Various Storms and Saints/Грозы и Святые

— Миона? Ты как? — шёпотом спросил Рон. Она повернулась к нему лицом, лёжа на кровати, и натянула одеяло поверх плеч. В комнате было темно, и она была очень рада этому; он не должен был увидеть тихие слёзы, что скатывались по её лицу. — Отлично, — ответила она. — Я ведь не сделал тебе больно? — Нет-нет, я в порядке. — Это было… хорошо? То есть… Гермиона зажмурила глаза и кивнула. — Да, это было хорошо. Приятно. Дом под ними слегка покачнулся, порыв ветра ворвался в тесную комнату через открытое окно. Сегодняшний день был необычайно холодным для июня, и сверчки казались куда более оживлёнными, чем когда-либо. Это был первый раз, когда Гермиона скучала по шуму в Норе, которым она была так известна, но глубокой ночью для него не было никаких причин. — А ты… Она распахнула глаза, увидев тёмный силуэт его носа перед своим лицом. Ответ был очевиден, она не кончила, даже близко не подошла к развязке, но она не могла произнести это вслух. Не тогда, когда воздух был таким плотным, а одеяло таким тяжёлым; не тогда, когда всё ощущалось таким удушающим. Именно таким казалось всё, что было связано с Роном, — удушающим. — Ага. — Хорошо, отлично. — Я пойду попью воды, тебе принести? — прошептала она. — Нет, спасибо. С быстрым кивком она вылезла из кровати, найдя пижамные штаны. Он даже не снял с неё футболку. Он даже почти не целовал её. Это было так странно, а он был таким неуклюжим, и она ненавидела каждую прошедшую секунду. По крайней мере, она теперь не девственница, по крайней мере, хоть кто-то хотел её. Спускаясь по лестнице, она пыталась вспомнить, какие из ступенек скрипели, чтобы не наступить на них в кромешной темноте, освещаемой лишь естественным лунным светом. Что-то в этом доме заставляло её испытывать тревожность. Но так было не всегда. Раньше она любила Нору, её семейную атмосферу, но всё это было слишком. Это мешало её желанию постоянно быть одной. Если бы она могла уйти куда-нибудь в другое место, то несомненно бы ушла. На первом самолёте до Германии, куда угодно — она бы улетела, но пообещала Молли, что останется. Никто не нарушает обещаний, данных Молли. Оказавшись на кухне, Гермиона достала кружку из раковины и наполнила её водой, быстро опустошив и снова почувствовав жажду. — Не хотелось бы пугать тебя, но здесь я. Она обернулась, щурясь в темноту. — Джордж? — Он самый. Давай, присядь, я не кусаюсь. Он зажёг несколько маленьких почти прозрачных свечей по периметру длинного обеденного стола, заставив комнату наполниться их тёплым свечением. Гермиона устроилась на крайнем стуле, притянув ноги к груди. Джордж сидел, откинувшись на спинку стула, с бутылкой маггловского пива в руке. Его рыжие волосы были взъерошены, а тёмные круги под глазами были заметны даже при тусклом свете. — Сейчас уже поздно, ты в порядке? — спросил он. — Все всегда спрашивают у меня, в порядке ли я, — ответила она, делая глоток из своей кружки. — Но как ты? — Я пью уже третью бутылку пива в одиночестве, в темноте, в среду, — сказал Джордж. — Я бы сказал, что со мной всё отлично. Она слабо улыбнулась, оценив то, что он всё ещё продолжал шутить, пусть даже без Фреда. Они сидели вместе, медленно попивая свои напитки и наслаждаясь тишиной, наставшей так поздно ночью. Гермиона почесала затылок, ощущая, как её волосы выбиваются из хвоста. Она думала, что после секса будет потной или хотя бы запыхавшейся. — Джордж? — М-м? — Ты мне как брат. — Аналогично, ты для меня ещё одна сестра, которую я не хотел. — Она посмотрела на него. — Шучу. — Могу ли я спросить у тебя кое-что? — Это секрет? Она покачала головой. — Нет, но я не буду возражать, если ты никому не расскажешь. — Хорошо, выкладывай. Гермиона опустила взгляд на кружку, увидев в ней пузырёк, вращающийся по краям воды. Затем он лопнул. — Как думаешь, придёт ли всё когда-нибудь в норму? Он вздохнул и, поставив пустую бутылку на стол, подпёр голову рукой. — Да, рано или поздно, по крайней мере, я на это надеюсь. Она кивнула. — Я тоже, — Гермиона посмотрела на него, и он улыбнулся, но улыбка эта не тронула его глаз. — Я потеряла двух очень близких мне людей. Таких близких, каким Фред был для тебя, и я не знаю… кажется, будто я забыла, как дышать. И у меня не было возможности задуматься над этим до этого момента. — А я действительно забыл, как дышать. Если честно, то я до сих пор не уверен, что делаю это правильно. Сова ухнула за окном, привлекая их внимание, и Гермиона посмотрела на улицу, взглядом зацепившись за луну. Этой ночью она представляла собой полумесяц, близкий к тому, чтобы снова исчезнуть. Луна всегда возвращалась, она никогда не пропадала надолго. — Вероятно, мы никогда не будем дышать так, как прежде, — продолжил Джордж. — Мы научимся делать это по-новому, но, полагаю, всё будет по-другому. — Да, — прошептала она, наблюдая за совой, удаляющейся в сторону месяца. Гермиона сидела в кресле в цветочек со стаканом воды, балансирующим на её коленях, прижатых к груди. Посмотрев в окно, она увидела, что этой ночью луна исчезла и помимо редких звёзд в небе смотреть было не на что. Она ощущала лишь тяжесть в груди и то, как сердце билось в собственном темпе — слишком быстро для того, что она делала, — просто сидела. Это случалось нередко — учащённое сердцебиение. Даже когда Гермиона чувствовала себя нормально или убеждала себя в том, что была в норме, оно билось в её грудной клетке с достаточной скоростью, чтобы спровоцировать успокоившуюся тревожность. Сейчас было точно так же, и всё, что она могла — это лишь бездействовать. — Ты чертовски напугала меня, — сказал Тео, выходя из коридора и потирая глаза. — Почему ты не спишь? — Проснулась из-за сна. Он уселся на диван, закинув ноги на кофейный столик. — О чём был сон? — Воспоминания, это всегда лишь они. А почему ты проснулся? — У меня есть собственные кошмары, — ответил он, скрестив на груди руки и откинувшись головой на спинку дивана. — Я могу выслушать тебя, — произнесла Гермиона, делая глоток забытой воды. Он тихо хмыкнул, почти что рассмеялся. — Ты умеешь слушать и всегда знаешь, что сказать. Но ничего особенного, правда, просто парочка ужасных воспоминаний со времён, когда я был мальчишкой. — Ты никогда не рассказывал о своём детстве или семье. — Не без причины. У меня был, э-э, непростой период, скажем так. Который я смог пережить, благодаря этому блондинистому придурку, — голос Тео становился всё тише. — Всегда одно и то же воспоминание, как будто мой мозг издевается надо мной. У него есть из чего выбрать, даже слишком много, но он всегда выбирает именно его. — Что произошло? Он долго молчал, и единственным звуком в комнате было лишь их тихое дыхание. Она привыкла к никогда не замолкающему Тео, без его разговоров мир казался крайне унылым. — Мне было пятнадцать. Я был ребёнком, но моему отцу не было никакого дела до моего возраста. Он решил, что если сломает любые унции невинности, что у меня были, с самых ранних лет, то это сделает меня сильнее или что-то наподобие этой херни. «Мужчины из рода Ноттов были викингами, Теодор», — так он говорил. «Мужчинами силы, мужчинами воли». Не буду лгать, этот ублюдок не раз, блять, лупил меня. С того дня, как мне исполнилось пять, не было почти ни дня, когда я был без синяка или шрама. Но всё нормально, наше имя таким не запятнать. В общем-то, мне было пятнадцать, вот-вот должно было стукнуть шестнадцать, когда я вернулся домой на Пасху. Это был пятый курс, и знаешь, я всегда понимал, что мой отец был ужасным, если не хуже. Он был… думаю, я просто никогда бы не смог себе представить, что он один из них. Пожиратель смерти. Так вот, Пасха, я дома, и он сообщает, что у нас гости. Этот человек, если его вообще можно назвать таковым, был в моём доме. Он был там со своими долбанными жёлтыми глазами и длиннющими ногтями. Сказал, что ищет молодых новобранцев и что мой отец посоветовал меня. Затем он рассмеялся. — Порекомендовал меня грёбаному Тёмному Лорду. Мне было лишь пятнадцать. Я отказался и сделал это очень вежливо, я помню. Но ему не понравился мой ответ. В меня попадали проклятия, пока я пытался убежать, но я смог добраться до камина. Я оказался у Малфоев, и, слава Богу, его родителей не было дома. У меня случился припадок, и я помню каждую его секунду и ощущаю до сих пор. Но если честно, то мне ещё повезло. Драко… ему досталось сильнее. И, видимо, после того, как его отец облажался, Волдеморт крепко вцепился в него зубами, а меня не было рядом, чтобы остановить это. Но я пытался, я был там. Это должен был быть кто-то из нас, и порой мне хочется, чтобы это был именно я. Но эта ночь… она всегда возвращается. Когда это происходит, я не могу спать в течение целой недели. И меня выворачивает наизнанку мысль о том, что я мог бы забыть об этом… Целительница предложила мне стереть это воспоминание после моего суда. Они использовали его, ты знала об этом? Они использовали это воспоминание перед всем Визенгамотом, грёбаные ублюдки. Она предложила стереть его, и я отказался. Возможно, я пытался доказать свою правоту тем, что оставил его, но я чувствовал бы себя виноватым. Если Драко придётся жить со своими воспоминаниями, то и я должен сохранить их. Каждое дерьмовое событие, происходящее до и после, нам нужно помнить всё. Затянувшаяся тишина повисла в воздухе после того, как он договорил, и она не знала, что сказать. Пожалуй, лучше всего было ничего не говорить, что и предполагала работа слушателя. Гермиона бесшумно поднялась с кресла, поставив свой стакан на кофейный столик. Сняв одеяло со своих плеч, она понесла его с собой к дивану и села рядом с Тео, накинув одеяло на них обоих. Он поднял голову, когда почувствовал руки, обвившиеся вокруг него, и голову, что опустилась на его плечо. Обняв её в ответ, Теодор прижался губами к её макушке. Ничего и не нужно было говорить. Её сердце тянулось к нему, и всё, что она могла предложить — это немного утешения, чтобы он понял, что не один. Тео был одним из лучших людей, которых она встречала, а лучшие люди не заслуживали того, чтобы страдать. Так что она обнимала его, пытаясь донести до него все слова отчаяния и вины, которые она бы никогда не смогла произнести вслух.

***

Она исписывала всю страницу, давая своим разбегающимся мыслям выход наружу. Всё, что не сочеталось с грибом мортелиусом, всё, что могло гармонировать с ним, — Гермиона записывала всё. У неё заняло не так много времени, чтобы осознать, как мало она знала о зельях в общем, а также о различных ингредиентах и об их использовании. Она никогда не горела желанием становиться зельеваром, так для чего ей нужно было всё это знать? Предусмотрительность оказалась полезной. — Тут не занято? — Этот голос, плавный, словно вода, послал стаю мурашек вдоль её позвоночника. Она подняла взгляд, столкнувшись с серебристыми глазами. Он жестом обвёл комнату, указывая на занятые столы. — Больше садиться некуда. Гермиона убрала свою сумку со стола, давая ему пространство, чтобы создать свой собственный организованный хаос. Драко сел на место, достав свой учебник по чарам вместе с кожаным блокнотом, который они использовали. Обыденно положив его перед ней, он вернулся к собственным урокам. Гермиона взяла блокнот, решив посмотреть, удалось ли ему найти больше информации о грибе, чем ей. Листая их общие заметки, она почувствовала, как его ботинок толкает её ногу под столом. Взглянув на него из-под ресниц, она увидела, что с виду он был очень сфокусирован на своей работе. Его нога вытянулась дальше под столом, проникнув между её лодыжек. Гермиона, подперев подбородок рукой, пальцами скрыла лёгкую улыбку, которую безуспешно пыталась подавить. Она по-настоящему ощущала себя глупой влюблённой тринадцатилеткой! Это было так нелепо, но ощущалось по-дурацки захватывающе. — С чем сочетается мортелиус? — шёпотом спросила она, и Драко посмотрел на неё. — К сожалению, со всем. — Это лишь усложняет нашу работу, — пробубнила она, бесцельно листая блокнот, но остановилась, наткнувшись на рисунок. Он был таким простым, но всё же крайне замысловатым для обычной каракули. Гермиона не умела рисовать от слова совсем, поэтому любовалась небольшим наброском — замком Хогвартса среди леса. Проведя по странице пальцами, она ощутила тонкие линии рисунка. — Гермиона! Все находящиеся в библиотеке студенты шикнули в сторону, откуда донёсся голос, когда Гермиона подняла взгляд, пытаясь найти его источник. Рон шагал по библиотеке, его рыжие волосы дополняло раскрасневшееся лицо. — Боже, — проворчала она, когда он обнаружил её. — У тебя случайно нет оборотного зелья? Драко хмыкнул в ответ, не поднимая головы. Взгляд Рона был сосредоточен на ней, пока он нёсся мимо стеллажей и столов. Когда он, наконец, подошёл к её небольшому столику, несколько изолированному от всех остальных, его лицо по-прежнему пылало от гнева. — В библиотеке нельзя кричать, Рон. — Ты не поедешь в Нору на каникулы? — спросил он. — Нет, я уже послала сову Молли. — Да, я, блять, знаю! — Не смей повышать на меня голос, — спокойно сказала она. — В чём проблема? — Ты разбила сердце пожилой женщине, вот в чём грёбаная проблема. И она обвинила во всём меня, — выплюнул он. — Разве это моя вина, что ты не приедешь? Неужели ты недостаточно взрослая, чтобы отпраздновать Рождество с моей семьёй? — Это ты спрашиваешь у меня, достаточно ли я взрослая? — спросила Гермиона, вскинув брови. — Я не приеду, потому что у меня есть обязанности как у старосты. Уверена, Молли понимает, что я никого не бросаю. — Она любит тебя как собственную дочь, ты не можешь так поступить с ней! — С ней или с тобой, Рон? Он вдруг оцепенел, и его лицо побледнело. Она ждала ответа на свой вопрос, глядя на то, как он испустил смешок, переводя свой взгляд в сторону от неё, после чего он заметил Драко, делящего стол в библиотеке с его бывшей девушкой. — Какого хера ты сидишь здесь, Малфой? — прошипел он. Драко оторвался от своей работы и обвёл помещение ручкой. — Все остальные места заняты, Уизли. — Ты могла уйти, — он посмотрел обратно на Гермиону. — Почему ты позволяешь ему сидеть рядом с собой? Он же псих. — Он делает свои уроки и никак не мешает мне. Какое тебе дело? — она вздохнула. — О, уроки? — он перевёл взгляд на длинный пергамент, лежащий перед Драко, написание которого отняло много сил и времени. Рон схватил его со стола, прежде чем разорвать пополам прямо перед лицом Драко. — Ну ладно, — проговорил слизеринец, аккуратно опуская свою ручку. Рон смял пергамент, а затем швырнул им в Драко, ударяя его прямо в грудь. Гермиона наблюдала, наблюдала за тем, как напрягается челюсть Драко и как его глаза темнеют. Под столом она потёрлась своей лодыжкой о его в попытке успокоить хоть каким-нибудь прикосновением. — Тебе стоит уйти, приятель, — произнёс Драко, поднимаясь с места. — Не смей, блять, называть меня приятелем, ты, жалкое чистокровное отребье. Драко лишь усмехнулся. — Умно. — Рон шагнул вперёд, после чего плюнул прямо на него, прозрачной жидкостью покрывая его шею и щеку. С тяжёлым взглядом Драко вытер своё лицо, стряхивая остаток слюны на пол. — Я повторяю: уйди. — Ты, чёрт возьми, понимаешь, с кем разговариваешь? — процедил Рон, ткнув пальцем ему в грудь, хмуро посмотрев на него. — Ты ни хрена не можешь сделать, Малфой. Только если не хочешь присоединиться к своему дорогому папочке в Азкабане. Драко опустил голову и, сузив глаза, посмотрел на Рона. — Если это означает, что я выбью все твои ёбаные зубы, то я с радостью туда отправлюсь. — Вы оба, хватит, — предупредила Гермиона, положив руку на плечо Рона. Он медленно обернулся и посмотрел на неё, его голубые глаза были темнее обычного, а брови сильно сведены на переносице. — Почему ты постоянно защищаешь его? Он грёбаный монстр, Гермиона. Уж кому как не тебе это знать. — Затем его взгляд переместился обратно на Драко, и он сильнее надавил пальцем на его грудь, заставив его отступить. — Найди себе другое место, где сидеть. Гермиона поймала его взгляд на себе, обнаружив, что его челюсть была сжата до такой степени, что он мог сломать себе зубы. Его руки были сжаты в кулаки, а глаза совершенно тёмными, и она покачала головой, жестом говоря ему ничего не делать. Ни один удар, нанесённый Рону, не стоит этого, того места, в которое они отправят его. Она шагнула вперёд, прикоснувшись к груди Рона и разворачивая его к себе. — Мне жаль, что меня не будет с вами на Рождество, передай всем, что я их люблю, хорошо? — Ты так и не ответила мне. Какого хрена ты вечно защищаешь его? — Рождество не будет таким же, как раньше, без твоей семьи и… Он пресёк её явную попытку отвлечь его. — Что за херня, Гермиона? Ты, блять, серьёзно? Он просто чокнутый, ты видела, что он натворил из-за своей шлюхи-мамаши… Драко уже собирался кинуться вперёд, когда она вмешалась: — Рональд, — жёстко отчеканила она, грубее прижимая руку к его груди. — Ты ходишь по очень тонкому льду и делаешь это уже в течение многих месяцев. Я очень близка к тому, чтобы перестать терпеть это, так что, пожалуйста, уходи. Мы увидимся после каникул, и возможно Чарли и Билл смогут вбить в тебя хоть немного здравого смысла. А до тех пор оставь меня одну. Его брови лишь сильнее нахмурились, морщинка между ними углубилась. — Гермиона… — По чертовски тонкому льду, — прошептала она. Рон отступил и, медленно кивнув, ушёл, пройдя мимо Драко и толкая его плечом. Гермиона тяжело вздохнула и опустилась на край стола, пальцами впившись в жёсткую древесину. Он представлял собой ходячую угрозу, и она ничего не могла с этим поделать. Ей казалось, что теперь она едва могла спокойно дышать, не провоцируя у него очередной порыв агрессии. Всё это была её вина: она порвала с ним, и теперь Рон постоянно вёл себя омерзительно. Сделав глубокий вдох, она сосредоточилась на царапинах на своих туфлях. Она не могла контролировать его, ей никогда это не удавалось. Пока Гермиона приводила дыхание в норму, в её поле зрения появилась более элегантная, сияющая пара туфель. — Я прошу прощения за него, — произнесла она, поднимая взгляд. — Не извиняйся, особенно за Уизли, — ответил Драко. Его голос был всё ещё низким, а лицо напряжённым. — Знаешь, если бы он не был дорог тебе, то я бы, блять, прибил его. — Тогда хорошо, что мне не всё равно на него. Он испустил смешок, глядя куда-то за неё. — И я не понимаю почему. Он заслуживает грёбаного удара в челюсть. Она могла видеть это его в глазах — то же количество неописуемой злости и поражения, как в тот день, когда умерла его мать. И вновь то чувство, которое она никогда не понимала, но вместо того разочарования, что она ощущала с Роном, ей хотелось помочь. Гермиона стукнулась кончиком своей туфли о его, и он посмотрел на неё. Её глаза были наполнены нежностью, брови сведены в серьёзном беспокойстве и решимости. — Пожалуйста, успокойся, — прошептала она. — Никто не должен пострадать из-за меня. Он всего лишь… — Обижает тебя? Она раскрыла рот, намереваясь что-то сказать, возможно, защитить Рона, но поняла, что говорить нечего. Оправдывать его смертью брата больше не было достаточным. Её родители тоже погибли, но она не позволила их смерти изменить её. Может быть, она стала более замкнутой и приобрела плохие привычки, но она всё ещё была самой собой, в отличие от Рона. Оттолкнувшись от стола, она села обратно на своё место, раскладывая разбросанные вокруг неё пергаменты. — Он просто всё время злится. Но я смогу справиться с ним, всегда справлялась. Во всяком случае, это к лучшему, что он вываливает свою агрессию на меня, — затем она встряхнулась и направила всё своё внимание на одно слово в блокноте: Противоречивый. — Возможно, я заслуживаю этого. — Только лишь потому, что ты можешь справиться с этим, не означает, что ты должна это делать. Гермиона посмотрела на него из-под ресниц, увидев, что он сел напротив неё. Сейчас его глаза были мутными, каменисто-серыми. Он приходил в себя. — С каких это пор ты стал таким мудрым? — Я уже видел такое. — Она собиралась попросить его уточнить, но он продолжил: — Но Уизли действительно сказал кое-что интересное. Ты постоянно защищаешь меня? — В тот день, когда твоя мама… — Он бы не стал говорить «постоянно», если бы это было только раз. Она вздохнула, распрямляя спину и собирая пергаменты в стопку. — Он сказал, что ненавидит Слизерин и всех до единого, кто носит зелёные галстуки. Он сказал, что хочет, чтобы все они умерли, особенно ты. — Я слышал что и похуже, Грейнджер. Гермиона почувствовала, как его нога вновь проникает между её лодыжками, успокаивая её. Она прекратила возню с пергаментами и взглянула не него. — Дело не в этом. Никто не должен испытывать то же, что и я. Это предубеждения: точно таких же взглядов придерживался и Реддл, только теперь они направлены в вашу сторону. — Не думаю, что этот мелкий ублюдок станет следующим Тёмным Лордом. — Это не то, что я пытаюсь донести, я… — Как бы тебе ни хотелось, ты не можешь изменить взгляды всех людей, которых встречаешь. Она заглянула ему в глаза, и поток каждого неправильного действия, каждого неправильного чувства пронёсся сквозь неё целым флотом из никак не кончающихся вопросов и досады. Чем-то нужно было пожертвовать. И ей не хотелось быть этим «чем-то». — Изменила ли я твоё мнение? — тихо спросила она. Он огляделся по сторонам, пока его рука медленно двинулась по поверхности стола. Она также вытянула свою руку, пока кончики их пальцев не соприкоснулись. Он сжал их, легко поглаживая большим пальцем её костяшки. — Среди всего прочего — да, изменила. Она наблюдала за их руками, любуясь тем, как идеально лежала её ладонь в его длинных пальцах. Даже это простое прикосновение сделало её невероятно слабой. Впрочем, она больше не заботилась о том, какой эффект он производит на неё, он просто существовал, и она упивалась им. — Когда же оно изменилось? — Окончательно — когда я получил метку. Гермиона подняла взгляд, укрепляя хватку на его руке. — Ты не хотел её. — Это вопрос или утверждение? — Ты говорил мне, что не хотел. Он кивнул. — Я пытался убедить себя в том, что жаждал этого, что я был избран для чего-то особенного и важного, — Драко тяжело сглотнул, продолжая смотреть на их руки. — Я всегда верил, что, что бы ни сказал мой отец, это правда; что я был лучше всех остальных из-за статуса своей крови. Так было до тех пор, пока я не встретил других людей, убеждения которых противоречили моим, тогда-то сомнения и закрались в мою голову. Потом я встретил одну надоедливую девчонку с кудрявыми волосами, которая имела наглость быть умнее меня, и тогда я был в замешательстве в течение нескольких лет. Как могла она, та, что, как мне говорили, была подо мной, быть лучше меня во всём? — Я не была надоедливой, — сказала Гермиона, сдерживая улыбку. — Была, но я был хуже, так что остановимся на этом. — Получается, что твоя врождённая нужда быть лучшим во всём заставила тебя засомневаться в древнейших ценностях твоей семьи? Он пожал плечами. — По крайней мере, точно посеяла зерно. Затем я поймал себя на том, что мне нравится эта невыносимая всезнайка, и у меня случился экзистенциальный кризис. — Я нравилась тебе? — поддразнивая, спросила она. Затем Гермиона вспомнила, что Тео сказал ей: «…был без ума от тебя в течение многих лет». — Не разыгрывай удивление, Грейнджер, — он наконец посмотрел на неё, и её любимое серебро вернулось на место, сверкая… было ли это волнением? Она приподняла брови. — Я искренне удивлена. Могу ли я поинтересоваться, чем я тебе понравилась? — Можешь, но я не буду отвечать. Она обхватила его ногу обеими лодыжками под столом и нагнулась вперёд. Переплетя их пальцы между собой, она на мгновение забыла о том, что они находились на виду у всех. Но студенты были слишком озабочены своими уроками, в то время как она была чрезвычайно озабочена им. — Я не буду издеваться, — произнесла она, подавляя улыбку. — Расскажи. Драко закусил нижнюю губу и заглянул ей в лицо. Покачав головой, он перевёл взгляд на потолок и испустил длинный вздох. — Святочный бал, — он вновь посмотрел на неё, обнаружив на её губах улыбку. — Объективно говоря, я был не единственным. — И это событие обернулось в такой ужасный вечер, — сказала она, предаваясь воспоминаниям. — Что же тогда тебя зацепило? Причёска, блеск Джинни для губ, платье? Он покачал головой. — Это была лишь ты. Больше бабочек, таких безжалостных и детских, затрепетало в её животе, но, какими бы они ни были, она нашла в них счастье. Взглянув обратно на их руки, Гермиона провела пальцами вдоль тыльной стороны его руки по венам и по костяшкам. — Я очень хочу поцеловать тебя прямо сейчас, — прошептала она. Он прочистил горло, заставив её смотреть на него из-под ресниц. Драко аккуратно выдернул свою руку и оттолкнулся от стола. — Мне нужна книга. Он прошёл по одному из длинных проходов, пока не исчез за высокими стеллажами. Гермиона вновь оглядела библиотеку, мысленно делая отсчёт. На счёт десять она обыденно поднялась со своего места, расправив юбку. Поправив несколько бумажек, она последовала тем же путём, что и он. Посмотрев направо и налево и никого не обнаружив, она завернула за угол около запрещённой секции. Она стала искать его усерднее — невероятно высокого парня с белыми волосами не должно было быть настолько сложно найти. Как вдруг холодная ладонь обвилась вокруг её запястья, остановив её мыслительный процесс. Он притянул её к себе, после чего прижал к дальней от стеллажа стене. Схватив её руки, он прижал их к стене, и его губы обрушились на её. Она страстно ответила на его поцелуй, вставая на носочки, чтобы дотянуться до его губ. Мягкие, но в то же время грубые и неописуемо голодные, их рты двигались вместе. Гермиона улыбнулась сквозь поцелуй, будучи не в состоянии сдержать нахлынувшие на неё эмоции, разжёгшие огонь в её сердце. Драко оторвался от неё, прижимаясь своим лбом к её, и теперь улыбка появилась и на его губах. Он никогда не улыбался. И это значило куда больше, чем все его красивые слова. — Теперь ты моя, — прошептал он. И это слово эхом отозвалось в её сердце. Моя. Твоя.