Пособие Иккинга Хэддока о том, как понравиться богине

***

      Астрид возвращается на Коцит и спешит к новому дому сестры-близняшки, но дверь ей никто не открывает. Тогда она идёт во дворец Ортуса, чтобы спросить у остальных богов, куда ушла Астра вместе с Чарой. Потому что эти двое отныне ходят по делам и на отдых всегда вдвоём; не зря же их прозвали птичками-неразлучниками. Богиня охоты Кона говорит Астрид, что видела её сестру с мужем на пути ко дворцу Арода.       Подойдя к самым дверям, она слышит несколько голосов: Астры, Чары и Дориды. Они что-то активно обсуждают, Астрид пытается прислушаться к их разговору. — Как насчёт… Икириус? — задаёт вопрос Чара. — Пф, хуйня-имя, — отмахивается Дорида с улыбкой, — Надо такое, которое попроще произносится. — Может Чарион? Мы же сёстры, а у наших мужей должны быть имена похожи, — предлагает Астра. — Нет, мне не нравится твой концепт, — говорит Дорида серьёзно, — Люди будут путаться. Чара, Чарион, это как синоним одного и того же имени. Так что нет. Арод тоже не знает, как его назвать, придётся думать самим. — А у тебя тогда какие мысли, Дор? — интересуется Чара. — У на языке одно вертится… Икс. — Икс?.. — переспрашивает Астра, — Типо как неизвестная искомая в математике? — Ты же знаешь, я не ебу в математике, сестричка… Просто оно короткое, и таких имён у нас ещё не было, — размышляет Дорида с важным видом, — К тому же мы не знаем, богом чего он будет. — Я бы ещё подумал, — пожимает плечами Чара, — Это имя слишком простое и нейтральное. Должно быть что-то звучное. — Хорошо. Но его не будут звать Икириус, так и знай, — заявляет явно с улыбкой Дорида. — Что обсуждаете? — громко задаёт вопрос Астрид, заходя внутрь дворца. Чара с Астрой дёргаются от неожиданности, Дора же спокойно оборачивается лицом к Диоскуриде. — Имя твоего бога-жениха, — поясняет Чара с милой улыбкой. Астрид тут же останавливается на месте и сильно хмурится. Она стоит ещё полсекунды, прежде чем подойти к богам ближе. — Это шутка какая-то?.. — Если бы, Астрид, если бы, — вздыхает Дорида, — Арод как обычно подкинул работёнки… — То есть, вы хотите сказать, что Иккинг… Станет богом? — сильно удивляется Астрид, пребывает в крайне хмуром недоумении. — А ты думала мы тебя за смертного отдадим что ли? — улыбается богиня сексуального желания, — Браки меж богинями и смертными тыщу лет как под запретом, а у нас как раз есть место в пантеоне свободное… — Даже два, — поджимает губы Чара, — Ягака низвергли… — Что?! Что же ты сразу-то не сказал?! — восклицает крайне удивлённо Дорида, — Когда?! — Два дня назад… Он пытался изнасиловать маму. — Давно пора было свергнуть этого ублюдка, — бурчит Астрид, скрестив при этом руки. — Только никому ни слова. Отец попросил не говорить, — предупреждает Астра тихо.       Яга́к, самовлюблённый и любвеобильный бог соперничества, живущий в Ахегоне и вечно крутящийся около Гадеса и его прекрасной жены Рудры, богини скорби и вечной печали. Несмотря на столь мрачный ранг, Рудра невероятно красива и даже способна улыбаться. Её лучезарной улыбки достойны лишь муж и младший сын Чара, и Ягака это жутко бесило. Он пытался привлечь к себе внимание богини всяческими способами, в итоге так отчаялся, что просто накинулся на бедную Рудру, пока Гадеса не было рядом, и уже было стянул с неё нижнее бельё, но царь Ахегона явился и прервал действия Ягака сильнейшим ударом по голове. Весь Ахегон всполошился до такой степени, что даже Коцит невольно затрясся у самого подножья, будто случилось тринадцатибалльное землетрясение. Чара вместе с Астрой спустились с Коцита, чтобы узнать, что стряслось, и стали невольными свидетелями казни несостоявшегося любовника — Гадес без особого промедления сбросил Ягака прямиком во Флегетон, к Хуксу в соседи.       Чара и Астра сообщили о случившемся Ортусу. Он сказал, что пока не будет говорить об этом остальным богам Коцита, потому что ещё свежа рана потери другого бога — Мóлоха, покровителя всех драконов и им подобных. Его сгубила разрушительная болезнь, которая появилась по вине бога зависти Дрýски. А всё из-за любви к прекрасной нимфе Шеми́ре: Молох и Друска оба любили Шемиру, но взаимностью она ответила богу драконов. Главный завистник Коцита заговорил чёрной магией подарок — кинжал для охоты на дичь, и Молох принял его; покровитель драконов заболел за неделю до своей свадьбы. Друску решено было низвергнуть во Флегетон за такое злодеяние, его место практически сразу занял возвышенный в боги смертный герой Тийст, который в конечном итоге обрёл имя Сати́с. За день до свадьбы Молох испустил дух. Но зато он успел попировать на свадьбе Чары и Астры, подарил им прекрасную статуэтку ночной фурии, что стоит у молодожёнов на самом видном месте в их доме… Место Молоха всё ещё свободно, его обязанности делят пополам бог солнца Сóлис и богиня ночи Нóктис. — Раз так, то технически, — размышляет Дорида, — Иккинга лучше сделать богом драконов. Потому что соперничество скорее отрицательное качество, нежели положительное. Астрид нужен хороший парень. — Он не выдержит давления, — заявляет Астра, — Даже Молох не особо хорошо с ними справлялся. Помните Бойню на Радужном острове?.. То-то же. — Тогда что? У нас два места, — разводит руками Чара, — Либо то, либо это, третьего не дано. — Время покажет, — говорит риторически Астрид, — Я должна испытать Иккинга прежде чем он станет моим мужем. — И то верно, — соглашается Чара с кивком, — Может ещё какое место освободится… — Это ты на что намекаешь?.. — хмурится сильно Астра на муженька. — Слух прошёлся, что Тахо-Год уйти хочет, но это лишь слух, — делится бог возмездия, — Никто пока точно не знает. — Тоже слышала, — подтверждает Дорида, становится чуть хмурой, — Слабак. — Не гони на него, он сына потерял, да и жену, — упрекает подругу Чара, — Это тяжело принять. — Как будто я, блять, не знаю!.. Ды даже если так, он сам виноват, что женился на полоумной.       Великий градостроитель, бог изобретательства Та́хо-Го́д, состоял в браке с нимфой Анчу́сой, и у них был маленький сын Кáссиан. Когда ему исполнилось три годика, Анчуса захотела отправиться с ним на Землю, на пикник. Но мужу не сказала, он вечно за работой в своей мастерской. Поэтому мать с сыном молча покинули Коцит, оказались в глухом лесу, а неподалёку протекала глубокая и широкая река под названием Маледи́кр… Но мало кто знал, что нимфа была немного не в себе с самого своего рождения, временами жутко чудила: она нарочно спалила дом родной сестры Хелико́ры, сгубила практически всю скотину бога солнца Солиса, но самым верхом её безумия стало то, что она… Утопила Кассиана в реке. И себя вместе с ним. Печальную весть богам сообщил Маледикр, бог реки, названной его именем. Это было давно, но Тахо-Год до сих пор не может оправиться от такого тяжёлого удара и подумывает вовсе уйти из пантеона богов. Боги Коцита надеются, что Тахо-Год всё же найдёт в себе силы и останется, ведь он крайне необходим не только небожителям, но и смертным существам. Без него всё просто встанет. — Разговор исчерпан, — констатирует Астрид, серьёзно смотрит на троих богов, — Ещё не время об этом думать, я не полностью знаю Иккинга. — Мы понимаем, сестра, но Арод сказал думать уже сейчас, — поясняет Астра. — Ты можешь пытать Иккинга сколько тебе вздумается, Ас, но рамки он и тебе поставит, — отмечает Чара, — Арод не церемонится. — Это мы ещё посмотрим, — фыркает младшая Диоскурида. — Не смей недооценивать её, Чарик, Астрид упрямей всех нас вместе взятых, — широко улыбается Дорида, — Ладно, предлагаю расходиться… Астрид, погнали поболтаем.       Дорида и Астрид идут к границе Коцита, откуда хорошо видна «Альтера». Богини садятся на край облаков, смотрят вниз, в ночное пространство под их ногами. Молчат, наслаждаются видом и тишиной: только ночью на земле небожителей смолкают практически все звуки. — Докладывай всё как есть, Астрид. Обычный милый парень, да? — Мне трудно судить обычность, Дорида. Я ничего не знаю о парнях, — говорит Астрид с обыденной спокойной интонацией. — Ты же знаешь, что у парней есть члены, да? — Ну… Да?.. — тут же смутилась Диоскурида. — А говоришь не знаешь, — глумится богиня сексуального желания, — А так мой вопрос был риторический… Что можешь сейчас сказать об Иккинге? — Он скрытный. Многое на уме, озвучивает лишь немногое и лишь то, что к месту, но промахи бывают и он их объясняет, если я спрашиваю, — распространённо говорит Астрид, глядя куда-то вниз, — Но несмотря на некоторое умолчание, я понимаю, что он честен со мной. А, ещё он заподозрил, что я богиня. — В домике культа одни твои портреты висят, — улыбается с прищуром Дорида, — ещё бы он не заподозрил. — Спросил, может ли быть такое, что боги могут быть похожи на смертных. — Может, но это крайне редко случается… Хотя, Дор фактически моя внешняя копия, только мужского пола, — сильно задумалась Дора, отмахивается, — И ты, надеюсь, проигнорировала его вопрос? — Конечно. Что я ещё должна была ему ответить?.. — Что-нибудь в твоей манере. Ёбнуть по лицу и сказать «ты чё дурак, блять» или что-то подобное. — Я просто так никого не бью, — серьёзно заявляет Астрид, искоса зыркает на сестру. — Знаю, знаю… Просто мне кажется, но это так, по секрету… Что он мазохист. — Все смертные мазохисты, они нам служат, — пожимает плечами Диоскурида. — Не, он в особенности. Типо, он не дрочит даже! Уму непостижимо! — Он говорил, что не особо заинтересован в сексе. — Ну тогда ясно… И ты ещё хочешь его испытать? — недоумевает Дорида, — Как по мне, ты нашла того, кому важна больше душевная организация, чем твоя киска. — Я должна узнать его всего, — заявляет твёрдо Астрид. — Ты никогда не узнаешь его всего, сестра… Мы самих себя-то не до конца знаем. Каждый день что-то новое открывается. Ты сама в этом убедишься, — с милой улыбкой говорит Дора, — Попомни мои слова.       Богини замолкают. Астрид первая встаёт с места и намерена идти домой, Дорида её и не держит. Они обсудили что надо. Новый день принесёт новые открытия и новые плоды для размышлений.

***

      Астрид выходит из своей комнаты за полчаса до начала занятий и тут же идёт в сторону комнаты Иккинга; стучится в дверь. По ту сторону слышится небольшой шум. Иккинг открывает вход в свою обитель через тридцать секунд. На нём одни штаны и ботинки. — Ой, доброе утро, Ас, я занят немного, прости, — и дверь перед лицом Диоскуриды захлопывается. Богиня с широко раскрытыми от шока глазами пялится в никуда, даже немного краснеет. Она впервые в своей божественной жизни увидела голый торс юношеского тела. На пару мгновений, но всё же. Проходит ещё минута, Иккинг выходит уже полностью одетый, в полосатой чёрно-белой рубашке с короткими рукавами. — От тебя жаром веет, — отмечает хладнокровно Астрид, чуть отходя назад; будто только что не краснела как маков цвет. — Рубашку гладил, — поясняет он, принимается закрывать дверь; Диоскурида успела углядеть, что в комнате Хэддока царит… Порядок. Ещё один плюс в список качеств будущего мужа. — Ты заранее выходишь, я права? — Угу. Успеваю забежать в столовую позавтракать. — Что предпочитаешь есть на завтрак? — парочка быстрым шагом идёт на выход из общежития. — Что дают, то и ем, не привередливый, — усмехается Иккинг, — Но больше по утрам люблю запеканку со сгущёнкой есть. — Сладкоежка? — Немного совсем. Я всё острое люблю, — очередной плюсик: Астрид тоже любит острое, но зато терпеть не может всё сладкое, — Ты будешь кушать? — Поела, — бросает слово богиня. — Ты сготовила что ли? — удивляется невольно Иккинг. — Ну да, — с небольшим сомнением произносит Астрид. — Просто у нас в комнатах негде готовить, — говорит с особой интонацией парень, улыбается чуть натянуто; будто подозревает что-то. — Я умею адаптироваться, — парирует Диоскурида, высоко подняв голову. — Это круто, — улыбается Иккинг миленько, — Поделишься навыками как-нибудь?.. — Пф, мечтай.       На завтрак была любимая Иккингом запеканка. Астрид сидит напротив Хэддока, у которого аж за ушами трещит, и на лице у него милая улыбочка. Богиня похожа на надзирателя, старающегося углядеть что-то подозрительное в своём объекте наблюдения: щурит глаза, по нескольку раз клонит голову в разные стороны. Иккинг не обращает на это никакого внимания, наслаждается прелестным завтраком.       Астрид пристально вглядывается в сгущёнку и внутри Диоскуриды вдруг будто что-то надламывается, ей хочется встать и убежать куда-то, спрятаться и больше никогда не выходить в люди. Кажется, тело помнит что-то, чего не помнит она сама. Борется с этим чувством как может, внешне сохраняет хладнокровие и спокойствие, чтобы Иккинг ничего не заподозрил, но от внимательных и таких же изучающих глаз ей всё равно не скрыться. — Что-то не так, Астрид?.. — интересуется мельком Иккинг, кладя очередной кусок запеканки себе в рот; другим кусочком размазывает остатки сгущёнки по тарелке. — Всё в порядке, — говорит богиня, но несколько неуверенно. — Не любишь запеканку? — Скорее сгущёнку, — кривя немного лицом отвечает Астрид. Иккинг хлопает глазами на это, говорит тихое «Ой» и следом спешит быстро смазать всю оставшуюся сгущёнку в один кусок и съесть его, чтобы на тарелке не было ничего, кроме самой запеканки.       Астрид ведь была изнасилована. Да, ей вернули честь, но психика всё же была разрушена, хоть память и была умело подчищена Меморией. Саму Диоскуриду смущает тот факт, что на сгущёнку она реагирует как-то не так, как следовало бы. Это просто молоко. Вязкое, сладкое, безобидное… Но в её голове всплывают иные эпитеты: пугающее, ядовитое, опасное. И Астрид не понимает почему.       Позавтракав, идут на уроки. Богиня фоном роется в своих воспоминаниях; обнаруживает весомые провалы в некоторых событиях, но в особенности — прошлые Коцитские игры. Она помнит начало, награждение, туман, день после игр, и так далее. Что-то стряслось после награждения, это ясно. Но что?..       Она молчит, не допрашивает Иккинга, хотя следовало бы. Молча идут на обед, сидят и обедают. Астрид слишком сильно погрузилась в себя, и это заметно по стеклянным глазам, смотрящим куда-то сквозь всё пространство. — Не хочешь после уроков в домик культа Диоскурид сходить?.. — предлагает Иккинг аккуратно. Астрид тут же отмирает, поднимает глаза на парня. — Можно, — соглашается она, и опять уходит в раздумья. — Что-то гложет?.. — Не твоё дело, — тут же отвечает грубо богиня; Иккинг виновато хихикает и чешет голову по привычке. — Извини, пожалуйста. Просто ты прям напряжённая такая, вот и спросил.       После всех уроков Астрид прекращает исследование своей памяти; Иккинг ведёт её к домику культа, к её второму дому, находящемуся на земле смертных. Да, это не дворец, но всё же он по-своему уютный и родной.       Множество портретов Диоскурид, их бюстов, повсюду стоят вазы с цветами, есть диванчики, на полу лежат милые коврики; на потолке висят цветастые ловцы снов, жёлтые гирлянды. Астрид ни разу не видела дом культа изнутри, да и времени не было его увидеть. И да, везде её лицо. Как и лицо Астры.       Кто писал эти портреты? Знающие Диоскурид смертные, что давно уже умерли. Ведь боги приходят к тем, кто особенно сильно им поклоняется, и в знак благодарности за пришествие кто-то из смертных писал портреты, кто-то делал бюсты, а кто-то шёл дальше и отдавал богиням свою душу, но это уже мягко говоря перебор. — Неплохой интерьер. Наивно-ребяческий, — добавляет Астрид, оглядываясь; садится на первый попавшийся диванчик: не мягкий, не жёсткий, самое то. Иккинг всё ходит по домику и вглядывается во всё подряд, проводит пальцами по рамкам картин, — Инспекцию проводишь? — Типо того… Тут последний раз убирались, когда культ распался. Надо генеральную уборку устроить, — делает вывод Иккинг. — Прямо сейчас хочешь? — Почему нет?.. Я могу сам всё убрать, — пожимает плечами парень, — Не впервой. — Раз так, то я помогу, — богиня вальяжно встаёт с диванчика, — Пол за тобой, картины и бюсты за мной. — Угу, как скажешь.       Иккинг быстро показывает Астрид, где что лежит, где мочить тряпки, немедля приступают к уборке. Богиня аккуратно и быстро протирает рамки своих портретов (автоматически тешит самолюбие), Иккинг же ходит почти вниз головой, при этом виляя задом в обратном направлении, когда водит тряпкой из стороны в сторону, чтобы протереть всё тщательно и ничего не упустить. Диоскурида старается на смотреть на эту странную раскоряченную позу, но она и есть самая правильная при мытье полов, если нет швабры — сама так убирается, просто Астрид напрягает сам факт задницы в воздухе, что кружится около неё всё это время и лишь изредка опускается на своё положенное место, когда тряпку надо ополоснуть в ведре. — Ты всегда так полы моешь, — почти что утвердительной интонацией спрашивает Астрид Иккинга. — Ну да. Мешаюсь? — Нет… У тебя длинные ноги, — будто выносит вердикт она. Иккинг с недоумением посмеивается на это. — Спасибо за комплимент, Астрид. — Это был не комплимент. Вот комплимент: неплохо моешь полы.       Иккинг как-то нервно усмехается на это. Они молчат до самого конца уборки. Оглядывая результат работы, Астрид отмечает про себя, что надо переставить бюсты и в вазах поменять цветы: надоели ей эти гладиолусы да астры, нужно что-то новое. — Я тут подумал, а может нам на поляну сходить?.. За цветами, — предлагает Иккинг, — Эти выглядят завянувшими уже. — Тоже подумала об этом, — кивает Астрид с задумчивым взглядом, — А что у вас в лесу растёт? — Многое. Насколько помню, Диоскуриды особенно любят пионы. — С чего ты так решил? — скрещивает руки Астрид, слабо ухмыляется. — Когда они родились, богиня времён года Фе́дер создала их священный цветок из слёз радости Белинды и красоты Ортуса. Так и появился первый пион, — улыбается Иккинг. Диоскуриде ничего не остаётся, кроме как состроить нехарактерную для неё гримасу, так и говорящую: «Прав ведь!» — Интересно, — констатирует она вслух, — Что ещё знаешь интересного?       Пока они идут за пионами, Иккинг рассказывает, что Астру ещё в младенчестве хотел убить Монро́й — бог войны, потому что старшей Диоскуриде было предрешено стать богиней честной войны, то есть, Монрою придётся делить обязанности, но он этого не желал в силу врождённого эгоизма. Он подослал ядовитую змею к колыбельке близняшек, и та забралась и убила бы сестёр, если бы Ортус вовремя не зашёл посмотреть, спят ли малютки. Молниеносная реакция Царя богов — враг устранён. Монроя за это наказали изгнанием на Землю на полвека. Почему так вышло? Монрой тоже сын Ортуса и Белинды, а своего ребёнка правитель Коцита не решился низвергнуть. — Ты поклоняешься обеим Диоскуридам? — задаёт важный вопрос Астрид, когда Иккинг заканчивает рассказывать легенду и наклоняется, чтобы собрать дикие пионы. — Ну-у-у, больше всё-таки Астрид, — признаётся Иккинг с заметным стеснением, быстро принимается дёргать цветы. На лице богини сразу же проецируется фраза, определённо звучащая грозно и удивлённо: «А ну повтори, что ты сейчас сказал?!» — Они же равноценны. Это неуважение, — твёрдо говорит младшая Диоскурида, воздух вокруг становится тяжёлым. — Я понимаю, но Астра — воплощение войны, а я по жизни пацифист, — оправдывается Иккинг, по-прежнему наклоняется к цветам, — Я хочу, чтобы в мире было больше справедливости, поэтому чаще поклоняюсь Астрид. Но подношения делаю обеим. — Наш мир никогда не будет справедливым, — вздыхает богиня печально. — Я знаю, поэтому хочу в будущем стать тем, кто будет восстанавливать справедливость. Адвокатом, может судьёй, ещё не решил, — размышляет Иккинг вслух, выпрямляется, держит в руках букет диких красных пионов. — Тебя на всех не хватит, — отмечает Астрид, чуть наклонив голову в бок. — Знаю, — парень кивает, улыбается с добротой, — Поэтому буду помогать по мере сил и возможностей. — И всё же Астре ты не особо поклоняешься, — напоминает младшая Диоскурида. — Когда как, — пожимает плечами Иккинг, — Я недавно попросил отца купить белую корову, я на свою соц.помощь купил золотую краску, покрасил рога, да алтарём ошибся, ни хера не видел в темноте, — натягивает глупую улыбку Хэддок, трёт ладонью шею, — Думал принёс в жертву Астре, нет, вышло, что Астрид… У нас нет одного жертвенника на обеих богинь, не смотри так на меня, — тараторит Иккинг, уловив убийственный взгляд богини. — Значит нужен один, — скрещивает руки на груди Астрид, она выглядит крайне серьёзной, — Нельзя так ошибаться, Иккинг. — Отмолил грех троекратным пением гимна, — говорит на выдохе он, выглядит театрально уставшим, — Даже охрип немного. — Наверное мне стоит присоединиться к культу Диоскурид, — оглашает вердикт богиня, — Одна голова хорошо, но две лучше. — Ты прям сильно настроена как я посмотрю, — улыбается Хэддок, идёт прочь с поляны, Астрид за ним. — Конечно… У меня был опыт управлением делами культа, — поясняет спустя момент она, — В «Хариате» был культ Зеда, тоже недавно упразднили. — Понятно… Спасибо. — За что? — недоумевает в своей обычной манере Астрид. — Ну, что решила присоединиться… Как ты сказала, «одна голова хорошо, а две лучше». Теперь можно и культ возродить. — Можно, но надо хорошо потрудиться. — Постараемся. Может что и выйдет путёвое, — миленько улыбается Иккинг. Богиня про себя отмечает, что красный цвет Хэддоку к лицу.       Они относят пионы в домик культа, переставляют бюсты местами, потом решают снять гирлянды, Астрид они показались лишними, Иккинг безукоризненно соглашается с мыслью девушки. Когда богиня стоит на стремянке и снимает гирлянды, Иккинг стоит рядом и держит стремянку руками. Астрид нравится, что парень смотрит по сторонам, а не на её пятую точку или грудь. Управившись, убирают стремянку в подобие кладовки, сворачивают гирлянды и прячут в какую-то коробочку, лежащую на полке. — Уборку хлама на полках оставим до завтра, наверное, — говорит Астрид. Иккинг кивает ей на это. — Мы хорошо поработали. Спасибо тебе, Астрид, будь я один, застрял бы тут до ночи, — и лучезарно улыбается. Сзади Астрид висит портрет… Астрид. Иронично. — Не за что, Иккинг. — И ты всё ещё похожа на неё, — Иккинг показывает пальцем на картину позади Диоскуриды, — Что меня сильно пугает. — Чем Кассандра не шутит, — отшучивается кривовато Астрид, следом отмахивается, — Пошли в общежитие, раз всё сделали.       Перед самым расставанием Иккинг хочет обнять Астрид, и он спрашивает разрешение, и она вроде соглашается. Объятье было коротким, но Астрид хватило и этого: слишком много тепла и слишком много мурашек по коже. Тихое «До завтра, Астрид» и милая улыбочка. Диоскурида говорит чуть громче: «В пол восьмого в столовой. Не опаздывай», тоже улыбается и уходит в сторону своей комнаты, где она откроет портал и окажется у себя дома.       Прокрутит в голове весь день, обсудит с Доридой… И спросит о провалах в памяти. Она-то точно всё знает.