РЕВЕНАНТ. Книга

Глава 17 Они с Рейганом устраиваются в патио. К десяти часам небо тает до кайфовой нежно-черной темноты. Лилиан прикрывает ноги валявшимся на траве пледом, ей становится жарко, и она скидывает плед. — Благотворительная неделя, — говорит она. — Та самая, которую вы устраиваете каждое лето? — Да, в этом году посвящена пресной воде. Твой отец всегда в списке гостей. Рейган полулежит, его голова слегка свисает с подголовника кресла. Лицо пустое, как луна, оно ничего не выражает, ничего не боится и не ждет. — Я как-то сопровождала папу, когда мамы не было в городе… Лет шесть назад, помнишь? Я помню смутно. — Тебе было одиннадцать, неудивительно. — А тебе тринадцать. Ты тогда еще руку сломал и так и не сказал мне, как это случилось. Лилиан говорит, надеясь, что Рейган расскажет историю перелома, но он молчит. Она берет чашку, чтобы занять пальцы, и сама не замечает, как допивает чай, лицо бросает в жар. Воздух стоит душный, густоватый. — Жарко, — говорит Лили. — Очень? — Как будто температура. Рейган двигается резко и быстро, как пантера в прыжке, его тело — это какая-то естественная хищническая гармония. Он садится, наклоняется к ней и прижимает холодную, влажную бутылку к ее ключице, задевает пальцем вырез платья. — Так лучше? Лилиан сглатывает, почему-то эта бутылка отождествляется с чем-то скрыто-сексуальным, и кивает. — Да. Гораздо. Рейган переворачивает воду другой стороной, еще не успевшей нагреться от кожи Лили, снова прижимает. В этот раз его пальцы накрывают ее шею, и он смотрит на нее внимательно, с пристальностью художника, изучающего свою Немезиду. Лилиан полусидит, поджав под себя ноги. Один миг будто перестает перетекать в следующий как положено. Ей снова жарко, но теперь по-другому. — Мне понравилась своя картина, — говорит Рейган. — Ты про… ту, где я нарисовала тебя? Он кивает, Лилиан заставляет мозг работать, а ведь обычно его невозможно заткнуть. — Я же говорю, это единственная картина, которая у меня получилась. — И единственная, полностью посвященная мне? Рейган не спрашивает, он и сам все знает, Лилиан видит это по его лицу, на котором бледными пятнами расползся свет луны и крошечных садовых фонарей. Бутыль с водой уже теплый, капли конденсата стекают по ее шее. Рей все так же не убирает руку, для Лилиан это слишком чувствительно, и она отстраняется. Рейган ничего не говорит, кладет бутылку на столик, и Лили почему-то чувствует едкое разочарование. — Могу подарить тебе картину, если хочешь, — говорит она, чтобы что-то сказать. Молчание между ними какое-то красноречивое, будто параллельно у них идет другой диалог, и развивается он не в пользу Лилиан. — Я куплю, — говорит Рейган, встает и пересаживается в ее кресло. Лилиан молча наблюдает, ее согнутые коленки упираются в его бедро. Рей кладет руку на подлокотник рядом с ее головой. Она неосознанно, механически, как запрограммированная кукла, вдыхает запах, идущий от запястья Рейгана, и замирает под его взглядом. — Помнишь, ты хотела, чтобы я научил тебя целоваться? — Я думала, ты это уже сделал. Лилиан царапает ладошку ногтем, потому что ей кажется, что она пьяна от танина в чае. Или не от танина. — Я только начал, — говорит Рейган, склоняясь к ней всем телом. — Он закрывает собой небо, луну, линии деревьев. Лилиан думает, что сейчас Рейган ее поцелует, потом думает: может, он так же трогал Корнелию. И выпрямляет спину до боли, будто в нее воткнули железную палку, больше не двигаясь. — Не думаю, что это хорошая идея, — говорит она твердым голосом. Почти твердым. — Полгода назад ты считала по-другому. После этого ты улетел и начал встречаться с идиотской, жеманной Корнелией Тьерри, думает Лилиан. В реальности она вздергивает бровь и говорит: — Полугода достаточно, чтобы многое изменилось. — Вот как. Рейган слабо улыбается — то ли иронически, то ли издевательски. Между ними три десятка сантиметров, его ладонь ложится на ее ногу, поверх хлопкового платья. Лилиан смотрит вниз и молится, чтобы голос ее не подвел. — Ты сейчас ведёшь себя совсем не как друг, Рейган, — немного сдавленно, но сносно. — Разве друзьям запрещено касаться друг друга? — негромко спрашивает он. Ладонь сползает вниз и замирает на краю платья, там, где начинается ее голая нога. — Особенно когда твоя подруга кинестетик. Лилиан обожает физический контакт с близкими, это правда, но сейчас от этих касаний у нее кровь вскипает до предельных значений. Еще у нее неплохая сила воли и отличная память; она помнит, как самодовольно Корнелия говорила об отношениях с Рейганом и при этом смотрела на Лилиан, как на никчемное существо. — Есть правила, которые следует соблюдать, — говорит Лилиан и сбрасывает с ноги руку Рейгана. Вышло резко, но она об этом не жалеет, а его это не задевает. — Возможно, — Рейган чуть отстраняется. Лилиан снова разочарована, но говорит себе, что так правильно, так надо. — Мы должны быть разумны. — Я хочу одеть людей в экзоскелеты и отправить на Марс. По-моему, это нарушит все правила человеческого существования. Лилиан привстает, ее спина больше не опирается на кресло. — Хочешь сказать, твоя работа предполагает нарушение правил? — Именно, Лили. Мир переворачивается. Рейган хватает ее за ребра и меняется с ней местами, теперь он лежит в кресле, а Лилиан распластана на нем, ее руки упираются ему в грудь. — Рейган! — это должно было прозвучать угрожающе, но выходит задушенный вскрик. — Может, пора стереть из твоей головы того придурка из Бостон-Коммона? — говорит Рейган. Вглядывается в ее лицо. Лилиан знает, что стоит их губам соприкоснуться, как ее тормоза тут же слетят. Но Рейган оттягивает поцелуй, будто ждет чего-то. Она глубоко дышит, пытаясь прояснить мысли. Ее волосы спадают на плечи Рея. — Рейган… Лилиан собиралась сказать хватит, но язык не слушается, изо рта вырывается бессмысленный воздух. Сопротивляться, она должна сопротивляться. — Пошли в дом, мне холодно. Она говорит первое, что пришло на ум, и только потом понимает, какую чушь сказала. Рейган под ней мрачно усмехается. — Не ври мне. Его руки сжимают складки ткани на ее талии, и Лилиан приказывает, буквально орет себе: отвлекись! Рейган так близко вводит ее в транс. Высокий разворот скул, бледная кожа, мягкие губы. Его запах сжигает в ней все разумные клетки. И, когда он целует ее шею, ей кажется, будто у нее нет кожи. Так явственно и почти болезненно она ощущает его губы. Лилиан громко выдыхает, сердце сильно бьет в грудь. В этот раз поцелуй не такой, как в казино или как в машине перед Сингапуром. В этот раз Рейган не сдерживается и выедает нежную кожу, языком задевает впадинку над ключицей. Держит ее талию, не позволяя двигаться. Лилиан каменеет и становится одновременно мягкой, податливой, словно у нее растворились кости. Рейган отстраняется, его дыхание сбитое, зрачки слегка расширены. Лилиан такого раньше не видела. Он целует ее снова, теперь в губы, горячий язык обводит ее нижнюю губу, и Лилиан приглушенно стонет, тут же закусывая губу, заставляя себя молчать. В голове разрывается целый океан фейерверков. Его дыхание толкается ей в рот. Лили чувствует его твердый живот сквозь футболку и — этого становится слишком мало. Ей слишком жарко, это все не то. Лилиан хватается за эту мысль, как за резиновый спасательный круг. Их поцелуй длится всего несколько секунд. Она только собирается сомкнуть губы, прервать поцелуй, когда Рейган сам отрывается и смотрит на нее черными глазами почти без белков. Лили каждым атомом в теле ощущает грань, на которой он балансирует. Сейчас. Пора все закончить. — Хватит, — слова выдавливаются туго, будто из узкого горлышка. Его руки разжимаются, Рейган резко встает и смотрит на нее недоверчиво, будто это она набросилась на него с поцелуем. Он допивает остатки воды, его кадык резко дергается. Он глубоко вдыхает, выдыхает. — Насчет благотворительной недели, — говорит Рейган. Голос вдруг спокойный, оскорбительно-безэмоциональный. — Там на каждый день запланирована программа, я тебе скину. От тебя особо ничего не нужно, пара интервью, фоток и быть красивой, но с последним у тебя и так порядок. Эти слова, про красоту, он чуть ли не выплевывает и разведенными пальцами откидывает с лица волосы. Лилиан таращится на него во все глаза, ей все еще сложно поверить, что он.ее.поцеловал. Что он сам этого хотел, а она его остановила. — Хорошо, — Лилиан слышит свой голос как со стороны. Они еще пару минут обсуждают благотворительную неделю, сохраняя дистанцию. Потом Рейган говорит: на второй день будет марафон бега, тебе нужно подготовиться. Сможешь завтра потренироваться? Она, не раздумывая, кивает: да, конечно, во сколько? — После пяти, — говорит Рейган и, проверив карман на наличие телефона, идет в дом. Лилиан плетется за ним, у нее в ногах совсем нет сил. Они прощаются у входа, ей сложно смотреть ему в лицо из-за слов, которые она собирается сказать. — Если тебе интересно, я и так не помнила того парня из Бостон-Коммона. В смысле, тебе не нужно было… изгонять его из моей головы. Рейган приподнимает ее подбородок двумя пальцами и говорит: — Я знаю. Пока, Лилиан. — Спокойной ночи. Ночь у нее не спокойная, она ворочается в огромной кровати, простыни влажные от пота. Лилиан кое-как засыпает под утро, когда за окном дребезжит рассвет и поют птицы. Глава 18 Рейган говорит себе: это все дофамин и феромоны, они знают, что наши генотипы различны, что мы можем произвести на свет максимально выживаемое потомство, поэтому меня так к ней тянет, это все биологически объяснимо. Блядская лимбическая система. Легче не становится. Он сидит на стратегической сессии по добычи урана и иногда, на скучных моментах, отвлекается. Мысли возвращаются к Лилиан: спадавшая лямка платья, жаркое лицо, нежная кожа, намокшая от воды. Рейган говорит себе: остынь, Рейлиш. После обеда они (Фрэнк Рейлиш, Ремингтон, Рейган, Марк Янг и топ-менеджмент) обсуждают последние данные геогразведки, потенциальных клиентов и покупку урана своей же военно-промышленной компанией. — Мы с Рейганом тоже закупимся, — говорит Ремингтон. — Рею нужен уран для экзоскелета. Рейган видит, как все в комнате, кроме отца и брата, обмениваются взглядами, отводят глаза, пьют воду; всем своим видом дают понять, что думает о его идее. Он сидит, полуразвалившись в кресле и пальцем барабаня по подлокотнику. — Если быть точнее, мне нужен обедненный уран, — говорит Рей. — Я попробую использовать его для защиты носителя экзоскелета от солнечных вспышек. — Хорошо, — Фрэнк Рейлиш кивает, у него жесткие глаза и генеральские замашки. — Ты видел наше исследование по уменьшению выгорания урана? Хочу, чтобы ты посмотрел и дал команде обратную связь. Рейган знает об этом исследовании, но для космической промышленности там пользы нет, поэтому он не испытывает никакого интереса. — Ладно. Я посмотрю. — Так что мы решили с клиентами? — спрашивает Ларри, операционный директор на месторождении. На манжете его рукава крошечное горчичное пятно. — Есть Индия и Китай. В Китай дешевая логистика, и они хотят закупить большой объем… — Китаю мы ничего не продаем, — апатично напоминает Рейган. Ларри смотрит на него с возмущением, глазенки на выкате красные из-за проблем с печенью. Рейган не отрывает взгляд от телефона, там открыта длинная статья про лимбическую систему, побуждающую людей размножаться. Рейган перечитывает это слово. Размножаться, и ему становится смешно, как язык ученых все пытается смягчить; а ведь можно было написать «мы хотим трахаться из-за лимбики, а не из любви». — Это не аэрокосмическая гонка, это добыча урана, Рейган, — говорит Ларри. Рей уже успел забыть о нем. — А уран используют для бронебойных снарядов, Ларри. Ты что, хочешь повторения «Бури в Пустыне», только вместо Персидского залива у нас будет какой-нибудь Мэн? — Как ты можешь нести такую чушь? Ты что, перечитал подростковых антиутопий? — Я утрирую, Ларри, но это шутка не для среднего ума. — Фрэнк! — Ларри взвизгивает, мясистый нос краснеет от злости. Рубашка на его круглом животе натягивается, как готовый взорваться волдырь. Вот она, настоящая свинья под ЛСД, думает Рейган, глядя на Ларри, никогда не знаешь, в какой момент продаст и страну, и тебя со всеми потрохами. — Рейган, — без энтузиазма одергивает Фрэнк Рейлиш. Ремингтон подпирает подбородок ладонью и улыбается. На мизинце у него такое же кольцо с черным бриллиантом, как у Рея — подарок Мириан им обоим на давнее рождество. — Извините, — говорит Рейган. — Не обижайся, Ларри, мы же друг друга поняли. И, чтобы ты знал, в антиутопиях не пишут про войны из-за нефти. Это слишком тупо, даже фантасты это понимают. — У твоего сына блестящий мозг, Фрэнк, — говорит Пол Братхем, древнее существо, работавшее еще при деде Рейлише. Фрэнк зовет его своим наставником. — Он как неограненный алмаз, тратит силы на никчемные скафандры и тешит свое неудовлетворенное пубертатное эго мечтами о космосе вместо того, чтобы пару раз подрочить и пойти заниматься уже полезными вещами. В комнате гудит вентиляционная система, Рейган все же поднимает взгляд и смотрит на сморщенного, как засохшая грязь под плиткой, Пола, потом на Ларри. Ларри выглядит глупо и довольно, как обпившийся молока младенец. Ремингтон выжидательно смотрит на Рея, типа: что ответишь? Лица отца не видно. — Вы знакомы с принципом Гейзенберга, Пол? Про невозможность с точностью определить обе характеристики частицы одновременно. — Какой-то спортивный комментатор пытался сумничать на этом принципе, — Пол приподнимает седые брови. В окнах желтыми и золотыми бликами блестит солнце, небо сгущается в тугие белые облака. — Так вот. В этом принципе вы — наблюдатель, который галлюцинирует на учение антропософии, а я — та самая частица, которую вы не можете ни понять, ни измерить. Поэтому, когда вам в следующий раз захочется предложить мне подрочить — вздрочните сами и отъебитесь от меня. Сперва все молчат, потом возобновляют разговор. Пол Братхем смотрит на Рейгана с замешательством и признанием, такой взгляд встречается у многих из старой гвардии, у тех, кто меряется хитростью и заработал на войнах в Афганистане и Вьетнаме. Ремингтон под столом пихает Рейгана в ногу и показывает большой палец, выставленный вверх. Фрэнк Рейлиш говорит, что их основной клиент, помимо США, это Индия. Его губы однажды подрагивают, будто он хочет улыбнуться. Когда собрание заканчивается, в комнате остаются только Рейлиши. Фрэнк закуривает табак, тот самый, который Рейган отдал швейцару в доме Лилиан. Ремингтон отходит в угол и говорит по телефону с Изабеллой, его невестой и матерью будущего первенца Рейлиша. — Рейган, было бы неплохо, подключись ты к работе на месторождении, — говорит Фрэнк. Густой табачный дым заслоняет его широкое, красивое лицо. — Или к инновациям в авиации. Пол в чем-то прав, твой мозг мог бы вывести военную промышленность на новый уровень. — У нас был уговор, отец. Я подключаюсь к делам после двадцати пяти, а до этого момента могу заниматься, чем хочу. — Экзоскелеты, — раздосадовано говорит Фрэнк. Он садится в кресло и стряхивает пепел в переполненную пепельницу. — Марс. — Да хоть порно для старушек снимать, уговор есть уговор, — напоминает Рейган. К ним возвращается Ремингтон. Он останавливается рядом с Рейганом и пытается взъерошить его волосы, как в детстве; Рей уворачивается, стукает брата по руке и тут же получается от него пинок в кроссовок. Фрэнк равнодушно наблюдает за ними. — Никакого порно, — говорит он и, почесав нос, взглядом велит им обоим успокоиться. — Будь добр, Рейган, на следующую встречу надень туфли, а не долбаные Nike. Ты еще не достиг того уровня, чтобы забить на костюм. Фрэнк уходит в туалет. Рейган вздыхает и думает, что родители — единственные на свете люди, которые могут заставить его чувствовать себя неловко, чуть ли не глупо. Ремингтон ловит его взгляд и ухмыляется, он-то одет в небрежный костюм. — Вот сделаешь свои экзоскелеты и доставишь людей на Марс, сможешь хоть в сланцах на встречи приходить, — говорит он. — Я только ради этого и работаю, — фыркает Рейган. На душе становится как-то тепло и мягко от уверенного тона Рема. Он вместе с матерью, Китом и Лилиан могли бы основать клуб людей, безоговорочно в него верящих. В пять вечера Рейган переодевается в своей квартире и спускается в частный паркинг, который делит с Блейзом, Тиффани и Кристианом. Он действует автоматически, перебирая в голове формулы, чтобы соединить обедненный уран и водный резервуар, и почти не видит, что происходит вокруг. Рейган предполагает, что его мозг способен реплицировать объекты внешнего мира на внутренние мыслительные процессы и ясно представлять, как они могли бы меняться или взаимодействовать с другими объектами. Так он объясняет себе талант к инженерной графики, который есть в нем с детства, иначе Рейган не представляет, что еще поможет ему создать нужный экзоскелет. Он подходит к Авентадору и, услышав чавканье, возвращается в реальный мир. Рейган огибает машину, с другой стороны сидит Тиффани, прижавшись спиной к бетонной колонне. Она ест шоколадный пончик и потягивает кофе. Рядом с ней в аккуратный ряд расставлены три пустых кофейных стакана. — Фани, — Рейган обращается к ней детским прозвищем. Они с Блейзом зовут ее так с тех пор, как научились говорить. Тиффани вздрагивает и поднимает на него бессмысленный, как у коровы, взгляд. Пальцы измазаны в креме. — Рей, — она вскакивает, как если бы он застал ее за наркотой. — Блин, не говори моим придуркам, что я ела пончик, ладно? У нас спор, типа они не пьют, а я не ем сладкое. Осталось продержаться всего два дня, но у меня такой стресс из-за Вика. Мои придурки, это она про Блейза и Лиама, понимает Рейган. Виктора, ее вроде как жениха, он вспоминает через пару секунд, его семье принадлежит сеть старейших отелей страны и парк с исчезающим видом оленей. Вик учится в Гарварде, он сколько умный, столько же и ленивый; Рею он даже нравится. — Не скажу, — говорит Рейган. — Что не так с Виктором? — Ничего, только то, что он мой жених, родители раструбили об этом прессе, а я даже не согласилась еще, но им, как всегда, плевать. У меня есть девушка, я тебе говорила? Тиффани хулигански улыбается и собирает с пола картонные стаканчики. Пончик едва не вываливается из ее рук, Рейган подхватывает сладкий кружок и кладет его в изгиб ее локтя. — Нет, не говорила. Познакомишь? Ему не особо интересна новая девушка Тиффани, но она всю жизнь вляпывается в истории, встречается с маргиналами и девушками сомнительного вида, поэтому Рейган чувствует себя обязанным знать объекты ее влюбленности. — Не знаю, отец запретил с ней встречаться после объявления о помолвке, так что я… — она хмурится, ее лицо теряет свет и становится безжизненным, как экран монитора. — А ты когда собирался рассказать про Лилиан? — После покера. — Вы реально встречаетесь? — Тиффани смотрит на него со смышленным любопытством. Рейган смотрит на нее в ответ. Он знает, что о своих она не болтает и их с Лили не сдаст, хоть и может показаться дурочкой на первый взгляд. — Да. Не налегай на сахар, сама же потом пожалеешь. Он садится за руль, пока Тиффани с полными руками отходит в сторону. — Кстати, хотела спросить, — говорит она, склонившись к водительскому окну. Рейган опускает стекло. — Как думаешь, молоть по утрам кофе в зёрнах и варить соевое молоко это претенциозно? Просто Джой из обычной семьи, я не хочу, ну, не хочу показаться ей тупой богачкой.  — Разве у тебя нет горничной для таких вещей?  — Я ее отпускаю, когда приходит Джой, мы сами готовим, — Тиффани стеснительно улыбается. — Ну так что? Или лучше покупать какой-то другой кофе? Но я не особо в нем разбираюсь, я могу только заказать доставку из кофейни внизу. А ещё авокадо, есть тосты с авокадо это претенциозно или их все едят?  — Ты Калахи, Фани, — Рейган заводит автомобиль, и его голос едва слышен в рокоте мотора. — Ты впитала претенциозность с молоком тети Сары, поэтому расслабься. И если Джой тебя стоит, ей плевать на вашу социальную разность и на то, претенциозна ты или нет. — Ладно. Наверное, я так и сделаю. Спасибо, Рей, — Тиффани облегченно кладет в рот остатки пончика. — Ты мне как старший брат, ты же знаешь? — А я думал, ты так про Ремингтона думаешь. — Ой, Ремингтон, — она громко, забавно похрюкивая, смеется. — Он вообще как отец нам всем. Рейган открывает ворота паркинга, и Тиффани кричит ему вслед: — Не обижай Лили! Она классная, и она тебя любит пол-жизни! Пончик падает на тапок Тиффани. Рейган выезжает с паркинга и сжимает челюсть до тех пор, пока не чувствует тупую боль в зубах. Вспоминается вчерашний поцелуй, как ее острые коленки впивались ему в ногу. Это было неосмысленное желание и такой же поступок. Под коркой мозга что-то переклинило, когда вода от бутылки потекла по ее шее и Рей случайно задел ее раскаленную кожу пальцем. Это все лимбика. Как минимум так говорится в куче научных статей, которые он перечитал. Все просто, Рейлиш, думает он. У тебя проблемы с экзоскелетом, и ты пытаешься получить дофамин в другом источнике. В своей лучшей подруге. Найди себе другой источник, мать твою. Глава 19 Лилиан находит Рейгана у пруда в Паблик Гардене, он одет во все серо-белое, как платина. Это, кажется, его любимый цвет в одежде, наряду с черным и синим, и ему жутко идет. Вода в пруду болотно-золотистая, вся поверхность в догнивающих листьях и мелком мусоре: треснутые жёлуди, плавающие трупы насекомых, кусочек целлофана. Лилиан глубоко вдыхает животом и пытается выглядеть как обычно. Не взбудораженной поцелуем, просто подругой, может, даже немного безразличной. — Готова попотеть? — спрашивает Рейган, как только она подходит достаточно близко. Облака сходятся в густые тучи. Воздух пахнет озоном и ветром. — Никогда не готова. Ненавижу бегать. Я и бег это оксюмороны, понимаешь? Он хмыкает и поворачивается к ней. — Понимаю, что умереть от спорта тебе не грозит. — В детстве я играла в теннис, пока не сломала палец, — Лилиан задумчиво кусает губу, пытаясь вспомнить, чем еще она занималась. Более активным, чем напряженное рисование на планшете или бумаге. — А, я же хожу на растяжку в последнее время, я не рассказывала? Два раза в неделю. Рейган смотрит на нее как-то странно, слегка склонив голову набок, будто ее слова навели его на мысль, но делиться ей он не собирается. — Что ж. Лучше, чем ничего. — Может, если бы ты позвал меня с собой в зал, я бы и пошла. — Сомневаюсь, — он идет по дорожке из земли и гравия, Лилиан следует за ним. Рядом на скамейке сидят две девушки с огромными стаканами холодного чая и смеются, одна из них замирает, увидев их, и случайно выплевывает чай на ближайший кустарник. — Почему сомневаешься? Может, я бросала тренажёры, потому что мне не хватало компании. В какой-то момент Рейган ускорил шаг, и Лилиан поняла, что скоро он перейдет в бег трусцой. Она все задавала вопросы и получала ответы. Лили: как откроется благотворительная неделя? Рейган: чем-то вроде маскарадного вечера. Лили: как твои дела с обедненным ураном и экзоскелетом? Рейган: не очень хорошо. Потом сама отвечала на его вопросы. Рейган: ты рисуешь? Лили: иногда. Рейган: когда можно забрать у тебя картину? Лили: когда хочешь, хоть сейчас. Может, перевезем картину вместо бега? Рейган: нет, хватит отлынивать. Видела статью про меня, которую я тебе скинул на почту? Про якобы присущие мне темные триадические качества и мораль господ. Лили: ага, кухонный фрейдизм какой-то. Хотя, надо сказать, что-то из темной триады в тебе есть. Рейган: серьезно? Ты же напрашиваешься, Лилиан. Лили: нет, я не хочу сказать ничего плохого. Просто ты, вроде как, не очень эмпатичен, но хорошо это имитируешь. И вижу цель — не вижу препятствий, это про тебя, не думаешь? Рейган: в таком случае в статье они забыли упомянуть, что цели у меня не противоречат моральным принципам. По крайней мере, не слишком сильно. Как знать, думает Лилиан, но вслух не говорит. Она задыхается от бега и разговоров. Ей хочется задать другие вопросы, например: почему ты не рассказал про Корнелию? Зачем вообще с ней встречаться, когда есть я? Почему поцеловал меня вчера? По Рейгану сложно понять, что он на самом деле чувствует. Они дружат с младшей школы, и уже тогда в нем была какая-то недосказанность, излишняя скрытность. Однажды в школе проводили тест руки Вагнера, Лили тогда училась в шестом классе, а Рейган в восьмом. После теста вся их крошечная частная средняя школа стояла на ушах: Рейган Рейлиш так озадачил психолога, что та вызвала Мириан Рейлиш на консультацию. Лилиан не знала, о чем они там говорили, но после, за ужином, мама со смешком сказала отцу, что зря эта психологичка связалась с Мириан. Больше таких тестов в школе не проводилось. Лилиан останавливается и упирается ладошками в колени, сердце стучит как в приступе. Рейган кружит вокруг нее и подает многоразовую бутылку с водой. Задувает ветер, собранные в хвост волосы бьют Лили по щеке. Она жадно приникает к горлышку, и ее щеки вспыхивают от воспоминаний о вчерашней бутилированной воде. — Полегче, — говорит Рейган, когда она слишком увлекается, и забирает воду. Сам он делает два дисциплинированных глотка. Ветер треплет и его волосы. Лилиан растягивает напряженные мышцы ног, глядя на землю, в которой копошатся муравьи. Ей кажется, что Рейган смотрит на нее, но глаза становятся какими-то слишком тяжелыми, чтобы проверить. — Пробежимся еще? — спрашивает Рейган. — Давай. Только немного. Они бегут в тишине куда-то вглубь парка, сходя с тропинки, пока не становится темно и прохладно. Лилиан выдыхает и смотрит по сторонам. Вокруг кривые деревья, белки скачут по неухоженной траве, единственный фонарь мигает и проливает бледный рассеянный кружок света, под которым они и стоят. Людей вокруг нет, они, видимо, забежали в какую-то глушь или дело в том, что начинается дождь. Лилиан поднимает горящее лицо к небу, затянутому в саван из туч, воды и свежего воздуха. На нос шлепается капля. — Скоро польет, — говорит Рейган, не глядя наверх. — Нужно успеть вернуться в машину до ливня. — Не думаю, что я успею, — бормочет Лилиан. Кап. Капля на подкрашенных черной тушью ресницах. Производитель пишет, что косметика водостойкая, но Лилиан знает, что дождь тушь не переживет и она станет похожа на безобразную панду с депрессивными разводами под глазами. — Можешь идти? — спрашивает Рейган. — Конечно. Думаю, и бежать скоро смогу. Судя по скептичному взгляду, Рей так не думает. Он подходит ближе и подает руку в перчатке без пальцев, его грудь вздымается от бега. Если и правда польет, Рейган одет получше, он хотя бы в штанах и футболке; Лилиан не смотрела погоду и на улице было еще жарко, когда она выходила из дома, поэтому на ней шорты и топ. Она сплетает пальцы с его в момент, когда грохочет гром и вечерний свет тускнеет до промышленно-мрачного. — Сейчас, — говорит Рейган и бежит, но не быстро. Он позволяет ей опираться на его руку, как на костыль, и иногда бросает на нее короткие взгляды, словно хочет убедиться, что она в порядке и не собирается грохнуться в обморок посреди влажного, густого парка. У Лилиан мокнут волосы, лицо, одежда, хлюпает обувь. Ей почему-то становится смешно и радостно, как в детстве, когда они с Рейганом попадали под дождь и она специально выбегала на тротуар, туда, где расползалась большая коричневая лужа; Лилиан привлекала внимание водителей и жестами просила кого-нибудь облить их водой из лужи. Это прокатило только в первый раз, в следующий охранник Рейгана бесцеремонно схватил ее за локоть и утащил под козырек ближайшего кафе. Он купил им обоим по мороженому, Рей посмотрел на нее со смесью превосходства, вроде как «такие глупости я не делаю», и заинтересованности. Они пробегают мимо нерабочего фонтана. Лилиан свободной рукой поправляет прилипшую одежду, которая мешает бежать, пласты воды грязью хлещут ее по голым икрам. На волосах рвется резинка, и они тяжело падают ей на лицо, шею, лопатки. Ее ладонь выскальзывает из руки Рейгана, и Лили пытается отлепить мокрые пряди от глаз и щек. Воздух в парке становится влажным и нежным, как весной, трава скользит и лоснится под подошвами их кроссовок. Лилиан поскальзывается, неловко взмахивает руками, будто собирается взлететь, и Рейган ловит ее. Она по инерции врезается ему в бок. — Боже, — Лилиан вымученно смеется и смотрит в промокшее лицо Рея, перекрикивая дождь и гром. — Почему в романтических фильмах не говорят, что гулять под дождем так холодно и неудобно? — Там о многом не говорят, — Рейган сужает глаза, брызги дождя стекают с его волос на губы, верхняя тоньше нижней. Лилиан безотрывно следит за каплями, как они соскальзывают с гладкости его бледно-розовых губ, а потом ловит на себе его взгляд. — Почему ты остановила меня вчера? Лилиан не хочет говорить правду и все равно говорит: — Потому что ты встречался с Корнелией. — И что? Это не имеет отношения к настоящему. — А почему ты поцеловал меня, если раньше мне всегда нужно было об этом просить? — спрашивает она, часто моргая, чтобы видеть его сквозь серую завесу дождя и начавшей подтекать туши. — Ответь сперва ты. — Я ведь уже сказала. Лилиан прикрывает глаза ладошкой, сложенной козырьком. Рейган крепче обхватывает ее за талию и оттаскивает под ближайшее дерево с толстыми, скрюченными, как от болезни, ветками. Она делает шаг в сторону, чтобы вырваться из атмосферы его запаха, вкуса, касаний, и натыкается на корявый ствол, с которого стекает вода вперемешку со смолой. Рейган удерживает ее за предплечье. — Не прижимайся, — говорит он, кивнув на кровоточащее дерево. — И ты не ответила, я жду. — Нет никакого особенного ответа. Я, ладно, могу принять, что вы встречались, но почему ты молчал? Неужели боялся, что буду ревновать? — Ты и ревновала, — Рейган изгибает бровь, Лилиан это раздражает. Она всплескивает руками, к телу прилипает какой-то листик. Небо разрезает бело-молочная молния, высветив парк почти как днем. — Меня бесил тот факт, что это была именно Корнелия, с которой ты так сдружился в прошлом году. Я ведь спрашивала, нравится ли она тебе, и ты всегда говорил, что нет, но оказалось, что я была права все это время, что я не просто так… — Лилиан смаргивает влагу и прерывается, будто в легких вмиг закончился воздух. Она хмурится, сквозь толщу воды видит, как Рейган стискивает затвердевшую челюсть и отводит глаза от листика, прилипшего к ее груди. Лилиан понимает, что из-за дождя у нее промок спортивный топ, в котором нет паралона, и вид у нее должен быть красочный, весьма прозрачный, не оставляющий места воображению. Лили скрещивает руки на груди, хотя часть ее хочет, чтобы Рейган смотрел; этой части нравится его электрический взгляд, будто говорящий, что у нее тоже есть власть над ним. Это в чем-то даже лучше поцелуев. Рейган раздраженно стискивает ее локти. — Я не собираюсь пялиться на твою грудь, как какой-то озабоченный подросток, — говорит он. Футболка прилипла к его телу, облепила мышцы на руках, и Лилиан сказала себе: не смотри. — Корнелия мне не нравится, как я и говорил раньше, пусть это и не твое дело. Лилиан обиженно дергается, Рейган заранее сжимает пальцы, как если бы предвидел такую реакцию. — Отношения с ней были опрометчивым поступком, я ему не рад, — говорит он. — Поэтому и не говорил тебе. Это не имеет значения, это как купить новый телефон. — Наши фиктивные отношения ты тоже будешь сравнивать с покупкой телефона? — спрашивает Лилиан холодно-спокойным тоном. Он производит впечатление на всех, кроме Рейгана и матери. — Лилиан, — требовательно говорит Рей, склоняясь к ней. Его мокрые волосы касаются ее лба. — Хватит истерить. Рейган может быть безжалостен, некая эмоциональная жесткость вообще в его характере, Лилиан знает это с детства, поэтому пропускает его слова мимо ушей. — А ты? Почему ты поцеловал меня вчера? Как же все твои слова, друзья не целуются, все такое, бла-бла? Сам себе противоречишь. Ее передразнивание ему не нравится. Лилиан понимает это по светлым злым крапинкам в его глазах и по тому, как он сильнее сжимает ее косточки. — Ты сама этого хотела. — Я хотела, именно хотела в прошедшем времени, до всей этой ситуации с… сам знаешь с кем. До того, как ты соврал мне. — Я не врал, не смей так больше говорить, ясно тебе? — (Лилиан хочется упрямо сказать, что нет, ничего ей не ясно, но Рейган продолжает, не позволив ей вставить и слова.) — Я встречался с Нел, потому что мне все равно. — А на меня не все равно, потому что мы друзья? — говорит Лилиан. — Типа ты поэтому и с Китом не стал бы встречаться? Разбухшие тучи сходятся и расходятся, дождь впитывается в ее кожу, так сильно он хлещет. Дыхание Рейгана смешивается с водой на ее лице. — И да, и нет. Разница в том, что Кита я не хочу, — Рейган насмешливо улыбается своим словам. Он делает вид, будто шутка в его словах важнее того, что он сказал на самом деле. Лилиан кладет ладони ему на грудь. — Ты сказал, что хочешь меня. — Как будто это не очевидно, — Рейган небрежно вздергивает бровь, расслабляет хватку на ее локтях, но не отпускает до конца. — Мне не было очевидно. — Не ври. Серьезно, это раздражает. — Я не врала, не смей так больше говорить, ясно тебе? — говорит Лилиан. Она полностью копирует его слова, даже сжимает пальцы с похожей интенсивностью. Рейган смотрит на нее, в его глазах что-то мелькает, от чего у Лили подгибаются коленки. Рей отпускает ее локоть и пальцами собирает листик, прилипший к ее груди. Она вздрагивает. По замерзшей коже бегут мурашки, его пальцы оказываются теплыми. — Тогда сообщаю сейчас, — говорит Рейган, тихо и почти не разжимая губ, будто не собирался говорить вслух. — Я тебя хочу. Слова бьются о стенки ее мозга и разлетаются, они оседают на ней как-то физически. Спину прошивает нервная дрожь. Рейган склоняет голову к ее губам, но она отворачивается. — В чем дело? — Я на тебя зла, вот в чем. — Вот как, — он иронически кривит губы. — Вчера да, а сегодня нет? Ты пришла встретиться со мной, вела себя как обычно, потому что зла? Лилиан открывает рот, чтобы возразить, сказать хоть что-то, потому что Рейган снова ее бесит. — Какая разница? — она не говорит, а шипит. — Твои слова, они все равно ничего не меняют, разве нет? Ты меня хочешь, и что? Что это меняет для нас? — Ничего. Лилиан хочет торжествовать, но вместо этого в голове гудит тревога. Она сминает в пальцах влажную ткань его футболки и со всей силы толкает Рейгана из-под дерева, туда, где ливень бьет со всей силы. Он как-то растерянно делает шаг назад, отпускает ее локоть. — Ну вот и все, тогда не лезь ко мне со своими дурацкими поцелуями, если ты даже целоваться со мной не хочешь! Как будто я так хочу, больно надо, — говорит она, обнимая себя за плечи. Воздух холодный, и она промокла до самых костей. Ее голос был слишком высокий, и Рейгана это, кажется, позабавило. — У тебя что, биполярка? — говорит он. — Я сказал ровно противоположное. Он не верит, понимает Лилиан. Не верит ни единому ее слову? Лилиан сама приближается к нему, разбрызгивая грязную воду вперемешку с кусочками земли. Ты придурок, козел и мудак, Рейган Рейлиш! Чем она ближе, тем сильнее его губы растягиваются в ухмылке. Рейган редко позволяет себе такую улыбку — откровенно издевательскую, слишком самонадеянную. Ты придурок, козел и мудак! Лилиан видела иногда, как он использовал ее с другими, но с ней — никогда. От злости у нее стягивает живот огнем. Ты придурок! Рейган склоняет голову набок, будто ему интересно, что она собирается сделать. Лилиан останавливается близко и смотрит ему в лицо снизу-вверх, игнорируя щипание в глазах. — Ты! — говорит она на выдохе. Придурок, козел и мудак — слова калейдоскопом вертятся в ее голове, но из легких ничего, кроме злого дыхания, не вырывается. Рейган приподнимает брови. — Я? — интересуется он, складывая руки на груди. — Ты идиот, если думаешь, что все зависит только от тебя, — выплевывает Лилиан. Она чувствует себя паршиво и униженно, будто произошло что-то, противное им обоим. Темнота расступается, и показывается круглая стеклянная луна. Лилиан не заметила, когда закончился дождь. В свете расступившихся туч лицо Рейгана кажется ей сожалеющим, но она не успевает об этом подумать. — И вообще, я бы лучше целовалась тогда с Китом, Блейзом, Шейном, да с кем угодно, только не с тобой. Если Рейган о чем и сожалел, то теперь от этого не остается и следа. Его взгляд леденеет, он снова склоняется к ее лицу. — Видимо, это не биполярка, — говорит он ей на ухо. — Это деменция, Лилиан. Ты забыла, как вчера извивалась на мне? Лилиан думает, что готова задушить его. Вот прямо сейчас. — Иди в жопу, ясно? Иди в жопу, Рейган! — В твою? — находится он и тут же хмурится, будто только осознает смысл своих слов. Глаза у нее становятся, как разошедшееся темное болото. Лилиан оставляет на его щеке след от пощечины. Это было так легко и быстро, что она не сразу поняла, что и правда ударила его. Кожу жжет, кончики пальцев чешутся. Зрачки Рейгана светлеют от ярости. Лилиан снова замахивается, и Рейган грубо дергает ее за руку. Назад, прижимает спиной к дереву. Лилиан глухо шлепается в сгусток водяной смолы, стекающей по стволу. — Уймись, Лилиан, — холодно говорит он, сжимая ее запястья обеими руками. — Первую пощечину я может и заслужил, но вторую я просто так не оставлю. — Никогда больше так со мной не разговаривай. Больше никогда, Рей, иначе нашей дружбе конец. — Я знаю. Он внимательно смотрит на нее. Лилиан облизывает влажные губы и кусает щеку изнутри, чтобы не расплакаться при нем. По щекам стекают узкие струйки туши, и Рейган стирает их большим пальцем. Лилиан прикрывает глаза, успокаивая дыхание, мысленно считая, как сердце качает кровь. Ники иногда говорит, что Лили — кремень по части сдерживания эмоций. — Дождь закончился, — зачем-то говорит Лилиан. — Я хочу есть. — Идем. Накормим тебя. Когда они медленно идут по размытой тропинке, Рейган обнимает ее за плечи и целует в макушку. Лилиан понимает, что он пытается выразить сожаление, не теряя лица. Ей тоже жаль.