Шесть раз, когда Джим пожелал Споку сладких снов, и один, когда это сделал Спок

Спок стоит перед алтарем. В полной темноте он поджигает свечу; ее неяркий свет дрожит на металлических стенках чаши, и выхватывает из тьмы статуэтку Сурака. Лицо того безмятежно, и Спок смотрит на него, пока подкуривает благовоние. Он садится на колени перед алтарем и тщательно расправляет складки робы. Спок смотрит какое-то время на огонь свечи, заставляя все мысли исчезнуть, пока не остается лишь идея об огне и очищении, тогда он отсекает и ее и закрывает глаза. Он расслабляет тело, замедляя дыхание, и отпускает внимание дальше, на верхний слой сознания. Он видит свои ментальные щиты, защищающие его от громких мыслей окружающих, и уплотняет их там, где они истончились. Это долгая работа, требующая сосредоточения: если пропустить хоть одно слабое место, щит может не выдержать в присутствии землян. Разум сегодня удивительно послушен, и Спок обращается к внутреннему щиту, ограждающему ум от губительного воздействия чувств. Сегодня он чувствует в себе силы пойти за него. Там идет настоящее сражение, и Спок наблюдает сверху, впервые не занимая сторону вулканца. Он смотрит на человека внутри себя, окровавленного и переломанного, когда тот поднимается после очередного удара. — Слушай, я не хочу сражаться с тобой, пожалуйста, — говорит человек и дотрагивается до вулканца, — ты не можешь убить меня, но ты делаешь мне больно, а я не хочу причинять тебе вред. — Здесь должен быть один я! — вулканец еще раз отшвыривает человека с той злобной силой, на какую только способен. Спок может почувствовать в себе этот гнев, только он всегда думал, что это — часть человеческой его половины. Человек тряпичной куклой сползает по барьеру. Вулканец приближается снова, но замирает, почувствовав присутствие Спока. — Убей его, ты-то можешь это сделать, — говорит вулканец, — убей его, и внутри нас будет покой. Спок обращает все внимание на человека. Тот открывает глаза, почувствовав, и улыбается так же, как его мать: грустно и вместе с тем светло. — Я звал, и ты пришел. Помоги мне, пожалуйста, помоги. Ты можешь исцелить меня, ты можешь успокоить его, — человек протягивает руку. Спок колеблется. Он все еще может слышать беснующегося вулканца, но здесь… Здесь что-то совершенно иное, но он не может позволить себе ошибки. Только не в том, что касается чувств. — Пожалуйста, помоги мне. Не убивай меня, — Спок смотрит на человека. Тот похож на него совершенно, кроме бровей и острых ушей, но на секунду ему кажется, что радужка у человека выцветает на несколько тонов, и на него смотрит Джим. Нет, это внутренний мир, здесь нет никого, кроме самого Спока, и не может быть. Человек как будто знает мысли Спока — а может, и правда знает, он слишком мало на самом деле знает о том, как работают человеческие части его сознания — и улыбается чуть шире. — Хотя бы попробуй… Ты всегда сможешь вернуться и прикончить меня. Но хотя бы один раз. Дай мне шанс показать тебе, пожалуйста, только один раз. Спок принимает решение, создает себе тело и касается протянутой ладони. Вулканец будто погружается в плак-тау, и Спок сейчас чувствует гнев, и боль, и отчаяние — он никогда не будет таким, как все. Его никогда не будут уважать так, как его отца. Он ощущает руку человека, сильную и нежную. — Есть не только это, — говорит человек, — есть еще сострадание, и есть нежность… — Спок? — слышит Спок откуда-то извне, и не может сориентироваться, — Спок?! Что с тобой, Спок? Спок чувствует тряску, и рывком возвращается в тело. Джим сидит на коленях рядом и трясет его за плечи, на лице у него — страх. Спок открывает глаза и быстро моргает несколько раз. — Что случилось, Джим? — Господи, ты так меня напугал, — выдыхает Кирк уже спокойнее, и Спок видит, как расслабляются его плечи, — я знаю, что ты ушел медитировать, но ты сказал, что вернешься через час, а прошло уже три… Так что я решил проверить, что случилось, а ты сидишь… И не дышишь совсем, как каменный! И ты не отзывался вот уже полчаса, хотя обычно услышал бы, как я к каюте только подхожу… Спок тянется к Джиму и обнимает его, вцепляется пальцами в плечи, зарывается носом в макушку и только после этого понимает, что не восстановил эмоциональный барьер, и чувства плещутся у самого горла. Джим обнимает его в ответ, гладит по пояснице, и неприятное ощущение уходит, сменяясь чем-то теплым и мягким. И Спок решает — только на эту ночь — не сражаться. Когда они перебираются в постель, Спок сам прижимается к Джиму, ощущая потребность в тепле не только физическом, и шепчет, задевая губами ухо: — Сладких снов, Джим.