tag, you're it

Чан глупо пялится на Со, который печатает в поисковике что-то из разряда «Почему кот Ли Минхо меня ненавидит, как и его хозяин?», и всё на самом деле так, как он печатает, хотя за фразой прячется незамысловатое «Почему коты кусаются?», которое Чан уже не замечает, замыленным от усталости взглядом рассматривая изгиб чужих губ. Обидно до чёртиков, что его нельзя сейчас же растереть собственными. Чанбин мило дуется, хмурясь и откидывая телефон с недовольным: «Ничего полезного, и так ясно, что Минхо всех котов настроил против меня», что вызывает у Кристофера и тихий смешок, и глухой укол где-то между рёбрами. Нельзя, только не в этот раз. Но он всё равно позволяет младшему подвинуться ближе и опустить голову на его плечо, ласково шлёпнуть по колену и опустить ладонь ровно к его промежности. Последнее кажется Бану лишним, поэтому он стремится перехватить запястье Со, только его пальцы быстро оказываются в плену чужих, чуть более шустрых и почему-то слишком тёплых. Они молчат, но ухмылка шатена говорит всё за него, а лидер последний раз пытается оттолкнуть младшего, но тот снова двигается ближе, ещё ближе, чтобы оставить на бледной щеке кислотный поцелуй. На языке горько, как и в сердце, потому что хочется потянуться за ещё одним, пока мемберы не решили навестить их в гостиной, но мозг твердит, что нельзя. С Чанбином тепло, в разы теплее, чем с его маской вечно улыбающегося дурачка-хёна. Чанбин искренний, но такой, каким Бан никогда не надеялся застать. «Влюблённый» крутится на языке, который блондин себе и прикусывает за такие мысли, потому что обнадёживать себя не хочется. Крис привык быть готовым к худшему, поэтому тяжесть на сердце не игнорирует, но не придаёт ей большого значения. — А если нас увидят? — шёпотом, заговорщически-испуганно, но так интимно, что у Со холодок проходит по плечам. Он отвечает так же, хотя необходимости в этом никакой нет. — И что они нам сделают? Запретят? — и улыбается, заглядывая в тысячу раз невероятные, по-новому сияющие глаза с мелко подрагивающими зрачками и опущенными веками, выдающими крайнюю степень концентрации на нижней части лица рэпера. — Нам стоит прекратить. — Никто сейчас не зайдет, — фыркает шатен, разворачиваясь к старшему и свободной рукой забираясь под тонкую футболку, чтобы провести по мягкому боку выше, к рёбрам. Чан сводит брови к переносице, отворачивается от поцелуя и высвобождает ладонь из чужой хватки, чтобы наигранно раздражённо оттолкнуть Со. — Я не об этом. Нам стоит совсем прекратить, — взгляд его наконец встречается с игривым блеском в чужих зрачках, который всё равно быстро гаснет, не находя отклика. — Если ты скажешь, что тебе не нравится, то я не поверю, — отрезает рэпер, ещё сохраняя беспечный тон, но не расслабленную улыбку. — Чанбин, давай не будем это обсуждать. Хотя бы не в гостиной. Со кивает, хотя у самого несогласие скребётся где-то в глотке, только спорить со старшим совсем не хочется. От излишней серьёзности Бана его начинает тошнить, а ещё от дорамы, которую в миллионный раз крутят по ТВ, а ещё от кисеи равнодушия и лёгкой неприязни, в которую хён усердно заворачивается. — Ладно, не будем. Чан даже не дёргается, но следит заинтересованным взглядом за движениями было всплеснувшего руками рэпера, за его нервным перемещением на диване подальше от Бана, за вихрастой макушкой, где волосы, кажется, от недовольства только сильнее завились. Крис улыбается и себя за эту улыбку не осуждает, но не решается уточнить, что именно «не будем»: обсуждать, или дальше нарушать личные границы друг друга, или запираться по ночам, или путаться в собственных чувствах. Слишком много «не будем».

***

Только Чанбин не шутит и до конца дня к Бану вообще не подходит, а с завтрашнего утра Чан не может избавиться от перманентного чувства, что что-то идёт не так. Хотя, кажется, ничего между ними не меняется, они возвращаются к предыдущим, чуть более здоровым, по нескромному мнению Криса, отношениям. Ровно неделя проходит, первый день из которой Со ходит надутый, как шар, и полностью игнорирует друга, но за остальные шесть напряжение окончательно спадает. Даже злосчастные вечера Кристофер проводит за просмотром сериала, а Бин — вне дома, и кончаются они взаимным пожеланием спокойной ночи. Оба притворяются, что засыпают, оба врут, как сволочи. Минует вторая неделя, уже более занятая, но отлично отвлекающая. Но это не мешает Бану в одном из перерывов хандрить на кухне, молча каждого покрывая матом на чём свет стоит. У любимого кофе вкус отвратительный, и Чан болтает ложечкой в кружке, наблюдая, как рассеивается ароматная пенка, а стенки отдают негромким ритмичным звоном. В горле горечь маслянистая, что бесит, раз Бан разочарованно отодвигает белую керамику, думая, чем бы ещё себя порадовать, а сообразив, что последние дни ничем не может, встаёт, чтобы вылить неприятного цвета субстанцию в раковину, но не торопится мыть, устало возвращается на прежнее место. Бесит сильнее обычного. К тому же, всё. Вплоть до этих дурацких споров, один из которых сегодня устроили Хёнджин и Минхо, а теперь настойчиво стараются подставить друг друга. Он так и не разобрал, в чём было содержание спора, но одним из итогов точно стало перманентная порча чужих вещей. Например, разбитая кружка Чонина и порванная наволочка Феликса, в чьей комнате они устроили шутливую бойню. Только Чану не смешно ни капли, а ещё его бесит тихое тиканье часов на руке, потому что он и так их полночи слушал, не бросив неудачные попытки заснуть даже через пару часов залипания в потолок. Кристофер бы обязательно напомнил себе, что ещё его бесит, но гнетущую тишину ломает мурлыкающий что-то себе под нос Чанбин, вальяжно направляясь к холодильнику за оставленным там шоколадным коктейлем. — Что такой грустный? — он кидает на старшего короткий взгляд, которого Чан не видит, потому что оборачивается уже позже, когда наполненный стакан протягивают ему. Вторая часть фразы тает в едком цоканье Бана, и он принимает из чужих рук напиток. Хоть что-то. — Не знаю. Бесит всё, — бурчит недовольно, но не врёт и не отводит взгляда от насмешливого блеска в глазах Со. Что такой довольный? С той ночи прошло три недели, самые длинные три недели в жизни Чана, он уверен. Время с Чанбином тянется медленно, потому что Чан, вообще-то, снова нервничает, а тот виду не подаёт, шутит и не избегает, и Бана колют тысячи иголок в момент, когда чужие ладони случайно или намеренно касаются его. Казалось бы, в таком-то возрасте забыть случайный секс, пусть и с другом, пусть и с человеком своего пола, зато по пьяни, разве это так уж сложно? Но лидеру сложно, он так и крутит в руках стакан, пока младший лениво прикладывается к коробке, планируя допить содержимое, и Бан замирает, глядя на дёргающийся кадык. С шеи Со давно сошли последние следы (касается ли это спины?), и мысли об этом провоцируют быстро пробежавшие по спине мурашки и щекотную тягу где-то в области паха. Чанбин на него не смотрит, разворачивается спиной, чтобы что-то разыскать в однообразных ящиках, но чувствует на себе острый взгляд блондина. — Я тоже бешу? — звучит обыденно, но у Чанбина обычно нет причин так думать, хотя сейчас между ними совсем натянутое «не обычно», но Со ловит Чана на этом взгляде быстрее него самого. — Нет, — врёт. Кристофер отрицательно качает головой для убедительности, а сам следит за обтянутыми чёрными рукавами футболки руками, не перестающими что-то терроризировать в шкафчике. Ему совершенно не интересно, что он там ищет, зато интересен изгиб талии, виднеющийся под тканью из-за странной позы, которую Чанбин принял, пытаясь дотянуться до верхней полки. Со знает, что Бан врёт; он подтверждает это для себя, когда широкая ладонь ложится на его поясницу, а Кристофер возникает рядом и бездумно помогает достать несчастный кошелёк. Чан на него не смотрит, но волнение сочится в его пальцах, и Бин усмехается, видя, как старший дёргается, когда он опускается с цыпочек, заставляя ладонь проскользить выше и задрать мягкую футболку. Шатен молча принимает джисонов кошелёк из чужих рук, случайно касаясь тонких пальцев, и взгляд у хёна нечитаемый, только рэперу всё и без этого ясно. — А что тогда такой дёрганный? — горячие ладони опускают уже не представляющую интереса вещь на столешницу и вдруг опутывают пояс старшего, сжимая под пальцами плотную ткань толстовки. Чан смотрит на младшего испуганно, потому что мурашками покрывается не только спина, но и бёдра, а ещё в животе возбуждение колет часто-часто, и от этого хочется взвыть. — Я не дёрганный, — сам не осознаёт, что несёт, но отрицает всё интуитивно, а ладонь с чужой поясницы соскальзывает, чтобы ухватиться за его локоть. Прикосновения выходят болезненно знакомыми, отчего в груди давит и сердце кровью обливается, но всё это сходит на нет быстро. — Феликс всё рассказал Джисону, мне срочно надо перепрятать его кошелёк. Продолжим в следующий раз, — и испаряется из его рук, прихватив чужой бумажник. Чан так и не понял, почему Со улыбался, но об этом думать не перестаёт и не позволяет сердцу успокоиться, прижимая ладони к животу, чтобы не так быстро потерять теплоту чужих рук.