Место встречи изменить нельзя

Прикосновения… Такая странная вещь. Некоторым нравится, когда их трогают, обнимают, прижимают ближе, а кому-то нет. Кого-то воротит от одной мысли о том, что кто-то будет их касаться. Обычно все зависит от людей, врывающихся в личное пространство. Если человек приятен, то почему бы и нет, а вот если человек противен, то лучше ему даже на пушечный выстрел не подходить. Джисон всю жизнь избегал прикосновений и старался максимально отгородить себя от этого тактильного мира. Ему было противно от одной мысли, что кто-то будет касаться его кожи, будто пометил. Феликсу это было разрешено из-за доверия, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Они слишком долго идут вместе нога в ногу, как тут не привыкнуть. На самом деле, Хан любил сам трогать людей, гладить по волосам, невесомо касаться рук и ног. Для него это было что-то интимное, что он делал далеко не со всеми своими друзьями. С Минхо история обстоит иначе. Этот парень просто ворвался в жизнь Джисона и перевернул все с ног на голову. Возможно, Хан нуждался именно в этой встряске, которая медленно его меняет. К Ли доверие было подсознательное, просто сердце и разум в один голос вопили, мол, вот, вот ему можно все! Это не поддавалось никакой логике в голове Джисона, но сопротивляться и сил не было. Минхо сделал очень много и в тоже время ничего. Он просто был рядом, терпел, понимал и принимал. Ли был обычным, адекватным человеком, готовым ради своего счастья пройти по гвоздям и поесть стекла. Никто бы не стал терпеть такого Джисона, к которому подходить близко можно только если он сам не против. Никто бы не стал терпеть того, в чьей голове идет постоянная борьба с неприятием себя. Никто бы не стал терпеть человека, чьи кости сломаны и срослись под неверным углом, это же нужно вправлять, менять и чинить. Никому не нужны калеки, которых знатно поимела жизнь. – Хани, вставай, – Минхо убирает челку с лица своего парня и жадно разглядывает, будто давно не видел эту спящую морду. – Я не пойду сегодня, – Джисон переворачивается на другой бок и удобно подминает под себя одеяло. – Ты уже неделю не ходишь на пары. Феликс сказал, что скоро придет и надерет тебе зад, – Минхо погладил Хана по плечу и встал с кровати. – Осталось только практику дописать, и мы свободны, в чем проблема. На парах и так ничего нового не говорят, – пробубнил Джисон, который на самом деле переживал за учебу очень сильно, просто ничего не мог с собой поделать. Эта неделя раздумий вгнала его в хандру, из которой выбираться было слишком сложно. Хан будто пропитал каждую клеточку своего тела ненавистью и отвращением к себе самому. – Я не собираюсь тебя поучать, но переживаю за тебя, – донеслось откуда-то из ванной. Джисон не стал отвечать, лишь устало прикрыв глаза. Он и сам понимал, что находится по уши в дерьме, которое разгребать только ему. Сейчас он живет у Минхо буквально на птичьих правах и старший может в любой момент психануть и послать куда подальше разбираться с бедами в своей голове. Только вот Хан уверен, что он так не сделает. Хотя, в свете последних событий, произойти может что угодно. Где-то в глубине души Джисон надеялся на то, что мама попробует его принять, примет Минхо и поймет, что этот парень лучшее, что могло случиться с ее сыном. Надежда умерла последней, помахав платочком на прощание. Откуда такая ненависть и неприязнь к родному сыну – Хан не знал, да и знать не хотел. Просто, он продолжал верить, что все может обернуться в лучшую сторону, ведь не всегда же было так плохо, как сейчас. Вера… Надежда… Любовь… Только любовь осталась у Джисона в душе, любовь к своей семье, которая не полная, но очень хорошая. Ведь не только те, кто нас воспитывал могут быть семьей, да? Для Хана семья те, кто сейчас рядом с ним. – Джисони, – легкий поцелуй в висок. – Пойдем хоть со мной на работу, – Минхо обнял парня, завернутого в кокон одеяла и устало положил голову ему на плечо. – Не хочу. – Я знаю, что ты хочешь лишь умереть, – цокнул Ли, поднимаясь. – Давай тогда сегодня поедем к моим родителям? Я давно у них не был, да и они хотели, чтобы я вас познакомил. – Хочешь, чтобы они тоже вытолкали тебя за дверь? Ты сказал им, что у меня есть член? – усмехнулся Джисон, который явно не был готов к такому знакомству с родителями. Второй потасовки он не переживет, даже если постарается. – Мои родители знают, что ты парень и ничего против не имеют. Наоборот, мама даже сказала, что внуков нянчить ей лень, так что она рада, что я гей. – Легко тебе было принять свою ориентацию? – Хан перевернулся на спину, обращая свой взор на задумчивого Минхо. – Я ее не принимал, ты мой первый парень, первый человек, который смог меня зацепить, – пожал плечами Ли, выбирая толстовку, которую наденет сегодня на работу. – Серьезно? – А почему ты так удивлен? – рассмеялся Минхо, кидая выбранную вещь на кровать. – Просто странно. У меня вот были девушки, – поджал губы Хан, наблюдая за реакцией старшего. – А сейчас у тебя есть я, в чем проблема? – Ли щелкнул Джисона по носу, улыбаясь своей кошачьей улыбкой. – Я долго боролся с собой в голове, – недовольно потер нос Хан, искоса смотря на Минхо. – Ты и сейчас продолжаешь это делать. Джисон, мне нравятся все противоречия в твоей голове, это говорит о том, что ты человек разумный, вдумывающийся в будущее. И я рад, что ты смог принять свою ориентацию, – подмигнул Минхо, натягивая толстовку на голое тело, чем вызвал дикое смущение у младшего. – Моя ориентация это Ли Минхо, – тихо сказал Хан, надеясь, что его слова не будут услышаны за шуршанием толстовки. – Скорее, это моя ориентация – Хан Джисон, у тебя же девушки были, – скривился Минхо, передразнивая Джисона. – Ладно, я побегу, звони, если что, – Ли нагнулся, легко чмокая Хана в губы и вышел из комнаты, оставив парня одного с двумя кошками. Джисон взглянул на часы, которые показывали, что он еще успевает на первую пару. Сон Минхо прогнал, будто его и не было, но и желание сидеть на парах отсутствовало. Хан понимал, что избегать друзей некрасиво, ведь они всегда были на его стороне, поддерживали и часто давали дельные советы. Но иначе не мог. Для начала нужно самому разобраться в своей душе, чтобы дать другим пространство там ковыряться. Только вот Джисон уже достаточно времени лежит на одном месте и зализывает открытые раны. Наверное, пора и дать другим полакомиться столь желанным кусочком души. – Феликс? Встретимся возле корпуса, – бросает Хан, даже не слушая матерные ругательства в свою сторону. Сегодня Джисон настроен решительно. Возможно, так на него повлиял Минхо, который всегда на стороне справедливости и изменений в лучшую сторону. Поэтому и Хану пора что-то менять. Еще в тот день в голове Джисона возникла идея, что он хочет распрощаться со своим прошлым, которое давит на горло, затягивая обратно под воду. Осталось не так много костей, сросшихся под неверным углом, так что пора и их доломать. Хан понимает, что это конец и откладывать больше нельзя, и так слишком долго сидел у себя на уме. На улице с утра свежо, легкий ветер продувает толстовку, но Джисону нравится это ощущение. Ощущение того, что он все еще жив и может ощущать холод. Когда-то он перестанет все это чувствовать, когда умрет, к примеру. Но в этот момент, который ничем не может удивить других, Хан счастлив. Люди в маршрутке все также давят, бурчат что-то себе под нос и много злятся, а Джисон лишь улыбается, словно маньяк, готовый напасть на свою жертву. Да, он не вписывается в атмосферу этого места. Только вот Хан привык никуда и никогда не вписываться. – Феликс, я скучал! – Джисон крепко обнимает ошарашенного друга, плотнее прижимая к себе. Да, Хан действительно сильно скучал и только сейчас это осознал. – Хани, – выдохнул Ликс, утыкаясь носом в плечо Джисона. – Как ты? Я себе места не находил! Думал, что ты там вскроешься, а он СКУЧАЛ. – Прости, прости, прости, я просто… Просто… – Хан не знает, что «просто», когда все слишком сложно, и он даже не до конца понял всю суть сложившейся ситуации. – Это ты прости, я тоже очень скучал, – снижает тон Феликс, все еще обнимая Джисона. – Я рад, что у тебя все хорошо и что ты нашел в себе силы прийти. – Как там Хван поживает? – Сейчас и узнаем, – Феликс отходит от Джисона, кивая в противоположную сторону, откуда несутся два великана, сносящих все на своем пути. – Хан Джисон! Твоя задница соизволила появиться! – кричит Хёнджин, кидаясь обнимать друга. – Господи, мне так жаль, что все это случилось с тобой. Я просто презираю твоих родителей, нельзя так с родным сыном. – Задушишь, – смеется Джисон, которому совсем не противны объятия Хвана, наоборот, он чувствует себя так, словно он наконец-то кому-то нужен. – Умножаю слова Хёнджина. Они просто уроды, что выставили тебя за дверь, – зло произносит Сынмин, находясь небольшом отдалении от ребят. – Чего там завис, иди сюда, – подзывает Хан, протягивая руки для объятий. – Джисон сам тянется обниматься, неужели снег пойдет, – Хван театрально поднимает голову к небу, пытаясь разглядеть хоть одно облачко, но тщетно. – Я соскучился, – теперь ребята обнимаются вчетвером и Джисон уверен, что эти объятия куда теплее объятий матери. – И мы! Как ты вообще? Как там Минхо? – Все хорошо, я в порядке и он тоже, – улыбается Джисон, когда они наконец-то направляются в нужную аудиторию. – Я женщин не бью, но с удовольствием бы накостылял твоей мамаше, – злобно произносит Хван. – Все хорошо, мама это не самое важное в жизни. По крайней мере, не самое важное в моей жизни, – поджимает губы Джисон, хлопая Хвана по плечу. – Ты так неожиданно заявился под самый конец недели, – говорит Феликс, проходя в нужную им аудиторию. – Совесть не дает много прогуливать, – усмехается Хан, потому что, по факту, это правда. – Совесть Ли Минхо? – ухмыляется Хван. – И он. Предлагает мне поехать к его родителям и познакомиться. – Ты поедешь? – удивленно спрашивает Феликс, будто Джисон уже дал свое согласие. – Не знаю, я хочу, но не хочу, чтобы случилось, как у меня дома, – пожимает плечами Хан, доставая свой блокнот, в котором осталось немного неисписанных листов. – Думаешь, его родители тоже гомофобы? – интересуется Хван, поворачиваясь к Джисону. – Минхо говорит нет, но я же могу им попросту не понравиться, – тушуется Джисон, которого на самом деле съедали эти мысли. Если уж он не нужен родителям родным, то что уж говорить про людей, которым он вообще никто. – Хватит надумывать, – Феликс дает слабый подзатыльник Хану, задевая шишку, которая до сих пор не прошла. Джисон шипит и морщится, грозно смотря на Ликса. – Прости, – неловко улыбается друг, тут же поглаживая ушибленное место своей маленькой ладонью. – Бог простит, – бросает Хан. – У меня к вам интересное предложение, вы сегодня свободны? *** Парк, подаривший Хану одно из самых дорогих воспоминаний – не может не восхищать. Джисон всегда обходил это место стороной, потому что оно выглядит слишком заброшенным и опасным. Но опасно оно только тем, что в него можно влюбиться, если познакомиться поближе. В принципе, так и про самого Хан Джисона можно сказать. Вокруг лес, прохлада и только где-то вдалеке слышны разговоры людей, обсуждающих насущные проблемы. Джисон вдыхает полной грудью, наслаждаясь этой атмосферой. Рядом громко над чем-то смеются самые близкие люди, которые и понятия не имеют, зачем собрались сегодня здесь. Хёнджин в наглую пристает к Киму, заваливая его на землю, чтобы поцеловать, Феликс снимает все это на камеру и громко смеется. Минхо сидит рядом с Ханом, удобно расположив голову у того на плече. Да, сидят они в том самом заброшенном скейт-парке, куда давно не ступала нога человека. Для Хана это место имеет большое значение, ведь именно здесь он смог открыться чувствам и попытался понять свое сердце, кричащее, что он может упустить свое счастье. Эта рампа, где они сидели первый раз находясь здесь, стала чем-то дорогим, потому что сблизила совершенно разные миры. Джисон мог поклясться, что чувствовал, как это место влияет на него, будто имеет какую-то исцеляющую энергию, точно волшебство. – Давайте фото на память? – спрашивает у всех Феликс, но больше всего обращает свой взор на Хана. – Я не против, – улыбается тот, удобнее устраиваясь в объятиях Ли. Ребята садятся рядом, пока Феликс настраивает камеру с другой стороны так, чтобы она не свалилась. Ему еще нужно быстро добежать, чтобы успеть попасть в кадр. Картина смешная, но слишком душевная. Вроде обычное фото, но на нем будет вся семья Джисона, который слишком поздно понял значение этого слова. – Феликс, ты получился лучше всех, – Хёнджин в открытую смеется над запыхавшимся на фото Ликсом, лицо которого раскраснелось, а язык был высунут, как у собаки. – Красивое лицо фотографией не испортить, – цокнул в ответ Феликс, закатывая глаза. – В следующий раз фотографировать будешь ты, а я на тебя посмотрю. – Ладно вам, хватит ссориться, – машет рукой Хан, призывая друзей заткнуться. – Мы вообще не за этим здесь собрались. – Кстати, а зачем мы тут? – решил все-таки уточнить Сынмин. – Хочу вместе с вами попрощаться со своим прошлым, – Джисон потянулся за портфелем, чтобы достать оттуда два блокнота: один потрепанный и очень старый, а второй фиолетовый, перевязанный серебряной лентой. – Ооо, ты собираешься их сжечь? – трет руками Хван, в глазах которого загораются искорки. – Я собираюсь навсегда расстаться со своим прошлым, – кивает Джисон, вырывая из старого блокнота листы. – Ты же так им дорожил, ведь с него все началось, – Феликс широко раскрывает глаза, наблюдая за действиями друга. – Пора что-то менять в жизни, нельзя так зависеть от блокнота, – с некой грустью улыбается Хан, поднимаясь с места. – Поможете мне развести небольшой костер? Я видел здесь отличное место для этого. – Вообще-то это запрещено, знал бы ты, сколько пожаров возникает из-за таких как мы. Леса горят, деревни горят, все… – Феликс, успокойся. Думаю, Джисону сейчас нужна твоя поддержка, – Минхо кладет руку на плечо Ликса и кивает в сторону удаляющегося в чащу парня, который подбирает по пути мелкие сухие веточки. – Я знаю, Ликси, но мы быстро все потушим и все будет хорошо, – Ким идет вслед за Ханом, помогая собирать хворост. – Ладно, только ради Джисона, – бурчит Феликс, но идет за другом, потому что иначе просто не может быть. Сейчас свои принципы не так важны, как поддержка одного из самых близких людей. Дружба вообще странная штука. Совершенно все дружат по-разному. У всех свои стандарты, свое умение дружить и выстраивать дружеские отношения. Самое главное окружить себя теми, кто будет разделять твои позиции или принимать их без упреков, скандалов и криков. Феликс готов был принять Хана таким, какой он есть, а Хан принимал Феликса. – Хотел бы я сжечь не эти страницы, а свою память, – Джисон кладет в маленький костерок еще один листок и принимается раздавать по листу своим друзьям. – Ого, это же целая история! – восхищается Феликс, вчитываясь в детский почерк Хана. – Да, как и во всех моих блокнотах, – кивает Джисон, подкидывая еще листы в огонь. – Мне даже жалко это сжигать, – театрально вздыхает Хван. – Я хочу, чтобы каждый из вас сжег частичку моего прошлого, потому что именно с вами хочу строить свое будущее, – серьезно произносит Джисон. – Мы прям шведская семья, – усмехается Хёнджин. – Не порть момент! – Ким бьет своего парня по голове, на что тот злобно шипит. – Ладно, ладно, – сдается Хван, первым подходя к костру. – Меня не было в твоем далеком прошлом, но я бы хотел посетить с тобой будущее, – Хёнджин поджигает край листа и внимательно смотрит, как медленно исчезает строчка за строчкой, прощаясь со старой жизнью Хана. – Сжигаю твое прошлое, потому что готов идти с тобой нога в ногу в будущем, – Феликс поджигает край листа, немного ждет и кидает его туда полностью. Моментальное возгорание, без варианта спасти. – Прошлое нужно оставлять в прошлом, мы движемся все вместе дальше, – произносит Сынмин, кладя лист на костер. – Прошлое причиняет боль, я хочу строить с тобой только будущее, – Минхо целует Джисона в висок и подходит ближе к огню, поджигая лист, на котором было нарисовано прекрасное дерево, посещавшее Хана во снах в детстве. – Я просто отрекаюсь от всего, что происходило со мной до этого дня, – Хан поджигает сразу стопку листов и аккуратно кладет в огонь. – Хей, мы были знакомы с тобой в прошлом! – Феликс ударяет Джисона по плечу, мол, ты вообще ошалел. – Тебя нет в том блокноте, не переживай, – смеется Хан, обнимая Ли со спины. – Там только разные истории и мысли о том, как сильно меня ненавидит мать. – Все еще не понимаю эту женщину, – кривит лицо Ким, вспоминая недавнюю историю. – Не понимаю пофигизм отца, он буквально ничего не сделал и не сказал, – говорит Ли, который может судить больше других, потому что был там. – Я бы удивился, если бы он что-то сказал, – смеется Хан, крепче обнимая Минхо. – А зачем тебе новый блокнот? – кивает Хван на фиолетовое нечто, изрядно потрепанное жизнью за этот небольшой срок. – Я решил и его сжечь и больше не писать в блокнотах.. – ЧТО? – восклицает Минхо, резко разворачиваясь к Хану. – Это же твоя фишка! – Ты не дал мне закончить. Я не буду писать в них все подряд, только самые важные идеи, так будет тратиться меньше бумаги, – кивок Феликсу, – и так будет тратиться меньше моя нестабильная нервная система. Я не буду переживать, что кто-то там что-то увидит или прочитает, ибо там не будет меня, а только истории каких-то прохожих. – Хм, не представляю Джисона без резкого захлопывания блокнота, когда я подхожу, – усмехается Хван. – А я не представляю Джисона без резкого желания что-то записать, когда мы гуляем и общаемся, – улыбается Феликс, затягивая Хана в объятия. – Да, да, да, не представляю нового Джисона, – смеется Ким, подходя ближе к костру, чтобы погреть руки. – Вообще-то я за сегодня ничего там не написал! – Мамочки! Так и снег пойти может, Хани, второй раз за день удивляешь, – Хёнджин треплет Джисона по волосам. – Какие же вы ужасные друзья, никакой поддержки, – цокает Хан, поднимая блокнот с земли. – Надо и с ним распрощаться. – Минхо-хён, притащишь ему новый? Я не вывезу еще один поход в магазин с этим чудиком, – Феликс строит глазки, получая грозный взгляд от Хана. – Конечно, – смеется Минхо, удерживая Джисона от расправы над Феликсом за такие ужасные слова. – Иди сюда, нахальный цыпленок, – ругается Хан, пытаясь выпутаться из рук Ли, а Феликс смеется, бегая вокруг костра как ужаленный. – Так, брейк, – Сынмин встает перед парнями, расставляя руки в стороны. – Давай сюда свой блокнот. – Нет, я сам дам вам листы. Тут есть именно посвященные вам, – руки Хана немного дрожат, но он должен это сделать, должен показать на письме, что реально думает о своих друзьях, потому что слов недостаточно, чтобы передать все мысли, посещающие голову. – Хани, – Хёнджин первый получил свой листок и готов был разрыдаться, читая это произведение искусства. – Ты заставляешь меня чувствовать чувства, – Хван кинулся обнимать Хана, пребывая в полнейшей благодарности. Конечно, друзья и без того знали, что Джисон любит их, как свою настоящую семью. Просто никто никогда не озвучивал это вслух. Слово «Люблю» слишком громкое, чтобы кричать его на весь район. Хан считал, что такое вообще говорить не нужно, это нужно чувствовать. Он чувствовал это давно. Эта любовь не была похожа на ту, что он испытывал к маме и папе, их он любил заочно под натиском общества. Тут все было иначе. – Джисон, ты заставляешь меня быть нежным, – Ким тоже кидается обнимать и через секунду стоит толпа из пяти человек, обнимающих одного друга, который впервые признал, что может ощущать к ним что-то помимо апатии. Хана уже не сильно удивляли изменения в себе. Он принимал, что это нормально – говорить о своих чувствах, ибо в этом нет ничего постыдного. Просто нужно думать, кому и что толкуешь. Однажды в жизни ему крупно не повезло; он громко кричал о своих чувствах человеку, который его растоптал. Но сейчас он вырос и понял, что о чувствах принято молчать и показывать их иначе. – Давайте просто это сожжем и не будем испытывать неловкость, – прохрипел сжатый со всех сторон Хан. – Я хочу оставить это себе, – Хёнджин прижал листок к груди, опасливо отходя от Джисона. – И я, – в один голос сказали оставшиеся. – Ну ребяяяят, – протянул Хан, сгорая от смущения. – Хани, пожалуйста! Я не обладаю феноменальной памятью, чтобы запомнить все теплые слова, написанные тобой в мой адрес, – надувает губы Хёнджин, складывая листок пополам, а потом еще пополам. – Ладно, оставляйте. Но, если кто-нибудь хоть заикнется потом про это, я просто сожгу ваш дом и глазом не моргну, – бросает Хан, продолжая вырывать листы из блокнота. – Это я? – удивляется Минхо, когда видит себя на скейте на одном из листов блокнота. – Нет, матушка моя, – бросает Джисон, кидая листок в огонь. – Ты ужасен, Хан Джисон, – Минхо пытается перехватить лист, но тщетно. – Я хотел его сохранить. – Это моя память, а не твоя, – напоминает Хан, продолжая заниматься делом. – Потом еще нарисую, обычное дело. – Так все талантливые люди говорят, а я нарисую четыре палки и овал, получится подобие человека, – смеется Хёнджин. – Не хочу тебя расстраивать, но это будет паук. Человеку нужно минимум два овала, а тебе все три, – ржет Сынмин с глупости своего парня. – Фу, вы отвратительные, – кривится Хан, отходя от парочки подальше. – Вроде бы все, – Джисон смотрит на пепел, летящий во все стороны и улыбается, понимая, что расстался со своим прошлым раз и навсегда. Это было самое сложное расставание в жизни. Прошлое так и так будет напоминать о себе, ибо от себя Хан убежать не может, как бы сильно ему этого не хотелось. Если и начинать что-то менять в жизни, то нужно начинать с себя в первую очередь. Окружение изменится, если ты себя изменишь, изменятся взгляды, приоритеты, цели. Все находится сугубо в голове человека, все проблемы, все жизненные трудности. – Хочу поехать куда-то далеко-далеко, подальше отсюда, – шепчет Джисон на ухо Минхо, пока друзья бегают в попытке потушить костер. – К моим родителям? – смеется Минхо, устремляя свой взгляд вперед. – Это не так далеко. Поехали на выходные куда-нибудь, где никто из нас не был, – просит Джисон, потому что это единственное осуществимое желание за всю жизнь. Обычно он просил лишь каплю понимания и каплю покоя, но это выше сил вселенной, такое не исполняется. – Давай так. Завтра все-таки заедем к моим родителям, оставим им кошек, а потом на любой автобус, который едет «куда-то далеко»? – предлагает Минхо, обнимая Хана одной рукой. – Хорошо, уговорил, – улыбается Джисон. Пора менять свою жизнь и менять ее пора в лучшую сторону. *** – Если я им не понравлюсь, то ты останешься со мной? – хрипит Джисон, в руках которого две переноски, с орущими во весь голос кошками. – Фига ты их откормил, тяжеленные. – Разнылся не могу, бубнилка, – спокойно отвечает Ли, в руках которого три сумки, явно весящие больше, чем пара кошек. – Ты на вопрос не ответил, – напоминает Хан, который уже успел себе надумать всякого, раз старший так нагло его проигнорировал. – Мои родители полюбят тебя, я это знаю. Я останусь с тобой в любом случае, – Минхо оборачивается через плечо, чтобы взглянуть на своего запыхавшегося и раскрасневшегося парня. – Мы почти пришли, не умирай. – Кремируй меня, если я умру, – пыхтит Джисон. От такой нагрузки на руки у бедного парня даже плохие мысли куда-то испарились. Всю дорогу Джисон думал, как бы не рухнуть, а не переживал из-за знакомства с родителями. Нет, вообще он переживал, но это было в автобусе, пару часов назад, а еще дома с утра, ночью и тем вечером. Напереживался от души так, что Минхо пришлось давать ему сильнодействующее снотворное, от которого Джисон буквально вырубился, а потом еще пол дня не мог встать. Атмосфера родного города стала угнетать. Единственное, чему был рад Хан, так это тому, что Ли живет в другом районе и они точно никак не пересекутся с теми, кто выставил Джисона из дома. Воспоминания все еще резали сердце, каждый день напоминая о том, что родной семье Хан не нужен, да и никогда не был нужен. Зачем рожать ребенка, если ты не готов его воспитать? Почему все еще нет закона, который бы заставлял проходить родителей тест, проверяющий насколько они готовы к детям. Ребенок – это слишком большая ответственность, к которой нужно подходить с умом. Если сразу думаешь, что он тебе не нужен, то и рожать его не нужно. Человек не будет счастлив от постоянных упреков о том, что испортил людям жизнь. – Мам, мы приехали, – прикрикнул Минхо, проходя дальше по коридору. Хан лишь неловко топтался на пороге, разуваясь как можно медленнее. – Привееет, – протянула женщина, улыбаясь самой доброй улыбкой, которую Джисон когда-либо видел. Точнее, видел. Ли улыбался также, внушая комфорт и чувство уюта. – Здравствуйте, – криво улыбнулся Хан, продолжая стоять на месте. – Почему ты не говорил, что твой парень такой красивый, – восклицает мама Ли, протягивая руки для объятий. – Хей, чего застыл? Моя душа требует объятий, – Джисон неловко подходит ближе. – Мам, он не любит тактильный контакт с людьми, которых плохо знает, – упрекает Минхо, потому что говорил об этом своим родителям. – Все нормально, – кивает Хан, когда женщина утягивает его в объятия. В этот момент для Джисона мир замирает на месте. Его раньше пыталась обнимать родная мать, но он никогда не чувствовал и толики теплоты, которая накрыла его сейчас. Наверное, у них это семейное – обволакивать уютом все, к чему прикасаются. – Какой худенький, ты совсем его не кормишь, да? – поворачивается мать к Ли, а тот поднимает руки вверх, мол, без драк, только без драк. – Кормит, он вкусно готовит, – улыбается Джисон, видя растерянность на лице Минхо. – Поверь, он был куда худее, когда мы познакомились. – Сынок, ты сейчас сказал, что твой парень растолстел, я бы на такое обиделась, – поджимает губы мама Минхо, оборачиваясь на Хана. – Не слушай этого дурачка, ты очень красивый. – Я всегда ему это говорю! – Ничего не знаю, бла-бла-бла, – отмахивается женщина от сына. – Предлагаю перекусить на кухне, отец скоро придет с работы. – Отличная идея, но мы сегодня не на долго, у нас автобус, еще нужно билеты купить, – напоминает Минхо, проходя вслед за мамой на кухню. – Я помню, ты говорил, что вы долго не будете задерживаться, – с некой грустью произносит мама Минхо. – Но вы же еще приедете? Если не приедете, то оставлю этих милых кошек себе, так и знай! – Мама, ты используешь запрещенный прием! Мы так и так приедем, правда же, Хани? – Минхо поворачивает свой взгляд на Джисона, в глазах которого стоят слезы. – Хей, ты чего? – Ли берет Хана за руку и отводит в свою комнату, плотно закрывая дверь. – Что произошло? – Я просто впервые почувствовал себя дома, – Джисон вытирает скатившуюся слезу рукавом толстовки. – Не представляю, чтобы я так общался с мамой, всегда восхищался такими семьями. – Это теперь и твоя семья, – улыбается Ли, прижимая Джисона к себе. – Ты стал таким чувственным. – Меня это раздражает, – Хан слегка ударяет Ли по спине, чтобы тот больше так не говорил. – А мне это нравится, – смеется Минхо. – Успокоился? Пойдем на кухню. За ужином они много болтали, мама Минхо оказалась очень приятной и общительной женщиной, которая, кажется, говорить могла вечно и на совершенно разные темы. Джисон рассказал ей про себя, чем жил и занимался, про свои отношения в семье (которых теперь просто нет). Мать Ли в свою очередь рассказывала постыдные истории про своего сына и на все слова Ли по типу «Мам, прекращай» просто махала рукой, чтобы не мешал рассказывать. Хан настолько влился в беседу, что впервые ощутил себя так, будто он сидит за семейный столом и рассказывает, как прошел день и что нового произошло. Обычно такое случалось только в его фантазии, а сегодня все происходило в реальном времени с реальными людьми. – Вот и папа пришел, – послышался шум в коридоре. – Простите, что опоздал, на работе задержали, – на кухню заходит копия Минхо, только чуть старше. Джисон даже удивился, что отец с сыном могут быть настолько похожи. – Здравствуйте, – улыбается Хан, протягивая руку для рукопожатия. – Привет-привет, это тот самый Джисон? – адресуется вопрос Минхо. – Наслышан о тебе. Можно же сразу на ты? – Да, конечно! Так даже удобнее, – слишком резво отвечает Хан и ему от одного своего неловкого поведения становится стыдно. – Расслабься, мне Минхо много про тебя говорил, точнее, последние месяца два он только о тебе и говорит. – Пап! – Ли смотрит на Хана взглядом а-ля не верь, это провокация. – Ну что? Солнце, скажи, что он именно так и делал, – Ли старший целует женщину в висок, а Джисон готов поклясться, что никогда не видел настолько нежных взаимодействий между родителями. – Да-да, я уже рассказала Хану, как Минхо нас достал, – смеется женщина, накладывая еду для своего мужа. – Я сейчас обижусь, – дует губы Ли младший. – Я почти испугалась. Кошек тогда с собой на выходные возьмете! – угрожает мама. Телефон Хана вибрирует, заставляя хозяина обратить на себя внимание. Джисон неловко улыбается и выходит из-за стола, проклиная Феликса, испортившего такой веселый момент. Никто кроме Ликса звонить не может, ведь так? – Джисони? – раздается голос на том конце трубки, голос, который Хан вычеркнул из своей жизни. – Мама? Чего тебе? – холодно отзывается Джисон. – Я…Я скучаю и люблю тебя, Хани, – голос матери надрывается, будто она плакала последние пол часа, а то и больше. – Я почти поверил твоим слезам, – усмехается Джисон, вспоминая, что мать та еще актриса. – Я говорю правду. Приезжай домой, мы поговорим и все будет, как раньше. – Спасибо, но как раньше мне не надо, – хочет рассмеяться Хан, но сдерживает себя. – Приезжай, а? – Только если с Минхо, – твердо заявляет Джисон. – Я об этом и хотела поговорить, сынок. Давай ты бросишь Минхо, а у нас все будет по-другому? Давай? Сделаем вид, будто этой ссоры и не было, – Хан буквально задыхается от возмущения, судорожно подбирая слова для ответа. – Прости меня конечно, мам, но это слишком. Минхо для меня сделал больше, чем ты за всю мою жизнь, и ты хочешь, чтобы я просто его бросил? А чувства мне куда деть? Извини, что не смогу жить с человеком, на которого мне плевать, лишь бы тебе угодить. Не сильно хочу повторять твою судьбу, – выплевывает Хан, когда чьи-то руки обнимают его за пояс. – Ну и что такого сделал для тебя этот Минхо? Родил? Воспитал? Давал деньги на еду? – теперь Хан смеется во весь голос. – Поверил в меня, мам, просто поверил, – одну руку Джисон кладет поверх рук Ли, чуть поглаживая ладони. – Прости, мам, но я всем сердцем тебя ненавижу, – Хан кидает телефон на пол с такой силой, что осколки летят в разные стороны. – Надеюсь, она никогда не узнает мой новый номер, – Джисон поворачивается лицом к Минхо, утыкаясь носом тому в шею. – Джисони.. – Я уберу осколки, уберу, – выдыхает Хан, которого бьет мелкая дрожь. Прошлое всегда будет его преследовать и возвращаться, но он сделает все, чтобы минимизировать эти встречи. – Все нормально, теперь ты дома. *** Вокзал ночью не так кишит людьми, как в час-пик. Это имеет определенную эстетику, когда вокруг не так много машин, мало людей и вечерняя прохлада, пробирающаяся под кожу. Только вот Джисону совсем не холодно, а даже жарко, потому что он бежит, спотыкается, но бежит. Все потому, что он по глупости своей оставил паспорт на стойке, где брал билет, и благополучно забыл, ушел и даже не оглянулся. В голове был шабаш, в котором сложно было разобраться. Если бы не звонок мамы и не разбитый вдребезги телефон, Хан бы сейчас никуда не бежал, а спокойно шел за руку с любимым человеком или сидел бы на своем законно купленном пассажирском сидении. Только вот семья Джисона привыкла путать ему все карты так, что даже на расстоянии умудрялась это делать. Конечно, Хан сам виноват, что не проверил все сразу, но такое с ним в первый раз. Обычно тревожность орала, что нужно все заранее посмотреть, все документы, вещи, сумки, все должно быть на месте. Но этой ночью голова парня забита другими вещами. Мама смогла навести суету в разуме, который только недавно пришел в норму. Джисон искренне желал, чтобы эта женщина исчезла из его жизни и перестала переворачивать все на своем пути. Доверия к ней не было, а все ее извинения – простая ложь. Для чего ей врать? Никто не знает, она сама, наверное, не сможет ответить на этот вопрос. Просто у человека в голове пунктик: «У меня есть сын, я давно его не доставала». Только сын этот больше ничего общего с ней иметь не хочет, как и со всей семьей, которой он просто побоку. Автобус вот-вот уедет, а водитель явно дал понять, что ждать никого не собирается, так как торопится домой и вообще хочет спать. Хан понимает недовольство мужчины, но очень надеется, что тот подождет, потому что бежать не так долго осталось. Минута до отправления смущает немножко, а Джисон не так уверен в своих силах. Вот и вокзал на котором совершенно пусто. В голове одно: «Неужели не успел?». Джисон разочарованно смотрит по сторонам, понимая, что опоздал. Руки сами опускаются вниз, как и голова. Телефона нет, но он ему и не нужен, звонить некому. Минхо был в том автобусе, значит, уехал вместе с ним. Хан проходит дальше по вокзалу, присаживаясь на свое любимое место. – Луна сегодня прекрасна, да? – Джисон поднимает голову и видит, что Минхо сидит там, где сидел в первую их встречу. – Настолько, что можно умереть, – улыбается Хан. – Мы опоздали, – грустно усмехается Ли, показывая на уехавший автобус. – Это я опоздал, – поджимает губы Джисон, искренне раскаиваясь за такую подставу. – Поедем на следующем значит, – спокойно произносит Минхо, пересаживаясь на место рядом с Ханом. – Это уже будет не то, – бурчит Джисон, проклиная сам себя. – А я нахожу это знаком судьбы, значит нам суждено поехать на следующем, вот и поедем вместе. А то бросил меня, в надежде, что я один уеду, – Ли целует Хана в висок и поднимается с места, притягивая парня к себе за руку. – Знаком судьбы? – переспрашивает Джисон, вопросительно глядя на старшего. – Говорят, если суждено, то еще встретитесь, – Минхо смотрит в глаза Хану, а тот и не думает отводить взгляд. – А место встречи изменить нельзя. – Ты же не думал, что я уеду без тебя?