Внутреннее горение

В двухместной палате Олег был один. Поэтому никто не мешал ему заниматься крайне важным делом — сверлить взглядом дно пластикового тазика и гадать, сблюет или нет. Тазик был почему-то ярко-розовый и в бабочках — будто из детского отделения умыкнули. Если тут вообще оно есть, детское отделение… Тазик осточертел Олегу до такой степени, что он побаивался, как бы у него после всей этой истории не развился рвотный рефлекс на розовый цвет. И бабочек. Ну и тазики, само собой. Дверь чуть слышно скрипнула, открываясь. Краем глаза Олег заметил знакомую светлую шевелюру и шевельнул здоровым плечом в знак приветствия. Мол, заходи, садись, сейчас освобожусь. И о чудо! Стоило мальчику Диме придвинуть к кровати стул, как тошнота вильнула хвостом и улетучилась. Олег надеялся, что надолго. — Привет, — сказал он, с отвращением пихая тазик за тумбочку. — Привет, — отозвался мальчик Дима. — Как дела? Олег скривился. — Пока не родила. Но токсикоз уже есть. Мальчик Дима вежливо, негромко фыркнул. — Ненавижу сотрясы. — Олег поправил подушку под спиной и сердито, но осторожно к ней привалился. — Мутит, выворачивает, башка раскалывается. Ни посмотреть ничего, ни почитать… Блюй да со скуки помирай. Преувеличивал, конечно. Его уже попустило: из всех симптомов остались только умеренная головная боль, которая легко глушилась таблетками, да приступы бесплодной тошноты. Ну и всякое другое по мелочи. Розовый тазик, хоть и продолжал стоять на стреме, несколько дней как пустовал. И выспаться под обезболом удалось на месяц вперед, если не больше. — Вы с Игорем точно не разлученные в младенчестве братья? — мальчик Дима рылся в черном потрепанном рюкзаке. — Он точно так же говорил, почти слово в слово. Кстати, тебе от него презент. А это от меня. Раскопанные в недрах рюкзака пакеты перекочевали на тумбочку, и Олег с некоторой опаской заглянул в первый. Там были апельсины. Судя по тому, что верхний выглядел лежалым, свой презент Гром ничтоже сумняшеся передарил. Во втором пакете обнаружились несколько маленьких пачек сока и печенье. — Еще Игорь просил передать, что ты псих. Цитирую: «Броник он напялил! А если бы в башку?» Апельсинов не хотелось. Тем более что почистить их самостоятельно, не прикладывая серьезных усилий, Олег не мог. — Так ведь не в башку, — рассеянно сказал он, отковыривая от сока трубочку. Серый, давай признаем, снайпер из тебя как из меня физик-ядерщик. Никаких «белке в глаз, контрольный в лоб». Шмаляй в корпус, так оно надежнее. Олег чуть было не потряс головой, но вовремя вспомнил, что это чревато. М-да, башка все-таки пострадала, пусть и не вполне из-за Сережи. То есть Птицы. — И вообще, — добавил он, шумно втянув большой глоток. — Передай Грому, что от психа слышу. — Вот еще, — возмутился мальчик Дима. — Нашли почтальона Печкина. Возмущение было насквозь фальшивым, но Олег счел нужным посочувствовать: — Мотаешься из больнички в больничку? Самое главное: что все участники событий (включая мужика из холодильника) живы и относительно целы — мальчик Дима умудрился сообщить, как только Олег сумел более или менее адекватно воспринимать реальность. То есть достаточно скоро. Прорываться к пациенту пришлось чуть ли не с боем, но пациент был безмерно благодарен. Неизвестность грызла куда хуже всех малоприятных ощущений, вместе взятых. Уже за одно это мальчик Дима заслуживал памятника, не меньше. — Нет, Игоря быстро отпустили. У него сотрясение не такое сильное. Наложили пару швов, понаблюдали немного и домой отправили. Отлеживается теперь, бедной Юле все уши проныл. Он по сравнению с тобой легко отделался, разве что еще моральную травму схлопотал: раздели, рот его же носками заткнули и… — мальчик Дима, не догадывающийся, что его уже мысленно отлили в бронзе, слегка смущенно потер переносицу, — облапали везде. И зачем, интересно? Жучки искал? Может, и жучки, подумал Олег. Или плодами своего труда любовался. Извращенец — он извращенец и есть. Надо было спросить про Сережу, но Олег медлил. Те крохи информации, которые (наряду с некоторыми деталями случившегося в «Астрах») донес в свой второй, тоже недолгий визит мальчик Дима, были неутешительными, хоть и ожидаемыми. — Я поблагодарить хотел, — сказал он. — С садовым шлангом — это ты хорошо придумал. Хоть и ненадежно. Ты молодец. У «молодца» вид отчего-то сделался порядком несчастный. Не успел Олег удивиться, чего такого ляпнул, как мальчик Дима пробормотал: — Извини. Если бы эта чертова штуковина не заклинила не вовремя, до этого, — он беспомощно обрисовал рукой повязки на Олеговом торсе, — бы не дошло. Олег на момент завис, потом врубился. — Да я не про себя, ты что, — заспорил он. — Я имел в виду, что Серегу от воды не всегда выключает, часто, но не всегда, вот и сказал, что ненадежно. Могло не сработать. — Но ведь сработало. — Мальчик Дима очень похоже скопировал его недавние интонации. — В любом случае, это бы его отвлекло. Спорить Олег не стал. Мальчик Дима мог просто выстрелить, но предпочел заморочиться с альтернативой. С точки зрения логики это, наверное, было со всех сторон глупо, но порой, когда дело касалось Сережи, логическая сторона Олега отключалась нафиг. — Я виделся с Сергеем, — сказал мальчик Дима без всяких предисловий. — Острый психоз ему, похоже, сняли. Олег ощутил, как к горлу подступает комок, который, однако, вряд ли имел какое-то отношение к его ударенной голове. Ага, сняли, как же. Ублюдочный Птица, небось, просто забился в нору, вот и все. — Как он? Мальчик Дима потеребил лямку рюкзака. — Спокойный, — проговорил он не слишком уверенно. Обколотый по самую маковку, перевел Олег. — Выглядит сносно. Я к тому, что в таких заведениях трудно лучиться красотой, здоровьем и отличным настроением, но, в общем и целом… ты понял. Ему рассказали, что случилось, но последнее, что он помнит, это как готовился к переговорам в офисе. Олег осторожно кивнул. — Что еще… — мальчик Дима посмотрел в потолок, будто выискивая там вдохновение. Олег уже хотел предложить ему не мучиться, сочиняя какую-то ободряющую чушь, но мальчик Дима оторвался от созерцания потолка и оптимистично сказал: — Он обрадовался, что ты в порядке. Э-э, по глазам было видно. Олегу захотелось швырнуть что-нибудь в стену. Тазик, скажем, а еще лучше апельсин, тот самый, подгнивший. Чтоб аж след остался. Успокоиться. Вдох-выдох. Без надобности расправив складки одеяла на коленях, он спросил: — Что ему вменяют? Мальчик Дима резко посерьезнел. — На первом допросе Сергей наговорил очень много интересного. И замолчал. Тон сказанного Олегу не понравился. Комок, так и не покинувший горло, распух вдвое, и Олег, пытаясь его прогнать, воткнул трубочку во вторую пачку сока. Глотнул, поперхнулся. К счастью, не сильно — кашлять было больно. К счастью, мальчик Дима сообразил, что хлопать его по спине сейчас не следует. — Ты там был? — выдавил Олег. — Записи смотрел. — Мальчик Дима снял очки и принялся протирать стекла. — Знаешь, я не так давно работаю, и мне до сих пор везло не иметь дела с серьезной психиатрией. Сергей… и в магазине, и потом… он был вообще на себя не похож, да и на человека как-то не очень, если честно. Это реально страшно. Я такого даже у нариков не видел. Ну еще бы. Олег молчал. Ждал. Недопитый сок отставил в сторону — во избежание. Оказалось, не зря. — Если коротко, Сергей утверждал, что намеревался убить тебя и Игоря. И еще взял на себя сожжение бездомных. Десятерых. Олег выразил свое отношение к услышанному коротко и емко. И опять замолчал, потому что взгляд мальчика Димы, лишенный очков, был не только сочувствующим, но и как-то по-особенному пронзительным. Он полицейский, напомнил себе Олег, он мент, опер. Еще не матерая ищейка, но уже не глупый щенок. От этого никуда не деться. У Олега почему-то никогда не получалось заводить нормальные человеческие знакомства… Карма, наверное. — И что, — медленно произнес он, — теперь на Серегу повесят десять убийств? Мальчик Дима нацепил очки обратно и снова стал белым и пушистым. — На самом деле, вряд ли. Начнем с того, что еще не было заключения судмедэкспертизы. Насколько вообще можно воспринимать всерьез слова человека в таком состоянии? Во-вторых, при более подробном обсуждении этих якобы десяти убийств всплыло много вопросов. Например, из конкретных мест Сергей смог назвать только те четыре, информацию о которых можно найти в открытом доступе. Эти убийства не особенно широко освещались, но если знать, что искать, в интернете они находятся на раз-два. Опять же, процентов девяносто деталей, которые он описывал, тоже есть в интернете. А те, которых нет, вообще неинформативны. Такое может придумать кто угодно, у кого мало-мальски развита фантазия. Мальчик Дима постепенно оживлялся, начал жестикулировать. Олег, переведя дух, рискнул потянуться за недопитым соком. — А орудие преступления? Сергей заявил, будто воспользовался пирокинезом. Никто не спорит, это удобная альтернатива ручному огнемету, да только у нас не существует документации, регулирующей применение парапсихологических способностей. Хотя бы потому, что их существование вообще не доказано. Ему на допросе даже продемонстрировать предложили. Камикадзе хреновы, подумал Олег и спросил:  — И что? Мальчик Дима пожал плечами. — Он вытянул руки, выдержал паузу и показал неприличный жест. Два неприличных жеста. Потом еще устно добавил. Боже, то ли плакать, то ли смеяться — Олег не знал. А еще снова малодушно заподозрил, что все это: вонь напалма, неестественный жар кожи, желтые глаза — той ночью ему только привиделось. Ведь иначе их кто-нибудь заметил бы, правда? Не говоря уже о маленьком огоньке, пляшущем на кончике пальца. Было ли что-то неестественное в павильоне? Вонь? Там слишком сильно пахло цветами. Жар? Близко он к монстру не подходил. А глаза, какого цвета глаза были там у Птицы? Олег так и не смог вспомнить. Легко было убедить себя, что сгоревшие бомжи, обвинения Грома, сломанная нога — это всего лишь совпадения, случайно сложившиеся трагические обстоятельства. А у Сереги просто на почве переживаний конкретно съехала крыша. Которая и без того не слишком-то прочно держалась. Много ли надо с таким анамнезом? — В общем, как-то так, — завершил сольное выступление мальчик Дима. Посмотрел на Олега, застывшего с пустым взглядом и трубочкой в зубах, и спешно засобирался. — Прости, кажется, я тебя совсем утомил. Лежи, выздоравливай. Если появятся новости, я позвоню. Или забегу. — Спасибо, — отмер Олег, выплюнув трубочку. — Что навещаешь. И держишь в курсе. И вообще. — Не за что, правда, — смущенно откликнулся мальчик Дима, закинул рюкзак на плечо и осторожно прикрыл за собой дверь. * Комната для свиданий была странной. Ровный бетонный квадрат, выкрашенный, как и бесконечные коридоры, в белый цвет — ни лавочки тебе, ни стула. Это чтобы не было соблазна пообщаться подольше, что ли? Хотя нет, один стул все же имелся, но его занимала молоденькая санитарка, которая, пригласив Олега внутрь, тут же прочно залипла в телефон. Похоже, Сережу тут за опасного уже не считали. Главврача на тебя нет, подумал Олег. Взглядом поискал камеры — совсем явных как будто не нашел, но это не значило, что их нету. В таком-то заведении… Сережа просто стоял столбом посреди комнаты. Рыжая грива хоть как-то разбавляла белое царство, в остальном он был таким же блеклым, как стены и потолок — физиономия без кровинки, белый мешковатый (похудел?) комбинезон, почти бесцветные, словно затянутые катарактой, глаза. Плохо. Очень плохо. — Привет, — сказал Олег. Голос дрогнул. Черт. Сережа медленно моргнул. Почти видно было, насколько заторможенно картинка передается от глаз в мозг и с какой пробуксовкой там обрабатывается. Может, надо, как в том анекдоте? Сказать следующую реплику, и тогда Сережа ответит на первую? Отклика все еще не было. — Как ты здесь? Дурацкий, конечно, вопрос, но надо же о чем разговаривать. Сережа тяжело, словно голова его весила пару тонн, огляделся. Видать, соображал, где это — здесь. Но ответил на удивление вменяемо, разве что звуки слегка глотал: — Нормально. Лечат. Не в первый раз. Ага. Только первый раз был в элитной клинике неврозов, которая почти санаторий. И в той клинике Сережа так паршиво не выглядел. Что они здесь с ним вытворяют? Сделав пару шагов вперед, Сережа снова остановился. Покачнулся. С усилием сфокусировал взгляд. — Сильно я тебя? — спросил, глядя на ортез. — Не ты, — возразил Олег. — И несильно. Я ж в бронежилете был. Но перечислил честно: — Перелом ключицы, царапина на плече, не самый серьезный ушиб не самых важных потрохов. Это все ерунда, плюнуть и растереть. Я только башкой долбанулся изрядно, когда падал, но это уже сам. Бледное, чуть одутловатое лицо с редкой щетиной не переменилось ни на йоту. Молчание затягивалось. — Я… странно себя чувствую, — сказал Сережа, наконец. — Прощения бы просить. На коленях ползать. А мне никак. — Это лекарства. — Олегу хотелось подойти, обнять, ощутить, что эта едва не просвечивающаяся тень — действительно Сережа. — Это пройдет. И я тебя ни в чем не виню. Серый, я… От резкого звука он едва не подпрыгнул — у их надсмотрщицы зазвонил телефон. Бросив на Олега строгий предупреждающий взгляд, санитарочка вышла за порог и остановилась там, на виду. Остановилась и защебетала. Олег только головой покачал. П — Профессионализм. Б — Безопасность. Но теперь ничто не мешало ему шагнуть к Сереже и здоровой рукой обхватить через сгорбленные лопатки. Опустить подбородок на плечо. Приблизить губы к уху. — Я тебя отсюда вытащу, — неожиданно для самого себя шепнул Олег. Или подумал — сам не понял. Но даже если это были только мысли, Сережа волшебным образом их услышал. И прошептал/подумал в ответ: — А стоит? И вдруг крупно вздрогнул, навалился. В ноздри ударило горелой вонью, пыхнуло жаром. Блядь. Блядь. Блядь. Олег дернулся было — не оттолкнуть, так хотя бы отшатнуться. Фиг там. Сережины руки продолжали безвольно болтаться по бокам, а отойти все равно не получалось — со спины будто сдавили тяжелыми шелестящими крыльями. — Стоит, сладкий, стоит. Казалось, от нестерпимого жара ухо вот-вот свернется, как угодивший в костер лист. — Видишь, Сереженьке здесь плохо, — яростно ворковал Птица, — а будет еще хуже. Есть тут пара санитаров, которые заглядываются на его тощую задницу. А еще тут есть один доктор, Рубинштейн его фамилия, так вот, он любит испытывать на пациентах экспериментальные препараты. И Сережин случай его очень, очень заинтересовал. Он Сереженьку придержит, а потом вернет овощем, что делать будешь, сладкий? Олег напряженно слушал. Про санитаров Птица наверняка присочинил для красного словца, а вот новости касательно доктора почему-то настораживали. Надо бы этого Рубинштейна разъяснить — так, на всякий случай. — Хрень несешь, — тихо сказал он. — Просто хочешь отсюда съебаться. — Хочу, сладкий, а как же. А ты чего хочешь? Я все могу! Хочешь, Сережа вены перегрызет? Котелок о стенку разнесет? Самовозгорание устроит? Он-то на пилюлях-уколах, а я, посмотри, вполне себе соображаю. О, я много чего могу сообразить! Щебет на заднем плане, который Олег автоматически продолжал отслеживать, подходил к логическому финалу. Вряд ли санитарочка так отвлеклась, что совсем на них не смотрит… Интересно, как они выглядят со стороны? Как два любящих сердца, слившиеся в горячих объятиях? От таких горячих объятий и сгореть нахер можно. — Ну все, Олежек, иди на волю, — сжалился Птица. — Составляй план, собирай команду, готовь штурм. А мы с Сережей будем ждать тебя, как солдатская женушка. Верность, правда, хранить не обещаем, но это уж как карта ляжет. Пока-пока, целуем в ушко. Мочку пронзила короткая острая боль, по шее потекло. Сережа, слабо цепляясь за его одежду, съезжал на белый пол. — Посещение окончено! — зазвенел встревоженный голос санитарочки. — Покиньте, пожалуйста, помещение. Олег бросил на вздрагивающего Сережу последний взгляд и, не оглядываясь, вышел в белый коридор. Мальчик Дима ждал поодаль, у забранного белой решеткой окна. Его волосы тоже были почти белые, но совсем иначе. Олег подошел, встал рядом, безуспешно поискал хоть какое-то сиденье. Ноги норовили подкоситься. — У тебя кровь. Мальчик Дима порылся в кармане и сунул ему в руку что-то мягкое. Олег опустил глаза: в руке была салфетка, слава богу, нежно-зеленая. От белого — вот от чего его будет тошнить, а вовсе не от розового. Прижав салфетку к уху, Олег устремил взгляд наружу, на свободу. Туда, где Сережа не окажется еще много недель, а то и месяцев, если ему, конечно, не помочь. Надо только придумать, как. А еще он так и не сказал Сереже, что Гречкина все-таки посадят… Забыл, не успел. За это почему-то было обиднее всего. — Олег? — прервал его тяжелые мысли мальчик Дима. Олег повернул голову. Увидел свое крохотное отражение в зеленых глазах, не прикрытых очками. — Как ты думаешь, каковы шансы, что однажды в этой клинике начнется пожар, и они недосчитаются десятка-другого пациентов? Изображать удивление странному вопросу не было никаких моральных сил. Да пошло оно все… Переложив перепачканную салфетку в пальцы закованной в ортез руки, Олег ответил: — Понятия не имею. Можно встречный вопрос? Мальчик Дима хлопнул ресницами. — Конечно. — Ты не передумал? Он не передумал. На ощупь его волосы оказались такими же мягкими, как и на вид. Легкие, тонкие. Почти как пух одуванчика.