Вересковая пустошь

Пройдя по коридору, вскоре мы оказались у прозрачной, словно выполненной из стекла, стены, в которой мне вновь посчастливилось увидеть себя, вернее, свое отражение. Кардинально помолодевшую, с каким-то ошарашенным выражением на лице. Но внезапно прозрачная преграда растаяла, и меня буквально втащили в маленькое помещение, в котором нам вдвоём с кнэзом стало тесно. Иначе как объяснить, что этот огромный детина с бородой вдруг притиснул меня одной рукой за талию к своему торсу, а второй уперся в стену позади меня, чуть склонив при этом голову набок. Должно быть, дабы так легче было прожигать на моем лице огненные символы своим излишне заинтересованным взглядом. И ведь даже ни слова извинения  не произнес, или хотя бы немного неловкости испытал бы от того, что так тесно прижался, что мне аж чихнуть захотелось. Его запах перемешивался с запахом выпитого им не так давно вина, вызывая опять во мне странное сожаление — такой молодой, красивый (но ведь, правда же, мужик-то красивый), а уже пьяница. Я втиснула ладошки между нами и попыталась отстраниться, недовольно пробурчав: — Молодой человек… э-эм, кнэз, не могли бы вы… зачем вы притащили меня в это странное помещение? Кнэз в удивлении вздернул брови и хмыкнул, явно потешаясь над моими потугами отстраниться от него на приличное расстояние. — Потерпите совсем немного… это портальная комната. Просто рассчитана она на одного. — Портальная? Мы перемещаемся? Прямо сейчас?! — я не сдержала возгласа испуга. — Ну чего вы напугались? Все хорошо. И будет еще лучше, как только вы пройдете активацию второго артефакта. Не успел он еще что-либо добавить, как вокруг нас вспыхнул яркий свет — я зажмурилась от неожиданности — и меня обдало ветром, холодным, пронзительным… злым ветром. Распахнув глаза, невольно вздрогнула, потом дрожь усилилась — я поняла, что замерзла. — Вот же мы, безголовые! — рыкнул рядом кнэз и тут же скинул со своих широких плеч плащ на меху, чтобы тут же закутать меня в него, словно в кокон. — Совсем забыл, что вы, женщины, не выносите холод. — Ды-ды-ды… ку-куда… вы ме-меня притащилиии? — Едва не пританцовывая на месте, я пыталась осмотреться. Мы стояли на какой-то высокой (очень высокой!) башне, не иначе. Ровная площадка, продуваемая всеми ветрами, оказалась без каких-либо ограждений или перил. И мы — в самом ее центре. Мамочки!!! Он решил, видать, меня угробить. Бросит сейчас в пропасть с этой башни и нет проблемы… Нет, не может быть, я им же нужна. Ведь нужна же? Мужчина вдруг снова стиснул меня в своих медвежьих руках и хрипло, надсадно, стараясь перекричать свист и вой ветра, прорычал мне в лицо, не позволяя ни отстраниться, ни отвернуться от него: — Не волнуйтесь… а сейчас поднимите руку со вторым браслетом повыше. И киньте зов… мысленно. — Зов? Что еще… — Позовите вашу вторую половинку… позовите, ну же! А я стою и просто хлопаю глазами, не зная, как реагировать на этот бред. — Ды-ды-ды… ла-ладно, — мотнула я головой из стороны в сторону, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь в умственном здоровье кнэза — я уже и сама не была уверена, и сипло, почти не слыша своего голоса, позвала, — приди, взываю, явись, моя вторая половинка (может уже отстанут от меня, наконец, эти психи), поскорее явись… пожа-алуйста… (если я раньше не околею). — Громче, — требовательно встряхнув меня зачем-то за плечи, рыкнул Рэмуэрд, который стукнутый на всю голову кнэз, и тревожно огляделся по сторонам, затем задрал зачем-то голову к небу, и втянул воздух через нос, чтобы тут же резко выдохнуть и снова приняться трясти меня за плечи. — Ну же! Громче зови! Повторяй: призываю шаэрани, явись на мой зов, я приказываю! -Ээм… призываю… шаэрани. А что это? — отвлеклась я на резкий порыв ветра, и едва не откусила себе язык, так меня снова тряхнуло чужими руками. — Твою мать! — Молчать! Повторяй по словам! Я молчу, не понимая столь явной непоследовательности в словах этого свихнувшегося алкоголика. — Время уходит! Ну же! — Хорррошо! Призываю, шаэрани, явись на мой зов, я приказываю, мать вашу! — рявкнула я тоже во все горло и, наверняка, сорвала голос. Ну достал, блин! Уже хотела было потребовать вернуть меня в тепло и покой, а Рэмуэрд открыл рот и собрался что-то явно нелицеприятное выразить вслух, уж такое у него стало недовольное лицо, как вой ветра и шум метели перекрыл пронзительный, яростный крик какого-то существа. — Последнее высказывание явно было лишним, медина, — прошипел мне на ухо напрягшийся мужчина и сделал вдруг резкий разворот, затолкав меня за свою широкую спину, зачем-то вынув из ножен меч. Я уткнулась носом в теплое местечко между лопатками мужчины, потерлась и чихнула, затем еще решила и ладошки погреть, просунув руки ближе к теплу, то есть собственно к мужскому телу, под тканную рубаху. Рэмуэрд ощутимо вздрогнул под моими пальцами и напряженно замер, но требовать убрать непрошеные ручки от себя любимого не стал, что странно. Я попыталась выглянуть из-за него, сначала справа, затем слева, надеясь, что смогу разглядеть, кого это он решил встретить во всеоружии. Однако, дабы сие намерение увенчалось успехом, потребовалось бы, как минимум, перестать использовать мужское тело в качестве грелки и сдвинуться при этом в сторону. С сожалением я все же решилась на столь героический поступок, чтобы тут же пожалеть. Вскрик удивления застрял в горле, когда мой взгляд остановился на проявившейся сквозь пелену метели громадной, чуть смазанной по контуру фигуре четырехлапого, хвостатого и крылатого существа, что, усиленно махая огромными крыльями, с трудом удерживалось в воздухе, борясь с мощными ветряными потоками. — Уходи! — снова зарычал кнэз, заставив усомниться, что отныне он вообще будет в состоянии нормально разговаривать — должно быть, пока не выпьет, так и будет все время рычать. — Тебя никто не звал! Не тебе быть шаэрани, отверженная. — Не ты призывал, о сын моей утраты, ни тебе и прогонять, — каким-то глухим, трубным голосом ответили ему, и я, если честно, удивилась, как этот странный монстр может говорить в принципе — у животных же нет речевого аппарата? — Уходи! — повторился кнэз уже не так уверенно, но, тем не менее, громко. — Двум смертям не бывать по твоей вине, я не позволю. Уйди по-хорошему, вернись в Мир забвения, там твое место, отверженная. Если бы не окоченение, которое снова завладело моим телом, я бы может еще и послушала их «Уходи — не уйду — не позволю — не тебе решать», ибо жутко интересно, но… я замерзла. Потому решилась и заявила сипло (голос все же сорвала): — Послушайте, кнэз, вы сказали — зови, я позвала. Явилось вот это существо… Простите, не знаю, кто вы и как вас именовать? — вежливо перевела я тему, на что получила странное покашливание со стороны «призванной тире отверженной» и краткое «Твое право, Хранительница, именовать меня сызнова». Пришлось спешно ускориться, ибо холодно, и кнэзу слова давать не хотелось. — Так вот. Улавливаете суть, кнэз? Сказал — зови? Я позвала, явилась она… ой, простите, а вы точно женского пола? Если ошиблась, уж извините, отсюда не видно. — Вы что несете, медина? — прошипел в мою сторону взбешенный кнэз. Ого, надо вообще сильно ускоряться, а то похоже не я одна скоро в сосульку превращусь. — Принимаю установку. Женский пол. Голос приобрел странно знакомый оттенок, словно заговорил робот, такие голоса иногда использовались для озвучки бортовых роботов космических кораблей в фантастических фильмах в моем мире. Мужчина дернулся было в мою сторону, как я еще быстрее захрипела: — Нарекаю Дульсинеей (блин, почему Дульсинеей-то?), — списав глупость с именем на свой полный неадекват, выдохнула и завершила монолог, — посему: задача выполнена, все свободны, меня, пожалуйста, срочно в тепло, а с вами, Дульсинея, мы еще пообщаемся, гарантирую. — Переустановка параметров завершена. Кодовое слово принято. Жду дальнейших указаний через связующий чиппер. Адаптационный период начался, — отрапортовала Дулься, и взмыла в небо. — Да что б тебя! — рявкнул практически мне на ухо Рэмуэрд, и резко вздернув вверх мое окоченевшее тело, перехватил поудобнее на руках, и мы шагнули в провал, словно ниоткуда появившийся в центре башни. От разговора, причем с нотками возмущенного рычания, что явно намерен был завести кнэз, едва приволок меня опять в свою спальню, спасти могли бы его братцы. Но, увы… Двери были заблокированы самым неожиданным способом. Заморожены. Реально и вполне ощутимо, так что едва прикоснулась пальцами к ледовой корочке поверх дерева, как тут же отдернула их. Холодно. Очень холодно. Медленно развернулась и уставилась опасливым взглядом на широкую спину мужчины, что наливал себе из графина в широкий бокал темно-красную жидкость. Я чуть дернула головой, отгоняя непрошенное сожаление — кнэз и впрямь много пьет — и оказалась застигнута внимательным, тяжелым взглядом повернувшегося ко мне лицом мужчины. — Итак, медина, — мрачно произнес кнэз и посмотрел на бокал в своей руке, покачал его из стороны в сторону, и залпом выпил. — А теперь поговорим. Отставил опустошенный бокал на стойку камина и пригласил меня жестом присесть на одно из кресел, что стояли тут же, у камелька. Не стала возражать — ноги и правда не держали меня, да и промерзла я знатно, погреться у огня не помешает. Устроилась в том кресле, что стояло ближе к камину, протянула руки к язычкам пламени, и почувствовала, как застывшая кровь начала отогреваться. Бросила быстрый взгляд на кнэза, который буравил меня глазами, и молчал при этом. -Итак, кнэз, — скопировала я его высказывание. — Поговорим? Мужчина словно очнулся, двинулся с места и сел во второе кресло, намного массивнее того, в котором я разместилась, и вполне соответствующее габаритам кнэза. — У каждого, кто стоит на службе или защите этой крепости, есть своя вторая половина, сущность, призванная прикрыть спину, или иначе — Хранитель жизни. У вас, Медина Светлана, отныне тоже есть своя половинка, хотя и… не та, что я мог бы для вас пожелать. Теперь вы сможете выполнять свою работу управляющего не только внутри крепости, но и латать дыры в защитной структуре снаружи. Уверен, вы быстро освоитесь. Да и… как вы ее назвали, Дульсинея? Странное имя, — буркнул он себе под нос, недоуменно качнув головой. — Так вот, Дульсинея — опытная сущность, пусть и бракованная. — В смысле? Что значит — бракованная? — не понравилось мне такое высказывание, ох как не понравилось. — В прямом. Замолчал, задумался и тут посмотрел на меня с внимательным прищуром. — Однако тот факт, что она отозвалась на зов, ваш зов, может означать только одно — ее вины в гибели объекта защиты не было, а на мой зов не появлялась, скорее всего, из-за более ранней блокировки связи с управляющим лицом. Рэмуэрд поднялся и прошелся по комнате. Шаги были резкими, на лице — явное напряжение. — Кто мог это сделать? Я выясню. Теперь уж наверняка. — уставился на меня требовательно и прорычал. — И вы мне в этом поможете. — Я ничего не поняла, — вздохнула я, устало откидываясь на спинку кресла. Какой долгий день, однако. И поесть бы не мешало. Кстати… — Кнэз Рэмуэрд, а давайте перенесем беседу. Как вы смотрите на то, что бы познакомить меня с кухней? Думаю, можно уже что-то попробовать улучшить в приготовлении еды? Голос мой был не громким, успокаивающим, да в принципе, и правда устала очень. Хотелось поесть сытно и лечь спать. Не думать ни о чем, ни с кем сегодня уже больше не обсуждать «что, почему и как?» И кроме всего прочего, я поняла, что запуталась в том, какое уже время суток. Бросила искоса взгляд в сторону окон, и мысленно вздохнула — опять зашторены. Воцарившаяся тишина после моих слов несколько напрягла, пришлось переводить взгляд на кнэза. Тот снова сидел в кресле, сложив руки на подлокотники, и с каким-то странным выражением на лице меня разглядывал. — Что? — подняла я вопросительно брови. — Почему вы так на меня смотрите? — Как так? — хмыкнул он, пряча за иронией странный интерес к моей персоне, словно увидел нечто весьма необычное, интересное. Я промолчала, поджав губы недовольно. И, едва мужчина резко поднялся, вздрогнула. А кнэз не обратил внимания на мою реакцию или, быть может, сделал вид, что не заметил испуга, прошел в сторону выхода из комнаты и так же иронично спросил: — Ну, вы идете или вас донести, медина? — Э-э-эм… на кухню? Снова взгляд со смешинками и легким интересом. — Есть другие варианты? — Н-нет… конечно, я сама дойду… что за глупости вы иногда говорите, молодой человек, — пришлось уже мне его немного приструнить, поднимаясь с кресла и скидывая с плеч теплый меховой плащ, при этом стараясь не кряхтеть, как старушка. Мышцы и косточки мои, казалось, сейчас начнут ныть, стонать, но нет — обошлось. Итак. Кухня. Ну что я могу сказать? Это был форменный ужас и кошмар. Средневековье. Причем полное. В смысле, полное погружение в атмосферу этой эпохи моего мира. Огромный зал с высокими потолками, большие печи, в которых полыхает жаром от огня, надеюсь, хотя бы не магического, широкий, длинный деревянный стол посередине, множество различной кухонной утвари, развешанной по стенам. Но больше всего ввел в ступор огромный, выше роста самого кнэза, очаг напротив входа у дальней стены и не менее впечатляющий котел на крюке, подвешенный над открытым огнем. И как сие чудо снимать? Или он — не снимаемый? — Медина, вот… Принимайте хозяйство. Все чистое, обновленное… Огонь поддерживается в очаге и в печах постоянно, магическими кристаллами. Посуду мыть не требуется, на все, что вы видите, я наложил заклятие самоочистки. Продукты… Не успел он закончить мысль, как со спины послышался недовольный голос одного из братьев: — Так и знал, что первым делом медина сунет свой нос в мои пенаты. Так не терпится отыграться за мои ошибки и обиду, что я нанес вам? — Рикьян! — рыкнул кнэз, резко оборачиваясь на говорившего, и добавил так же резко: — Что ты себе позволяешь? Я вскинула брови и тоже оглянулась. С чего это вдруг оба так взбеленились? — Полноте вам, — примирительно начала было я, не чувствуя в себе достаточно сил отстаивать свое право находиться в этих, так называемых, пенатах, но Рэмуэрд поднял вверх ладонь правой руки и заставил меня умолкнуть. — Рикьян, твое поведение, и правда, богато ошибками, а уж то, что ты позволил себе запереть медину Светлану в подвалах, вообще заслуживает наказания. Так что не усугубляй своё положение новыми ошибками. Я пораженно воззрилась на мужчину, что выглядел сейчас весьма сурово, с нахмуренными бровями и, кажется, даже борода его хмурилась недовольно. Я постаралась скрыть ухмылку, что родилась на моих губах из-за опять же моего воображения, прикрыв рот ладошкой, и прокашлялась, чтобы спрятать смешок. Неужто сейчас меня накроет истеричным смехом? Нет, я просто и правда устала. — П-приношу свои извинения, — молодой человек запнулся в начале, но быстро взял себя в руки, и кивнув мне, так же быстро ретировался, практически сбежав от недовольного брата. Кнэз тяжело выдохнул и бросил на меня какой-то странный взгляд, словно проверяющий мою реакцию на грубость младшенького. — Так что на счет продуктов? — решив не заострять внимание на столь неприятном эпизоде, как недовольство одного из младших братьев, спокойным голосом спросила я, поворачиваясь лицом к очагу. Часть продуктового запаса, как выяснилось, хранилась в хладокамере, или, как назвал кнэз это огромное помещение, покрытое изморозью, — хладохран, а часть была рассортированы и разложена в спрятанных в стенах огромной кухни шкафах. И только те продукты, что способны были портиться за краткий срок, доставлялись в телепортационную комнату доверенным человеком из тех, что обретались в нижней части крепости. После досконального ознакомления с кухней и ее особенностями, или всё же недостатками, попыталась выставить Его кнэжество восвояси, но… Вот именно, то была просто попытка. Ибо упёрся, словно рогом, сей бородач, заявив мне, что должен убедиться — справлюсь или нет, и вольготно расположился за столом на стуле с высокой спинкой. Сердито выдохнула, пробормотала нечто нелицеприятное в адрес некоторых упёртых, и погладила пальцами правый браслет, мысленно обдумывая свои дальнейшие действия. Итак, если успокоиться и вспомнить все, что я успела усвоить из науки, преподанный мне Духом крепости, потянулась мысленно к собственно самой Крепости. На какое-то время я выпала из реальности, забыв о свидетеле, как впрочем, и о том, что в этом мире вряд ли знали, что такое электродуховой шкаф с конвекцией или электроплита. Не особо волнуясь, что электричества так же нет, и никогда не было в Крепости, я не придумала ничего более умного, как озаботить саму Крепость найти решение для столь нереальной проблемы. Закрыв глаза, только и успевала направлять силовые нити, преобразующие пространство и предметы, что его наполняли, в более привычные лично для меня. Параллельно с решением технических вопросов в приготовлении пищи, неожиданно увлеклась и окружающим дизайном интерьера. Сколько времени заняло преобразование кухни, я не смогла бы точно определить, но когда внутреннее ощущение удовлетворенности затопило меня с головы до ног, я открыла глаз. Мои губы невольно растянулись в блаженной улыбке, глазки подернулись влагой от умиления, и я с замиранием в сердце огляделась. Боже! Это же кухня моей мечты! Серые каменные стены оказались отличным фоном для кухонных шкафов и тумб из натурального светлого дерева. Кухонный гарнитур протянулся вдоль трех стен, прерываясь остроконечными арками выходов, обрамленных каменными плитками отделки. Столешница из натурального камня цвета топленого молока радовала глаз и вызывала необъяснимое желание прикоснуться к ней, пройтись кончиками пальцев по ее поверхности. Высокие шкафчики крепились к стенам и так же выстроились в длинные ряды по трем сторонам над столешницей. Огромный очаг преобразился, став невероятно уютным, светлым, а котел исчез. Зато появилась огромная плита на восемь конфорок, духовой шкаф на достаточном уровне по высоте, чтобы не пришлось ни наклоняться, ни подпрыгивать, если вдруг вздумается воспользоваться им. Вся кухонная утварь гармонично расположилась над столешницей, оказавшись на крючках рейлингов. А тот стол, что стоял посередине огромной кухонной комнаты, превратился в круглую широкую столешницу, причем достаточно высокую, чтобы барные стулья не смотрелись нелепо, и при этом по другую сторону от барной стойки столешница оказалась занижена, со встроенными двумя каменными раковинами и удобными смесителями. Четвертую же стену заняли огромные до самого потолка стрельчатые широкие окна, забранные в данный момент темно-серыми тяжелыми бархатными шторами. Темные балки, пересекающие мрачный потолок, на фоне светлой мебели стали казаться легче, не столь давя на психику. Огромные тяжелые кованые люстры соответствовали антуражу. Я удовлетворенно осмотрела еще раз весь интерьер и, наконец, соизволила обратить внимание на кнэза. Тот сидел с каким-то ошарашенным лицом, медленно переводя взгляд с одного предмета мебели на другой, и когда я уже засомневалась, что он вообще отомрет, мужчина резко поднялся и прошел к плите. — И как это должно работать? — озадаченно поскреб он свою бороду и провел открытой ладонью над конфорками. — Давайте проверим, — я только пожала плечами, еще не очень уверенная в работоспособности новой техники. Эффект нагрева оказался вполне достоверным, реалистичным. Магия — та же энергия, только другой природы, и тем не менее, нагрев плитки и духового шкафа сработал как надо. Помимо прочих магических чудес, в которые я бы раньше и не поверила, я вдруг с удивлением обнаружила, что могу проявить характер. Ну да, это может показаться малозначительным, будь я всегда смелая и требовательная, но… Но как ещё можно воспринять тот факт, что на кухне оказались задействованы не только мои руки, но и руки кнэза? Мама дорогая! Кому скажи, что этот суровый, здоровенный мужчина станет вдруг слушаться меня, я бы рассмеялась в лицо. — Нет, не так, — всплеснула я руками, заметив, как машет топориком сей варвар, разрубая куски отборного мяса на мелкие кусочки. — Да остановитесь вы уже! Я не просила порубить фарш. Кнэз замер с поднятой рукой, в которой был зажат, словно оружие, маленький кухонный топорик, и снова зарычал. — Да это издевательство какое-то! — пророкотал его голос, словно нарастающее рычание вулкана, готового выплеснуть лаву. — Этим жалким подобием боевого топора можно разве что ногти подрезать. — Фу, — сморщилась я невольно, — только этого не хватало. Да ещё и на кухне! Дайте мне его… Подошла к мужчине и выставила перед собой руку, ладонью вверх, в требовательном жесте. Кнэз смерил меня недоверчивым взглядом, затем молча передал мне оружие для изготовления отбивных и хмыкнул. — Не вздумайте, медина, пораниться. — И не подумаю. Принесите мне лучше овощи. Всех понемногу. Рагу. Ароматное, разноцветное и обалденно вкусное. Вот что я намеревалась приготовить. А ещё отбивные. Но… Взглянула на то, во что превратился отличный кусок мяса и вздохнула. Крупный кусковой фарш. Отбивные спасти не успела. Увы. Ворча себе под нос о странностях некоторых агрессивных и буйных мужланов, привела нарубленные куски мяса в приемлемый вид для жаркого и выудила с полок большую сковороду и жаровню. К слову, последняя оказалась достаточно тяжёлая, чтобы та в считанные секунды вдруг выпала у меня из рук и едва не оттяпала несколько пальцев на моей ноге, но что-то или кто-то ее все же успел подловить в свободном падении. Охнув, резко отскочила и воззрилась на предыдущего хозяина кухни. — Да вы ж мой спаситель! — воскликнула я радостно и умолкла под тяжёлым взором взбешенного Рикьяна. — Что вы сотворили с моей кухней, медина?! — прошипел молодой человек и с грохотом водрузил жаровню на плиту. —  Это называется модернизация, — осторожно заметила я в ответ и потянулась непроизвольно к рядом стоящей на столешнице сковороде. Отлично помню, что она тяжёлая, но подъемная…для меня. — Зззачем?! — прошипел как закипающий чайник Рикьяна, и двинулся в мою сторону с нездоровым блеском в глазах. Я быстро ухватилась за ручку сковороды, намереваясь в случае чего применить ее не по назначению, а для самозащиты, как позади раздался удивительно спокойный голос кнэза. — Рик, хорошо, что ты тут. Оставляю тебя за помощника Медины Светланы, а то мне… У меня дела образовались. Срочные. Объяснишь на счёт специфики продуктов и готовки, специи помоги подобрать… И вообще, она тут главная, а ты — на подхвате. Я понятно выразился? — Гр-р, — был ему неадекватный ответ. — Не понял?! — в том же тоне прорычали позади меня, так что я даже рискнула сдвинуться с траектории этих рычащих витязей-переростков. Зашибут ещё ненароком. — А я можно тоже с вами… тут? — от дверей раздалось  с радостным воодушевлением голосом Тамины, и маленький игривый вихрь пронесся в нашу сторону и заохала, заахал над всем, что попадалось у ребенка по пути. Притормозив между братьями, Тами выпалила: — А вы чего тут? А есть мы скоро будем? А что мне делать? Рэм, положи ты уже овощи на стол, — крутанувшись к Рикьяну, вдруг посерьёзнела и строго заявила: — Так, будешь возмущаться в другой раз. Я есть хочу. Давно уже… Бедный, голодный ребенок! Я не выдержала такого жалостливого тона и… Не сказать, что вдруг превратилась в тирана местного разлива, но что-то определенно тираническое во мне проснулось. Кнэз слинять не успел, его запрягли обжаривать мясо с луком и вином, Рикьян оказался за столом с ножом и овощами, получив задачу все почистить, а Тами должна была помочь мне определиться со специями. Вскоре у нас все шипело, скворчало и жарилось, затем тушилось, снова резалось в салатницы… Через какое-то время на запах, не иначе, подтянулись близнецы. И они тоже попались в мои сети. Их задача была взбивать тесто для торта и сливки… Сами же торт просили. Когда дразнящие запахи, что разносились по ближайшим коридорам от кухни, привлекли Советника, я и Тамина уже расставляли столовые приборы и посуду на массивный деревянный стол. Рикьян еще пытался что-то возражать против такого варварства, мол, вкушать пищу следует в специальной столовой, когда его нетактично заткнули… трое оголодавшие мужские особи: кнэз и близнецы. Шаэрдану же, едва он с удивленным лицом и голодным взглядом появился в «святая святых» — отныне, думаю, так и будут считать обитатели Крепости обновленную кухню — было велено очистить руки любым ему доступным способом (маг он или нет?) и садиться за стол по правую руку от кнэза. Трапеза проходила в полном молчании. Только и было слышно, разве что звуки стука ложек о края тарелок и какое-то странное урчание со стороны уплетающих за обе щеки сотрапезников. Насытившись, я вытерла белоснежным полотенцем уголки губ, и глянула из-под ресниц на кнэза, пытаясь определить по его застывшей в непонятной мне хмурости физиономии — понравился ему ужин или нет. — Это… это просто объедение! — нарушила тишину Тамина и вдруг сыто отрыгнула, тут же ойкнув и прикрыв ладошкой рот, смешно при этом вытаращив глаза. — Извиняюсь. Ик! — Да! Это блюдо… рагу, верно? — замер на мгновение в неуверенности Советник и получив осторожный, но согласный кивок головой с моей стороны, улыбнулся, как сытый котяра, и продолжил: — Так вот, это блюдо выше всяких похвал! А мясо! Мясо-то какое?! Я восхищен! И бросил в мою сторону излишне горячий взгляд. Э-э-э, как его развезло-то от сытости?! Рикьян от сытости тоже подобрел, и прекратил сверлить меня злобными взглядами, и даже соизволил признать свою ошибку в скоропалительных выводах относительно моих сомнительных кулинарных способностях. А вот близнецы все больше на торт поглядывали, почти не замечая, что клали в рот, как впрочем, и их сестра. Кнэз же не произнес ни слова. От торта отказался, сославшись на необходимость заняться делами гарнизона, бросив при этом замечание, что уборка кухни не моя обязанность и мне следует отправиться отдыхать незамедлительно. Едва торт был разрезан на кусочки, как самый старший из братьев ухватил меня за локоть и практически потащил прочь из кухни, напоследок отдав распоряжение Тамине: доставить десерт в мою спальню вместе с успокоительным отваром из трав. — На сегодня для вас забот и волнений достаточно! Завтра предстоит трудный день. Отдыхайте! — скомандовал он, как только я оказалась его стараниями в своих покоях. — Двери на ночь заприте. Никому не открывать! Вам понятно? И взгляд такой при этом бросил внимательный и строгий, словно я собралась, по его мнению, закатить, как минимум, посиделки с его братьями на ночь глядя. Едва двери за ним закрылись, как я не удержалась и фыркнула, недовольно тряхнув волосами. Что он за человек?! Раскомандовался, как своими гарнизонными солдатами. Дождавшись Тамину с кусочком торта и проводив ее, я с удовольствием съела немного сладкого, мысленно забив на муки совести, что объелась на ночь глядя. Затем переоделась в простую сорочку и нырнула в теплую постель, потянулась, расслабляя уставшие мышцы, и быстро уплыла в мир сновидений, убаюканная треском огня из камина.