Ты меня научишь?

      Сергей посмотрел в глаза Т/И. Сейчас обе его половины чувствовали себя спокойно, счастливо и расслабленно.       Прощай, Сережа, будь счастлив…       Голос прозвучал совсем тихо, словно испаряясь из сознания, но Птица навсегда остался частью сознания. Той сильной, яркой частью, которая была готова разжечь в нем пламя, воскресить раненую душу и заставить его бороться. Больше не будет нервной дрожи, страха публики. Сергей Разумовский скинул все оковы прошлого и переродился в свободного человека. Теперь Птица — образ из детства, но и настоящий друг, который смог вылечить его от чумы.       Впереди оставалась лишь одна, последняя задача. Т/И Т/Ф.       Он приблизился к девушке. Она стояла, оцепенев от ужаса. Протянула только руку. Не выстраивая дистанцию, а касаясь следа копоти на плече. Он накрыл её руку своей. Молчание скручивало воздух в пружины, но оно не давило. Объяснения, где совсем не нужны слова.       —Я сохраню все в тайне, — прошептала девушка. —Все позади.       Разумовский подался вперед, порывисто обнял её, а потом осознал, что весь в пыли, пепле и вспотевший, как после долгого бега. Попытался отстраниться, чтобы не вызвать у неё отвращение, но она уткнулась в его шею, вдыхая запах, а затем сама поцеловала. Девушка буря. Она поняла его мотивы и цели, смогла принять их обоих. Стокгольмский синдром не давал осечек. Действовал безотказно. Он нагло повалил её на стол и принялся покрывать поцелуями любимую девушку. Все кончено. Впереди долгие годы спокойствия.       Плевать, что за окном пепелище и половина города в руинах. Зарево рассвета принесло новую жизнь в новый мир. Их мир.       Поцелуи смешались так сильно, что уж и не понять было, кто кого пытался целовать. Они расходились импульсами тока по коже, словно они долго боролись с барьерами внутри себя. Буря сметала оковы как паутину с углов сознания.       Он не мог выровнять дыхание. Кислород казался таким пустяком по сравнению со вкусом кожи, слез на её щеках и тихом, немного безумном смехе. Она чувствовала облегчение, свободу и полет. Как они оказались без одежды совсем, никто уже и не вспомнит. Да и не надо оно.       Т/И пылала ярче огня, отдавая дань памяти Птице. Она была великолепна, смелее, чем когда-либо в своей жизни. Больше нечего было бояться. Да и никогда не стоило.       Разумовский поглощал её до капли. Ловил губами стоны и вздохи, оттягивал наслаждение, выпивал все до дна.       Каждое его прикосновение и поцелуй ставили клеймо на коже и оттиск в душе.       —Серёжа, — выдыхала она, закрывая глаза.       Он кусал, целовал, оставлял видимые метки на теле. Да кого это волновало? К чертям стены, если они превращают дом в клетку.       Когда он прикоснулся к её интимному месту пальцами, она была готова заплакать от счастья и того количества чувств, что испытывала. Он запечатывал её душу поцелуями, она чертила узоры на коже. Нежность скатывалась в безумие, любовь превращалась во флёр наслаждений.       Он не спрашивал её, как сделать ей приятнее. Просто овладел, сорвав громкий крик губами. Т/И не сопротивлялась. Впилась пальцами в стекло столешницы и позволила ему все.       Он двигался резко, грубо, как слетевший с катушек. И это был уже именно он. Новый Разумовский. Цельный, собранный из двух половин, двух граней человеческих сущностей. Добро и зло нашли общий язык.       Т/Ф кричала. Выворачивала перед ним душу на изнанку, иглой ощущений разматывала нити своей сути.       А он брал её, не чувствуя усталости или недостатка сил.       Так и становятся супергероями. В руках любимого человека, победив всех демонов не только вне, но и внутри себя.       Им принадлежал мир, в их руках было будущее. И больше он не позволит кому-то забрать у него спокойный сон.       Позже они лежали на диване, уставшие, измазанные копотью, но абсолютно счастливые.       Это стало болезнью. Чувства.       Как они все ошибались.       Сергей, что не достоин любви.       Птица, что Сергей слабак и тряпка.       Т/И, что не сможет полюбить своего пленителя.       —Тебе не кажется, что нужно будет сменить фамилию? — заворачивая девушку в простыню, прошептал он.       —Ой, давай без соплей? Нам еще много работать. Я только начинаю учить тебя любить по-настоящему…       Последний поцелуй завершил черную страницу истории.       Солнце над Петербургом еще никогда не светило так ярко.