Медицинские сказки

Пандемия украла не только свободу. Она украла лица. От людей остались только голоса. Голос 1 День 1. Трудно дышать. Как будто в лёгкие помещается раза в два меньше воздуха. Невыносимая слабость. Я лежала в кровати и хотела только одного, чтобы меня никто не трогал. Но когда накатила вот эта невозможность глубоко вдохнуть, мне стало по-настоящему страшно. Врач скорой был первым человеком без лица: огромные, наполовину запотевшие очки и та белая штука с красным пятачком на месте носа. Он надел мне на палец белую прищепку, взглянул на экран и велел собираться. В больнице мне дали кислород и сразу стало легче. Вздохнуть я всё равно не могла, но с кислородом этого не очень-то и хотелось. День 2. Лежу с кислородом и капельницей и все ничего. Но каждый поход в туалет или умыться становится приключением. С мужем поговорила коротко – незачем ему слышать, как я задыхаюсь на длинных фразах. День 3. Какое-то странное сердцебиение. Пожаловалась врачу – они тут все на одну маску, спасают только бейджики. Врач вызвал медсестру с аппаратом ЭКГ. Всё происходило быстро. Я едва успела позвонить мужу и сказать, что меня переводят в реанимацию. День 4. Лежу, вся в проводах, без одежды, только под одеялом. Чувствую себя абсолютно беспомощной. Тот же кислород, капельницы, вставать нельзя. Санитарка подходит с третьего раза. Беспомощность бесит. День 5. Ночью что-то пошло не так. Накрыло одышкой. Монитор заверещал, прибежала медсестра, затем дежурный врач. К моему лицу прикрепили маску с гибким шлангом. На свободе остались только глаза. В маску дуло с огромной силой, сначала показалось, что так только хуже, но потом я приспособилась. Главное не сопротивляться: дует – вдыхаем, нет – выдыхаем. Утром оказалось, что с этой маской нельзя ни есть, ни пить, её приходится снимать. Я выпила чай и задохнулась. Пару ложек каши удалось съесть только через час. После еды доктор с медсестрой уложили меня на живот, подсунув под грудь и под лоб подушки. Волнами накатывало чувство нехватки воздуха. Я стучала по кровати, они прибегали и что-то подправляли. Дальше – провал. Голос 2 Их было всё больше и больше. Половина - молодые, здоровые, максимум гипертония. И без лёгких. С лихорадкой мы бороться научились: одна доза тоцилизумаба и температура в норме, а все маркёры воспаления драматически падают. Только поражение лёгких это не останавливало. Они так же задыхались и так же умирали, каждый второй. Вот перед вами бабушка с КТ4 и сорокалетний мужчина с КТ3, чей единственный грешок – круглое брюшко. Если мужчина из южных народов, ставьте на него, не ошибётесь. А бабуля будет хрипеть и кашлять и, вполне вероятно, выживет. Дни 4-14. Ту женщину перевели просто помониторить – от этого дурацкого плаквенила грозно изменилось ЭКГ. КТ2, ничего особенного. Худенькая, никаких факторов риска. Капризная, санитарку совсем загоняла. Она ухудшилась совершенно неожиданно. Кислород упал до невозможных цифр, до ковида я такого практически не видела, а сейчас это стало обычной историей. Ввели тоцилизумаб, сменили антибиотики, усилили антикоагулянты. Судя по д-димеру, тромбы образовывались примерно везде. Подозреваю, наши антикоагулянты на эти тромбозы вообще не влияют. Пациентка жаловалась каждые десять минут: маска не так, дует, дышать тяжело, каша холодная, снова дышать тяжело… Жалобы были признаком нового ухудшения. Она истерила, срывала маску, пыталась убежать. Начали вводить снотворное. Повторили КТ лёгких: ухудшение, «чистые» только верхушки. Гормоны, внутривенное питание. Дальше – просто ждать. Каждый день я говорила её мужу, что всё на грани, каждый день он умолял меня сделать хоть что-то ещё. Но правда состояла в том, что наши возможности были исчерпаны. Голос 3. У неё поднялась температура. «Пару дней отлежусь и всё». Пара дней превратилась в неделю. Сначала она жаловалась на слабость, потом, что трудно дышать. Я старался готовить, но она ничего не ела, только пила чай. Я не подозревал, что план «отлежусь» не сработает. Когда доктор в скафандре сказал про больницу, я был уверен, что это ошибка. Она звонила, говорила, что все хорошо. Но на третий день прозвучало это слово – реанимация. И связь исчезала. Дни 4-14. В справочной отвечали одно и тоже: «состояние тяжелое, температура такая-то». В конце концов мне удалось раздобыть телефон той самой реанимации. Доктор говорила спокойно, но её слова оглушали: на ИВЛ, лёгкие поражены на 90%. Она может умереть. Что мне делать??? Я звонил каждый день, чтобы услышать очередное «без динамики». Я боялся звонка оттуда – доктор, записывая мой телефон, сказала, что они звонят только если случится что-то совсем плохое. Нет звонка, значит она жива. Я пытался проникнуть туда. Сначала умолял врача, просил провести меня под видом санитара. Потом начал звонить везде: главному врачу, в Департамент здравоохранения. Везде слышал одно слово: «карантин». Я умолял доктора сказать хоть что-то обнадёживающее. Она терпеливо выслушивала моё заикание, но повторяла одно: «Состояние крайне тяжелое, прогнозов никаких». На моё: «Ну сделайте что-нибудь!» отвечала, что они делают всё возможное. Я ходил на работу, просто чтобы не оставаться дома. В доме всё выглядело так, словно он вышла за покупками. Я слонялся по городу и чувствовал себя пустой оболочкой, душа моя была там – за воротами, в которые каждые несколько минут заезжала скорая. Мысленно я походил мимо охранников, шёл по коридорам «красной зоны», находил ту самую реанимацию, палату, койку. Садился рядом, брал её за руку … Иногда я обнаруживал себя в совсем незнакомом месте и долго соображал, как меня туда занесло. День14. Я присел на скамейку в каком-то церковном дворе. Мыслями я снова был там – у её кровати. Я видел её лицо, глаза закрыты, но уверен, она меня слышала. Я рассказывал ей про пустой город, про солнце, про то, что внезапно наступило лето. Что я наконец-то чувствую запахи. И она почувствует, надо только немножко постараться. Я ведь заболел первым. Я её убийца. Рядом сел кто-то в чёрном, наверное, местный священник. Лицо закрыто, сейчас все лица закрыты. Он что-то спросил, но я не расслышал и просто кивнул. Потом мы молчали. Я мысленно держал её за руку. Он смотрел на заходящее солнце. Стемнело. Мой сосед повернулся ко мне. -- Я не могу тебе помочь. Но может быть, это поможет ей. – В мою руку легла ветка яблони с нераспустившимися бутонами. Я поднял голову. Мой сосед исчез. На следующий день доктор сказала, что Марина дышит лучше, что ей отключили снотворное и она пришла в сознание. Ещё через день доктор дала ей телефон. Голос 1 День 15. «Как дела, Марина?» Где я? Ничего не помню. На лице маска, я даже не сразу поняла, что дышу через неё. Санитарка помогла мне перевернуться на спину и приподняла изголовье. Доктор, её имя и должность были на бейджике, рассказала, что я десять дней провела под действием снотворного. Но сейчас всё лучше. Мне разрешили снять маску, чтобы поесть. Чуда не случилось, меня хватило минут на десять, а потом пришлось снова надеть маску. Но я уже могла лежать на спине, мне не вводили снотворное и доктор была довольна. День 16. Доктор велела тренироваться дышать без маски. Пока получалось по 10-15 минут, дальше начиналась одышка и накатывал страх. Я цеплялась за маску как за спасательный круг и тихо ненавидела медсестру, которая регулярно её снимала. После обеда доктор принесла телефон. Звонил муж. Кажется, тогда я впервые дышала без маски больше получаса. Голос 3 Марина провела в больнице ещё две недели. Сначала мне сказали приготовить кислородный концентратор, но в итоге он оказался не нужен. Мне хотелось увидеть врача, просто взглянуть в лицо и сказать спасибо. Но с лицами сейчас вообще плохо. Даже Марина видела только очки, респиратор и белый скафандр. Ветка яблони расцвела, потом на ней появились завязи. Как это произошло, не знаю. Я не очень силён в биологии.