Лучше там, где мы вдвоем

Пока только что собранная компания сидела на кухне в чановой-феликсовой квартире, каждый из участников которой рассказывал о себе, время пролетело незаметно. Чанбин даже звонил Минхо, чтобы тот то же присоединился к их «пъянке». Но тот отказался, ссылаясь на то, что ему надо было вести младшего брата к доктору, а то «Йенни к ним самостоятельно в жизни не пойдет». Поэтому он пригласил всех завтра вечером к ним на квартиру отметить начало учебного семестра. Все приняли это приглашение с большим воодушевлением, особенно Хан и Хенджин. Они вообще как-то слишком быстро нашли общий язык, за что Чанбин не спускал с них глаз, мало ли… К вечеру все разошлись по своим общежитиям. Но дольше всех не хотел уходить Хенджин. Ему надо было переться дальше всех, да и не хотел он в эту «облупленную и медленно разлагающуюся избушку на курьих ножках», чуть не уговорил Феликса постелить ему в гостиной, вот только Крис был не преклонен. -Ах, да, я все понимаю, первая совместная ночь и все дела, - театрально сказал он, играя бровями, уже надевая свои кроссы на платформе и направляясь к двери. Феликс быстро с ним попрощавшись, вытолкал за дверь и запер ее. -Прости, не обижайся на него, как ты мог заметить, язык у него без костей, - он скрестил руки на груди и мило нахмурился. -Не парься, уже почти привык, - уверил его Чан. -А почему тебя Чанбин-хен все время называл «Чан»? Тебя же Крис зовут? Или я чего-то не понимаю? -Все просто, - тяжело вздохнул Крис, - у меня два имени: австралийское и корейское. Как раз «Чан» - корейское. Я просто представился тебе так, потому что… - тут он задумался. А действительно, почему? – потому что я думал, что тебе так будет удобней, наверное. -Ах-ха-ха, серьезно что ли? – рассмеялся на такой сомнительный ответ Феликс, - ты не должен был, мне было бы комфортно в любом случае. Ладно, тогда могу я тебя называть и так, и так? – лукаво спросил он, делая шаг вперед и заглядывая Чану в глаза. - Мне все равно, - рвано произнес Чан, отстраняясь от блондина, он почувствовал, как уши его начали краснеть. И из-за того, что Феликс тоже заметил, они покраснели еще больше, - так, я иду прибираться на кухне, а то там такой срач все оставили! – переборщил Чан с интонацией. -Хорошо, я помогу, -последовал за ним Феликс, но затем остановился, - ой, я вспомнил, что еще не все вещи разобрал, прости. -Ок, - Крис расстроился, но виду не подал. Так, они разбрелись по разным комнатам делать свои дела. Феликс зашел в свою комнату, закрыв за собой дверь на ключ и опустился ко второму своему чемодану, который он не успел распаковать с утра. Он аккуратно, словно сокровище держал, уложил его на бок и вжикнул замком, показав комнате его содержимое. Весь чемодан был доверху наполнен бумагой разной плотности и разного назначения, разных производителей красками, акварели было больше всего, маркеров, карандашей и кистей – ни счесть. Он специально выделил целую полку для всего этого добра и расставил их с такой бережностью, как будто это были коллекционные игрушки популярной, но редкой серии. Сколько раз оно спасало его от жестокого внешнего мира, его нападок, укоров в сторону несовершенства Феликса. И он сам себе дал клятву, что все выдержит, что изменится и достигнет того совершенства, которое так часто требовали от него окружающие. Как только блондин закончил разбираться с багажом и засунул оба чемодана под кровать (он удивился, что они туда поместились), он понял, что не спросил у Чана одеяла и постельного белья. Тогда Феликс вышел из комнаты и направился к соседу, чтобы решить этот вопрос. Он опять бесшумно постучался, как будто боялся нарушить те самые просторные границы. Он догадался, что они У Чана ого-го. Вот только Крис ему не ответил, тогда блондин слегка толкнул дверь и просунул голову в проем, надеясь, что его заметят. Но и этого не произошло. Чан занимался на беговой дорожке, которая стояла за шкафом, слушая музыку в наушниках. По нему редкими каплями стекал пот, и было видно, что он полностью сконцентрировался на беге, не замечая вокруг себя абсолютно ничего. Феликс аккуратно зашел в комнату и постучал по дверце шкафа, но никакой реакции со стороны соседа не последовало. Вдруг на него напало игривое настроение (ага, гормоны в голову ударили). Он решил подшутить над Чаном, а то он все грустный, да грустный ходит. А тем временем ничего не замечающий Крис продолжал свою тренировку на беговом тренажере. Феликс тихонько к нему подкрался со спины и присел в том месте, где оказывались его ноги при каждом последующем шаге. Когда одна из них оторвалась от земли и согнулась в коленном суставе, то блондин оглушительно завизжал и со скоростью света цапнул тонкими пальцами его за щиколотку. Такого эффекта Феликс не ожидал. Крис, которого довольно легко напугать, когда он того не ждет, заорал вместе с блондином и подпрыгнул от неожиданности, естественно, нарушая ритм бега. Затем он неудачно наступил на ногу, отчего та покосилась, и бегун под оглушительный хохот веснушчатого дьяволенка упал на бок и улетел с продолжающей работать беговой дорожки прям в веселящуюся фигуру Феликса. Тот зажмурил глаза от такого представления и принял удар, летя вместе с Чаном к стене. Когда они оба пришли в себя, то Крис, лежащий на груди блондина, посмотрел сначала на дорожку, которая все жужжала от подачи в нее электричества, а затем в лицо Феликса, который, перестав смеяться, просто лежал и смотрел в его глаза. Чан заметил, как опять начал краснеть, и вскочил с немного придавленного соседа. Он напрочь забыл о том, что виновник сего происшествия и неприятного покалывания в районе колена стоит прямо перед ним. -Что хотел? – спросил растерянно Чан, выключая дорожку и вытирая проступивший пот лежащим на кровати полотенцем. -Я? – Феликс растерянно посмотрел на него. Как будто это не он только что устроил эту заварушку, - когда я готовился ко сну, обнаружил отсутствие одеяла и постельного белья. Прости, я не думал, что ты так испугаешься… - он чувствовал вину за такую реакцию Криса, но тот его не услышал, или сделал вид, что не услышал. -Одеяло находится в шкафу твоей комнаты, внизу, где располагается вешалка, а все остальное сейчас дам, - с этими словами он открыл дверцу своего шкафа и достал из него комплект, даже еще не распакованный. Но, - Феликс посмотрел на Чана и перевел взгляд на глянцевую упаковку, потом снова на Чана, - он новый? И к тому же, по-моему, твой. Неужели здесь нет общих комплектов? – с изумлением спросил блондин. -Если тебе нужны общие, тогда тебе надо в другую общагу, - потихоньку начал закипать Крис. Он начал думать, что сосед не хочет брать постельное белье из-за того, что оно принадлежит ему. Когда он только-только переехал в Корею из Австралии, то дети часто его обходили стороной, не хотели с ним налаживать дружественные связи, не хотели играть с ним в игры, которые он приносил, а все потому, что он был иностранцем. Казалось бы, зачем Чану переживать сейчас, когда Феликс его поля ягода? Но детские переживания остаются с нами на протяжении всей жизни: «Все наши проблемы и психологические травмы идут из детства» - это он услышал от тети, которая работала в детском центре и повидала многое. Чан ей не без оснований верил. Поэтому эта ситуация пробудила в нем старые переживания и обиды. -Хорошо-хорошо, я возьму, только не злись, пожалуйста, - Феликс посмотрел на него щенячьим взглядом, полным благодарности за такой жест. Чан ничего ему не ответил и вышел из комнаты, чтобы принять душ после тренировки (как бы не так, кек, проблемы на нижнем этаже (нет)). -«Приготовлю ему тогда завтра на завтрак что-нибудь австралийское, - уже начал придумывать ответную благодарность блондин, вспоминая, что ему обычно готовили родители». Он ушел к себе в комнату и закрыл дверь с внутренней стороны.

***

Чан проснулся в это утро довольно рано. Хотя это было не неприятное пробуждение, как раз наоборот: его пробудил запах из далекого детства. Он подумал, что он до сих пор спит, а его комната в нынешней квартире, его детская комната с яркими обоями, постерами баскетболистов, развешанных над кроватью, с мини-динозавриками, стоящими на подоконнике возле горшочка с домашним растением, название которого Чан постоянно забывал – слишком уж оно было длинным и нескладным. Крис медленно оделся и вышел из спальни и направился на кухню, из которой доносился дивный аромат, выуживающий детские воспоминания, так старательно запрятанные где-то глубоко в его сознании. Он увидел Феликса, маячащего у плиты, на нем был снова тот же милый передник, неплотно завязанный на его толстовки. Крис задался вопросом: «А почему он не носит футболки, не зима все-таки, да и весна в этом году выдалась жаркая, странно…». Но озвучивать он их не стал, считая их слишком личной темой, и им пока не позволяли их отношения. Чан снова принюхался, запах ему казался до боли знакомым, только он не мог вспомнить, что же это было. -Ой, доброе утро! – радостно встретил его Феликс, - я тут завтрак приготовил в благодарность за то, что ты меня выручил вчера вечером, - тут он остановился и немного покраснел, - ну, и хотел извиниться за свою небольшую шалость, - при этих словах он улыбнулся как-то непонятно: вроде с извинением во взгляде, но одновременно с небольшими искрами, точно дьяволенок. Чан не сумел идентифицировать эту эмоцию, поэтому его это ввело в небольшой ступор. -Угу, - как-то скомкано и неприветливо прозвучал крисов ответ. Все готово, можешь садиться за стол, - с этими словами Феликс поставил на стол две тарелки с поджаренными тостами, на которых лежали тонко порезанные слайсы авокадо и томата, рядом лежали поджаренные ломтики бекона, благо блондин купил вчера все это в магазине. Крис так и остался стоять между диваном и столом не в силах сделать движение. Дело в том, что именно такой завтрак готовила его мама, когда он еще жил в Австралии. Он даже помнил этот момент вкусной румяной корочки во рту, освежающий вкус томата, который дополняла мягкая текстура авокадо, не хватало только… АПЕЛЬСИНОВЫЙ СОК?! Феликс разлил его по стеклянным стаканам, сел рядом и, облизнувшись и пожелав приятного аппетита, начал с наслаждением поедать тост, запевая апельсиновым соком – до вкусной еды он был большой охотник. Чан же наконец отмер и сел рядом. Он долго смотрел то к себе в тарелку, то в тарелку Феликса, порция которого исчезала прямо на глазах. -Ты чего не ешь, остынет ведь? – поинтересовался Феликс, наливая себе еще оранжевого бодрящего напитка. -Ага, - Крис как будто был не в этом мире. Он со стеклянным взглядом взял тост и надкусил, опасаясь большого сходства вкуса тоста из детства и этого. И не зря. Как только кусочек попал ему в рот, из его глаз полились тонкие дорожки слез. Феликс был в панике: от еды, конечно, иногда болели животы, некоторые просто выплевывали, скорчив гримасу, когда ему еще не хватало опыта в готовке, но, чтобы плакали, - такого Феликс еще не видел. Он стрелой подскочил к крану, открыл его и налил в него воды, чтобы дать Чану прийти в себя. Тот сделал несколько глотков, вытер мокрые дорожки и опустил взгляд вниз. Чану никак не хотелось встречаться взглядом с блондином, он не хотел, чтобы тот увидел волнение и страх в его глазах, которыми они были полны до отказа. -Как ты узнал? – тихо, почти шепотом, пробормотал Крис. Это все, на что он был способен в эту минуту. -Ты про завтрак? Спросил у Чанбин-хена, что ты любишь. Прости, я не знал, что тебе будет так невкусно, но я правда старался, - он опустил свой взгляд в пол, ему было ужасно стыдно за очередной свой промах. Если еще раз такое повторится, он не сможет простить себя, - прости, от меня одни проблемы, я уберу, - он взялся за край тарелки и был готов отправить откушенный тост в мусорку, как Крис взял его за локоть и устремил свой взгляд прямо на него. Как будто он смотрел не в глаза Феликса, а сквозь него. -Больше никогда так не делай, - с ужасом произнес Крис, встал из-за стола и закрылся в ванной, сел на пол, подпер лицо коленями, закрыв глаза руками. Детские воспоминания вновь стали преследовать его, вставали комом поперек горла и мешали дышать. Он вспомнил, как мама с улыбкой разрезала этот тост на кусочки, чтобы «маленькому мальчику с большим именем» - так она его любила называть, было удобней кушать, покупала наутро сок только с мякотью по просьбе сынишки, садила себе на колени и хвалила его за каждый съеденный ломтик овоща. Отец часто был недоволен тем, что мать слишком балует своего сына, и тот под такой заботой может вырасти слишком изнеженным и неприспособленным к взрослой жизни человеком. Она же просто отмахивалась от таких резких слов мужа, продолжая сидеть в обнимку с сыном и нахваливать его за хороший аппетит, теребя пухлые щечки. Чан больше всего боялся и, вместе с тем, большего всего дорожил именно такими, казалось бы, повседневно-рутинными воспоминаниями о родной маме, об этих счастливых завтраках всей семьей. Ребенком он думал, что так будет всегда, а иначе и быть не может. Но дети одновременно слабы и сильны своей детской наивностью и непринужденностью. Как же он ошибался тогда. А Феликс так и остался стоять с тарелкой в руках и с растерянными чувствами. Он был уверен, что снова все испортил, что снова неидеален.Он хотел ринуться за Крисом, вымаливать у него прощение, пусть сам не до конца осознавая за что, хотел поклясться, что больше таких промахов с его стороны никогда не будет. Блондин снова чувствовал, что его снова кто-то возненавидел, отрекся от него, бросил, сбежал, что он опять кому-то не нравиться, не способен понравиться. На сердце от таких мыслей становилось тоскливо, тяжко, невыносимо. В уголках глаз началась скапливаться влага, стекая по щеке и обжигая поверхность бархатистой кожи. Он не понимал такую реакцию Чана на завтрак. И от этого ставилось еще тяжелее. Вдруг блондин осознал, что не знает о своем соседе ровным счетом ничего. Чанбин вчера мельком его предупредил, что Чан открывается не сразу и далеко не всем. Но как-то не обратил внимания на слова хена. Теперь же Феликс понял, что тот имел в виду. - И что же мне теперь делать, - с досадой и отчаянием произнес Феликс, садясь на стул, так и держа тарелку с чужим недоеденным тостом. Но ответ он найти так и не сумел. Мрачная и практически похоронная тишина давила на его способность здраво мыслить, поэтому он не мог больше находиться в этой квартире. Быстрой походкой он дошел до своей комнаты, взял телефон, написал записку для Чана, оставив ее на кухонном столе рядом с тарелкой недоеденного завтрака, и, бесшумно обувшись, вышел из квартиры. Он понимал, что для Чана сейчас самое нужное и самое действенное лекарство – это одиночество. Он тоже сбегал и прятался в своей комнате в самом дальнем углу от нежеланных взглядов и едких, насквозь прожигающих слов в свой адрес. Он понимал его, как никто другой.