Любовь короче, чем война

      Серёжа знал, что когда он напьётся, то позвонит ей. Позвонит и будет заставлять приехать. Будет просить и угрожать, язвить и припираться. А она будет молча слушать. Слушать, возражать, порой молчать, тем самым выводя Разумовского из себя. А потом просто скажет одно короткое слово. В этом вся его партнёрша по бизнесу. Слишком холодная, любящая сначала поспорить, а потом сразу же соглашающаяся.       Хорошо.       Она скажет и приедет. Она всегда держит слово. Приедет быстро, незамедлительно, будто Сергей умирает. Умирает… Да он уже мёртв давным давно! Его уже давно убило то страшное существо, что живёт внутри него. И Серёжа настолько труслив, что холит и лелеет этого монстра в глубине души, боясь, что без него начнётся тот же ад, что был в детском доме.       Вот и сейчас, кое-как держась в положении сидя, поглаживая подлокотник кресла артистичными пальцами, иногда нервно тарабаня ими по кожаной поверхности, он набирал её номер. Набирал, не глядя в телефон, ведь знал наизусть. Его пальцы знали наизусть циферки заветного номера. В трубке слышатся гудки. Такие долгие и протяжные, давящие и гнетущие этим своим «бип-бип». Он не использовал Марго для этого. Разумовскому доставлял удовольствие тыкать по экрану, звоня ей.       Девушка смотрит на экран телефона, поджимая тонкие губы, прикусывая. Брать или не брать. Она знает, чем всё закончится. Знает, но всё равно берёт эту чёртову трубку! Берёт и отвечает чуть хриплым голосом. Руки трясутся, и ей совсем неясно, как они ещё не выронили телефон.       — Алло… — на другом конце провода тишина. — Сергей.       Это имя действует, как отрезвитель. Холодный, уставший тон пробуждает то, чего Сергей боится.       — Приедешь? — он наклоняется чуть вперёд, упираясь рукой в коленку, напрягаясь всем телом. — Саша?       Александра слышала его. Она знала, чем заканчиваются такие вот «приедешь». Знала и всё равно приезжала, потому что чувствовала. Нет, не любовь. Разборчивая от природы Саша всегда любила копаться в себе. Это была лишь какая-то странная привязанность и желание, какое-то чувство вины и жалости к себе, совокупившихся с маленькой частичкой любви, которую ещё нe растоптали и никогда не растопчут, потому что эта частичка самая крепкая.       — Серёж… — тяжело вздыхает, тыкаясь носом в коленки, подтягивая ноги на стул. — Я больше не приеду. Никогда.       Эти слова, словно осколки разбитого стекла, звенят в ушах Разумовского, чьё спокойствие постепенно пакует чемоданы. Александра дрожит всем телом, зная реакцию, которая последует дальше.       — Почему? — миллиардер практически рычит в трубку, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладонь, оставляя красноватый след.       — Спать с тобой — самоубийство. Ты делаешь мне больно. Очень больно…       Мы влюбляемся в тех, кто нами пренебрегает, и отвергаем влюбленных в нас. Мы боимся попасть в эту ловушку, а когда попадаем — страдаем. Но каким бы сложным ни был этот опыт, он может многому научить нас и подготовить к новым, взаимным отношениям. Некоторым людям повезло, они знают, что любовь существует.       Разумовский, не привыкший к «копанию» в своей душе, просто боявшийся этого, не мог понять, что чувствует к ней. Он не мог оставить её с собой навсегда, но не мог прожить без неё долго.       — Приезжай, — гнёт свою упрямую песенку. — Саша, не глупи. Ты знаешь, чем всё закончится.       Девушка тихо-тихо всхлипнула, отводя телефон подальше от лица, будто боясь, что он услышит. Она мотает головой, пытаясь отогнать слёзы, застилающие глаза.       Ночной Питер прекрасен. Санкт-Петербург — это город белых ночей, когда лишь сумерки вправе опуститься на город, и нет ничего прекрасней, чем быть свидетелем этой красоты, когда грудь наполняется трепетом и счастьем, что этот город — любимое место.       Почему она снова согласилась? Почему мы не можем отказать тем, кого любим, тем, кто для нас является кем-то важным в жизни? Просто потому что мы боимся потерять свою важность в их глазах. Но порой этой «важности» и не существует. Существует лишь мнимая привязанность, будто цепями приковали, приносящая людям только боль. Человек, влюблённый в кого-то или привязанный к кому-то, перестаёт видеть грань между дозволенным и тем, что является не только не любовью, а самым настоящим растлением души, ненавистью и абьюзом. Но надо помнить, что это не любовные сонеты Шекспира, где Ромео и Джульетта, любя друг друга, избрали смерть. Любовь строится на взаимном уважении и жертвенности, не переходящей границ, а не на пьяных звонках, криках, давке и взаимно манипуляции.       Марго любезно открывает дверь. Сергей, вальяжно рассевшийся на диване, нагло улыбался, будто говоря, мол, я победил, я выиграл. На столе стоит шампанское, тарелка с сыром и фруктами. Так встречают любовницу, коей Саше быть не хотелось. Разумовский подходит к ней, крепко обнимая, утыкаясь носом в каштановые волосы. От него пахнет итальянским шампанским, парфюмом с цитрусовыми нотками, который так нравился шатенке, от него пахнет опасностью. Александра напрягается всем телом, дрожа. Она поджимает губы, стараясь подавить слёзы. Один лишь всхлип вырывается из её груди, прорезая гнетущую тишину в офисе. Сергей моментально отстраняет от себя девушку, впиваясь в плечи, заставляя посмотреть себе в глаза.       — И зачем ты плачешь? — Голубые глаза. У Разумовского всегда были голубые глаза, но не сейчас. Теперь они у него янтарные. Это не Серёжа. — Ты выглядишь жалко, Донцова, — выдыхает в лицо с нескрываемыми сожалением.       Он отпускает тонкие плечи, возвращаясь к дивану, наливая шампанское в два бокала и снова заваливаясь на диван. Саша лишь чувствует, как её глаза застилают непрошеные слёзы. Она облизывает пересохшие губы, подходя ближе и садясь рядом. Шатенка берёт бокал и выпивает половину залпом, опрокидывая голову назад. Сейчас нет какого-то нежелания или противления. Только смирение перед неизбежным. Апатия. Она будто попала в капкан, попыталась выбраться, поняла, что это ещё больнее, чем просто смириться.       Но Разумовский просто молчит, прожигая дыру в стеклянной стене. Тусклый свет красиво переливался в его жгучих янтарных глазах. Он делает странное, совсем непривычное. Просто ложится, кладя голову на колени Саши, закрывая глаза. Донцова дрожит то ли от страха, то ли от приятного тепла, расползающегося по всему телу. Тонкими пальцами она проводит по рыжим прядкам, слегка массируя кожу головы. Пьяный Серёжа почти мурчит. На него это не похоже. Когда он пьяный, то грубый, не замечает ничего, берёт то, что хочет.       — Как ты сказала? Спать со мной? — шепчет он охрипшим голосом.       — Самоубийство… — так же тихо отвечает Саша.       На красных губах миллиардера расползается кривая улыбка.       — Не бойся ничего, — вдруг говорит он. — Другие люди — зло, а я тебя защитил от них. — Сергей явно гордился этим. Он улыбался. — Я люблю тебя. Я тебя никому не отдам.        Каждый раз, как кто-то в пьяном виде устраивает дебош или избивает жену, многие говорят: «Вообще-то он нормальный. Ему просто пить не надо». Если такое говорит сам человек, он банально отмазывается. Если же это говорят его близкие — они просто закрывают глаза на неприятную правду. А правда состоит в том, что алкоголь не добавляет к человеку ничего нового, как принято считать. Он всего лишь снимает маски, блоки, снижает самоконтроль, проявляя истинное лицо человека, делая из него животное, что скрыто в глубине. Не умеешь пить — не пей. Зачем мучать себя и других? Правильно, уже подсел на эту заразу. Уже не можешь без неё…       Пьяный Серёжа говорит какой-то бред. Самый настоящий бред. Да, вообще любой, кто напивается до такой степени, несёт бред.        Не стоит верить пьяному человеку в том случае, если речь идет о чувствах, потому что это всё либо ложь, либо то, что он потом будет отрицать делая больно, как ножом потерян режут, чуть больнее. В такой ситуации очень часто появляется чувство внеземной любви, которое также будет окрылять и пьянить его ядом. Не стоит также воспринимать всерьез все пьяные обиды человека, ещё раз — это ложь и помутнение. Иногда можно встретить такую довольно-таки неприятную привычку у пьяного человека, как желание позвонить абсолютно всем своим знакомым, особенно своим бывшим возлюбленным, снова начать признаваться в любви или же в ненависти.              Нельзя верить пьяным.       — Одним вечером ты меня обидел сам, — устало произносит Саша. — Ты не любишь. Ты просто пьян, Сергей. Ты и сейчас не остановился бы. Просто испугался слёз.       Глаза Разумовского резко открылись, впиваясь в глаза напротив. Это было столкновение взглядов. Спокойного и злого, колючего, но в тоже время напуганного.       — В общем спать с тобой — самоубийство, — будто сожалея о чём-то, лепечет Донцова.       Серёжа быстро вскакивает с дивана, начинает ходить по комнате, что-то бормоча под нос, будто говорил с самим собой.       — Но ты же всё равно приехала, — в отчаянии восклицает. — Я лишь хотел защитить тебя.       — Единственный, от кого меня надо защищать, — это ты! — переходя на повышенные тона.       Они работают вместе. Они трудятся над одним проектом. И всё хорошо было, наверное. Пока Александра не начала влюбляться в него. Тяжело объяснить весь спектр эмоций, который она испытывала. После месяца совместной работы она поняла, что не может и секунды без него.       Когда всё так изменилось? Когда он стал звонить ей в алкогольном опьянении, заставляя приехать. Ведь Сергей тоже не может без неё. Это зависимость от чувств и ощущений двух побитых жизнью людей, не получивших любви в детстве. Ведь все проблемы из детства. Человек, которого в детстве не научили любви, не научили тому, что такое настоящая любовь…       Саша закрывает глаза, по щекам текут горячие слёзы, обжигающие кожу. Она чувствует, как Серёжа крепко обнимает её, прижимая к себе.       Саша открывает глаза. В окно светит яркое, утреннее солнце, прожигающее своими лучами насквозь. Она лежит на Разумовском, обнимая его. И сейчас она чувствует, что по-настоящему любит его.