абрикосовый агат

у кирилла страсть. пьяная и нелепая; она кусается проституткой и исчезает рассеянным дымом на утро. у леши горе. оно стоит злобной местью поперек горла, мешая сделать глоток этого грязного воздуха. вокруг кирилла важные люди. они ждут свое комфорт-такси и едут в просторный коттедж. гречкин ловит их лесть и на лице рисует кровью улыбку. такой себе джокер, только револьвер он ставит к своему виску. вокруг леши сотни глаз, тысячи жалобных стонов и миллионы тщедушных денег. он не может поверить, что его лизы, его лизоньки, его рыжего лисенка больше нет. леша и кирилл знают, что мертвые не оживают, как бы ты ни молился. какие бы цветы ты ни складывал на хладную плиту — ревнивые гортензии или любимые васильки; какие бы слова не скользили болотной мутью из твоего рта — проклятья или надежды на слепое чудо, все равно рыжие волосы будут разлагаться. превращаться в удобрение и еду для голодных червей. счастливого ужина. леша смотрит на пьяного парня, который тащит розы с соседней могилы. макаров не беспокоится о цветах для лизы — все стебельки он легко подломил, да и одуванчики никому не нужны. их не поставят в вазу, где узоры расходятся из-за подтеков клея. леша в принципе не чувствует больше страха; только черную ненависть, зубы которой острее даже иглы кощея. кирилл смотрит на букет белых роз. их сто — он считал, кладя каждый цветок. гречкин хотел бы обмакнуть их в пурпур собственной крови, чтоб красная королева погладила бедную алису по голове. но кролик умер, повесившись на цепочке часов. кирилл не чувствует больше страха пред смертью; только желание лечь под нее, чтобы этот секс был самым жестким. дряхлая елена геннадьевна спрашивает лешу, как дела. попомните, дети, всех настигнет божья кара. она трясет легко его за плечо, и макаров хочет плюнуть в её обвисшее лицо ядом. дела хорошо, даже отлично; только вот твой сучий бог что-то не упас лизу от смерти. отец суровой пощечиной спрашивает кирилла, где его манеры. мы разоримся на тебе, гнида неблагодарная. он злым рёвом любит младшего и единственного сына, и от этого кириллу хочется плакать. лучше бы умер я, а не он. лучше бы сбил лизу алёша.

***

детдом пахнет унылой серостью, и даже ремонт этого не исправит. а табличка "комната встреч" только смеется звонко, нарушая закон мерзлоты. леша стоит напротив двери и считает до десяти. он уже третий раз сбивается на чертовой семерке — той самой, счастливой, как говорила лиза. леша сжимает кулаки, кусает губы и снова возвращается к злобной единице. он помнил, что скрестил пальцы на просьбу ирины михайловны — добрая женщина, если подумать — вести себя хорошо. а ещё его отражение помнит своё обещание. я его урою, блять. леша не знал, зачем он приехал сюда. макаров был практически уверен, что, стоит ему увидеть эту наглую рожу, руки сами потянутся колкими ветками к глазам этого урода. и, честно, леша не будет возражать. он выцарапает этому гаденышу глаза, а потом и сердце. если у него оно, конечно, есть. но, зайдя в комнату, гневную уверенность прогоняет обидная неволя. леша смотрит куда-то в пол, стараясь не разреветься прямо здесь, и садится на кресло. он видит, как кирилл вальяжно переставляет ноги; чувствует, как чужие глаза иглами исследуют его осунувшеееся лицо; слышит, как пронзительным криком щёлкает зажигалка. — я чего пришёл-то, малой, — гречкин кашляет и по привычке ухмыляется, показывая золотые зубы. они блестят жалким пламенем, и в его отблеске сгорает вопрос. а чего он пришёл-то, собственно? что вообще, блять, в таких ситуациях говорить нужно? — тебе, может, надо чего? — кирилл хмыкает и встает на ноги. он смотрит на лешу, который сжимает кулаки, и пожимает плечами, — не знаю. денег там, например. или раскраску какую? кирилл все свои проблемы решал деньгами. он следовал негласной традиции родителей: взятки — давать, справки — покупать, немощным — жертвовать иногда, чтобы репутацию подчистить. чтоб в газете изящно улыбнуться, чтоб рукою махнуть — дескать, так, от чистого сердца. гречкин не знал других способов решения проблем. да и, в общем-то, в них не нуждался. до сегодняшнего дня. леша смотрит на рваный, разрушенный чужим голосом кокон тишины вокруг себя. сердце бьется так часто, как скачут сверстницы на членах первокурсников. макаров делает глубокий вдох, пытаясь прогнать от себя желание прямо сейчас кинуться на него. сначала — удар правой, и леша выбивает эти ебучие золотые клыки. потом — левой, и кровь алыми маками элли стекает на острый подбородок. рывок — и он на полу, держится за свою безмозглую голову. свист в воздухе — и леша давит ногой ему на глотку... — лизу, — скрипуче выдавливает леша и дергается, вскинув голову наверх. — лизу. мне надо лизу. можешь вернуть? — какой-то нервный смех кукушкой появляется в уголках губ мальчика, и он невольно подымается из кресла, — заплатить пару лямов, а? попросить папочку подписать пару бумаг? да чтоб ты вскрылся этой раскраской! — леша делает было шаг вперед, но холод успевает кнутом остановить его, и макаров падает обратно в кожаную обивку, пряча лицо в ладонях. кирилл молча смотрит на лешу. разглядывает озлобившуюся фигуру изо льда напротив, и ее блики светятся местью. — а тебе одному, думаешь, хуёво, лёш? — кирилл садится на корточки перед макаровым и смотрит. глядит почти виновато, но эта напускная наглость перекрывает всё. и это «лёш» — голосом другим, болезненным, будто перед ним не макаров. — я человека убил, понимаешь? а мёртвые не воскресают, к сожалению. слова кирилла отзываются гулким эхом где-то в горячих висках леши. та тонкая серебряная нить, что была сплетена прозрачным красочным цветком оборвалась. букет полевых ромашек языками пламени вьется по ветру, и более нет душистых лепестков. не воскресают. мертвые не воскресают. лиза умерла. н а в с е г д а. и она не откроет свои пустые глаза. и она не дернется от забавной совы. и она не улыбнется грустному огниву. гречкин встает, опираясь на дрожащее колено леши. наклоняет голову к плечу, потому что тело все ломит, и берёт со стола бумажку. свой номер приходится обводить раза три, потому что на нормальные ручки разумовскому, видимо, денег не хватило. — мой номер, — сдавленно говорит кирилл, оставляя под цифрами тонкий росчерк, — пиши-звони, если чё. все быстро порешаем. он впихивает листок в чужие руки практически силой. разжимает лешин кулак и кладет бумагу меж пальцев. кирилл ждёт удара. — да пошел ты, — шипит леша, будто на кипящий кончик его языка пшикнули воду. бумажку макаров сжимает, скорее, как защитный механизм. свернуть ему шею. забыться во сне. плюнуть солью на кровь. — иду, — кивает гречкин и ждет еще немного. ждет, потому что леша хватает ртом воздух. нервно так, хрипло. будто по горлу ползут не слова, а колючие ножи. — я тебя убью, — макаров не угрожает, а просто повторяет обещание. повторяет то, что слышало только пьяное и невозможно бледное отражение. — а себя убью следом, — шипит леша, зная, что это правда. гречкин одной лишь гибелью своей направил бы дуло пистолета на лоб леши. оставалось бы лишь нажать на курок мертвым пальцем, вокруг которого вьется змеей перстень. одно прикосновение — и леша коснется руки его маленькой лизоньки. может, смерть не так уж и плоха? — сомневаюсь, что это хороший план, — кирилл усмехнулся. слова леши оседают плаксивой пеной где-то на краешке уха, — за такое в рай не отправляют, лёш. не попадешь к своей лизе. дерзость кирилла, должно быть, могла бы рассмешить миловидную катюшу из второго корпуса. она бы рассыпала своё хихиканье миллиардом серебряных колокольчиков и мягко обогнула стол, только чтоб коснуться пальчиками воротника футболки гречкина. катюша известно лезла в койку к тем, кто был старше, богаче и умнее. с последним критерием, впрочем, никто никогда не проигрывал. катюша была весьма глупа и сама признавала это, но её очарование дарило девочке золотой кокошник. с её косами, за которые её было бы удобно тянуть, образ недалекой царевны являлся ярким приходом. но леше не смешно. — ты мудак, гречкин, — макаров держится. последними силами плетет вокруг ног цепкие кандалы, чтоб не кинуться к ехидному волку в пасть. не дать откусить ту оставшуюся нежность. — не новость, — кирилл снова смеётся. гулко, стеклянно так. как орган в дешевом театре. или как хлопки в фильме для взрослых. — пиши, в общем, — повторяет гречкин и выходит в коридор. подмигивает тут же воспитаннице — её зелёные глаза округляются в ужасе, и этот испуганный бэмби убегает к подругам. кирилл улыбается. ему холодно.

***

Кирилл. 21:37, от Неизвестный это Макаров. 21:38, от Неизвестный забери меня из участка на Ленина. 21:40, от Неизвестный