Счастье для замерзших сердец

- Мне нужно уйти. Рука Земо дрогнула, оставив на белой скатерти коричневые пятна чая с бергамотом. Хоть барон и предпочитал фруктовые вкусы, этот заварил специально для Баки, ведь тот любил терпкие и пряные напитки. Мужчина поднял взволнованный взгляд, аккуратно ставя чайник на стол. Его губы сжались в тонкую линию, что происходило всегда, когда он был напряжен или чем-то недоволен. - Нужно помочь Сэму разобраться с Разрушителями флагов, - продолжил Баки, видя немой вопрос в глазах Земо. – Да и проблема с Дора Миладже остается актуальной. Нужно как-то отвадить их от тебя, хотя идей пока нет. Земо кивнул, соглашаясь, но его губы все еще оставались недовольно сжатыми. Забавно, но Баки особенно нравилось такое выражение лица Земо. Эта тонкая, едва различимая линия губ, подчеркнутая подносовым желобком, идеально гармонирующая с бесятами в уголке глаз барона. Будь на то воля Барнса, он злил бы Земо двадцать четыре на семь, но все же Гельмут в благоприятном расположении духа ему нравился больше. В эти редкие моменты, иногда, в хитрой улыбке барона можно было заметить нотку искренности. Искренность... Ее, настоящую, Баки увидел в Земо лишь раз: в том поцелуе у памятного мемориала. В тех жаждущих смерти глазах под дулом пистолета. Увы, но Земо раскрывался лишь в те моменты, когда был абсолютно уверен, что жить ему осталось пару секунд. И даже сейчас в поджатых губах и недовольном взгляде Барнс видел толстый слой мраморной маски, за которым Гельмут прятал настоящего себя. Того, кто искренне улыбался с сыном, глядя на летящего в небе Железного человека. Того, кто рыдал навзрыд, откапывая семью из-под обломков собственного дома. Того, кто похоронил себя вместе с ними в тот злосчастный майский день. Барнс поднимается с дивана и подходит к Земо. Кладет руки ему на плечи, и словно маленькому ребенку, глядя прямо в глаза, говорит: - Это ненадолго. Я вернусь, обещаю. Нервно дрогнул край губы Земо, но только чтобы расплыться в насмешливой улыбке: - Незачем объяснять мне прописные истины, Джеймс. Было бы, наоборот, странно, брось ты своего друга решать проблемы в одиночку. Мир сам себя не защитит. - Теперь ты мой мир, - хотел бы сказать ему Баки. Сказать, и никуда не уходить. Но он не мог позволить себе такую роскошь. В отличие от Земо, внешний мир с самообороной действительно не вывозил. И Гельмут это, скрипя зубами, понимал и принимал. - Если хочешь, могу привезти сувенир из Америки, - подмигнул ему Баки, будто с тем же ребенком договаривался, чтобы тот заранее не дулся. - О, да, не откажусь от плаката с новым Капитаном Америка, - с напускной серьезностью сообщил ему Земо. – Мне как раз нужна новая мишень для дартса. Баки засмеялся и накрыл его губы своими. Ему нравился вкус Гельмута. Это невероятное сочетание освежающей зубной пасты, черного кофе и сладостей. Ему нравился запах Гельмута. Этот будоражащий симбиоз дорого парфюма и детского мыла для рук. Ему нравилось трогать Гельмута. Ощущать здоровой рукой его жесткие волосы и грубоватую кожу, что плавилась и шелком растекалась от его прикосновений. Баки нехотя разорвал поцелуй. Он был у самого края границы, за которую еще не решался переступить. Не позволяло так называемое «дедовское» воспитание, которое во времена его детства считалось правильным и достойным. И если ласкать мужчину его моральные принципы еще позволяли, то заходить дальше поцелуев ему было до ужаса неловко. В сороковых за подобные вещи били морды и клеймили «мужеложцем». В те времена «счастливчики», получившие на запястье мужское имя, сбегали в Калифорнию, единственный тогда штат, допускавший однополые союзы (и то лишь в рамках родства душ). Сейчас же большая часть мира относилась солидарно к подобным парам. И сам Баки не испытывал какого-то отвращения ни к себе, ни к своей половинке. И все равно определенную грань пересечь был не в состоянии. Но для Земо этой грани и не существовало. Поэтому в их первый раз скромной девственницей чувствовал себя именно Баки, хоть проникновение было и не в него. В их второй раз Джеймс реабилитировался. Теперь уже он активно доставлял партнеру удовольствие, касаясь его губами… везде. К третьему разу и дальше они уже начали понимать предпочтения друг друга. Земо узнал, как Баки нравятся поцелуи на лице, особенно на кончике носа и мочке уха. Баки узнал, что Земо любит, когда тянешь его за волосы, обнажаешь тонкую шею и целуешь прямо в дрожащий от напряжения кадык. Земо узнал, что Баки кончает быстрее, если стонешь под ним громко в голос. Баки узнал, что Земо стонет особенно громко, если шепчешь ему на ухо приятные, ласковые вещи. Дойдя до оргазма, они всегда раскидывались на кровати, тяжело дыша и прижимаясь друг к другу. Земо всегда лежал на плече у Баки, выводя пальцем на груди незамысловатые узоры. Баки всегда прижимался носом к макушке Земо, вдыхая запах хвойного шампуня и пота. Так они и засыпали. Вместе. Но это потом. А после их первого раза Джеймс оставил лишь невесомый поцелуй на щеке барона и уехал разбираться с Разрушителями флагов. Барнс, кстати, действительно привез Гельмуту плакат с Джоном Уокером, в который со временем стали летать не только дротики, но и ножи. И в день своего возвращения Баки сурово наказал Земо за «внезапно» подорванный фургон с последними суперсолдатами. Наказание свое барон принял смиренно и с удовольствием. Это был их второй раз.