His Darkest Devotion/ Его темнейшая преданность

— Но я слышала, что уроки у профессора МакГонагалл невероятно сложные, — Питер лишь улыбнулся и толкнул лежащий на столе, поперек него свиток, обратно в сторону юной мисс Лавлок. — Я думаю, что они как трудны, так и полезны. В любом случае, вы сдали свой СОВ на «О», мисс Лавлок. Теперь Вам следует хорошенько подготовиться к предстоящему ТРИТОНУ по «Трансфигурации». — Хотела бы я навсегда остаться на пятом курсе, — отчаянно прошептала девочка. У нее были пепельного цвета волосы, характерные для ее семьи, они каскадом спадали ей на лицо, когда она смотрела вниз, неосознанно прикусывая губу. — Вы все еще можете обратиться ко мне за помощью, — пообещал ей Питер. — Помните, что я тоже знаю всё о трансформации в анимагов, к тому же у меня есть необходимое образование. — Тогда почему вы не обучаете высшей трансфигурации для ТРИТОН? Долгие годы практики не позволили Питеру закатить глаза на подобные высказывания, хотя ему и очень хотелось. Все ученики действовали одинаково, когда думали, что заметили какой-то промах со стороны учителя и считали своим святым долгом ткнуть его носом в эту оплошность. — Потому что мне жаль тратить на это свои молодые годы, — легко сказал он. — К тому же у нас теперь есть время, место и деньги для нескольких профессоров трансфигурации, благодаря министру Риддлу. Профессор МакГонагалл — старшая, и ей можно выбрать то, что она захочет. — Ага, ну тогда… — мисс Лавлок неловко замолчала. Потом вздохнула, чувствуя себя слегка некомфортно от этого разговора. — Но я ведь все еще могу прийти и попросить вас о помощи, профессор Петтигрю? — Разумеется. Но Вам все же следует поговорить с профессором МакГонагалл. Даю слово, что она не такая устрашающая, какой кажется со стороны. — Вы ведь учились на Гриффиндоре, не так ли, сэр? — Да. И я также могу поклясться, что она не так предвзята по отношению к слизеринцам, как могли бы рассказать вам ваши соседи по факультету. — Хорошо, — обреченно произнесла Лавлок, растягивая гласные, ясно давая понять, что является пленницей подростковой безнадежности и медленно поплелась на выход. Питер выждал, пока дверь с характерным звуком не захлопнется за ученицей, прежде чем позволил себе весело усмехнуться. Время от времени ему попадались такие студенты учащиеся на четвертом и пятых курсах. Они были так запуганы предстоящими экзаменами, и в целом находились на стадии нервного срыва, что строгая профессор МакГонагалл — казалась им тираном просто потому, что она не он. Но в целом Питер и Минерва хорошо сотрудничали, и теперь, когда у нее было несколько коллег, обладающих опытом в области трансфигурации, у нее было больше времени для выполнения обязанностей заместителя директора, а также свободного времени, чтобы сосредоточиться на отдельных учениках. Хотя даже когда она была одна, то отлично со всем справлялась, праздно подумал Питер, вставая и проверяя за тем, чтобы подушки для булавок для следующего утреннего урока были аккуратно сложены на его полках. В конце концов, он был в некоторой степени признателен этой женщине, она превратила троих из них в анимагов. Питер поморщился от промелькнувших в голове воспоминаний. Он уже так давно не видел Сириуса и Джеймса. Но это не имело ничего общего с Ремусом, хотя та ужасная ночь на пятом курсе, когда Сириусу пришла в голову эта замечательная идея разыграть Северуса Снейпа, всё же стояла между ними несколько месяцев. Нет, в конечном итоге, они так и не смогли переварить отказ Питера присоединиться к Ордену Феникса. Или, может быть, даже более того, его решение зарегистрироваться в качестве Анимага и получить надлежащее образование в области трансфигурации, для того чтобы однажды стать профессором. Питер, честно говоря, так до конца и не понимал, причины этой дурацкой обиды между ними. Он как и положено хорошему другу, хранил молчание и никогда никому не говорил, что Сириус — обращается псом, а Джеймс — оленем; они могли сами решать говорить им об этом или нет. В тот день он долго и пристально вглядывался в серьёзные, решительные глаза Альбуса Дамблдора, пытаясь понять какого чёрта происходит, пока старый волшебник вдохновленно вербовал их в Орден. Он смотрел и видел человека, который заманивал детей на войну. Более того, человека, который обращался только к гриффиндорцам (а иногда и к избранным хаффлпаффцам). Что это ещё за предрассудки? Профессора, что ещё в школе учили их равенству, толерантности, в критической ситуации обращали свои же слова в пыль. Какая вообще разница с какого факультета тот, кто должен бороться за освобождение их мира? Это, и, всё остальное… От неприятных воспоминаний Питера отвлек немелодичный звук колокола. Он бросил быстрый взгляд на часы, оставалось еще несколько минут, прежде чем он должен будет присоединиться к Минерве, и вместе отправиться в Большой зал на ужин. Альбус и остальные члены Ордена, действительно считали Риддла сумасшедшим, который однажды соберет армию и уничтожит всех маглорожденных в мире. Главным образом исходя из политических взглядов, влиятельных чистокровных волшебников, чьим радикальным идеям он якобы всячески потворствовал. Питер считал всё это глупыми предрассудками, параноидальными страхами Дамблдора, которыми он успел заразить весь Орден. И он совсем не хотел впадать в это безумие с остальными. Был ли он единственным, кто видел в Риддле политика? Кого-то, кто мастерски использовал риторику, когда это было необходимо, но в то же время продвигал маглорожденных на руководящие посты и отдавал предпочтение полукровкам больше других? Кто-то, кто управлял Визенгамотом, невидимыми руками кукловода дергал за нужные нити, потому что он мог предвидеть то, чего они хотели, и каким-то образом искажать их желания, используя их амбиции в своих целях? Питер вовсе не восхищался каждым решением, которое принял Риддл. Отнюдь. Некоторые его действия он считал слишком рискованными или продиктованными откровенной ленью, потому что зачастую, Риддла вовсе не волновал обсуждаемый вопрос, он просто делал все, что было угодно большинству его сторонников. И всё же, Питер не мог представить себе, его каким-то безумцем. Тот, кто с акробатической точностью балансировал на остром краю политической арены, играл в эту опасную игру, которую сам же и создал, был слишком умен, чтобы впасть в безумие из-за каких-то Темных ритуалов, как считали Альбус и его Орденцы. Питер выбрал иной путь, нежели война. Если это и был своего рода хитрый план по выживанию в такое неспокойное время, то, это, пожалуй, соответствовало восхищению, которое он испытывал к Риддлу. Ведь его анимагическая форма говорила сама за себя, хоть он и не нуждался в еще одном напоминание об этом. Раздался быстрый, нетерпеливый стук в дверь. Кто-то незамедлительно нуждался в его обществе, хотя по многолетнему опыту Питер уже знал, что этим «кто-то» была Минерва. Он улыбнулся, открывая дверь, и Минерва сдержанно кивнула ему, совсем не похожая на человека, который только что чуть не снёс его дверь голыми руками. Она выглядела непривычно умиротворённой, словно все мелкие проблемы вмиг слетели с её лица, делая её просто женщиной, всё еще достаточно привлекательной для её возраста. Питер хотел бы, чтобы и среди учеников она позволяла себе немного расслабиться, иногда снимать эту маску холодной строгости. Это, наверняка, помогло бы уменьшить количество нервных срывов и беспочвенного страха перед ней от учеников. — Вы готовы, профессор Петтигрю? — она всегда соблюдала профессиональный этикет в коридоре, где любой студент мог пройти и подслушать. — Конечно, профессор МакГонагалл, — Питер вежливо склонил голову и пошел следом за своей коллегой. Его место за Высоким столом, казалось, продувало всеми четырьмя ветрами, из-за которых он мучился от постоянных сквозняков.

***

— Вам больше ничего от меня не нужно, сэр? — Нет, спасибо, аврор Шеклболт, — Том дождался, пока главный аврор покинет его кабинет, прежде чем с усталым вздохом откинуться на спинку кресла и пустым взглядом уставиться в огонь, пылающий в камине. За окном стояло жаркое лето, и его желание разжечь камин выглядело более чем эксцентрично. Однако сейчас, даже мерное потрескивание огня его не успокаивало. Длинная, юркая тень развернулась у его ног и заскользила к огню. — Ты в порядке, Нагайна? — Том, слегка наклонился, позволяя пальцам скользить по ее спине. Гладкая как стекло, змеиная чешуя серебряного цвета, умиротворяла его лучше любого зелья. Он защитил её многослойной бронёй из заклинаний, которые могли отразить практически что угодно, разумеется кроме Смертельного заклятия. — Я в порядке, мой человек, — Нагайна свернулась клубочком возле огня, доверчиво сложив голову на его коленях, и принялась заворожённо следить за языками пламени. Том опустил на неё свой задумчивый взгляд. Мало кто в обществе знал о ее существовании. Никто также не знал, что она была его фамильяром, связанной с ним такими заклинаниями, что они тянулись до самой его души. Крепкая, невидимая глазу нить, что связывала их магию воедино. Существовала еще одна похожая нить, слабая, едва ощутимая. Та самая связь с его родственной душой, которая должна была заполнить пустоту в его собственной. Но он ничего не чувствовал, абсолютно, в его метафоричном сердце зияла огромная дыра, из которой дымом утекала магия. Том наблюдал за этим всякий раз, когда колдовал. Чтобы усилить свою магию ему приходилось использовать Нагайну в качестве генератора. Если бы у него был соулмейт, он мог бы творить по-настоящему сильную магию, которая гарантировала бы, что даже Смертельное заклятье не сможет убить его фамильяра. Он смог бы достичь бессмертия, как по легендам смогли сделать самые сильные родственные души с четырёхкратной связью. Наверное это была единственная причина, по которой он воздержался от создания крестражей. Они обещали бессмертие, но не более того. Он мог бы всего этого достичь. Если бы у него была вторая половинка. Губы Тома скривились в безмолвном рыке. Он добился должности министра, не только потому что хотел власти или потому, что ему нравилась игра, в которой на его воображаемой шахматной доске, одна фракция сражалась с другой, а также потому, что он хотел максимальной безопасности для себя. Найдя своего соулмейта, он больше его не потеряет. — Он должен существовать, — темноволосый мужчина на мгновение с силой зажмурил глаза, отчего под веками замельтешили цветные пятна. Руки непроизвольно напряглись и сжались в кулаки. Нагайна подняла голову и её внимательные желтые глаза, в которых будто плескалось жидкое золото, вглядывались в его собственные. Большую часть времени она не понимала английского, но слышала эти слова достаточно часто, чтобы понять, что они означают. — «Он существуют, иначе не было бы пустоты в твоей душе», — тихо прошипела змея. «Но ты искал его почти семьдесят лет, так и не найдя. Неужели ты не смиришься с этим, и не найдешь какой-нибудь другой способ достичь своих целей, мой человек? Твоя магия по прежнему сохраняет твою молодость, ты всё так же силён и опасен. В тебе достаточно сил и умений, чтобы справиться со всем в одиночку». Том лишь печально усмехнулся и покачал головой. — Он нужен мне, только с его помощью я достигну того, на что в противном случае потребовались бы десятилетия или даже столетия. У меня нет в запасе такого количества времени. И я хочу его… — Том оборвал себя на полуслове. — Да? Об этом он не мог сказать даже Нагайне, хотя у него в принципе не было от неё секретов, и Том знал, что она никогда не выдаст его тайны. Его рука медленно погладила спину фамильяра, под чувствительными пальцами перекатывались мощные мышцы, тело опасного хищника покорно замирало под его ладонью. Заклинания, которые он наложил на ее чешую, едва заметно искрились от его прикосновения, заставляя её выгибать шею от удовольствия. — Достаточно того, что я хочу найти его. И я его заполучу. Я стану для него единственным и незаменимым, и я заставлю его полюбить меня, — Том даже не считал, что это будет сложно. Ведь его вторая половинка, верная спутница его собственной души, будет наверняка иметь такое же пламенное, безграничное честолюбие, острый ум, амбиции, он будет только приветствовать усилению его власти. Вместе их будет не остановить. Они станут великими волшебниками и войдут в Мировую историю магии. Том хотел этого больше всего на свете. Он, в принципе, не собирался рассматривать возможные варианты: либо его соулмейт был ещё слишком молод, и в таком случае ему придется ждать еще несколько десятилетий, либо его соулмейт лично знал, кем был Том, и намеренно избегал его. «Я никогда не стал бы его соперником. Я никогда не причинил бы ему вред. Почему же он этого не видит?» Такие мысли занимали Тома всё чаще, под убаюкивающий жар огня в камине, он мог размышлять о своём неизвестном соулмейте часами. Риддл откинулся на спинку кресла и позволил себе еще десять минут предаваться меланхолии, прежде чем встать. На завтра у него было запланировано очередное скучное слушание в Визенгамоте, и ему нужно было хорошенько выспаться.