Спаси меня

      — Скайлар, отпусти меня! — кричала я так сильно, как могла, но парня это совсем не волновало, он продолжал целовать меня, прижав всем своим телом к стене. Все было хорошо, мы сидели и веселились с друзьями, как вдруг мой парень словно с цепи сорвался и накинулся на меня, стоило нам остаться одним. Так что он просто отвел меня в туалет и решил сделать самый поганый поступок из всех. — Алексис, детка, тебе не стоило надевать это чертовски короткое платье, — хриплым голосом сказал Скайлар и провел своими холодными руками по моей ноге. Я толкала его в грудь, кусала за плечи до крови, но он и не подумал остановиться, а лишь сильнее прижимался ко мне. Мне просто не верится, что он решился на это. — Я так давно желаю тебя, Лексис, что не смог сдержаться, — все тем же тоном говорил он мне в шею, оставляя укусы и засосы на нежной коже, сильнее сжимая мои запястья. Я молилась, чтобы в этот момент хоть кто-нибудь зашел в этот идиотский туалет, но никто, конечно, не нуждался в этом. Я ерзала под его тяжелым телом и пыталась сделать хоть что-то, что поможет мне. Моя нога почти ударила его между ног, как он схватил ее и закинул себе на бедро, вжимаясь в меня своим возбужденным органом. Платье задралось так, что было видно нижнее белье и его это еще сильнее начало заводить. Я снова укусила его, оставляя след от зубов на его плече. — Да что ж такое! Хватит брыкаться, ты, гребаная сучка, — проорал он мне в лицо, ударяя меня по щеке. Нет, это была не пощёчина, а настоящий удар кулаком. Моя голова встретилась со стеной и в глазах резко помутнело, а тело слегка обмякло. Я словно была не здесь, а в каком-то дурацком фильме. Скайлар продолжал свои действия, как только понял, что я не сопротивляюсь. Но стоило его руке дотронуться до места между ног, как я начала отталкивать его со всей силы и кричать, будто какое-то животное. — Алексис, я клянусь, я вырублю тебя, если ты не успокоишься. Достаточно этого, — прошипел он, а затем схватил меня за волосы и с гадкой ухмылкой проговорил, — вставай на колени, котенок.       Я резко подрываюсь с подушки и смотрю перед собой. Нет, это был не просто кошмар. Это было воспоминание, от которого я бегу уже черт знает сколько. Проведя рукой по волосам, я сжала их у корней так сильно, что заболела голова. Это был его девятнадцатый день рождения. Я даже не подозревала, что все закончится так. На утро я просто взяла и простила его. Смотря на себя в зеркало в ванной, я не могла поверить, что все это произошло со мной. По щекам скатывались слезы, а я одной рукой прикрыла рот, чтобы заглушить всхлипы. Вся шея была усыпана яркими большими синяками, на запястьях, как и на талии, было четко видно следы от пальцев, а губа была то ли разбита, то ли прокусана, это уже не важно. Дверь в ванную вдруг открылась и я быстро накинула на себя халат, скрывая все от него. — Лекси? Скайлар медленно зашел, заставляя меня сжаться от страха и я начала нервно вытирать слезы с щек. Он подошел так близко, что мои руки затряслись, дыхание сбилось и захотелось просто исчезнуть из этой ванной, этого дома и этого чертового мира. Скай медленно стянул с меня халат и начал внимательно рассматривать мое тело. — Боже, детка, я так виноват перед тобой, — заскулил он, осматривая синяки, а затем встал на колени и руками мягко водил по талии, — котенок, прости меня, я прошу тебя. Я обещаю, что больше такого не повторится, ты же знаешь как я люблю тебя. Он прижался ко мне, сидя на коленях, его тело начало дрожать и я поняла, что он плачет. Я не могла смотреть на это и упала рядом с ним, взяла его руки, чтобы обратить на себя внимание и шепотом ответила: — Я прощаю тебя, Скай, все хорошо. Он посмотрел на меня красными от слез глазами и прижал к себе, оставляя поцелуй на макушке.       Тогда я и знать не знала, что совершила самую огромную ошибку в своей жизни, ведь это все не прекратилось. Я терпеть не могу когда он ведет себя так. Каждый раз, когда я хочу узнать куда он пропадает ночами, он срывается на мне и начинает орать, как сейчас. — Алексис, это не твое чертово дело, куда я ухожу и с кем! — кричал Скайлар, натягивая на себя джинсы. Время подходило к полуночи, он весь день был мил со мной, помогал готовить ужин, а сейчас подскочил и сказал, что у него важные дела. — Нет, пока мы встречаемся, это и мое дело тоже. Мне нужно просто узнать, что все в порядке, Скай! — так же крикнула я ему, запуская руку в волосы. Он закатил глаза и проигнорировал меня, запихивая телефон в задний карман штанов и быстрым шагом направился в гостиную, по пути застегивая кожаную куртку. — Если ты сейчас уйдешь, то можешь не возвращаться! — крикнула я, ударяя кулаком в стену. Скайлар остановился, медленно поворачиваясь в мою сторону. Его руки сжались в кулаки, брови нахмурились, а в глазах стоял чистый гнев. — Что ты сейчас сказала? — очень тихо сказал он, что моя ярость начала утихать под напором страха, но он продолжал подходить ближе ко мне и почти шептать, — повтори еще раз, Алексис. Что ты сказала? — он подошел так близко, что я чувствовала его дыхание на своем лице. И все же, я закинула страх далеко в себя и, смело посмотрев ему в глаза, уверенно сказала: — Я сказала, что ты больше можешь не приходить, Скайлар, — как только эти слова соскользнули с моих губ, его ладонь ударила меня по лицу с такой силой, что я пошатнулась, но удержалась на ногах. Во рту почувствовал вкус крови, значит, он разбил мне губу, которая только начала заживать от прошлого раза. — Когда я приду, хочу, чтобы ты не появлялась мне на глаза, а иначе сама знаешь, что будет, — сказал Скай мне на ухо и провел своей ладонью по моему бедру, а после этого резко отошел от меня и я услышала хлопок двери.       Я тогда только оправилась от побега от своего чокнутого отца и оказалось, что попала к не менее чокнутому парню, у которого явно были проблемы с гневом. Сама не знаю почему, но каждый раз я его прощала, когда видела его слезы и как он сожалел. Он говорил, что ходит к психологу, чтобы понять в чем его проблема и почему он так быстро выходит из себя, но улучшений я так и не заметила. Я уже давно начала понимать, что нет никакого психолога, но есть куча проблем. Мне было всего восемнадцать, но я уже пережила тогда все дерьмо, которое можно было представить. Смерть мамы, хоть я ее и не помню, но знаю, что она умерла когда мне было четыре года и после этого отец сошел с ума. Я каждый вечер слышала как к Робину приходили мужчины и они громко смеялись, что-то обсуждая. Иногда я слышала в их разговорах свое имя, что заставляло меня напрягаться.       В восемь лет отец разрешил мне выйти из подвала и дал в руки пистолет. Он показывал как надо его держать, как правильно целиться и куда лучше всего стрелять. Каждый день начинался не с завтрака или мультиков по телевизору, а с того, что мне надо было сбить десять пустых бутылок с забора без промаха. Если уходило более десяти патронов, он заставлял меня отжиматься, подтягиваться, а когда не было настроения, то просто избивал меня до потери сознания.       На мой девятый день рождения, он сказал, что у него есть для меня сюрприз и привел в комнату на втором этаже, которая была моей. У нас был дом за городом в какой-то глуши, что позволяло стрелять без опасений, что кто-то может услышать. Робин не разрешил называть его папой или отцом, поэтому для меня на тренировках он был Мистер Мартин, а в другое время просто Робин. Я не спрашивала и не возникала, но было интересно, для чего же он все это делает. С каждым днем тренировки становились все усерднее и сложнее, но я не смела жаловаться, а просто делала то, что он говорил. Если я делала все как надо и проходило без наказаний, он разрешал задать один вопрос, на который честно отвечал. Так я и узнала немного о маме. Я поняла, что он любил ее в молодости и был безумно рад, когда она родила ему сына. Но я так и не понимала, почему же он так ненавидит меня. Спрашивать об этом не стала, знала, что он либо не ответит, либо разозлится.       В день, когда мне исполнилось десять, его не было дома. Он сказал, что идет на какое-то задание и, пока я слишко мала, не возьмет меня. Я привыкла к тренировкам и даже без него выходила на задний двор и оттачивала навыки до идеала, чтобы он хоть раз сказал, что гордится мной. У меня не было ни телефона, ни компьютера, он покупал мне учебники и учил сам. Робин любил говорить: "Без ума твоя сила ничем тебе не поможет, поэтому тренировать надо не только тело, но и мозги". Под утро он пришел с простреленным плечом, сказав, что я должна вытащить пулю. Будучи маленькой испуганной девочкой, я заплакала и получила удар по голове и множество оскорблений. Все-таки, тогда я сделала это под его контролем. Когда я проснулась вечером следующего дня от крика Робина, он дал мне пистолет и сказал, что я должна уметь за себя постоять.       В мои одиннадцать лет у меня уже был собственный пистолет с Гравировкой "А.М." и складной нож. Со временем в нашем доме начали появляться охранники, которые стояли возле ворот, по периметру всего дома, а так же возле каждой двери. Иногда отец устраивал для меня что-то вроде проверки, заставляя какого-нибудь мужчину напасть на меня. Одному из них я выстрелила в колено, отчего получила аплодисменты от Робина. Он никогда не говорил мне "дочь" или "Лекси", я для него всегда была Алексис и в то время он уже реже оскорблял меня. В моей комнате были большие бронированные стекла, которые невозможно было пробить, а так же он поставил решетки, чтобы я не удумала сбежать. И тогда я поняла, что охрана нужна не для того, чтобы защищать нас, а для того, чтобы я не сбежала, ведь я начинала взрослеть и эта мысль очень часто преследовала меня.       В двенадцать лет он сделал то, чего никто не ожидал бы. Это был отличный солнечный день, когда все дети забывают про школу, кто-то отправляется к бабушке, кто-то едет отдыхать с родителями, а для меня это был день, когда маленькая часть меня умерла. Я выполняла задания, которые отец поручил мне. В этот раз это были обычные математические задачки, а не ужасные выстрелы или метание ножей. Он зашел ко мне в комнату, как обычно, без стука, и начал внимательно меня рассматривать. Это не был взгляд как раньше, когда я выполняла то, что он сказал. В этот раз он был изучающим и каким-то жадным. Медленно подойдя ко мне, я ощутила его руки на своих маленьких плечах и неприятный запах алкоголя из его рта на моей шее. Стараясь держать себя в руках, я все так же записывала в тетрадь нужные цифры, а он резко все это скинул на пол и повернул меня к себе, заставляя встать с кресла. Робин начал ходить вокруг меня, что-то бубня себе под нос, а затем вытащил нож и разрезал мою футболку, оставляя в одних спортивных штанах. Я не понимала что он делает и что хочет, поэтому продолжала смирно стоять и не смотреть на него. — Алексис, я хочу, чтобы ты смотрела в мои глаза, когда я нахожусь рядом. Не стоит отводить взгляд от своего противника, когда он может сделать все, что угодно, пока ты пялишься в пол, — грубо сказал он, поднимая мою голову на уровень его глаз, а затем властным тоном добавил, — сними свои штаны. Не желая злить отца, я сделала как он сказал, откидывая одежду на стул. — Хорошая девочка. Тогда для меня это было похвалой и я гордо подняла голову, смело смотря на него, когда на мне были лишь трусы. Он стянул резинку с моих волос и растрепал их. Его руки гладили мою талию, переходя на попу, а затем снова вверх и к шее. Я покрылась мурашками от его неприятных рук и больно закусила губу. — Ты становишься взрослее, Алексис. Я собираюсь показать тебе то, как из девочки можно превратиться в девушку, — сказал он, расстегивая свою рубашку и откидывая ее. Я стояла смирно, наблюдая за его действиями со страхом, но не показывала этого. Он научил меня не бояться ничего, а если страх начинает пробираться сквозь тебя, то нужно сделать так, чтобы окружающие не видели этого. Я сжала руки в кулаки и глубоко вдохнула, когда он подошел ко мне и погладил по щеке. — А теперь расстегни мои брюки, — приказ. Таким тоном он отдавал приказы, словно я была обычной шавкой с улицы. Стараясь не поддаваться страху и гневу на своего отца, я трясущимися руками попыталась сделать то, что он повелел, но ничего не получалось. Слезы начинали застилать глаза, но я не давала им покатиться по щекам, вместо этого я сказала как можно увереннее: — Мистер Мартин, пожалуйста, не делайте это со мной, — он, словно ожидая этих слов, ударил меня по щеке и из меня вырвался всхлип. — Я тебе что говорил, чертова дрянь? Никаких слез, никакого нытья и никаких умоляний. Ты знаешь, что я человек слова. Если я сказал, что сделаю что-то, то я это делаю, не так ли? Он кричал так громко, что у меня заложило уши. Я тут же начала нервно вытирать слезы рукой, глубоко дыша и пытаясь себя успокоить. Робин подошел ко мне и одним толчком уронил меня на кровать, сел на мои ноги и своим ремнем привязал руки к изголовью кровати. Я уже не сдерживала истерику, рыдая и крутясь в разные стороны. — Заткнись, гребаная тварь! — крикнул он, а когда я не отреагировала, вытащил свой нож и подставил его к моему горлу, заставив замолчать и просто трястись под его весом. — Пожалуйста, папа, не надо! Я шокировано раскрыла глаза от того, что сказала и он тут же оставил разрез от брови до виска, из-за чего теплая кровь потекла по моему лицу, впитываясь в волосы и подушку. Слезы как будто резко закончились и я просто смотрела на человека, благодаря которому я появилась на свет и не могла поверить в то, что происходит. — Еще раз я услышу от тебя такое и просто пристрелю тебя, маленькая сучка. Ты поняла меня? — Да, сэр. Я все поняла, — слова вылетели на автомате, а дрожь только усилилась. Он гадко улыбнулся и начал кусать кожу шеи, оставляя следы зубов. Робин стянул с себя штаны и нижнее белье, а его следующие действия заставили кричать меня так сильно, что я сорвала голос. От вида его удовлетворённого лица, из моих глаз потекли слезы с новой силой, а крики не выходили из моего рта, голос просто пропал. Он прижал свою потную ладонь к моим губам, приглушая крики. В моей голове засела только одна мысль. "Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу" Это был день, когда я в первый раз поняла смысл этого слова. Я ненавидела Робина всей душой. Я хотела сделать ему так же больно, чтобы он чувствовал себя так же ужасно, но тогда все, что я могла сделать, это закрыть глаза и потеряться во тьме.       Когда я очнулась, то захотела уснуть и не проснуться никогда. Мое голое тело лежало на кровати, руки были развязаны и к ним невозможно было притронуться, так сильно ремень впивался в них. Голова ужасно болела, на постельном было видно лужу крови. Я прошмыгнула в ванную так тихо, как могла. В зеркало на меня смотрела маленькая девочка с разрезанной бровью, мое лицо было в крови, будто он специально размазывал по мне ее. Все, что ниже живота, болело так сильно, что невозможно было стоять и малейшее движение вызывало острую боль.       После того, как я смысла с себя все, что сделал со мной родной отец, я поняла, что над бровью останется шрам, ведь порез был глубоким. В глазах больше не было ни намека на жизнерадостную двенадцатилетнюю девочку. В тот день я поняла, что отомщу ему за все, что он сделал со мной.