Various Storms and Saints/Грозы и Святые

За последние две недели Гермиона вычислила идеальное время для приема пищи — она приходила за пять минут до окончания завтрака, как раз, когда Рон уже уходил вместе со своими друзьями. Именно так она и поступила сейчас. Войдя в почти опустевший зал, Гермиона взяла тарелку и начала ковыряться в оставшейся еде. Выбрав банан и ломтик тоста, она намазала одну половину лимонным курдом, а другую — клубничным джемом, добавив немного черники. Затем трансфигурировала чашку в термос, взяв Эрл Грей и одну печеньку. Как только она всё подготовила, то решила не оставаться в Большом зале и вышла во внутренний дворик, усевшись на наиболее отдалённую от прохожих скамейку под деревом. Всё её существование стало таким одиноким. Не то чтобы Гермиона была не в силах перенести одиночество, но оно посеяло в сознании мысль, что теперь так будет всегда. Вместо переживаний она сфокусировалась на поедании тоста, откусывая поочередно с каждой стороны. Сначала джем, затем курд. — Здесь не занято? — приблизившись, спросила Джинни. Гермиона прикрыла рот, прожёвывая: — Нет, присаживайся. Уизли села на другом конце скамейки, оставив между ними расстояние, и Гермиона, посмотрев налево, увидела, как та разглядывает окружающий их мир: холмы, всё так же покрытые льдом, всё такой же пушистый снег. Грейнджер казалось, словно прошла целая жизнь, однако, на дворе по-прежнему был январь. — Слышала, вы расстались, — наконец вымолвила Джинни. — И не по обоюдному согласию. — На самом деле, мне кажется, что по обоюдному, — призналась Гермиона. Уизли взглянула на неё. — Ты ведь этого не хотела? Гермиона положила тост на тарелку, пожав плечами. — Мои желания не имеют значения. — Имеют, Миона. — Нет! — сорвалась она. Джинни не шелохнулась. — Мне нужны ты, Рон и вся ваша семья. Мне нужна семья, и если эта семья ненавидит человека, с которым я хочу быть, тогда я должна сделать выбор. — У тебя есть семья. И как бы мы тебя ни любили, ты всё ещё можешь вернуть своих родителей. — Гермиона замерла. — Что такое? Она потрясла головой и опустила тарелку на землю, позволив муравьям насладиться ее едой. — Гарри не рассказал тебе? — Рассказал что? — Мои родители мертвы, Джин. Они умерли в ту ночь, когда я пришла в Нору, вся заплаканная. Рот Джинни приоткрылся. — Но… Ты сказала, что наложила на них Обливиэйт, что они не помнят тебя, а не то, что они умерли! Гермиона, почему ты не рассказала нам? — Я не хотела отягощать наше задание. На плечах Гарри и без того лежал груз вины, а Рон переживал за безопасность семьи, мне незачем было усиливать стресс. Джинни, придвинувшись, взяла её руки в свои. — Гермиона, тебе стоило рассказать хоть кому-нибудь. Ты не должна была справляться с этим в одиночку! Это худшее, что только могло произойти, а ты решила держать это в тайне? Я… я не… Ты в порядке? То есть… Мерлин, как ты остаёшься такой сильной? Гермиона покачала головой. — Я не сильная, совершенно. — Могу я обнять тебя? — Да, пожалуйста, — Гермиона рассмеялась, скрывая нарастающую печаль. Джинни заключила её в крепкие объятия, прижимая ладонь к затылку, словно мать. Они оставались в таком положении в течение некоторого времени. Пусть и прошло всего две недели, Гермиона уже успела забыть, как же чудесно, когда тебя обнимают. Поддержка. Сначала Невилл, теперь Джинни? Действительно ли это было поддержкой? — Мне так жаль, — прошептала Уизли. — И ещё больше я сожалею о том, что ты думала, будто не можешь поделиться со мной. Знаю, мы никогда не были так же близки, как ты с мальчиками, но я всегда считала тебя своей сестрой. Искренне и по-настоящему. Ты не чувствовала, что можешь обратиться ко мне, и это моя вина. Я так об этом сожалею. Гермиона хотела сказать, что Джинни не виновата, что молчание было её выбором, но так приятно было слышать, как кто-то другой берёт вину на себя. Это развеяло напряжение, копившееся в течение нескольких месяцев. Отстранившись, Джинни обрамила лицо Гермионы ладонями и поцеловала её в лоб. А затем отпустила, и Грейнджер уже начала скучать по теплу. — Так, мы говорили о тебе и… и Малфое. Ты не хотела расставаться. Гермиона вздохнула, решив продолжить разговор. Возможно, для укрепления надежды. — Честно говоря, да, не хотела. Но, как я и сказала, мне нужна семья. Уизли медленно кивнула. — Думаю, в моменте меня переполняли эмоции, и я хочу извиниться за то, что наговорила тебе. Это было неправильно. Знаю, это ничто в сравнении с поведением моего мерзкого брата, но всё же… Миона, я чертовски зла на него! Я устроила ему неплохую взбучку, гаденыш получил несколько смачных ударов в челюсть, можешь не сомневаться. Он никогда не должен был говорить тебе такое. — Джин, всё нормально, правда, я… — Нет, это совсем не нормально. В конце концов, я рассказала маме о том, что он натворил, и она, как и все, хочет его отлупить. Тебе даже не стоит ждать его раскаяния. У него накопилась целая куча дерьма, с которым просто необходимо разобраться, а он решил вывалить большую её часть на тебя. И мне очень жаль, — Джинни сжала её ладони, сдвинув брови в сочувствии и беспокойстве. Надежда. Гермиона выдавила улыбку. — Это очень много значит для меня, честно, Джин, но он был прав. Я предала его, а это единственное, чего мы договаривались никогда не делать, с ним и Гарри. — Я не считаю, что встречаться с Малфоем это предательство. Если бы ты убила кого-то из нас, то тогда да, это было бы предательство, — сказала она, практически смеясь. — Но… — Дорогая, я, как та, кто оказалась под властью Темного Лорда из-за Люциуса Малфоя, не чувствую, что ты меня предала. Думаю, Рон просто верит, что ты обязана ему, что должна быть с ним, раз все эти годы он был влюблен в тебя. И, честно говоря, если он и будет чувствовать себя преданным, то только из-за того, что ты его не любишь. Но и это не предательство, так просто устроены люди, — сказала Джинни, и утешающий взгляд карих глаз вернулся. — Да и по большому счёту как именно ты провинилась? Влюбилась в того, в кого не следует? Возможно. Но я или Рон, да кто угодно — кто мы такие, чтобы говорить, с кем ты должна встречаться? Мне по-прежнему не всё ясно, но, зная тебя, он не мог не заслужить твоё расположение. Гермиона закусила нижнюю губу. В груди разливалось тепло от любви и поддержки. Она и не представляла, как сильно может повлиять понимание Джинни. Оно много значило для неё. — Он извинился за всё. И да, извинения — всего лишь слова, но дело не только в них, — начала Гермиона. — Он действительно изменился, и я ни за что не стала бы рассматривать его в другом ключе, если бы он не показал себя с иной стороны. Ты бы не стала ничего делать, не проведя перед этим тщательного исследования, так ведь? Уизли улыбнулась. — Знаю, ты чертовски умная девушка, а вот я была просто дурой, полагая, что ты хорошенько всё не обдумала. — Они вместе рассмеялись, и улыбка Джинни смягчилась, когда она наклонила голову. — Ты любишь его, не так ли? — Безгранично, — прошептала Гермиона. — И почему тогда ты не с ним? — Потому что… — Из-за того, что подумает моя дурная семейка? — закончила за неё Джинни. — Потому что вы все ненавидите его, а мне нужна семья. — Я не ненавижу его, — произнесла Уизли. — Я всех люблю. Кроме Чжоу Чанг из-за того раза, когда она поцеловала Гарри, хотя даже сейчас я её не ненавижу. — Но что насчёт Джорджа и Билла, и Чарли, и Перси, и… — Притормози-ка, — перебила Джинни, вновь сжав её руки. — В Джордже нет ни капли ненависти. Билл и Чарли будут вести себя как старшие братья-защитники, не более того, а Перси, ну... он может быть придурком, но в этом весь он. А вот с мамой и папой… с ними будет непросто, но ты главное подумай о том, чего хочешь сама. Стоит ли он того? Маминой сверхопеки и папиных распрей с Малфоями? Стоит ли он нескончаемых статей в Ведьмином Досуге, которые непременно появятся из-за этих отношений? — Да, — ответила Гермиона без нотки сомнения. — Стоит. — Тогда знаешь, что я скажу? — спросила Джинни с хитрой улыбкой. — М? — Нахер Рона. Гермиона рассмеялась. — Нахер Рона.

***

Шагая по пустым коридорам, она ненадолго сняла дезиллюминационные чары с руки и, повернув её, увидела, что вены почти достигли локтя. Они продвинулись не так далеко, вероятно, на одну четверть, но, очевидно, продолжали разрастаться. Ущипнув кожу чуть выше самой длинной вены, Гермиона убедилась, что всё ещё чувствует, но коснувшись участка ниже — не ощутила ничего. Преодолев пролёт ступенек, она закатила рукав дальше и замерла. Её кожа становилась серой. Настоящая живая смерть. Грейнджер опустила рукав и вновь наложила дезиллюминационные чары. К горлу начала подступать паника. Тупая боль в руке не утихала, она преследовала её все эти недели, проведённые без него. Гермиона онемела, как и её рука. И сейчас паниковала, как и её рука. Повернув за угол, она постучалась в дверь кабинета зельеварения. Никто не ответил, что дало ей зелёный свет. Оказавшись внутри, она сразу же пошла к личным запасам Слизнорта. Просканировав взглядом полки, Гермиона не обнаружила пузырьков с успокаивающим бальзамом и повернулась к столу профессора, после чего, открыв первый ящик, к своему удивлению, увидела бутылку огневиски. К чёрту всё, она страдала от боли. Открутив крышку, Гермиона влила в себя нездоровое количество алкоголя в попытке усмирить панику и боль. На вкус было как объятие старого друга. Тепло распространялось по венам, обжигая и воспламеняя внутренности. Вытерев рот, она закрутила бутылку и убрала обратно в ящик, затем облокотилась на стол и закрыла глаза, желая, чтобы алкоголь прогнал боль. Вспомнив Драко, она зажмурилась и представила, как он дышит вместе с ней. Медленный, долгий вдох. И выдох. Ещё несколько раз, и она открыла глаза. Всё вокруг уже стало немного кружиться. Оттолкнувшись, она вернулась к выполнению задачи. На самом дальнем столе, рядом со стеллажом с инвентарём, она увидела кожаный блокнот, который и надеялась отыскать. Подойдя ближе, Гермиона заметила стикер для заметок, приклеенный к обложке.

В котле на нижней полке. Надеюсь, это поможет.

ДМ

Она отлепила стикер, и её наполнило чувство радости от того, что он использует рождественский подарок. Убрав записку в карман, Гермиона двинулась к стеллажу и, нагнувшись к котлу на самой нижней полке, подняла крышку. По её телу пробежал холодок. Рог дромарога. Как он достал его? И так быстро? Она же совсем недавно упомянула о нём. Это позволит всё исправить. Позволит жить. Это — ответ на всё. Я люблю тебя. Весьма большой, серый, с трещиной, но всё же рог. Часть её боялась к нему прикоснуться, боялась, что каким-то образом сможет его повредить, и этот подарок пропадёт зря. — Мисс Грейнджер? — раздался голос Слизнорта. Гермиона вскочила на ноги, натянув улыбку. — Профессор! Здравствуйте, прошу прощения за вторжение, я снова забыла здесь свой блокнот. — Он был на полу? — Оу, нет, сэр. Кто-то оставил котёл на столе, я лишь убрала его. — Гермиона схватила блокнот и направилась к двери. — Это очень любезно с вашей стороны, дорогая, спасибо. — Слизнорт подошёл к своему столу и уселся с громким вздохом. — Совсем не за что. — Затем, когда она уже подошла к двери, на языке повис животрепещущий вопрос. Она обернулась. — Профессор? Что вы знаете о рогах дромарога? Слизнорт вскинул брови. — Роги дромарога — чудесный антидот для ядов, а также до безобразия дорогой. Впрочем, полагаю, цена связана с тем, что охота на этих существ находится под запретом. Почему вы спрашиваете? — Я наткнулась на него в одной книге. Прежде ни разу не слышала о нём. — Затем последовал вопрос. — Вы случайно не знаете, сколько может стоить один рог? — Мерлин, — вздохнул он, откинувшись на спинку кресла. — Вам несравненно повезёт, если вообще удастся найти его, но я бы сказал, не меньше ста тысяч галлеонов. Её челюсть отвисла. — Прошу прощения, вы только что сказали сто тысяч? — Именно. Не знаю насчёт вас, но я бы никогда не смог позволить себе такую покупку, — он посмеялся. Она улыбнулась. — Нет-нет, я тоже. Что ж, спасибо, профессор, доброй ночи. — Вам тоже, дорогая. Гермиона вышла из кабинета, и с каждым шагом это число эхом отдавалось в ушах. Сто тысяч галлеонов. Валютный курс галлеонов к фунту был вовсе не один к одному. И если профессор Слизнорт был прав, Драко потратил полмиллиона фунтов на один единственный рог. Полмиллиона. Ради неё. Ей нужно было перевести дух. Она ни за что не сможет отплатить ему. Не с теми деньгами, которые были у неё сейчас. Даже со стабильной работой в Министерстве. Возможно, лишь к пенсии, если вообще сможет до неё дожить. Полмиллиона. Гермиона была обязана ему всем. Что бы он ни говорил, она была обязана ему своей жизнью. И своей любовью, если он всё ещё мог её принять.