О чудовищах и тех, кто притворяется ими

Том так давно хотел ее встретить — это желание жило в нем еще тогда, когда он не умел ходить и разговаривать, но мог только смотреть на других и никогда не плакать. И оно росло вместе с ним и его ненавистью, крепло, как закаленная в огне сталь, вело его по жизни — туда, куда нет входа смертным. Встретить и прикоснуться к теплым мозолистым ладоням, и поймать взгляд ее темных глаз, наполненных вечной усталостью, и узнать, почему она бросила его одного, не захотела жить хотя бы ради него — них — и ушла с лицом, искривленным болью. Почему из-за неё должен был страдать он — сначала от ненависти приютских, потом от презрения чистокровных. Почему из-за ее решений он должен был с трудом получать все то, чего был достоин с самого рождения. Почему вся его жизнь больше напоминала муки в аду, чем обыкновенное детство других детей вокруг. Он мечтал встретить ее и задать один единственный вопрос. Думал об этом и прятал свое желание за презрением к ее слабости и нерешительности, за злостью за его одиночество, за отвращением к ее жизненным выборам. Притворялся, что она ничего для него не значит, что он ничем не похож на всех приютских ребятишек, подбегавших к разным женщинам и тянувших их за юбки. И все равно мечтал об этом — отчаянно, самыми холодными зимами и темными ночами, зная, что это совершенно невозможно, но мечтал, мечтал так, как умеет одинокий ребёнок. Именно поэтому, получив в свои руки кольцо, всегда принадлежавшее ему, кольцо из той самой сказки, Том не поверил. И все равно использовал его. Она была такой же, как на фотографиях — тех единственный, что остались в разрушенной временем и его искрящейся злостью на чужие слова хижине Мраксов, — улыбалась с нежностью и любовью, протягивала к нему свои ладони, бледные, с застарелыми шрамами и ранами, тянулась коснуться его хоть мизинцем, и ему пришлось отвернуться, чтобы не броситься на неё с обвинениями. — Мой милый мальчик, — произнесла она; худая, бледная, но без усталости и потерянности, которые могут быть только у людей со сложной жизнью. Смерть стерла всю ту боль, что ей пришлось когда-то пережить. — Ты так много падал. Том — неожиданно даже для самого себя — рассмеялся. — О да, передо мной столько падали.