His Darkest Devotion/ Его темнейшая преданность

— Джеймс, что ты делаешь? Возвращайся в постель. Конечно, Лили, прекрасно понимала, что он делает. Связь между ними тревожно пульсировала, как это всегда происходило ещё с момента рождения их сына. Но сейчас, с каждым часом томительного ожидания, это особое чувство обострялось всё сильнее, а Гарри все не возвращался. — Все в порядке, Лили-Белл. Ложись спать. Я просто… еще немного постою здесь. Хочу выпить еще чашку чая. — Да, ты действительно выглядишь, как человек собирающийся напиться чаем, когда с таким выражением лица стоишь перед окном, Джеймс. Джеймс вздрогнул и обернулся, виноватый взгляд больше не скрывал его эмоций. Ладонь машинально взъерошила волосы на затылке — жест, всегда выдающий беспокойство, затем он снова выглянул в окно. — Я… я просто думаю, что это ведь совсем не похоже на Гарри — задерживаться допоздна. Он никогда не делал ничего подобного в детстве. — Нас много лет не было рядом, — сказала Лили и протянула руку. — Быть может, теперь подобное стало для него нормой. Давай вернемся на кухню Джеймс, если мы действительно собираемся заварить чай. А потом, я думаю, нам следует всё обсудить. — С кем он засиживается до ночи, вот что я хотел бы знать, — пробормотал Джеймс себе под нос, когда они зашли на кухню. Лили отлевитировала чайник из ближайшего серванта, куда его поставили люди Риддла, и Джеймс рассеянно начал заваривать чай, как он раньше это делал в лагере Ордена. — Ты ведь прекрасно знаешь, что он ни с кем не будет встречаться. Как бы мы ни пытались убедить его в обратном… — Я думаю, причина в Риддле. — Ох, ты имеешь в виду, что они просто задержались на этой дурацкой вечеринке в Министерстве, и Риддл не позволил Гарри уйти пораньше? — Джеймс расслабился, пальцы перестали подрагивать, и подготовка чайных листьев пошла спокойнее, вместо того чтобы нервно рвать их в клочья. — Почему ты сразу не сказала? — Я думаю, он там с Риддлом наедине. — Постой, ты хочешь сказать, что… ох, — на секунду Джеймс удивленно замер, и Лили в последнюю секунду успела произнести заклинание, чтобы удержать чайник в воздухе, и не расплескать его содержимое по всему полу. Затем Джеймс выругался, тихо, но ёмко, и перехватил у жены контроль над заклинанием. — Почему сейчас? — тихо спросил Джеймс. Он держал голову опущенной, так что Лили не могла видеть выражения его лица, лишь отблеск стекол от его очков. — После стольких лет сопротивления, когда он прятался от него и на первое место ставил судьбу мира, почему он поддался искушению именно сейчас? — Мужчина снова выругался, когда две чашки, которые он призвал, чуть не ударились о стену и не разбились, а ему пришлось на мгновение сосредоточиться, чтобы их посадка на стол прошла без происшествий. — Именно потому, что мы так долго просили его об этом, — тихо сказала Лили. Она чувствовала, как душевная боль, исходящая от Джеймса по их магической связи, смешивается с мрачной покорностью. Он понимал, что в данный момент не властен над ситуацией, не может повлиять на выбор Гарри, он даже не был уверен, стоит ли ему вообще пытаться, в то время как его всё ещё тянуло вернуться в Орден. Не только их эмоциональная связь позволила Лили почувствовать его мысли, так детально. Вопросы, которые он задавал себе. Искушения, с которыми он боролся, принадлежали и ей тоже. Лили подошла к мужу и обняла его за плечи. Джеймс издал низкий неразборчивый звук и прислонился к ней ближе. — Я думаю, — прошептала Лили, — нам стоит перестать беспокоиться о том, что скажет Орден, Альбус, Сириус, Молли и Артур, даже друзья Гарри. Мы не имеем на них никакого влияния. Мы несем лишь ответственность за то, чтобы наш сын был здоров и счастлив. — Но это именно то, чего он лишиться, если перейдет на сторону Риддла! — Взгляни на это по-другому, Джеймс. Узнай ты сразу, после нашего знакомства, что я Темная ведьма и хочу работать на правительство Риддла, ты бы сопротивлялся связи со мной? Джеймс тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Это был нечестный приём, как она вообще могла себя сравнивать с Риддлом? Лили же по-прежнему стояла рядом, положив руку ему на плечо, и не обращая никакого внимания на остывающий чай. Это не было проблемой, когда существовали Согревающие Чары. Джеймс наконец разлепил пересохшие губы и тихо произнес: — Наверное я был бы… расстроен, но я уверен, что выбрал бы тебя. Даже если бы не разделял политику правительства, на которое ты работаешь, и мы никогда не смогли бы обсудить это наедине. Я всё равно выбрал бы тебя. Лили с нежностью, лишь слегка прикоснулась губами к его лбу, но столько в этом простом жесте было любви и благодарности. — Я сделала бы то же самое. — с другой стороны, она никогда не верила в высшее благо также сильно, как Джеймс, и всегда была немного бунтаркой, так что подобный выбор не был бы для нее столь трудным. Только страх за собственную жизнь и жизни миллионов ей подобных, позволил ей согласиться с Альбусом и его жестокой идеей, разрушить связь с родственной душой. — И мы не можем сделать выбор за Гарри, Джеймс. Мы должны позволить ему стоять на своем до последнего. — Сомневаюсь я, что Риддл для него хорошая партия. — Конечно, не у всех всё складывается хорошо, — печально согласилась Лили. Живой тому пример был рядом с ними на протяжении двадцати лет, с тех пор как Сириус совершил нечто ужасное, то, что Ремус, его родственная душа, счел непростительным. — Но Гарри должен принять собственный выбор. Джеймс лишь крепко обнял ее, ответить ему было нечем. Затем он медленно, словно сомневаясь, произнес: — Лили-Белл, если окажется, что Гарри и Риддл магически и духовно совместимы, если у Гарри даже получиться стереть некоторые шероховатости с убеждений Риддла — тогда как мы справимся с чувством вины за то, что держали их порознь все эти годы? — Ты ведь не хуже меня знаешь, что наш мальчик никогда бы не потребовал за это расплаты, Джеймс. — Лили могла ошибаться в Риддле, но в ком она была уверена всегда, так это в своём сыне. Гарри никогда не позволит своей второй половинке причинить им вред. — Я говорю не о том, какую плату он потребует, Лили. Я говорю о том, как мы сами будем жить с этим. Как мы будем жить с осознанием того, что «сломали» жизнь собственному ребенку? — Так же, как и сейчас. — Лили вновь прижалась к родной груди и погладила по спине, положив голову ему на плечо. — Один день за другим.

***

— Моя дорогая девочка. Боюсь, мне может понадобиться твоя помощь. Гермиона отвлеклась от книги, которую перечитывала. Она не особо удивилась, услышав голос Директора, исходящий из кристалла, который он подарил ей много лет назад. Большая часть Ордена уже не носила эти кристаллы связи, так как они были довольно хороши для встречи с профессором Дамблдором лишь в тайные времена. Но Гермиона была не так хороша в Аппарации, как прочие члены Ордена, поэтому для её же безопасности, все согласились, что будет лучше, если она останется в мире за порталом и продолжит пользоваться кристаллом. Гермиона положила книгу на маленький деревянный столик рядом с собой и взяла в руки камень размером с ее кулак и цветом напоминавший розовый кварц. — Да, сэр, я здесь. Что-то случилось? У нас с Роном еще не было возможности связаться с Гарри. — сообщать о том, что дело могло быть в сове, которую Риддл мог перехватить, они не собирались, весь смысл их посланий состоял в том, чтобы скрыть важную информацию от ублюдка. — Боюсь, что Риддл уже может знать, что он родственная душа Гарри. Гермиона оцепенела и кристалл чуть не выскользнул из ее вспотевших рук и не укатился под стол. Она поспешно схватила его и нервно сглотнула. — Откуда такая информация, сэр? — У меня есть еще один шпион в Министерстве, который сообщил, что видел, как Гарри в компании Риддла покинул гала-концерт, причём покинули они его почти сразу после того как пришли, в считанные минуты друг от друга. Их магия переплелась во время танца. Гермиона прикусила губу до крови чтобы не вскрикнуть. Они с Роном, дошли до этого этапа только после того, как у них установилась эмоциональная связь, хотя они, итак, уже много лет знали, что являются соулмейтами. Девушку всегда печалила мысль о том, что она была связана с кем-то с самого рождения, у неё практически не было выбора. Пусть она всё же любила Рона, а её судьба была предрешена… Ей была ненавистна сама мысль, что люди будут ценить ее больше, чем других маглорожденных, только потому, что она была связана с чистокровным. — Неужели Гарри вот так просто отринет всё, во что он так верит, сэр? — спросила она. — Я имею в виду, может быть, их магия переплелась, но Гарри еще не сказал ему всей правды. — Боюсь, что даже если, итак, Риддл уже наверняка вытянул из него правду, — сказал профессор Дамблдор. Его голос был таким усталым, что Гермионе захотелось заплакать от досады. — Столь необычное явление нуждается в объяснении, и Риддл не успокоится, пока не найдет его. — он сделал паузу, и Гермиона отвлеклась от мысли о том, что сейчас может происходить с Гарри. — Чем мы можем помочь, сэр? — Вынужден просить тебя рискнуть, Гермиона. Совам, увы, не донести писем до Гарри, и крайне маловероятно, что Том позволит своей второй половинке находиться рядом с кем-то, кто, по его мнению, может убедить его в обратном. Отправляйтесь в магический Лондон. Возьми с собой Рона для надежности. Используйте любые средства, которые у вас есть, чтобы приблизиться к Гарри и поговорить с ним о том, что он делает в отношении будущего мира магии. Гермиона задумалась. Это действительно было очень рискованно. Она ещё никогда не видела никого в такой ярости, как Риддл, по крайней мере, если верить первой полосе «Пророка», после того, как они с Роном совершили налет на Отдел тайн и вышли сухими из воды. Он не давал экстравагантных обещаний о том, что с ними будет, если их поймают. Статья в основном была посвящена ущербу, нанесенному Департаменту, и цитата самого Риддла была ограничена выдачей ордера на арест. Но, не стоит ждать от монстра милости, когда из его темных глаз на тебя посмотрит бездна. Гермиона, однако, была готова рискнуть. У Риддла был действенный протокол, по которому его люди могли стереть память ее родителям, или даже изменить прошлое так, чтобы профессор Дамблдор и Орден Феникса никогда бы не существовали. Ходили слухи и о худшем, и… Гермиона окинула взглядом комнату. Одна книга стояла на полке вместе с остальными, но ее обложка была более потертой и блестящей, как ни у одной другой, даже у тех, что хранились в коллекции Гермионы в течение многих лет. — Мисс Грейнджер? Вы здесь? Гермиона улыбнулась, немного отчаянно и снова повернулась к кристаллу. Ситуация действительно стала хуже некуда, когда профессор Дамблдор назвал ее по фамилии. Она давным-давно разрешила называть себя по имени. — Да сэр, я здесь. И я готова рискнуть. Тяжелый вздох, донесшийся через кристалл, оказался достаточно сильным, чтобы затрепетала тюль у окон, если бы у Гермионы они были. — А что насчет мистера Уизли? — Я уверена Рон тоже захочет поучаствовать в этом. Он старается заботиться о Гарри, ведь он не просто наш друг, а член семьи. — Спасибо, Гермиона. Пожалуйста, дайте мне знать, когда вы планируете отправиться в волшебный мир. Возможно, я смогу отвлечь Авроров, чтобы тебе было проще приблизиться к Гарри. — Конечно, сэр. Гермиона дождалась, когда кристалл потухнет, а затем обратила внимание в сторону входа в палатку. — Я знаю, что ты там, Рон. — он всегда знал, где она и о чем она думает. Это из-за их магической связи родственных душ. Что ж, это работало в обе стороны. Видимо не так уж хорошо он её знает, если надеется, что она проигнорирует его. Рон откинул полог палатки и вошел с немного смущенным лицом, которое Гермиона решила не комментировать. — Ты правда думаешь, что Гарри может быть с ним, Гермиона? Я имею в виду, Риддл ведь — сумасшедший! Девушка неуверенно пожала плечами. — Нет, Рон, к сожалению, это не так. Все было бы намного проще, будь он сумасшедшим. Будь это правдой, было бы намного легче убедить людей в том, что Риддл опасен и склонен к геноциду. И он уже никогда бы не получил такой власти в Правительстве, которая у него была. Было бы легче отговорить Гарри от влюбленности в свою вторую половинку. Гермиона почувствовала горькую неизбежность, когда профессор Дамблдор рассказал им правду о метке души их друга. Конечно, теперь она понимала, почему Гарри скрывал всё, пока он «внезапно» не раскрыл всем изображение феникса на пятом курсе и его отказы встречаться с кем-либо или обсуждать свою личную жизнь. Должно быть, он так боялся, что кто-нибудь увидит настоящую метку и распространит слух об этом. И после всего этого, было так сложно поверить в происходящее, почему он пренебрег всеми советами Ордена и двадцатью четырьмя годами упрямой верности и просто безрассудно влюбился в Риддла? В жизни этот мужчина должно быть невероятно очарователен, если его собеседник не магглорожденный конечно же. И Гермиона могла понять, как нелепо крестовый поход Ордена выглядел со стороны. Они прослыли бы сумасшедшими, если бы не знали об великих планах Риддла, которые он хранил как государственную тайну. — Ну, хорошо, — сказал Рон, отвлекая ее от размышлений. — Допустим, он не псих. Просто сволочь. Тогда Гарри, должно быть, сошел с ума, если так легко сдался! Гермиона кивнула. Честно говоря, она тоже об этом думала, вся эта внезапная перемена напоминала о любовных чарах или зелье. Гарри замечательно справлялся с Империусом — проверенным на всех учениках Хогвартса, когда они учились ещё на четвертом курсе. Это было одно из многих «нововведений», которые она ненавидела. Но иммунитет от внушения, не гарантировал защиту от чего-то менее опасного, чего-то наподобие амортенции. — Когда выдвигаемся? Гермиона улыбнулась и без слов протянула руку. Рон моментально понял её и сжал хрупкую девичью ладошку в своей. Связь между ними пульсировала и танцевала, как шелковые ленты на ветру. Это была та преданность, которую Гермиона всегда ценила в их отношениях. То, как они могли гармонировать меж собой как единый организм, потому что во многих отношениях они такими и были. — Я думаю, что завтра можем отправляться, учитывая меры безопасности, которые придется предпринять. Рон кивнул и поцеловал тыльную сторону ее руки. Сердце Гермионы затрепетало от доказательства его преданности, а разум посетила грустная мысль, что Гарри никогда не сможет испытать того же. Со стороны может показаться, что Риддл дарит вам всю свою любовь и заботу, но это фальшь. Дары Риддла всегда были с червоточиной. Вероятно, сейчас Гарри слишком очарован вниманием к себе. Ему понадобится помощь, чтобы различить истинную любовь от ложной, влечение, от мимолетной страсти. И кому как ни лучшим друзьям следовало спасти его от главной ошибки в жизни.

***

Гарри медленно открыл глаза. Это было странное чувство, и дело было даже не в шикарных простынях, которые окутывали его со всех сторон, или мягкости подушки под его щекой. Это пробуждение все еще было невероятным, уникальным, беспрецедентным. Потому что руки его второй половинки обнимали его так бережно и нежно, что Гарри мог практически почувствовать удовлетворение, витавшее в воздухе, которое окружало их как теплое озеро. Он потер слипшиеся после сна ресницы и откинул голову назад. Риддл развалился позади него, склонив голову под, должно быть, неудобным углом. Наверное, он часами наблюдал за спящим Гарри. Поттер почувствовал как к щекам приливает жар от смущения. — Для тебя нет ничего слишком сложного. Гарри медленно кивнул. Сейчас он верил этим словам, как еще никогда никому не верил. Это настораживало, но, с другой стороны, с другими у него не было такой эмоциональной связи, над которой ему приходилось ломать голову. Солгать было невозможно, ведь Гарри знал, что их связь будет визжать как пароходная сирена при любом обнаруженном обмане. — У меня к тебе есть небольшая просьба, — выдохнул Риддл ему в ухо. Гарри зажмурился, почувствовав шевеление в паху. Это было даже не столько чувство тепла, сосредоточенное в одном месте, а ощущение того, что кто-то сконцентрирован на нем и только на нем, и ему уже наплевать на высшее благо, на Порядок, или на других людей, на эти безликие массы, ради спасения которых ему пришлось пожертвовать своей второй половинкой. Отныне с этим было покончено, навсегда. В мире не существовало настолько мощного Обливейта, который смог бы разорвать их эмоциональную связь и заставить Гарри снова прятаться, и он это знал. — Что за просьба? — тихо спросил он, склонив голову к груди Риддла. — Называй меня Томом. Гарри по привычке хотел возразить, но вовремя прикусил язык и задумался. Он так долго воспринимал этого человека исключительно по фамилии, что его настоящее имя казалось чем-то странным, сюрреалистичным. Юноша несколько раз мысленно произнес это имя. Том… Ранее ненавистное слово отдалось приятной хрипотцой в голове, отчего-то Гарри был уверен, что это имя оставит вкус рома и черного перца на языке. С другой стороны, он никогда не узнает, пока не попробует, как сказал бы его папа о любой еде, от которой Гарри пытался всячески отказаться, будучи ребенком. — Том, — тихий, как шелест листьев голос, звучал сейчас как никогда отчетливо. Том так резко втянул в себя воздух, что казалось, он вот-вот упадет в обморок. Ошеломленный подобной реакцией, Гарри удивленно уставился на него и почувствовал, как по их связи потекли эмоции, густые, и терпкие как смола. Голод. В глазах Тома полыхали костры ебучий инквизиции, голодный блеск которых выдавали похоть и нетерпение, казалось, что Риддл собирается прижать парня к кровати и сожрать. И теперь Гарри точно знал, насколько же крепко он вляпался.

***

Тому хотелось растянуться на нём, накрыть своим телом, кожа к коже. Целовать его медленно и страстно, чтобы губы горели от боли. Скользить языком вниз по его позвоночнику, щедро уделив внимание особенному местечку, изящному, чувствительному своду, где юношеская спина переходит в ягодицы, затем целуя каждый дюйм его сладкой кожи. Том прервал поток соблазнительных мыслей, вернувшись в реальность. Он научился смотреть в будущее — это было единственное достоинство того, чтобы проводить десятилетия в одиночестве. К тому же он знал, что будет сожалеть, если поддастся низменным инстинктам прямо сейчас. Гарри, вероятно, расценил бы это как подростковую нетерпеливость, именно то, чего он так долго избегал. Том планировал, чтобы их первый раз прошел идеально, пробудив в Гарри огонь желания, который не угаснет и ответит на его собственное пламя. Том удовлетворился легким поцелуем в бархатистую щеку и утолил еще больший голод окунувшись в их ментальную связь. Щеки Гарри стремительно покраснели, и он неловко отвернулся. — Продолжай в том же духе, и я не смогу дойти до кухни на своих ногах, — пробормотал он. — С чего ты взял что придётся куда-то идти? — Том обернулся и махнул рукой. Вышколенные домашние эльфы моментально распознали жест и подали завтрак прямо в постель, который он даже не произносил вслух. — Когда мы можем поесть и здесь. Гарри удивленно захлопал ресницами. — Это выглядит как-то… архаично что ли. — И вполовину не так архаично, как могло бы быть, — возразил Том. — И я не шутил, когда сказал, что хочу «испортить» тебя. Но не будем торопиться и начнем с чего-то малого. Например, с завтрака в постели, а потом перейдем к настоящей архаичности. Гарри слабо улыбнулся, быстрым движением язычка облизнув заалевшие губы, на которых Том сразу же зациклился. Он был уверен, что мало кто видел это. С другой стороны, Гарри держался на расстоянии от большинства людей, опасаясь, что кто-нибудь узнает его секрет. — Что тебя на сей раз разозлило? Связь обожгло раздражением, и Том перевел потемневший взгляд с его губ на внимательные глаза цвета летней грозы. Гарри брал кончиками пальцев клубнику в шоколаде и наблюдал за ним с такой твердостью во взгляде, которую Том готов был прождать вечность, чтобы увидеть от своей второй половинки. — Что ты подчинялся им так долго. — Том откинулся назад и положил руки по обе стороны подноса с завтраком. В ответах он сейчас нуждался больше, чем в еде. — Почему ты так долго верил им? Даже после того, как начал сомневаться? — Потому что другие люди тоже чем-то жертвовали. Это был не тот ответ, которого ожидал Том, и он недовольно нахмурился, наклоняясь вперед. — Объясни, что это значит. — Множество хороших людей отказались от нормальной жизни, чтобы бороться с тобой, — тихо сказал Гарри, гипнотизируя взглядом клубнику, и не решаясь поднять глаза на собеседника. — Может, ты не такой уж и монстр, каким тебя рисовали. Тем не менее ты сделал то, что заставило их в тебе усомниться. Заставило их возненавидеть тебя. Как мог я жаловаться на свою жизнь, когда они существовали как чумные псы, преследуемые повсюду? Я пожертвовал меньшим, чем они. — Свобода, и нормальная жизнь, возможность говорить правду, и твоя «родственная душа». — Последнее слово Том выделил парселтангом; он ничего не мог с собой поделать. — Ты был единственным, кто должен был это сделать. — Думаешь всё так просто? — Гарри положил в рот клубнику и одарил Тома знакомой улыбкой, в которой было отвращение к самому себе. — Профессор Дамблдор отрекся от своей второй половинки, сразу, как только понял, что нет способа заставить Гриндельвальда свернуть с пути Темного Лорда. — Зато он никогда от него не прятался, — сказал Том и увидел, как Гарри вздрогнул. Его гнев грозил обрушиться на связь, снежным вихрем, и он знал это. Но он не мог пожалеть Гарри, не сейчас. Особенность обмана Дамблдора заключалась в том, что он почти сработал. Если бы Гарри не рискнул спасти жизнь Тома в тот роковой день в здании спутника Святого Мунго — если бы его там не было — если бы Дамблдор никогда не пытался убить Тома… С другой стороны, Гарри никогда бы не привлек его внимание, и затем не сбежал бы, прежде чем Том смог узнать, кто же он. Это могло бы сработать. Он провел бы остаток своей жизни в мучительной боли и одиночестве. — Нет, он сделал кое-что еще более невероятное, — Гарри произнес это с таким восхищением в глазах, что Тому срочно захотеть подержать Дамблдора под Круциатусом. — Он отказался от связи после того, как она уже была установлена. Мне никогда не приходилось делать ничего подобного. — И у тебя уже никогда не будет шанса это сделать! — в этот момент Том ничего не мог с собой поделать. Он резко потянулся вперед, опрокинув поднос с завтраком на простыни, схватил Гарри за руки и прижал их к подушке над его головой. Голубое пламя кольцами обвилось вокруг его пальцев, затрепетав от нетерпения, когда он снова коснулся метки Гарри, и удовольствие, имитировавшее физическую связь, которую они еще не создали, заставило их содрогнуться от ярких ощущений. Гарри беспомощно ловил губами воздух, но все еще поджимал ноги так, чтобы Том не мог наклониться еще ближе, как ему хотелось. В его глазах все еще бесновалось яростное пламя, которое более чем соответствовало его магии бушующей в крови. — Я никогда не отступлю. И уже никогда не отпущу тебя. Ты понял это?

***

— Если я что и понял, так это то, что ты свихнулся на почве собственнических замашек. Гарри даже не знал, где он нашел в себе силы на такие слова. Часть его радовалась всем эмоциям, которые Том посылал по связи. Его искали. Он был желанным. Никто, к сожалению, еще так не дорожил его вниманием. Никто так деликатно не прикасался к лицу своей второй половинки, а затем говорил ему, что он должен оставаться один до конца своей жизни. Но другая, более рациональная часть его разума помнила, как властно Том пытался ввести Гарри в свою жизнь задолго до того, как узнал, что они родственные души. Как он планировал соблазнить его и переспать с ним только потому, что мог. Газетные статьи. Манипуляции свободой его родителей. И этот его проклятый Мерлином отчет о голосовании. — Ну так, спорь со мной, — прошипел Том на парселтанге, наклоняясь всё ниже, пока не подмял Гарри под себя. Поттер проигнорировал секундное желание раздвинуть ноги и лицезреть Тома между ними. Сейчас это могло быть отвлекающим маневром. — Борись со мной. Отстаивай своё мнение, почему я должен измениться. Но никогда, слышишь, никогда не оставляй меня. И больше не прячься. — Даже при всём своем желании, сомневаюсь, что смог бы такое провернуть — раздраженно заметил Гарри. — Я не настолько силен, чтобы использовать на тебе Обливейт, и я не знаю ничего, что могло бы разорвать эмоциональную связь, которая уже установлена. — Вот именно. — Гарри снова почувствовал, как волна самодовольства захлестнула его. Он раздраженно закатил глаза и резко выпрямил ноги, отталкивая Тома. — Чёрт, — добавил он, когда его локоть случайно угодил прямиком в миску с раздавленной клубникой. — Позови, пожалуйста, эльфа, пусть принесет другой завтрак. — в его голове на мгновение мелькнула мысль о том, что сказала бы Гермиона, узнай она, что он случайно воспользовался услугами домашнего эльфа, но эта мысль быстро растворилась среди сотен других проблем. Он даже не был уверен, останутся ли его друзья таковыми после всего этого. Неужели я отказался от любви всех, кого я знаю, чтобы иметь свою вторую половинку? Гарри глубоко вздохнул и напомнил себе, что он нечасто видел Рона и Гермиону в последние несколько лет. С тех пор как они совершили скандальный налёт на Отдел Тайн, а затем так же эффектно сбежали, чтобы присоединиться к другим беглым членам Ордена. И будь они хорошими друзьями, как предположил Том, то они бы не бросили его, не выслушав. Смогу ли я найти достаточно веский аргумент, чтобы объяснить Гермионе, почему я с человеком, который хочет совершить геноцид над кем-то вроде неё, или это бесполезное занятие? — Что-то мне не нравится ход твоих мыслей. — Том отстранился, но продолжал держать руку на правом запястье Гарри, рассеянно поглаживая его метку пальцами, как если бы гладил пугливого котенка, который случайно заснул рядом с ним. — Я думаю, нам предстоит провести долгую дискуссию о том, что на самом деле из себя представляет мой отчет о голосовании, что я думаю о магглорожденных, и что я имел в виду, под словами о том, что политика — это игра. — Да, — тихо сказал Гарри. Он терялся в сомнениях. — Если всё действительно настолько сложно, ты мог бы просто отпустить меня. Том немигающим взглядом пригвоздил Гарри к месту. В его глазах блеснул опасный красный огонек, и Поттер почувствовал дрожь в руке, которая, судя по всему, была вызвана тем, что Том был готов в мгновение ока схватить его за запястье с нечеловеческой силой и только в последний момент сдержался. — Ты думаешь, я боюсь спорить с тобой? — Я думаю, что если ты собираешься провести остаток своей жизни, споря со мной, что тебе было намного спокойнее, если бы… Том сильно дернул парня за запястье. Гарри отреагировал мгновенно и попытался откатиться в такт движению, решив, что это начало атаки, а затем оказался прижатым к груди Тома, руки которого обхватили его поперек тела. Прислушиваясь к учащенному дыханию мужчины и биению его сердца. — Я знаю, что из себя представляет этот мир, — прошептал Том ему на ухо. — И какого это, существовать в нем в полном одиночестве. Я провел долгие годы, наивно считая, что точно знаю, каким человеком будет моя вторая половинка. Что именно мне нужно будет сделать, чтобы завоевать и удержать его, когда мы встретимся. Ты отличаешься ото всех, кого я мог себе представить, но мне плевать на это. Я заслужу твою любовь и сделаю все возможное и невозможное, чтобы добиться своей цели. Гарри пораженно кивнул, уткнувшись лицом в грудь Тома. Честно говоря, он ожидал подобного результата, когда предложил отпустить его. В тот момент он спрашивал себя, а надеялся ли он вообще, что Том откажется. Потому что в глубине души он отчаянно хотел, чтобы его лелеяли, лелеяли и ещё раз лелеяли. Он поморщился от досады на собственную слабость. Том тут же подпер рукой подбородок и внимательно посмотрел ему в глаза. — В чем дело? — спросил он. — Теперь это моя архаичная проблема. — Гарри пожал одним плечом и постарался, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно, но взгляд Тома давал понять, что с рук ему это не сойдет. — Интересно, буду ли я продолжать задавать подобные вопросы, проверять твои нервы на прочность, вести себя так, как будто хочу оттолкнуть тебя, но всерьез этого не делаю. Потому что снова хочу услышать, как смело ты заявляешь, что никогда не посмеешь меня бросить. Том предпочел словам действие, схватил за подбородок и поцеловал его так глубоко, что у Гарри закружилась голова. В конце концов Том отстранился, когда у Гарри, вероятно, начал заканчиваться кислород в легких, и промурлыкал прямо в его распахнутые влажные губы: — Я не прочь ответить на все твои вопросы. Спрашивай столько, сколько захочешь. Проси столько, сколько захочешь. Ты и близко не достиг предела того, что я хочу тебе дать. Гарри медленно кивнул, прикидывая в уме перспективы. Затем, удовлетворенный мысленным подсчетом, ответил: — Я думаю, что нам ещё потом следует вернуться к этому вопросу. И нормально позавтракать где-нибудь, кроме липкой постели. — Да, к сожалению, учитывая обстоятельства, мы не можем сделать кровать настолько липкой, как мне нравится. Гарри ярко покраснел, а его зрачки расширились, когда по телу прокатилась сладкая волна. Он постарался проигнорировать тот факт, что Том был достаточно близко к нему, чтобы почувствовать его возбуждение. Он выпутался из обилия подушек и одеял, затем встал и протянул руку Тому, который рывком схватил ее и сам легко поднялся с кровати. — Пойдем на кухню. Домовые эльфы будут счастливы, если на завтраке в коем-то веке будет присутствовать больше одного человека.

***

Гарри, удобно устроившись в кресло напротив Тома, сверлил мужчину нечитаемым взглядом, глаза его странно блестели, а рот сжался в тонкую линию, увидев подобный настрой Том был откровенно взволнован. Гарри вел себя по привычке кротко или грубо — так, как он обычно делал, когда думал, что сможет избежать внимания Тома или вынудить его отступить, — это была ошибочная стратегия. Том предпочел бы пройти с ним через тысячу ссор, а не избегать их так долго, чтобы в конечном итоге потерять друг друга в одном таком накопившемся скандале. — Итак, — Гарри нахмурился, он выглядел так, словно они находились в зале суда, а Том был единственным обвиняемым. — Я думаю, мы начнем с убийства. Том иронично вскинул бровь. Мальчишке еще предстояло узнать, что его не так-то легко шокировать. Гарри неторопливо снял крышку с тарелки с яичницей-болтуньей и на мгновение уставился на нее, как будто раньше считал, что идеальное блюдо — это то, что существует только в сказках, затем покачал головой и принялся кромсать несчастную яичницу на кусочки. — Я так понимаю, речь пойдёт о тех несчастных, на которых твои друзья обрушили крышу в Отделе тайн? Конечно, мы можем это обсудить. Как ты думаешь, какой сказочный бред они бы сочинили, чтобы оправдаться перед тобой? Гарри бросил на него прищуренный, полный раздражения взгляд и продолжил есть. Вспомнив о столовом этикете, он демонстративно прожевал и проглотил всё что напихал в рот, прежде чем сказать: — Нет. Я говорю о тех людях, которых ты убил, за то, что они выжгли твою духовную метку. — Конечно. — Том слабо улыбнулся. — Давай это обсудим. Гарри сделал паузу, не ожидавший такого быстрого согласия. Затем он сказал удивленным тоном, несколько затуманенным тем фактом, что он отправлял в рот еще больше яиц: — Ты ведь ни о чем не жалеешь, не так ли? — Нет, — сказал Том. — Я не просыпаюсь каждый день в восторге от содеянного, но и во снах с проклятиями они ко мне не приходят. — Ты убил их. Убил их семьи, которые не сделали тебе ничего плохого. — Я требовал у их семей справедливости. Но что я получил? Они лишь посмеялись над нищим полукровкой, пообещав, что одной выжженной меткой я не отделаюсь. Смерть — вот что, по их мнению, я заслуживал, если не перестану донимать их своими обвинениями. — Я… Гарри выглядел потрясенным. Том сосредоточился на связи. Да, шок был настоящим, льющийся, как ледяная вода, по связующему звену между ними. Гарри чувствовал к нему то же самое, и он на секунду закрыл глаза. Том знал, что почувствовал бы печаль и потерю. В том далеком прошлом он так боялся, что выжженная метка его души теперь никому не нужна. Что у него уже никогда не будет своей второй половинки — того, кто любил бы его вопреки, а не за что-то. Но когда он решился на правду, ему никто не поверил. — Почему тебе никто не поверил? — прошептал Гарри. — Ты… ты ведь, наверняка должен был, запомнить их лица. — Да, я запомнил. Все они были чистокровными студентами слизерина, и все еще шестикурсниками. Им ещё не было семнадцати. Это означало, что они под защитой своих родителей и на них нельзя было применять Веритасерум. Профессора полностью встали на их сторону, ведь их было двое, а я совсем один, и их алиби дополняло друг друга. Никто, казалось, не заметил, насколько идеальным было это чертово алиби. — Том втянул воздух, нагретый шестидесятилетней ненавистью. — Я передал воспоминания в Омут памяти. Профессора сказали, что я, должно быть, изменил их. Дамблдор продолжал печально качать головой и сетовать на то, что я, должно быть, выдумал всю эту абсурдную историю из ревности. — Что? При чем здесь ревность? — прошептал Гарри. — Ну как же, у этих двоих ведь уже были родственные души, а у меня нет. Следуя их логике, я сошел с ума, от потери метки своего соулмейта, и да, я ревновал. — Значит, когда ты убил их… — Их родственные души покончили с собой несколько лет спустя. Гарри отвернулся от мужчины не в силах смотреть на него, слишком противоречиво было у него на душе. — Значит, ты пожертвовал ими, — прошептал он. — И их семьями. — Разве они не принесли меня в жертву садизма своих детей? — Том улыбнулся, зная, что Гарри бросило в дрожь от того, что сейчас текло по ментальной связи. Ему было все равно. Гарри понял бы, с кем он имеет дело, да, но он не понял бы весь контекст. — Профессора действовали сугубо из своих собственных интересов. Им не нужны были вопросы, которые могли бы поставить их в неловкое положение, пытаясь добиться справедливости от известных чистокровных семей. Никто не помог мне, Гарри, даже когда это было так легко сделать. Я спасал себя сам. Гарри сглотнул, но это выглядело тяжело и неестественно. Том сожалел, что испортил аппетит своей второй половинке, но он терпеливо продолжал ждать вопросов, которых у Гарри накопилось вагон и маленькая тележка. Новые вопросы не заставили себя долго ждать. — Ну, а ты разве не мог… отомстить им каким-нибудь менее радикальным методом? Том склонил голову набок. — Менее радикально, это как? Причинить им зло равносильное своей потере? Сжигание их духовных меток ничего бы не дало, так как они уже встретили своих родственных душ. И они бы догадались, что это был я. Как бы то ни было, накануне их смерти, кто-то устроил им засаду в коридоре и проклял их. Кто-то, кто определено мною не являлся, но, вероятно, мстил за их постоянные издевательства над хаффлпаффцами. Все профессора единогласно обвинили меня и назначили наказание. Попытка исправить усугубила положение. Нет, путь правосудия определенно не сработал, и попытка сделать что-то менее опасное и неуловимое тоже не сработала бы. Они все были на взводе и готовы были в любой момент наброситься и растерзать меня на кусочки. — Это ужасно, — прошептал Гарри. — Но это не оправдывает все убийства или жертвы невинных людей. Орден пытается жить… — Они живут по тем же самым принципам. — Том наклонился, скривив губы. — Или чем руководствовался Дамблдор, вынуждая тебя пожертвовать своей жизнью и жизнями сотни других невинных людей? — Всё было не так! Он… он объяснил мне причину. Почему я должен был… Когда я был достаточно взрослым, я сам согласился на это… — А спрашивал ли он согласия у всех остальных, которые погибли бы при его попытке добраться до меня? Он хотя бы сказал правду твоим родителям или кому-нибудь еще, кто мог бы внести свой вклад в это заклинание. Правду о том, что он собирается сделать? Гарри крепко зажмурился, в то время как по их связи творился полный хаос. Затем всё резко прекратилось, и Том понимающе вздохнул. Он надеялся, что на этот раз услышит по-настоящему обоснованный аргумент от Гарри, а не очередной бред, рожденный в больной голове Альбуса Дамблдора. Гарри бросил на него осторожный взгляд и сказал тихо, но с абсолютной убежденностью в голосе: — Да, профессора крупно облажались, и Дамблдор тоже облажался. Но твои поступки это никак не оправдывает, не делает их единственно верными. Том неожиданно рассмеялся. Гарри в замешательстве нахмурился, а Том протянул руку и погладил шрам у него на лбу. — Откуда он? — Несчастный случай с метлой, — прошептал Гарри, а затем резко отпрянул от ласкавшей его руки. — Как ты можешь смеяться, когда я говорю о таких серьезных вещах? — В глубине души я всегда надеялся, что у моей второй половинки будет неординарный склад ума. Тот, кто бездумно поклоняется моей власти как идолу, быстро наскучил бы мне. Но человек, который смог бы разделить мою жизнь на «до» и «после», должен быть в состоянии противостоять мне и дать отпор. — Мы все еще решаем вопрос о вечном. — Разумеется ты прав. На данный момент между нами установлена только эмоциональная связь. У нас нет ничего похожего на четырехкратную магическую связь, которой было бы достаточно, чтобы укрепить нас. Чтобы нам не пришлось умирать, если мы сами этого не захотим. — Это ведь… невозможно. Раньше люди действительно думали, что родственные души практически бессмертны, но они ошибались. — Хочешь взглянуть на мои арифметические расчеты, которые докажут, совершенно обратное? — Я не силен в арифмантике, чтобы проверить это… Гарри досадливо поджал губы. — Ты отвлекаешь меня от темы разговора. — Хорошо. — Том откинулся назад и скрестил ноги. — Итак, Лэнгли и Ярроу мертвы уже более шестидесяти лет. Я не могу их воскресить. А также не позволю Невыразимцам изучать путешествия во времени специально для того, чтобы вернуться в прошлое и предотвратить их убийство. Что, по-твоему, я должен сделать, чтобы искупить свою вину? — А ты готов искупить свою вину? Том тихо рассмеялся. — Почему бы и нет? Раз это беспокоит мою вторую половинку. Гарри сложил руки на груди. — Ты должен сделать это по своему желанию, а не потому что это беспокоит меня. Ты должен попытаться искупить свою вину, потому что… ну, из-за высоких моральных принципов. Так обычно и поступают хорошие люди. Его голос нерешительно затих в конце, и Том усмехнулся. — Да, начинаешь сомневаться в тех, кто научил тебя этим высоким моральным принципам, не так ли? Гарри бросил на него упрямый взгляд, а затем сжал кулаки. — Не все из них ошибаются. — Может, и нет. Я готов выслушать и рассмотреть все твои аргументы. Но я не приму в качестве довода то, что Дамблдор был прав просто потому, что он Дамблдор. Я не собираюсь мучиться чувством вины из-за людей, которые заслуживали смерти. И я не собираюсь жертвовать нашей духовной связью. — Разве подобное вообще возможно? Я имею в виду, теперь, когда связь уже установлена. Панический разряд прошелся по связующим их нитям. Том потянулся через стол, чтобы коснуться его руки. — Да, так бы и было. Вот почему нам нужно найти компромисс — нам обоим — и научиться уважать друг друга. И если тебе противна сама мысль о том, что двое подростков заслужили смерть за то, что уничтожили мою духовную метку, тогда поймешь, насколько мне противно, от того что Дамблдор назвал мои попытки добиться справедливости глупой ревностью. Затем решив, что я заслуживаю одиночества до конца своей жизни из-за его собственной ошибки. — Я никогда не соглашусь на убийство как на решение проблемы. — С тех пор я тоже не решаю проблему подобным способом. Будучи подростком, я был немного нестабилен. — Немного? И это должно служить оправданием? — Благие намерения Дамблдора и тот факт, что он потерпел неудачу, должны оправдывать его собственную попытку убийства? Гарри устало прикрыл глаза, откинув голову на спинку кресла, а его пальцы до боли сжались вокруг запястья Тома. Риддл не двигался и не выпускал Гарри из-под своего пристального взгляда. Через несколько мгновений юноша снова открыл глаза и медленно кивнул. — Да. Все в порядке. Я согласен. Компромисс. Том ласково улыбнулся своему соулмейту. Это было хорошее начало их совместной жизни.