докучать тебе неприятным запахом, — сказала она первое, что пришло в голову.        Робин удивлённо замер на последней ступеньке.        — Всё в порядке, меня это не…        — Нет, — отрезала она. — Так мне будет спокойнее.        — Что ж… Ты уверена?        — Да. Да, всё хорошо, Робин. Ложись спать.        Он ещё какое-то время рассматривал её, стоя на лестнице, но, так и не придумав, что сказать, поднялся в спальню, бросив короткое «спокойной ночи». Реджина раздражённо поджала губы.        «Если бы ты действительно хотел лечь со мной, — думала она, провожая его гневным взглядом, — ты бы настоял. Чёрт возьми, ты мог бы настоять хоть один грёбаный раз!»        Она подумала, что на его месте сделала бы Эмма, но тут же тряхнула головой и быстро поднялась в спальню для гостей. За стенкой скрипела кровать, — видимо, Робин возился и размышлял, а не выпить ли ему баночку пива, раз уж такое дело. Ну, точно: уже спустя пару мгновений послышались его босые шаги, а затем и хлопок дверцы холодильника. Реджина в который раз раздражённо тряхнула головой и принялась переодеваться ко сну.        Вот только уснуть ей так и не удалось. Она из раза в раз прокручивала в голове момент их поцелуя и слова Эммы, и чем сильнее она хотела думать о чём-то другом — тем чаще она мысленно возвращалась к этому. Хуже всего то, что она не хотела ничего чувствовать к ней, но прекрасно понимала, что ничего подобного не испытывала раньше. Во всяком случае — с другими мужчинами. «Запретный плод сладок», — как сказал бы её отец и оказался бы прав. Вот только… Она точно знала, что дело не только в этом, как и знала она то, что Эмма Свон поцеловала её не из чистой прихоти. Реджина сама нередко вела себя не так, как должна была бы вести приличная «настоящая леди»; и, вероятно, Эмма воспринимала всё это как знаки. Возможно, она поступила с ней несправедливо.        Звук пощёчины эхом отозвался в голове, и Реджина зажмурилась. Надавила пальцами на переносицу, тяжело выдохнула сквозь плотно сжатые зубы. Она идиотка. Они обе, если уж на то пошло.        К двум часам ночи, когда окончательно стало понятно, что сон к ней не придёт, Реджина спустилась на кухню и принялась за оставшееся в холодильнике пиво. Злость и раздражение кипели в ней, но в то же время было и желание. Настойчивое, зудящее желание снова ощутить вкус её губ, прикоснуться к её коже, заглянуть ей в глаза и почувствовать аромат её кожи — такой «свой» и такой неповторимый. Краем глаза Реджина заметила, что свет в доме напротив до сих пор горит, и это означало только одно: Эмма Свон точно так же, как и она, не могла уснуть. В какой-то степени это роднило их. Снова.        Утром Реджина обнаружила на пороге своего дома пирог. Кривой и косой, посыпанный чем-то сладким, он стоял один-одинёшенек и глядел на неё надписью «прости меня». Не хватало добавить только: «Я больше так не буду», — и вполне могло бы сойти за детскую поделку от мальчишки, который хочет извиниться за плохое поведение.        Реджина усилием воли сдержала улыбку (она догадывалась, что Эмма наблюдала за ней через окно, а если даже и нет — кто-то другой с лёгкостью мог бы видеть её), занесла пирог на кухню и только там позволила себе наконец улыбнуться.        Сразу же вспомнились деньки, когда она пыталась научить мисс Свон готовить. Та ещё ходила с костылём и этими ужасными штифтами, торчащими из колена, как лучи солнца, а на улице стояла жара и духота. Реджина показывала, как правильно месить тесто, и каждый раз прерывалась, чтобы ударить Эмму по рукам или закатить глаза, когда та пыталась съесть кремовую начинку раньше времени. Тогда они вообще много смеялись и отвлекались от самого процесса, стоя на кухне плечом к плечу.        «Не будьте таким ребёнком, мисс Свон, — вздыхала Реджина. — Вот, попробуйте сами, в этом нет ничего сложного… О господи! Что вы делаете?!»        Реджина любила готовить, но в то же время ненавидела это занятие. В детстве ей приходилось прикладывать много усилий, чтобы научиться, а уж после она, назло судьбе, стала в этом профи. Так что, можно сказать, готовить она научилась, как и Эмма плавать, — из вредности.        И тем не менее этот жест Эммы с извинениями приятно грел душу. Несмотря на то, что пирог выглядел так, будто его несколько раз смяли и перевернули до того, как донести до порога, — Реджина легко представила себе, как много усилий она потратила, чтобы его испечь. С лёгкостью представила она и то, как старательно Эмма возится в кухне, возможно, потратив на приготовление всю ночь, и от этого в груди разлилась приятная нежность.        Сначала Реджина хотела выбросить пирог, но не смогла. Тем более она была уверена, — на вкус пирог гораздо лучше, чем с виду. Она даже попробовала кусочек и поняла, что не ошибалась. Но оттого это оказалось лишь больнее. Покачав головой, она всё-таки убрала его в холодильник, а затем принялась готовить для Робина романтический ужин. Она намеревалась сделать домашнюю пиццу, которую он обожал, и спагетти с сырным соусом. В погребе как раз хранилось несколько старых и выдержанных бутылок вина, так что вечер должен был стать идеальным.        Да, Робин — её муж, и она должна была быть с ним. В каком-то смысле она, возможно, даже любила его; где-то на глубинном уровне, возможно, просто по привычке. И тем не менее он — её семья.        К моменту, когда Робин вернулся с работы, Реджина успела накрыть на стол и расставить свечи. В воздухе витал мягкий аромат печенья. Реджина вышла в коридор, чтобы встретить его, ласково прижалась, помогая ему снять пальто, и широко улыбнулась, видя недоумение на его лице.        — У нас какой-то праздник? — удивился он, Реджина лишь хитро сощурилась.        — Нет, просто решила устроить тебе сюрприз, — сказала она тихим низким голосом. — Мы давно не устраивали романтических вечеров. И ты это заслужил.        Губы Робина растянулись в довольной улыбке, как у объевшегося сметаной кота. Или, скорее, как у предвкушающего её.        — Мне определённо это нравится, — подхватив её игровое настроение, сказал он.        Они вошли в столовую, и Реджина нажала на «плей», чтобы их ужин сопровождала мягкая ненавязчивая мелодия, — из колонок доносился голос Селин Дион. Вечерняя станция, которую она настроила заранее, обещала «приятный романтический вечер с родными и близкими».        — Как прошёл твой день? — спросила она вежливо, когда они наконец устроились за столом и принялись за пиццу. Мысленно Реджина отметила, что Робин никак не отреагировал на неё — воспринял как само собой разумеющееся. В отличие от… Реджина тряхнула головой.        Нет, она определённо не будет думать о ней сейчас.        — Всё отлично, — ответил Робин, едва прожевав кусок пиццы. — Дело Томаса Денбро перенесли, слушание начнётся раньше. И у нас есть все шансы! Ну, во всяком случае мы сможем добиться отмены пожизненного заключения!        — Чудесно, — натянуто улыбнулась Реджина.        И поняла, что им даже не о чем поговорить.        — А у тебя как делишки?        — Хорошо, — коротко ответила она. Подумав, добавила: — Сегодня «Ред Сокс» победили со счётом пять-три, и, как всегда, победный счёт удержал Том Гордон.        — Это, наверное, комментатор так сказал, — усмехнулся Робин со знанием дела. — Они всегда несут чушь, не слушай их. Наверняка всё дело в бросках Клеменса. Он просто Бог бросков!        — Несомненно, — протянула она. Робин ни черта не понимал в бейсболе.        Реджина никогда не давала ему понять, что разбирается в этом спорте гораздо лучше. Мать учила её, что мужчина во всём должен чувствовать себя героем, и это — одна из причин успешного брака. Будет ли это плотно закрытая банка или его объяснения о совершенно очевидных вещах? Не важно. «Смотри по ситуации, дорогая», — говорила ей мать. И Реджина упорно позволяла Робину считать себя умнее, когда дело касалось бейсбола.        — Ты прав. Эти комментаторы вечно несут чушь.        Робин едва ли не надулся от гордости. Выглядит это жалко, подумала Реджина.        Как же легко вами, мужчинами, управлять.        Когда тарелка Робина опустела, Реджина ожидала, что он пригласит её на танец. Это казалось ей таким очевидным — и ведь как раз играла какая-то романтическая мелодия. Но Робин сидел, словно в ожидании чего-то, и ей пришлось брать ситуацию в свои руки.        — Потанцуем? — сказала она с улыбкой, протягивая ему ладонь.        Робин удивлённо вскинул брови, но всё же вложил руку в её и широко улыбнулся. Они закружились в танце, а уже в следующий миг оказались в гостиной, где музыка играла громче. Робин держал её мягко и неуверенно, точно готов был отпустить в любой момент, стоит ей только сказать или оттолкнуть его; и уж, конечно, его прикосновения не шли ни в какое сравнение с тем, как прикасалась к ней…        Что ты делаешь, Реджина? Робин — не она и никогда ей не будет. Тебе нужно просто перестать и лечь спать, так, как ему нравится!        Но вместо этого они продолжили кружиться в танце, а тут ещё, как назло, заиграла та самая песня.        Потанцуй со мной, потанцуй со мной…        Реджина прикрыла глаза, прижалась к Робину ближе, обхватив руками его шею. Она так чётко представила себе тот танец с Эммой, представила, как их губы могли бы слиться в поцелуе, — и невольно застонала. Благо, как раз в этот момент Робин сжал её ягодицу, и явно принял это за добрый знак. Но так и не решился действовать.        Не решился он даже тогда, когда Реджина принялась порывисто расстёгивать пуговицы на его рубашке, не решился быть смелее и в тот момент, когда рукой она скользнула ему в трусы и крепко сжала твёрдый, уже вставший член. Он лишь нежно целовал её, поглаживал спину, задирал подол платья, — но так и не решался на что-то большее.        Ночь они провели в постели в миссионерской позе, а наутро Реджина проснулась с чётко обозначенной мыслью.        Робин тоже её не любил.        Он уважал её, был верен, возможно, даже обожествлял, — но не любил.        И мысль эта показалась ей болезненной и унизительной, ведь в этом случае выходило, что всю свою жизнь она потратила зря. Реджина вынуждала его любить себя, притворялась, следуя советам собственной матери, однако добилась лишь того, что они стали попросту соседями, которые привыкли к присутствию друг друга в доме. Предметами интерьера, которые нужно было протирать изо дня в день, но которые жалко выкинуть на свалку, — а вдруг пригодятся?        Так чего же ей не хватало, если это то, чему её учили всю жизнь?        «Чувств! — мгновенно крикнула она сама себе. — Тебе не хватает — чувств!»        И это была самая честная её мысль за последнее время.        Глупости, тут же одёрнул её ледяной голос матери, набатом прогремевший в голове. О чём ты вообще думаешь, Реджина? Готова бросить всё из-за одной любовной интрижки? Что может дать тебе эта Эмма Свон? Жизнь в бесконечных скитаниях и необходимость прятаться? Мимолётные чувства, которые со временем угаснут и оставят тебя ни с чем?        Но что, если… Она закусила щеку изнутри. Всю следующую неделю, вплоть до воскресенья, она выполняла дела на автомате, словно робот, а мысли её тем временем витали где-то далеко и от дома, и от этого города. В воскресенье же она вызвалась поехать с Робином в церковь. Тот, конечно, очень удивился, но не стал препятствовать, впрочем, как и всегда.        Они уселись в его новенькую «шевроле» восемьдесят восьмого года выпуска, с мягкой обивкой и ароматом резины и машинного масла, — и покатили в сторону церкви. Робин был католиком и посещал церковь каждое воскресенье, однако Реджина крайне редко соглашалась поехать с ним, несмотря на слухи, которые могли пойти среди соседей.        Уже на середине пути она пожалела о своём решении. Что она будет там делать? Вновь слушать песнопения и молитвы, которые далеки от неё так же, как луна далека от человека? Или делать вид, что верит во всю эту чепуху, — вроде очищения перед смертью, отмывание грехов… Но выбора у неё уже не было. Она нервно поправила невидимые складки на платье, поглядела в окно и увидела такси, мчащееся рядом с ними. На какие-то доли секунды машины поравнялись друг с другом — таксист явно спешил в город, — и Реджина заметила в мелькнувшем окне знакомую светлую макушку. Эмма Свон, похоже, тоже заметила её. Реджине даже показалось, что на миг их взгляды встретились через стёкла двух автомобилей, но затем такси умчалось дальше, обогнав «шевроле» Робина и оставив Реджину в смятении и с часто бьющимся сердцем.        Заметив её волнение, Робин опустил руку и мягко, поддерживающе сжал её ладонь, после чего снова схватился за руль.        — Всё будет хорошо, дорогая, не переживай.        — Я не переживаю, — не слишком убедительно сказала она, на что Робин лишь улыбнулся.        — Сегодня вряд ли будет много народу.        Реджина на это надеялась, однако теперь все её мысли вновь были заняты Эммой. Она размышляла, куда та могла поехать. Снова в тот клуб, о котором рассказывала? «Зелёная дверь», кажется. Что же там такого, что… Реджина закусила щеку и с силой сжала подол платья. Чёртова Эмма Свон!        Когда же ты оставишь меня в покое?!        Приехали в церковь они ровно к десяти, но большую часть времени Реджина едва ли замечала происходящее вокруг. Она отлично видела косые взгляды соседей, видела, как они тихо переговариваются между собой, однако это её не трогало. Она всё прокручивала в голове момент, как они с Эммой встретились взглядами. А под конец и вовсе задумалась, — не отправиться ли ей в город самой? Посмотреть, что это за клуб, в котором Свон так нравится пропадать. Чёрт подери, да её бесила одна только мысль, что Эмма крутилась там, привлекая внимание, и, возможно, целовалась с другими женщинами.        Я осознала ориентацию ещё подростком, сказала она тогда.        Реджина уставилась стеклянным взглядом на лик Божий и подумала: «Да пошёл ты на хрен». И ощутила странное, ни с чем не сравнимое облегчение.        Из церкви она выходила посвежевшая и полная решимости.        — Робин! — сказала она мужу, когда они садились в машину. — Подбрось меня до города!        Найти клуб «Зелёная Дверь» оказалось не так просто, особенно днём. Реджине пришлось просидеть в кафе до самого вечера, и она уже начинала злиться на саму себя, что вообще затеяла это, но в конце концов ей удалось подслушать разговор. Следуя за двумя мужчинами, которые вскользь упоминали клуб, ей всё-таки удалось отыскать «Зелёную Дверь», и место, надо сказать, оказалось не из приятных.        В покосившемся многоэтажном доме, где-то на самом отшибе города, нашлась та самая зелёная дверь, ведущая в подвал. Снизу доносился приглушённый грохот музыки, — кажется, играла «Y.M.C.A», — а вонь алкоголя и сигарет стояла страшная, даже рядом с клубом. Народ всё прибывал. Какая-то дамочка в синем платье и шляпке бросила на неё игривый взгляд, пробежавшись по стройным ногам и закончив свой путь на груди. Подмигнув и хихикнув своим мыслям, дамочка скрылась в подвале. Реджина поёжилась, — ей стало не по себе.        «И на кой чёрт я вообще сюда притащилась?» — подумала она, не рискуя идти дальше и боясь того, что может увидеть там.        Затем она вновь вспомнила взгляд через окно автомобиля, вспомнила вкус губ Эммы — и наконец решилась.        Реджина спускалась медленно, стараясь не касаться людей, стоящих возле входа, — целующихся или курящих. Казалось, они совсем не стеснялись ни себя, ни того, что кто-то мог бы их увидеть. Скрытые под тканевым навесом, который прикрывал вход в подвал, они позволяли себе всё и даже больше: двое мужчин, уже явно выпивших, хотя вечер только начался, активно ласкали друг друга, не отрываясь от губ. Удивительно, но Реджина не испытала отвращения, на которое рассчитывала. Напротив — ей показалось это таким естественным, таким правильным; эти двое целовались так, будто во всём мире не было никого, кроме них двоих, а их страсть и любовь друг к другу чувствовалась даже на расстоянии. Чего не скажешь о двух дамах, которые точно так же, примостившись в уголке, флиртовали. Флирт этот казался Реджине грубым и натянутым, и она была почти уверена, что пройдёт вечер — и эти двое даже не вспомнят имён друг друга.        Наконец она вошла внутрь. Охранник, — неприятный тип, больше похожий на гору мышц, нежели на человека, — окинул её внимательным, придирчивым взглядом и поднялся.        — Вы знаете, куда вы пришли, мисс?        Она едва было не поправила его по привычке, но вовремя прикусила язык. Она в гей-клубе, а значит — никаких миссис.        — Да, сэр, — ответила она как можно вежливее. — Моя подруга пригласила меня, и, если я не ошиблась адресом, то попала в гей-клуб.        Охранник вновь окинул её взглядом, на сей раз менее придирчивым, чуть насупился, но всё-таки кивнул и отступил в сторону. Реджина облегчённо выдохнула. Наверное, подумала она, нет ничего удивительного, что клуб так тщательно охранялся. И всё же в любой другой её пропускали без каких-либо вопросов. На какой-то миг она даже решила, что ей не удастся войти внутрь, и тогда все её старания окажутся напрасными.        Но теперь все страхи остались позади. Она уже вошла в холл, где разместился небольшой гардеробчик, и, пройдя по узкому коридору, вышла на танцпол, где играла светомузыка. Дискошар, отбрасывая причудливые тени и раскрашивая зал в разные цвета, крутился с бешеной скоростью, словно стремился слететь с болтов и поскорее умчаться отсюда куда-нибудь подальше. Точно так же чувствовала себя и Реджина, впервые вдохнув ароматы алкоголя, пота и сигарет. Удивительно, но отчего-то гей-клуб она представляла себе совсем иначе. Ей казалось, что она увидит что-то более романтическое: столики на двоих, сидящих по разным углам парочки, — выпивающих или играющих в карты, — кальян и спокойную, приглушённую музыку. Однако столов здесь не было вообще, а присесть можно было лишь рядом с баром, который каким-то чудесным образом примостился на другом конце зала на небольшом возвышении. Проталкиваться через толпу танцующих ей совсем не хотелось, да и приближаться к источнику и без того бьющей по ушам музыки — тем более.        И тем не менее она знала, что это необходимо. Только оттуда она сможет увидеть ту, кого ищет. Точно не здесь, стоя у самого входа и в темноте.        Сзади к ней подошла та самая дамочка в шляпке и опустила ладонь ей на плечо:        — Ищешь кого-то? Или ты тут первый раз? — сладко пропела она чуть ли не на ухо, и, несмотря на грохочущую музыку, Реджина прекрасно расслышала каждое слово.        Она резко — резче, чем хотелось бы, — сбросила её ладонь с плеча и вскинула подбородок.        — Что бы я тут ни делала, мисс, это не ваше дело, не так ли? — Она смерила её презрительным взглядом, но дамочка отчего-то лишь таинственно улыбнулась, приподняла ладони, как бы извиняясь, и, ничего больше не сказав, скрылась в толпе танцующих.        Реджина шумно выдохнула, ощутив себя полной идиоткой, и в который раз задалась вопросом, на кой чёрт она вообще сюда сунулась. И потом — вдруг она ошиблась клубом?        Нет, это вряд ли. Она точно запомнила название и сомневалась, что в городе могло бы быть два гей-клуба, особенно если учитывать, сколько людей собралось в этом. Ладно, отступать сейчас уже поздно, да и было бы глупо, так что, сделав глубокий вдох, она наконец двинулась к барной стойке, которая светилась, как новогодняя игрушка или ночной огонёк, выводящий заблудившихся путников к нужной тропе.        Стоило ей только сделать пару шагов — и люди облепили её, точно муравьи. Она касалась чужой потной кожи, и чувство это было сравнимо с тем, как опустить ногу в мутную воду, на дне которой вьётся скользкий ил. От чужих запахов её мутило, радости не прибавляли и попытки флиртовать или втянуть её в танец. Эта толпа — словно болото; чем скорее она старалась выбраться из неё, тем сильней её пытались затянуть. Наверное, не прошло и минуты, как она всё-таки добралась до бара, но эта минута показалась ей сущим адом, растянутым в бесконечность.        — У вас есть виски со льдом? — резко спросила она у барменши, разодетой так, словно прямо после клуба она собиралась пойти на панель. Длинные чёрные волосы свободно струились по худощавым плечам, а тоненькая короткая майка едва ли прикрывала грудь, позволяя вдоволь насладиться каждым изгибом стройного тела.        — Для вас у меня найдётся что угодно, — подмигнула ей девчонка, и Реджина закатила глаза.        — В таком случае, я буду его.        Барменша кивнула, вынула из-под барной стойки стакан и бутылку «Джека Дэниелса», — «вполне неплохо», подумала Реджина, — и быстро плеснула ей виски. Реджина оставила на стойке десять баксов — на них вполне можно было бы купить и всю бутылку, — а затем залпом выпила пойло.        — Воу, полегче, дамочка, — рассмеялась девица. — Ещё стаканчик?        Реджина покачала головой. Одного с неё вполне хватит, во всяком случае — пока что.        — Вы не знаете Эмму Свон? — наконец решилась спросить она.        Лицо барменши вытянулось и сделалось удивлённым, но затем она перегнулась через стойку, оперевшись в неё локтями, и хитро сощурилась.        — А-а-а, так вы её ищете? — чуть ли не промурлыкала она. Реджина надменно вскинула бровь.        — Ищу, — холодно сказала она. — Как видите.        — Попробуйте поискать у чёрного входа, я видела, как она выходила туда с какой-то красоткой.        — Хоро… Что?!        Барменша пожала плечами.        — Что-то не так?        Реджина поджала губы.        — Нет, всё в порядке. Благодарю за выпивку, — процедила она. Барменша ухмыльнулась ей в спину.        — Удачи, Реджина!        Она застыла. Обернулась через плечо, чувствуя, как внутри всё холодеет и застывает. Руби — вне всяких сомнений, это была именно она, — широко улыбнулась ей и подмигнула.        И в который раз за этот вечер Реджина прокляла себя за то, что вообще явилась в этот клуб.        Протолкнувшись сквозь толпу танцующих — в этот раз это не показалось ей чем-то неприятным, вероятно, не последнюю роль в этом сыграл выпитый виски, — она добралась до чёрного входа и толкнула дверь. Выход вёл в переулок между двумя серыми домами: здесь громко гудел старенький кондиционер, откуда-то сверху капала вода прямо на разбитый асфальт, а мусорные баки столпились, как пьяные посетители.        Вдохнув эту вонь мусора, блевотины и алкоголя, Реджина едва сдержалась от того, чтобы закашляться и, сморщившись, вернуться откуда пришла. Возможно, именно так она бы и поступила, если бы не увидела Эмму, которая стояла, привалившись к стене, и действительно мило болтала с какой-то девицей. Вид этот наполнил её решительной злостью, так что она тут же шагнула к ним и упёрлась ладонью в стену рядом с головой Эммы.        — Мисс Свон.        Эмма широко распахнула глаза и резко выпрямилась.        — Реджина?! Как ты… Что ты тут делаешь? — Она поднесла руку к груди, и этот жест Реджина знала отлично. Точно так же она и сама хваталась за сердце, когда то принималось бешено стучать.        Она сардонически улыбнулась ей, не отрывая взгляда от зелёных пятнистых глаз.        — Решила развеяться. Знаешь, сменить обстановку. — Она сощурилась.        — Это твоя подруга, Эмс? — спросила девица, с которой Эмма мило болтала незадолго до этого.        — Э-м-с, — ехидно протянула Реджина, пробуя каждый звук на языке. — Какая прелесть.        Реджина прекрасно осознавала, что ведёт себя, как ревнивая идиотка, которая, кроме того, не имеет на это права, но её охватила такая тихая, режущая изнутри ярость, что она просто не могла остановиться.        — Реджина… — выдохнула Эмма и улыбнулась.        — Я отлично помню своё имя, мисс Свон, — раздражённо сказала она, выпрямляясь и окидывая девицу презрительным взглядом. — Вижу, вы хорошо проводите время. Хотя, признаться, мне казалось, что вкус у вас будет получше… — Она снова перевела взгляд на ошарашенную Эмму. Ошарашенную и, кажется, восхищённую.        Что, твою мать, тебя так забавляет и восхищает, Свон?!        — О’кей, — сказала девица, нервно усмехнувшись, и вскинула руки. — Не буду вам мешать, леди. — Она искоса взглянула на Реджину, усмехнулась снова, затем подмигнула Эмме, но та, похоже, даже не заметила. — Вернёмся к разговору, когда разберёшься со своей подружкой.        — Мы не подружки, — процедила Реджина, провожая её взглядом. Эмма только хмыкнула и неожиданно повернулась. Так, что теперь Реджина оказалась прижатой к стене, в ловушке из рук Эммы, которыми она опёрлась по обе стороны от её головы.        — Ты ревнуешь.        Реджина фыркнула и попыталась её оттолкнуть.        — Ещё чего, — холодно бросила она и гордо вскинула подбородок, выдерживая её взгляд. — Вы отвратительно самоуверенны, мисс Свон. Может, ещё скажете, что я пришла сюда за вами?        — А разве нет? — Эмма широко улыбнулась, придвинулась ближе. Настолько близко, что она уловила её аромат даже через вонь, стоящую в переулке. — Скажи мне, если нет, потому что ты ведёшь себя, как ревнивая жена, — шепнула она, склонившись к её уху. От звука её голоса, от этой интонации по спине забегали мурашки.        — Нет, — сказала она, вероятно, просто из вредности. Ей не нравилось, что Эмма видела её насквозь, даже если всё было очевидно. — Я зашла сюда случайно. И удивлена только тому, что ты так быстро нашла мне заме… м-м-м-г-х!        Реджина упёрлась ладонями ей в плечи, но так и не нашла в себе сил, чтобы разорвать поцелуй, которым Эмма Свон так гнусно и возбуждающе её заткнула. Всего мгновение борьбы, в которой явно вела Эмма, — и вот Реджина уже сдалась, яростно целуя её в ответ; цепляясь пальцами за светлые пряди и сжимая их, желая причинить хоть немного боли. Эмма лишь улыбнулась и шумно выдохнула ей прямо в губы, отчего Реджина окончательно потеряла голову.        — Что ты себе позволяешь, Эмс! — выдохнула она сквозь поцелуй и заскользила руками по её талии, задирая рубашку.        — Реджина… Не называй меня так.        — А не то что, Эмс? — спросила она, на миг отстранившись только лишь для того, чтобы с вызовом заглянуть ей в глаза. — Ты на меня обидишься?        — Невыносимая, — буркнула Эмма, но тут же вновь коснулась её губ и едва ощутимо прикусила нижнюю.        Не сдержавшись, Реджина застонала и скользнула пальцами под её свободную рубашку, касаясь оголённой кожи. И, — боже, — как же это оказалось приятно! Казалось, что она хотела этого целую вечность. По телу словно пустили электрический разряд, который замер внизу живота приятной истомой, а руки вновь покрылись мурашками. Она намокла почти мгновенно, но сейчас это мало её волновало, — она наслаждалась прикосновениями Эммы и звуком её ставшего хриплым голоса.        Прошли жалкие мгновения, прежде чем Эмма отстранилась и запустила пальцы ей в волосы, большим поглаживая скулу. Она прижалась лбом к её лбу и широко улыбнулась.        — Не желаете выпить со мной, миссис Локсли?        — Даже не знаю, мисс Свон. У меня на сегодня столько планов… — выдохнула она, не выпуская из пальцев стиснутую рубашку.        — Может, для меня у вас найдётся минутка?        — Что вы можете предложить?        — Всё, что пожелаете.        И они вновь поцеловались. А затем снова, и снова, и снова. У Реджины голова шла кругом и от этих поцелуев, и от выпивки, и от играющей в клубе музыки. Вечер давно перетёк в ночь, но они всё не уезжали, продолжая то танцевать, то целоваться, — а, быть может, всё и сразу.        После очередной стопки текилы мозг Реджины сделал какой-то невероятный кульбит, и уже в следующее мгновение она обнаружила себя в доме Эммы. Они стояли в коридоре, обжимаясь, словно какие подростки, и глупо смеялись над всем происходящим.        — Ещё раз увижу вас с этой девицей, мисс Свон, — промурлыкала она, касаясь большим пальцем её губ. — И вам несдобровать.        Эмма глухо застонала, запрокинув голову и подставляя шею для поцелуев. Реджина прикусила нежную кожу, точно зная, что наутро там останется след, но нисколько не пожалела об этом. Эмма шумно выдохнула.        — Я поняла, — сказала она зачем-то, хотя это и так было ясно.