Второе дыхание

Учебный семестр стремительно близился к завершению, и нарастающее напряжение от приближающихся экзаменов чувствовалось и среди студентов, и среди преподавателей. Ко мне все чаще подходили после занятий с просьбами что-то досдать или переписать какую-то из работ, все чаще задавали вопросы на парах, самым популярным из которых был, разумеется — «А что будет на экзамене?» Мой любимый второй курс стоял у меня в расписании сдающих самым последним, так что я знала, что это будет приятное завершение неприятного периода. Поскольку они так чудесно занимались на протяжении всего семестра и так старательно выполняли все, что бы я им ни задала, я решила, что экзамен для них сделаю максимально легким и приятным. «Дорогие мои, — сказала я им на последней консультации, — вы отлично поработали, я довольна каждым из вас, поэтому хочу сказать, что завтрашнего экзамена совсем не нужно бояться. Я бы поставила вам всем автоматы, но боюсь, что начальство меня не поймет… Поэтому вот как мы поступим. Каждый из вас выберет себе любой из теоретических вопросов, который вам больше по душе, и расскажет мне его завтра. А также я дам вам какой-нибудь отрывок на перевод, чтобы вы могли проявить свой талант. Вот и все. Жду вас завтра с нетерпением, не забудьте зачетки!» Ребята одобрительно загудели и отправились выбирать себе самые любимые билеты. Я знала, что завтра все пройдет замечательно. Это и в самом деле был один из наиболее приятных экзаменов в моей жизни, на котором я только бывала (в качестве студента или преподавателя). Буквально через пятнадцать минут после начала экзамена появились желающие, готовые отвечать. Все шло как по писаному: студенты оттараторивали мне выученный билет, который я почти не слушала, а затем протягивали свой собственный вариант перевода сонета Шекспира, интерпретированный каждым студентом по-своему. Чьи-то работы были талантливы, чьи-то — немного неуклюжи, но творчество и фантазия били ключом из каждого произведения. Я не поставила ни одной четверки и чувствовала, что действую совершенно справедливо. При таких темпах я рассчитывала освободиться буквально через час. Но надежды мои оказались напрасными: Мира, обычно такая шустрая, все сидела и сидела над своим переводом, не желая идти отвечать, хотя я несколько раз ее вызывала. В конечном итоге она осталась в кабинете одна. — У вас остается пять минут, и время экзамена вышло, — наконец сказала я, чуть сварливо, глядя на часы. — Не понимаю, что вы там так долго делаете, Мира. Сегодня я, как видите, не слишком придирчива, так что просто покажите, что у вас получилось. В крайнем случае мы можем доработать перевод вместе. На этих словах Мира кинула на меня острый взгляд. Видимо, ей не понравилось то, что я вмешиваюсь в ее творческий процесс и предлагаю помощь. Впрочем, она тут же кивнула и, взяв свои записи, села передо мной за первую парту. Я выслушала ее слегка монотонную, впрочем, безукоризненно точную лекцию о способах перевода метафоры, а затем погрузилась в чтение ее сонета. Я прочитала сегодня не одну версию и не одну интерпретацию Шекспира, но именно после прочтения этой мне почему-то захотелось взять в руки оригинал. Я несколько раз перечитала и то и другое, но все же что-то меня смущало. — Очень неплохо, Мира, — сказала я искренне, — но поясните мне вот это место. Почему вы перевели несколько раз встречающееся слово «любовь» как «отчаяние?» Ведь если слегка видоизменить эту строку, «любовь» очень даже хорошо встроится в ваш текст, и главное, так будет ближе к оригиналу. Мира посмотрела на меня. Я с удивлением обнаружила, что у нее красивые зеленые глаза и очень мудрый, совсем не детский взгляд. — Мне показалось, что это отвечает настроению сонета, — ответила Мира задумчиво. — Любовь как отчаяние. Так я это вижу. Я сглотнула. Я так хорошо ее понимала! Именно так выглядела любовь для меня самой. — Что ж, хорошо. Думаю, ты тоже заслужила свою пятерку, — улыбнулась я, забирая у нее зачетку и с удовольствием выписывая там очередное «ОТЛ.». — Хороших каникул! — Я вижу, ваш синяк уже прошел, — сказала Мира внезапно, и я поначалу даже не поняла, о чем она говорит. Но потом вдруг пришло озарение. — Так это вы натолкнулись на меня тогда в коридоре? И синяк — ваша вина? Боже мой, я даже не знала! Все в порядке, не переживайте, — сказала я примирительно и увидела, что лицо Миры озаряется улыбкой. — Извините меня за это. До свидания! И она ушла, взмахнув копной темно-каштановых волос, оставив меня одну в некоторой задумчивости. Что ж, видимо, я не такая уж проницательная, какой себе кажусь. Только сейчас я поняла. Мира — лесбиянка. И как я не замечала этого раньше?