Кажется, это еще один Аккерман на разведкорпус.

      Потихоньку на маленький остров Парадиз приходит суровая, холодная зима вместе с вьюгой, вслед за жарким, солнечным летом, и не менее теплой осенью. Зима на острове отличалась огромными метелями и сугробами, в которых нередко застревали солдаты, лениво и нехотя убирающихся тяжелыми металлическими лопатами, а когда-то даже и деревянными, набухающими от чрезмерной влаги. Ния Аккерман недовольно щурится и чихает, просыпаясь ранним зимним утром, в продуваемой ветром казарме. Приход не совсем желанной зимы, сулил более тяжелые тренировки и экспедиции, а также более тяжелый подъем из родной постели. Сыро, холодно, голодно. Очень навевает воспоминания о зимах в кадетском корпусе, где зима была очень тяжелым испытанием для еще тогда изнеженных кадетов. Совсем юные ребята, не покладая сил, трудились на заснеженных тренировочных площадках, под зорким, угнетающим взглядом командиров, а затем радостно топили печь, толкая друг друга грелись у огня, пока позволяли, а кто то даже успевал свесить рядом, промокшие до ниток, сапоги. Аккерман тогда очень отдаленно сидела рядом насколько это возможно, предпочитая, грустно сидеть в углу, пытаясь согреться руками, выдвхая теплый воздух в холодном помещении. Ох, как же она тогда была одинока. Как по всем трагическим и не очень клише, она оказалась сироткой, которая даже не помнила своих родителей, и ее благородно подобрала пожилая пара. Кажется, это было очень давно. Милая, стареющая женщина и ее муж были купцами на местном рынке в стенах Розы, до которых не дошли войны с титанами. Они не были одинокими стариками, нет. У пары было полно родственников, даже в стенах Сины, таких же приезжих купцов специями. Но в силу своей, не очень общительной то ли крови то ли натуры, она пыталась не привязываться к ним, сильно боялась, но конечно же, все же не смогла устоять перед теплыми яблочными пирогами бабушки, приготовленных с любовью, и вечерними рассказами за столом дедушки об истории славного, райского острова, и со временем заботливо так и начала их звать. Бабушка и дедушка. Помнит, она вечерами сидела на стуле в деревянном домике, где лишь свеча освещала небольшим огоньком часть кухни, и весело болтала ногами, спрашивая обо всем, всем на свете! Скучно она и уныло топталась у их небольшой, ею отчасти ярко украшенной майскими цветами лавки со свежей выпечкой. Молодая девчушка была благодарна им за ту жизнь, которую они ей подарили и желала отблагодарить их тем же. Хоть и длилось это совсем недолго. Вскоре в силу возраста очень скоро в их небольшой семье, случилось горе и пожилой мужчина ушел к Имир. В глубокой тоске, печали и оценивая свои возможности, лавку немощная женщина содержать не могла, и с настойчивой просьбы Нии переехала к двоюродной племяннице и ее большой семье в какой-то городок в стенах Розы. Конечно же, так легко отпустить от себя сиротку, ставшая ей родным дитем, женщина не могла, но в ту неспокойную осень было время набора в кадетский корпус, который очень активно и надоедливо рекламировали солдаты, заезжающие в их тихий городок, и Ния горячо ей говорила, взяв за руки, что без крова она не останется, объязательно попадет в полк, где будет служить государству, и та будет гордиться ею, женщина грустно ей причитала, что Аккерман могла выбрать жизнь получше и взяла с нее слово писать ей письма, нежно погладив по голове. Но какова же это она? Лучшая жизнь? Выбор был для нее невелик. Разведение животных от слова совсем не интересовало, торговля тоже. Лишь изредка заезжающие солдаты в форме вызывали необъятный интерес, о которых ей ласково рассказывал дедушка. Она уже и не помнила какая была одета униформа на них, то ли разведчики заезжающие мимо набраться сил или же гарнизонные войска, довольствующиеся всеобщим вниманием. В ее глазах они были сильные, смелые, вызывающие уважение солдаты, даже почти и не люди. Она обязательно должна была стать такой. Теплые воспоминания разливались в груди во время подготовки в кадетском корпусе, в нынешнее же время она отчаянно старалась не предаваться им, иначе больно. Сильно больно. В один и тех холодных зимних дней, будучи кадетом на третьем году обучения, она лениво потягивается на кровати, на стоявшей рядом деревянной тумбе ее уже ждал конверт. Промокший, пахнущей сыростью. Она сразу же замечает немного растекшиеся чернилами инициалы. Инициалы семьи бабушки. Она всегда отправляла через них, надиктовывала им сообщение, а те отправляли прямиком голубинной почтой в кадетский корпус. Как же она его ждала! Ведь сообщения идут очень долго. Кадет с нетерпением разворачивает промокшее насквозь письмо и тут же встает в ступор. Раздается совсем не детский плач и рев. Как оказалось, бабушкина племянница сообщает о ее смерти. И очень несвоевременно. Судя по ее письму, скончалась она еще полгода назад, и строго настрого запретила сообщать Нии об этом, ведь та еще учится. Заблаговременно она позаботилась о письмах для нее наперед, но когда они закончились, к несчастью пришло время для этого. Это было не совсем неожиданно, бабушка была очень стара, что не в состоянии писать ей сама. Но боль от этого совершенно не становилась легче. Поникшей валится обратно на кровать. Тыльной стороной руки она вытирает глаза, от выпущенных на волю эмоций, и ее лицо становится строже. Ведь, кажется, смысла в ее жизни больше нет. Ее единственной целью и мечтой было отблагодарить ее семью, и сделать так, чтобы ее гордились. А кому теперь гордится? Так и отчаянно, безысходно, даже самоубийственно записалась в разведкорпус.       Но потом она встретила его. В тот самый день в Тросте. Под атакой титанов. Когда она увидела его впервые, то сразу же была обескуражена его навыками УПМ. Он был мастером в полетном маневрировании. Когда она спросила о нем, она была удивлена его честностью, что он сказал Кису Шадису. Про то что поступил, только ради вхождения в Военную полицию и быть в безопасности. Когда она заговорила с ним, была в ступоре, от его смелости, лидерских качеств, способности сохранять ясность в стрессовых ситуациях.       Очнувшись от своих раздумий Ния поспешно слезает со своей мятой постели и торопливо осматривается. Слишком уж долго залежалась. Она про себя выругивается, когда понимает, что не может найти ни теплые меховые носки, ни утепленную куртку. Кажется, что большинство уже покинули казарму и своевременно стояли в строю. Она злобно фыркает, смотря на незастеленную кровать. Нет времени. Но за это она еще обязательно получит, но если не выйдет на улицу прямо сейчас, то получит еще больше. Аккерман уже с вскипающей раздраженностью собирается перевернуть всю чертову комнату, как за ней слышится тонкий голосок у двери. — «Доброе утро!»       Ния оборачивается и видит низкую девушку со светлыми волосами и ясными голубыми глазами, которые сейчас прикрыты в доброй улыбке. — «Сейчас, сейчас. Хистория, скажи, что я уже выхожу.» — Ния бросает на нее взгляд и резко отворачивается, наровясь уже перевернуть кровать Саши. — «Что ищешь? Может я смогу тебе помочь?» — она подходит и заботливо кладет руку ей на плечо, приостанваливая от дальнейшего наводнения беспорядка. — «Только если ты не украла мои вещи и не знаешь где они.» — недовольно бормочит Ния, закатывая глаза.       Хистория садится на кровать Саши подле нее, игнорируя явную раздраженность и любопытно склоняет голову, попутно отряхивая от каких-то крошек. — «А ты забирала ее вчера вечером с кладовой после генеральной уборки?» Аккерман встает в ступор. Вот оно. Промах.       Ния безнадежно вздыхает и садится рядом с ней, откинувшись на кровати, на холодную каменную стену. — «Забыла.» — «Я могу отдать тебе свою куртку. Я все равно сегодня весь день в госпитале!» — Хистория обеспокоенно смотрит на нее и поджимает губы.       Ния отмахивается и говорит, что пойдет так, все равно недолго стоять, затем в любом случае она зайдет туда по пути, после приказов командиров отделений. Хистория хотела уже возразить, но разведчица ей не дала нагло остановив жестом руки, и молчаливо, кивком головы, позвала присоединиться к строю. Конечно же было чертовски холодно! Как только она выходит ей сразу же в глаза врезается мощнейший ветер с снегопадом, и она сразу пригибается, обхватывая себя руками, благо дойти всего лишь пару тройку метров. Она выругивается, не веря, что подобное могло произойти вообще. Нет, не была она самым дисциплинированным разведчиком, но чтобы вот так! Она глупо скукожившись идет в строй, и постукивая зубами принимает стойку. Разведчики вокруг еле слышно хихикают, а кто-то даже успел пошутить, мол, как в ночи выходить на перекур, так при параде. Дак еще и опоздала. Пока метель режет глаза, она успевает разглядеть, что на сегодняшний день непривычно стояла не только фигура Капитана Леви. Все стояли в одинаковых куртках и если кого-то пытаться различить, то разве, что по росту. Но в нынешней ситуации, похоже что, она была самой узнаваемой и легко отличимой от остальных разведчиков. Командиры и виду не подали, или же она попросту не увидела их хмурые, упрямые взоры на нее. Но ведь с кем не бывает, верно? Говорили, они на повышенных тонах, не все под слоем капюшона можно было бы услышать. Ния тут же подавленно опускает взгляд и все еще стуча зубами от холода, прикрывая рукой глаза. Стоило только ей не надеть теплую, зимнюю одежду, так сразу что-то важное и обязательно долгое, что точно заставит просидеть в лазарете пару дней, выдавливая из себя мокроту и кашель. — «Сегодня на вашу ношу выпала честь, работать с капитаном Ханджи.» — громко произносит Леви. Он замолкает и уступает место, дав слово женщине в запотевших очках. — «Всем доброе утро. Сегодня как сказал наш всеми уважаемый капитан Леви. — кажется она кивает ему и продолжает — Вы работаете со мной. Ваш сегодняшний недолгий солнечный день вы проведете со мной в исследованиях о титанах.» — у нее проскальзывает безумный взгляд на последнем предложении и начинает тереть очки. — «Я жду от вас эффективной работы. — капитан резко перебивает ее. — Кто будет отлынивать, того поймаем и он непременно займется уборкой снега всего штаба.» — он холодно заканичвает и бросает взгляд на огромные сугробы снега, накопившиеся за ночь.       Половина строя жалобно застонала, а другая грязно и по-тихому передразнивала их. Для разведкорпуса работа с наукой равнялось огромной скукой и бестолковой затеей. Они же тут для уничтожения титанов! Зачем же их изучать?! Капитан Ханджи придумывала различные имена для своих домашних подопытных титанов, и остальные корчились от этого и от возможной мысли как либо работать с ними, вместо того чтобы прикончить на месте. — «Все свободны. Встретимся через час на площадке для исследованиях» — Ханджи довольно улыбается и направляется в свой необъятой наукой шатер, заодно прихвотя Моблита.       Ния Аккерман уже во все тряслась от холода и казалось, задержись она сейчас еще на минут пять, свалится с горячкой. В этот же миг как только она ступает ногой, на плечи взваливается невероятно, после этого холода, теплая куртка, накрывая полностью капюшоном. Только она хотела что-то рявкнуть в стиле, мол, без подачек обойдусь, она слышит: — «Аккерман, ты сумасшедшая! " — обладатель голоса вдволь смеется и покрепче накрывает ее.       Девушка вмиг смущается, слава Имир, за капюшоном, доходящим до самых губ видно этого не было. — «Постой…» — только она начинает говорить, приподнимая капюшон, ее нагло перебивают веселые голоса. — «Жан, а я ей говорила еще вечером! Не забудь забрать!» — Браус хихикает и в шутку бодает ее в плечо. — «Да, а она «чего вы ко мне лезите, не забуду». — Спрингер корчится, пародируя ее и заливается смехом. — «Ты бы видела как командиры смотрели на тебя — Кирштейн посмеивается — клянусь, я стоял в первом ряду, а Ханджи и Леви, пока молчали то и дело удивленно пялились!» — «Да, да. Смейтесь. — Аккерман недовольно закатывает глаза — если бы я во время построения пошла за курткой капитан бы меня через мясорубку пустил.»       Они весело смеются и под ее недовольное бурчание, Конни треплет ей голову. — «Ладно, зайдем с тобой в кладовую по пути в столову.» — Жан кивает им и хлопает Нию по плечу. — «Столовая!» — охотница довольно пищит.       Вскоре все четверо оказываются в столовой после удачного похода за курткой и меховыми носками в маленькой темной кладовой, где они пролежали на полу в пыльном углу, ожидая Нию. Она была уверенна, наверняка специально же бросил кто-то, хотя может это и была она сама. И тогда пришло время отдавать любезно предоставленную ей куртку Жаном Кирштейном. Аккерман с невероятным нежеланием отрывать от сердца куртку разведчика, все равно гордо всучает ему ее обратно, невнятно пробурчав что-то вроде благодарностей, но перед этим, конечно, вдволь нанюхавшейся ею, пока остальные о чем-то болтали.       Когда они заходят в столовую, то сразу вздохнули, ощутив приятное тепло после морозного утра. Приятные запахи долгожданной еды с кухни вскружили голову, а особенно Саше Браус, которая не успев зайти и занять место побежала на выдачу, расталкивая несчастных разведчиков. Жан, Ния и Конни осматриваются в поисках незанятых мест, но хмурятся, когда понимают, что столовая набита битком, что было крайне странно, кажется сейчас тут были не только молодые разведчики, но и все жители штаба. Стоял огромный гул, а особенно недовольства по поводу нового приказа о времяпровождении с чуть ли не в обнимку с титанами. — «Может потом придем?» — пожимает плечами Аккерман. — «Нет! Клянусь, если я не поем прямо сейчас, то сожру чертвого титана во время исследования!» — Конни всплескивает руками и затем держится за голодный недовольно журчащий желудок. — «Жан! Иди сюда!»       Женский голос. Она тут же ищет источник. Брюнетка. Карие глаза. Невысокий рост. Кажется, одна из помощниц госпиталя. Она машет ему рукой и по доброму улыбается, подзывая к себе, где она сидела с парочкой своих коллег. Он приветственно ей машет и начинает подходить. Ния резко хватает его за руку и тем самым останавливая. Недовольно смотрит. — «Ты сейчас серьезно пойдешь к ней?» — грубо произносит и приподнимает бровь. — «Ну да?» — Кирштейн непонимающе и возмутительно выдергивает свою руку.       Она поджимает губы и показательно отворачивается от него, сложив руку на руку. Жан лишь озадаченно смотрит, но все равно идет к разведчице, нагло пробираясь через толпу. Как же все-таки нелепо вышло. — «Вот же предатель! — Конни в шутку замахивается вслед, но потом опускает голову и руки — но зато ему есть где сесть…»       Ния лишь в ответ фыркает, но до нее доносится зов из дальнего стола. — «Эй! Садитесь! " — Иегер отчаянно зовя их, привставает со скамьи и машет руками в разные стороны.       Конни тут же радостно улыбается и чуть ли не бежит прямиком к ним. Ния вздыхает, смотря вслед на весело беседующего Жана, стоящий в какой-то непонятно кокетливой позе. Они подходят к Эрену, находящиющиеся в компании верных друзей и соратников, Микасы и Армина. Они дружелюбно машут им, двигаясь, чтобы уступить место. — «Мы этот стол уже три раза отбивали!» — задорно говорит Йегер довольно наворачивая похлебку. — «А где Саша и Жан?» -подмечает Армин. — «Ну… — протягивает Конни — Жан нас променял на медсестринский стол, а Саша. А где Саша?!       Все начинают оборачиваться в поисках подруги, но искать то долго и не пришлось. Браус весело шагает в их сторону, набитая подносами с едой, но мало того, что с подносами, да еще и за щеками. Она говорит им что-то нечленораздельное, кажется, хвастается последней битвой за пирожок с капустой у раздачи. Они болтают, Эрен даже любопытно интересовался, что за перфоманс с курткой выдала Аккерман, или что это был за протест. Армин радостно рассуждал над предстоящими исследованиями и был в нетерпении поделиться новыми идеями с командиром Ханджи. Саша просто набивала рот едой, пока Конни кричал на нее за стащенный кусок картошки. Ния злобно ковыряла ножом свой кусочек мяса. Стол за которым сел Жан был абсолютно не в зоне зрения, и это ее раздражало сильнее чем то что, тот предпочел другую компанию. Йегер ее ободряюще хлопает по плечу, думая что та зла из-за всеобщей насмешки из-за какой-то дурацкой куртки. Она лишь лениво что-то бормочет. — «Я подсяду? Двиньтесь.»       Кирштейн появился совершенно незаметно, что Ния аж вздрогнула. Она лишь бросила на него взгляд, а потом раздраженно пялилась в тарелку. — «А там тебе что не понравилось?» — Конни демонстративно корчит лицо и отворачивается, строя обиженную позу. — «Я и не собирался там сидеть! Просто поболтал. — Жан горячо начал оправдываться и садиться за стол. — я спрашивал о раненых!» — «Так и думал, ни одна девушка бы не захотела с тобой сидеть.» — вмешивается носитель атакующего титана и хихикает. Действительно. Ни одна. Парни начинают горячо спорить, даже грозясь прямо сейчас начать бросаться едой. Арлерт обеспокоенно вмешивается, начиная их успокаивать, Микса отдергивает Эрена, заботливо говоря о том, что он наверняка сейчас подавится, пока остальные смеются над их неугомонной очередной перепалкой. Ния еле заметно улыбается. Сейчас она наконец-то понимает, что не одинока, пока они рядом. Кажется, она даже любит всех этих глупых дуралеев до единого.

Ведь сейчас они — это единственное, что у нее есть?

— «А теперь! Пора приступить к исследованиям!» — командир Ханджи громко врывается в столовую потирая руки.