Из-под пера призрака

      Как бы Гентаро не было неловко это признавать, но иногда даже ему оказывается нужна помощь. Обращаться за ней совершенно не в его стиле — слишком уж он привык делать многие вещи самостоятельно, держа посторонних в стороне от своих трудностей.       Этот раз не должен был разительно отличаться от других подобных, если бы не одно «но», имя которому — Арисугава Дайс.       Арисугава Дайс, без предупреждения пришедший к нему посреди ночи, ведь сюда идти было ближе, чем к Рамуде, весь промокший насквозь. Отправлять его назад на улицу казалось чем-то совершенно бесчеловечным, потому он позволил другу воспользоваться своей добротой и остаться на ночь, сам вернувшись к тому, от чего его Арисугава прервал — заканчивать разбирать правки редактора, чтобы до утра отправить ему уже исправленный вариант будущего сборника рассказов.       Так уж вышло, что когда Гентаро захватывал творческий или рабочий процесс, про всё остальное он напрочь забывал. Начиная с нормальных приёмов пищи и заканчивая уборкой в доме, потому у него был мягко говоря бардак, а из готовой нормальной еды — целое ничего.       Это отмечает Дайс уже следующим днём, когда Гентаро заканчивает с работой более или менее отсыпается после упорной работы. — Чёрт, что ты, что Рамуда… Вы оба… — что именно «они оба» Дайс не договаривает, кидая на него серьёзный взгляд и, видимо, решая выразить своё недовольство невербально — нахмурив брови и чуть сведя те к переносице. Впрочем, недовольство долго не длится, он сверлит Юмено таким взглядом от силы несколько секунд, после чего шумно выдыхает, тут же зевая во весь рот. — Интересно, все, блин, творческие люди такие?.. — Конечно, мы питаемся энергией солнца и отборной небесной праной, и посему не испытываем нужды в мирских удовольствиях, — на губы Гентаро сама собой находит мягкая, доброжелательная улыбка. Перевести неловкость в шутку кажется действительно неплохой идеей.       Дайс юмора, как, впрочем, и всегда, не оценивает — выгибает легонько бровь, глядя как на дурака, и выдаёт многозначительное: — Чё? — однако на удивление быстро для себя находится с ответом. Подходит к окну и легонько постукивает по стеклу. — Ну, я смотрю, охрененно ты питаешься солнечной энергией. То-то такой дохлый.       Ах да. Кажется, всю последнюю неделю было пасмурно?.. Юмено не очень заметил это, сидя за работой.       Он не сдерживается и смеётся, пряча нижнюю часть лица за рукавом хаори. — Ох, Дайсу… Как можешь заметить, у нас с Рамудой был невероятный аппетит. ᅠᅠЭто Арисугаве крыть нечем. Он хлопает глазами и всё же тоже хмыкает и посмеивается вместе с ним. — Тебе обязательно нужно оставить последнее слово за собой?       И всё-таки от темы его режима питания они уходят. И Гентаро почему-то знает, что если бы Дайс захотел, он бы ни за что не позволил её сменить. Просто в ход пошла та самая черта Арисугавы, которая Гентаро, на самом деле, действительно очень нравится, — он не лезет в душу, не читает нотаций, сам имея достаточно проблем за спиной.       И вместо любых слов неизменно предпочитает действовать, быстро беря всё в свои руки. К моменту, когда Гентаро заканчивает с утренним (можно ли три часа дня вообще назвать утром?) душем, на столе на кухне стоят три порции омурайсу. Сперва Гентаро не понимает, зачем на столе три порции, однако шестерёнки в голове работают достаточно активно, и осознание быстро приходит к нему. — … Дайсу, ты знаешь, что дом — это личное пространство человека, и приглашать в него кого-либо, не спросив хозяина жилья, крайне неприлично?       Дайс улыбается, смотрит на него с прищуром и хмыкает. — М-м-м-м-м… Что-то отдалённо слышал, — Дайс подходит к нему и легко похлопывает по плечу. — Да ладно тебе. Тем более что у Рамуды недавно тоже был какой-то серьёзный заказ. Вместе затусим и растрясём вас двоих, чем не вариант? — он подмигивает, скалясь и показывая почти звериные клычки. Улыбка эта тёплая и невероятно согревающая. Навевает воспоминания. Пускай даже Дайс не похож на человека из них ни капельки, улыбки их, даже не по виду, но по эмоциям, слишком похожи.       Пускай за спиной Арисугавы очевидно скелетов не меньше, чем у них с Рамудой, возможно, из них троих он наиболее искренен в своих чувствах. И, как всякая противоположность, покрытый с ног до головы липкой ложью, Гентаро тянется к этой эфемерной искренности, одновременно до ужаса её боясь, как с рождения слепой грезит о возможности увидеть солнечный свет, в равной степени дрожа от страха и волнения при мысли о ней.       Его пространные размышления об отношении к Арисугаве вовремя прерывает стук в дверь. Кажется, их лидер и правда умеет выбирать момент, когда прийти, будто стоит с таймером. Гентаро, честно говоря, даже не знает, как ему к этому отнестись. Конечно же, помощь ему не помешает, ведь дома и правда аврал, и то, что Дайс приготовил ему поесть, очень приятно, но всё-таки каждое вмешательство в личное пространство воспринимается неприятно, хотя, с учётом того, насколько хаотичны что Дайс, что Рамуда, ему уже давно стоило бы привыкнуть, что вторгаться без предупреждений и приглашений к нему будут часто.       Стоит двери лишь едва-едва приоткрыться, Рамуда тут же её распахивает, напрыгивая на Гентаро с крепкими объятиями. Благо, к этому он оказывается всё-таки готов, помня любовь лидера к тактильностям. Сперва он практически невесомо кладёт узкую ладонь на тощую спину Амемуры, а после уже уверенно за неё приобняв, другой рукой мягко врывается в розовые пряди. От Рамуды до приторного сладко пахнет карамелью, в контраст Гентаро, после душа пахнущему травяным гелем. — Гентаро-о-о, — Рамуда тянет высоким голосом, поднимая взгляд к его лицу, сверкает голубыми глазами, лучащимися радостью. Кажется, Рамуда и правда рад его видеть?.. Он никогда не сможет уловить до конца все паттерны его настроений. Но, наверное, именно это и является ключевым в вопросе, чем его так привлекает Амемура Рамуда. — Я очень-очень соскучился! — он улыбается лучисто, ослепляюще так, что даже хочется зажмуриться, быстро отрывается и ухватывает тонкими длинными пальчиками за ладонь, при этом умудряясь с лёгкой изящностью не задеть недавно кровившую от долгого письма мозоль на пальце.       Каждый раз Амемура Рамуда умудряется вводить его в определённый ступор. Затейливая смесь детской игривости и взрослого ума, чистой непосредственности и грязной порочности, — он соткан из противоречий и загадок, до его сути хочется дойти, даже если понимаешь, что на её постижение уйдёт не одна жизнь.       Он аккуратно сжимает мягкую, почти детскую ладонь — удивительно, несмотря на то, как много Рамуда работает руками, на них ни следа от мозолей, подобных его собственным (может, стоит спросить, каким кремом он мажет руки?) — и идёт вслед за Амемурой на кухню собственного же дома. Это, наверное, даже может показаться смешным, но Рамуда настоящий лидер, который ведёт за собой, даже если дело касается малознакомых ему обстоятельств. — Чёрт, вы так долго там торчали, что я еле сдержался от того, чтобы начать есть, — Дайс фыркает совсем по-кошачьи, встречая их, пока Гентаро отходит делать чай. Травяные сборы — его стихия, и обоим его товарищам нравится. — Вау, Дайсу так хотел побыть с нами, что даже изменил своей любимой привычке~! — Рамуда хлопает в ладоши, и его смех перезвоном колокольчиков растекается по обычно тихой кухне. — Какой Дайсу милашка-очаровашка! — Блин, прекрати сюсюкаться со мной. Я тебе не ребёнок!       Стоит пройти буквально доле секунды, как вместо того, чтобы держать за руку Гентаро, Рамуда виснет на Дайсе. В такие моменты их лидер сам больше всего похож на маленького непосредственного ребёнка, и Гентаро не может сдерживать улыбки, поглядывая на них через плечо, пока возится с травяными сборами для чая, и ощущая, как собственное сердце вдруг начинает биться чаще и сильнее, почти до боли.       Гентаро редко теряет самообладание, и никогда прежде это не происходило из-за щемящей нежности, разливающейся по сосудам от сердца к каждому концу его субтильного тела. Его дом так давно не был наполнен голосами. Старые стены так давно не слышали ничего, кроме привычной до боли тишины. А сейчас и Рамуда, и Дайс, на первый взгляд совершенно инородные, неожиданно кажутся невероятно… правильными и находящимися на своём месте, подобно потерянному, но наконец-таки обнаруженному и занявшему своё место в картине последнему кусочку паззла.       Впрочем, Гентаро не даёт себе обманываться. Даже с этими двумя, мозаика его идеальной жизни всё ещё не собрана. Последняя деталь годами лежит в больничной палате, едва ли способная взаимодействовать с миром.       И стоит этому воспоминанию прийти в голову, как вся идиллистическая картина разлетается на тысячи деталей, и всё совершенно точно кажется неправильным. Он не должен наслаждаться счастливой жизнью рядом с людьми, ставшими ему дороги, пока это не может делать тот, с кем он теперь живёт на половину сердца. — Гентаро?       Юмено вздрагивает, начиная озираться по сторонам и лишь сейчас ощущая нежные худые руки на собственной талии и крепкую грубую ладонь на плече. — … Что-то не так, Рамуда, Дайсу? — он хлопает глазами после небольшой паузы, переводя взгляд с одного обеспокоенного лица на другое. — Гентаро исчез от нас в страну чудес! Неужели он умудрился найти кролика, что отвёл его туда? Ужасно, я тоже хочу! — Рамуда дует губы, дёргает за рукав хаори.       Гентаро чуть растерянно хлопает глазами. Рамуда очевидно шутит. И ещё более очевидно даёт ему повод ускользнуть от возможного неприятного разговора очередным заведомо театральным разговором. — … На самом деле, — разлив зелёный чай по чашкам, Юмено прячет возникшую на губах улыбку в рукаве, — меня похитила фея, уведя за собой в прекрасную сказочную страну. Там вечнозелёные леса, прекрасное цветочное поле, где можно найти совершенно любые самые прекрасные цветы, что только создавала природа… — Ух ты-ы-ы! — Рамуда выдыхает, выхватывая чашку с чаем и отхлёбывая, тут же забавно вытаскивая язычок. — У-у-у-у, горько… А там ещё наверное есть реки, в которых вместо воды течёт сладкий нектар?       Дайс в контраст Рамуде очевидно даже не пытается подыгрывать маленькому спектаклю, оставаясь лишь зрителем, но не пытается прервать их ни на секунду, вдруг ощущаясь сейчас неожиданно серьёзным, когда вот так вот смотрит на них. Дайсу нет дела до чужих скелетов в шкафах, он не тот, кто будет мешать ускользать от ответа в таком случае.       Гентаро благодарен и ему, и Рамуде за эту лазейку. — Конечно. Но есть лишь одна печаль, — Юмено мягко проводит ладонью по розовым волосам, после чего вытаскивает из полки упаковку со сладким печеньем. — Вся эта красота не более чем иллюзия. Одна прекрасная фея знала эту тайну, — Гентаро вновь смотрит на Рамуду. И тот, очевидно, он заранее знает, кто именно эта фея, но всё равно смотрит пристально своими чистыми озёрами-глазами с затаённой надеждой, даже, кажется, забыв, как дышать. — Она сжалилась надо мной, и, бережно взяв под руку, отвела меня в реальность, где я сам творец своей судьбы. — Кажется, это очень добрая фея, — неожиданно произносит Дайс, и его голос кажется внезапной вспышкой молнии на до того безоблачном небе. Рамуда вздрагивает, можно почувствовать, как его тонкая бледная кожа покрывается мурашками. — Да. Очень добрая. А вместе с доброй феей был не менее добрый благородный разбойник, который помогал ей выводить заплутавших в мире иллюзий несчастных. — И… Что же стало с доброй феей и благородным разбойником? — Рамуда откусывает от шоколадной печенюшки, на что Гентаро чуть осуждающе смотрит и кивает на омурайсу на столе. На губы Амемуры тут же находит игриво-шкодливая улыбка. — … Это я уже за них решать не в праве. — Тогда я предлагаю концовку, в которой фея и разбойник отправились вместе со спасённым ими юношей из мира грёз, и все трое жили долго и счастливо вместе. Это же ведь сказка? А в сказках должны быть счастливые концовки.       Гентаро распахивает зелёные глаза, после чего, преодолев удивление, мягко улыбается и посмеивается. — Конечно, это сказка. И я уверен, что так оно и было, Рамуда.       «Это ложь» остаётся на кончике языка невысказанным, никому не нужным горьким послевкусием от сладкой истории.