in the middle of the night

– Думаешь, правильно было оставлять его одного? – спросил Чонин, сидя на кровати. Он исподлобья смотрел на Бан Чана, слегка прикусывая губу, и его лицо выглядело более, чем виновато. – Он сам этого захотел, – выдохнул старший, присаживаясь рядом; он не стал упоминать, чьей было инициативой покинуть Хана. – Если не дадим ему времени разобраться в себе и своих чувствах, то сделаем больно точно не себе, ты так не думаешь? – мягко ответил Кристофер, заглядывая в лисьи глаза напротив. – Да, ты прав, – вздохнул Ян, откидываясь на подушки, и когда вновь открыл глаза, то увидел нависающего сверху Бан Чана, хитро сощурившего глаза. – Тебе ли не кажется, что сейчас не самое подходящее время? Кристофер лишь помотал головой, наклоняясь над разрумянившимся Чонином, и оставил невесомый поцелуй на его щеке, медленно переходя на ухо и обдавая его горячим дыханием. Одна его рука покорно устроилась на чужой талии, аккуратно обводя видимый пресс, а вторая медленно забралась под шею, приподнимая голову Яна. Тот положил свои руки на плечи Бан Чана, скрепив их вместе, и посмотрел прямо в его глаза: чувственно, с полной отдачей и доверием. Их поцелуй был на вкус как душный воздух в их первую встречу. Старший целовал медленно, мягко прикасаясь к родным губам. Он юрко облизывал их и вновь накрывал с головой поцелуем, выуживая отклики вьющегося под ним тела. Чонин в блаженстве закатывал глаза и до хруста выгибался в спине; порой ему казалось, что поцелуи имеют наиболее интимный характер, чем секс, и то, с какой трепетностью Кристофер прикасался к его губам своими, служило тому доказательством. Бан Чан отстранился и стал молча наблюдать за тем, как реагирует Ян на более активные действия. Он осторожно пробрался дальше рукой под футболку, и снял ее с Чонина, рассматривая в его глазах проскочившую неуверенность и страх. Кристофер виновато опустил глаза, но сразу вновь поцеловал младшего, пьяно улыбаясь на первый стон, соскользнувший с чужих губ. Ян тонул: к нему никогда не обращались с такой трепетностью и одновременной настойчивостью, и из-за поведения Бан Чана ему хотелось большего. – Ты уверен? – тихо спросил Кристофер, когда Чонин сам начал снимать с него футболку. Но младший ничего не ответил. Он только поерзал бедрами и завлекательно посмотрел в чужие глаза, нагло усмехаясь. Бан Чану дважды говорить не надо: он сам стягивает с себя футболку и вновь накрывает Яна поцелуем, фиксируя его голову в своих ладонях. Он чувствует руки Чонина, расползающиеся по его спине, и вдавливает парня в кровать еще сильнее, предварительно разводя чужие ноги своим коленом. Младший извивается, сжимает пальцы на широкой спине, но от поцелуя не отстраняется, и все больше плавится под горячими прикосновениями. Кристофер смотрел мягко, плавно взглядом обводя утонченное лицо напротив. Ян был красив до боли в кончиках пальцев, изящен до хруста костей и желанным, как капля воды среди необитаемой пустыни. Он представлял из себя иное божество, способное в один миг разделить чужие судьбы на сладкое «до» и горькое «после», всего лишь кратким взглядом. И сейчас он смотрел с необычайной осторожностью и вниманием, полностью погружаясь в партнера с головой. Бан Чану рвало от этого крышу. Он любил ощущать его губы на своих, любил касаться медовой кожи, любил с ним спорить и в последствии мириться. Старший до ломки был способен оберегать нечто такое, что могло рассыпаться от малейшего неверного прикосновения, и имя ему было Ян Чонин, внезапно образовавшийся одним днем на пороге его мастерской: травмированный и с побитой машиной. Кристофер не мог назвать это иначе, нежели любовью. Он приглушенно засмеялся, падая лицом меж чужой шеей и ключицей. – Ты чего смеешься? – спросил Ян, и сам улыбнулся; так по-доброму, что у Бан Чана сердце замерло. – Просто ты очень красивый, – ответил старший, целуя Чонина за ухом и оставляя на шее первый краснеющий засос. Кристофер спустился дорожкой поцелуев ниже, и из-за холодного воздуха Ян чуть поежился, мягко выгибаясь в спине и подставляясь под ласки. Никто из них не любил длинных прелюдий, но сейчас это время было таким сладким и выжидающим, что младший готов был терпеть до самого пика, лишь бы губы Бан Чана оставались на его груди, усыпая ее рваными прикосновениями. Чонин осторожно отрывает от себя Кристофера, смотрит в его растерянные глаза и глубоко целует, прижимаясь к горячему телу напротив. И Бан Чан целует в ответ, сжимая тонкую талию, и улыбается на тихие стоны, пересаживая Яна к себе на колени. Он впивается в него взглядом и мельком облизывается, прежде чем прильнуть к шее младшего. Все это кажется настолько нереальным, что Чонин вынужден обвить Кристофера ногами, и сильнее прижаться к вздымающейся груди. Они обнимают друг друга долго и трепетно, периодически переходя на шептания и искренние улыбки. Все, что для них сейчас существует – это они сами. Они молодые и голые, счастливые и в какой-то степени опьяненные свалившимся на них бременем, но не лишенные радости существования. Ян лежит на спине и смотрит снизу вверх на Бан Чана, который только выставляет обе свои руки по разные стороны головы младшего и скользит вниз, аккуратно прикусывая нежную кожу возле пупка, вырывая очередной стон. Громче предыдущего, но явно слабее последующих. Чонин весь дрожит, и сам он выглядит на грани обуявшего его сумасшествия, но это не мешает Кристоферу, предварительно растянув младшего, вбиваться в податливое тело резкими толчками, заполняя комнату пошлыми звуками бьющейся друг о друга кожи. И единственное, что они слышат – это протяжные стоны и биение обезумевших сердец. Бан Чан вновь и вновь оставляет засосы на шее младшего, чувствуя, как тот врезается ногтями в его спину, и рвано дышит, чем приводит мужчину в некое беспокойство. – Все в порядке? – спрашивает тот, замедляясь, но Ян только несколько раз активно кивает головой и цепляется рукой за чужое бедро, норовя продолжить начатое. Только вот Кристофер все равно становится нежнее и заботливее: он двигается размеренно, параллельно целуя чужие пухлые губы и заглядывая в благодарные глаза. Он и сам улыбается, когда чувствует, как хватка на спине и бедре расслабляется, и Чонин блаженно прикрывает глаза, полностью доверяясь рукам старшего, которые со всей осторожностью исследуют грудь Яна, нарочно задевая бусины сосков. Младший стонет, выгибается, словно кошка, и тихо хнычет, слабо царапая ногтями плечи Бан Чана. – Чан-хен, – шепчет Чонин в губы старшего, привлекая его внимание, – Ты такой красивый, когда молчишь. Кристофер расплывается в насмешливой улыбке, прикрывает глаза и выдает: – Паршивец.

***

Минхо бежит быстрее, чем бегал когда-либо. Его заносит на поворотах, а футболка давно пропиталась потом, не говоря уже о плывущем взгляде. Он мельком осматривается, тормозит под одиноким фонарем возле круглосуточного магазина, и загнанно дышит, не обнаружив даже намека на присутствие Джисона. Этот мальчишка будто испарился после чертового звонка, и старший вынужден беспокойно оглядываться по сторонам, пытаясь совладать с паникой. Он видит перед собой только неосвещенной клочок земли, где находился дом Хана, но ни света, ни признаков жизни эта темнота не проявляет, зато Ли видит фантомов. Они совсем близко, и в ближайшую минуту окажутся прямо рядом с городом, обвивая своими бестелесными туловищами дома. Минхо протирает глаза, нервно сглатывает и вновь отталкивается от земли, сворачивая в ближайший переулок. И через мгновение он слышит долгожданное копошение, доносящееся позади одного из зданий. Ли, не думая, вновь набирает скорость и увидев перепуганное лицо Джисона, немедленно сгребает его в объятия, больно падая вместе с младшим на холодную землю. Тело под ним дрожит и непрерывно оглядывается назад, и Минхо поднимает серьезные глаза, всматриваясь в расширенные зрачки напротив. – Что это, черт возьми, было?! – кричит тот, и Хан резко закрывает его рот ладонями, в панике смотря назад. Ли уж было хотел убрать чужие пальцы от своего лица, но хватка Джисона была настолько сильной, что тот лишь промычал что-то невнятное, прежде чем вновь приобрести возможность говорить. – Какого хрена? – уже тише спрашивает он. – Я просил ждать возле магазина, – грозно ответил раздраженный Хан. – Что ты здесь устроил? – Это ты у меня спрашиваешь!? – в истерике усмехается Минхо, и хватает сопротивляющегося младшего за руку, насильно выводя того на свет. – Отпусти меня! – кричит теперь Джисон, тянущий за собой тяжелую сумку. Он упирается ногами в землю, все также продолжая смотреть по сторонам, но это мало чем ему помогает, и Ли уже норовит закинуть Хана на спину, как тот начинает жалобно скулить. – Что ты делаешь? – уже спокойно спрашивает Минхо, останавливаясь, но не отпуская руку младшего. – Либо ты объясняешься прямо здесь, либо мы обсуждаем все дома с Хенджином. Твой выбор? Джисон некоторое время угрюмо молчит, стряхивая с себя пыль, но после поднимает голову и отвечает: – Дом. Хенджин выглядел неважно. По его внешнему виду можно было сказать, что парень не выспался и чувствовал себя просто отвратительно, когда через силу спускался вниз по лестнице, смачно зевая. Его волосы были растрепаны и торчали в разные стороны, создавая из себя нечто на подобии гнезда. Хван окинул дезориентированным взглядом вошедших парней, и застонал, преодолевая последнюю ступеньку. Он без слов молча пошел на кухню и поставил чайник. – Мы тебя разбудили? – виновато спросил Хан, ставя сумку на пол. – Совсем нет, – отмахнулся Хенджин и продолжил: – Как мог меня разбудить мотающийся по всему дому Минхо, орущий твое имя в телефон? – он пожал плечами. – Ума не приложу. – Прости, – без доли сочувствия ответил Ли, проходя внутрь. Он сам расставил на столе три чашки и полностью взял под контроль кухню, заставив двух остальных парней ожидать за обеденным столом. Джисон выглядел встревоженным. Хван это понял еще с первого взгляда, но присмотревшись ближе осознал, что лицо младшего побледнело и покрылось практически незаметным слоем пота. Он нахмурился, встал с места и подошел ближе к Хану, беря его лицо в охват рук и смотря в растерянные глаза. Джисон хотел что-то сказать, но сразу остановился, сидя с разинутым ртом и рвано вдыхая тяжелый воздух. – Ты ведь расскажешь, что произошло, не так ли? – и пока Хан не кивнул, Хенджин продолжал держать его лицо, серьезно смотря в глаза напротив. – Я бы тоже хотел послушать, – раздраженно кинул Минхо, который закончил приготовления для «ночного перекуса», и сейчас слегка нервозно смотрел на Джисона. – Я забрал весь арсенал дедушки, – он кивнул в сторону сумки, и двое собеседников вздохнули, – Вышел в гостиную, чтобы передохнуть и пойти к вам, но внезапно почувствовал на себе взгляд, – Хван напрягся. – Я не осмелился выйти через входную дверь и пошел на задний двор, когда как вновь услышал шум, но уже не разбирал, от чего он происходит, – Хан замолчал на какое-то время, прежде чем продолжить: – До этого Чонин и Бан Чан обыскали дом, сказав, что на стенде отсутствует один огнестрел и… Мне стало страшно, – он заламывал пальцы, нервозно пожевывая губу. – О Господи, – простонал Ли, – Почему ты сразу не сказал? – он потер переносицу. – А было похоже, что я способен? – грустно усмехнулся Джисон. – Спасибо, что пришел. Я бы, скорее, умер от страха, нежели от пули, – его смех прозвучал максимально надломлено. – Пойдемте спать, – вздохнул Хенджин, вставая из-за стола. – А как же чай? – спросил Хан, смотря на старшего снизу вверх. – Плевать на чай, – ответил вместо Хвана Минхо, и взяв Джисона за руку, повел за владельцем дома наверх.

***

Собираться в доме Бан Чана стало некой традицией, несоизмеримым ритуалом, правилам которого придерживались все без исключения, не пропуская ни единого пункта от «принести хозяевам дома материальную компенсацию» до «мусорить смерти подобно». Сынмин и Феликс выглядели несколько удрученно, и только вид совершенно потерянного Джисона мог переплюнуть их сочувствующие взгляды, брошенные в сторону Чонина и Хана. – С плохими новостями пьют только пиво, – вздыхает Чанбин; за последнее время его рвение участвовать во всей происходящей шумихе сходило на нет, но он исправно продолжал поддерживать ребят и искать информацию, источники которой были скрыты самим Со. Возможно, этот парень знал больше положенного, но не спешил делиться исследованиями с остальными. – На самом деле новости в равной степени и плохие, и хорошие, – сказал Сынмин, присаживаясь на диван. – Полиция не дала четких комментариев касательно произошедшего, но ясно только одно – в отчете черным по белому было написано «суицид», – Кристофер разочарованно простонал, пока Ким не продолжил: – Этот факт значит лишь то, что правоохранительные органы не придут к нам с приветом, но и от «несуществующего» убийцы защищать не станут, – парень немного задумался. – В любом случае их вмешательство нам помешает. – Если сам преследователь не помешает нам первым, – вмешался Хенджин; он выглядел рассерженным и неудовлетворенным. – Из-за халатности этих людей и их неумении оберегать граждан, мы вынуждены спать с открытыми глазами и волноваться друг за друга, пока мы не вместе, – он надменно усмехается, чувствуя давление чужой руки у себя на плече. – Мы находимся не в чертовом зомбиапокалипсисе, но даже в этом мире полиция бессильна перед собственным непрофессионализмом. – Настолько ли мы близки, чтобы волноваться друг о друге? – хмыкнул Чанбин. – Что ты сделаешь, если, скажем, Феликс внезапно пропадет? – с раздражением спросил Хван, выбрав наугад самого непримечательного из них. – Ты будешь звонить ему, но трубку поднимет неизвестный человек и скажет, что он мертв. Ты с таким же невозмутимым лицом как и сейчас сбросишь звонок, Чанбин? Или в тебе все-таки прямо в эту минуту проснется совесть и ты просто замолчишь? – с ощутимым в воздухе давлением закончил Хенджин. – Ладно, ты прав, – закусив губу, ответил Со. – Но невозможно оградиться от всех опасностей в Допре. Этот город буквально напичкан взрывчаткой, куда не шагни, и единственным более-менее адекватным вариантом кажется просто съехать на манер других, – многие понимали, что мужчина говорит правду, но никто не хотел оставлять начатое, включая и самого Чанбина. – И если мы хотим выжить, то придется найти иное подтверждение написанной легенде. – У меня есть такое, – встрял Джисон, обращая на себя внимание остальных. – В доме дедушки я нашел подлинный дневник и его записи, свидетельствующие о том, что есть несколько вариантов покончить со всеми тварями. К сожалению, прочитав наспех несколько страниц, я понял, что единственным верным решением станет развязка настоящей войны между твинами и фантомами, – Хан выпалил все на одном дыхании, наблюдая за реакцией парней, а следом продолжил: – Но по записям дедушки стало понятно, что вышеперечисленные монстры, включая мирроу, возможно, не единственные. – Замечательно. – с иронией простонал Феликс, падая головой к себе на колени. – В каком смысле «преследователь»? – тихо сидевший до этого Чонин посмотрел на Хенджина, щуря взгляд. И Джисону ничего не оставалось, как объяснить все ребятам вместо самого Хвана, злость которого ощущалась на материальном уровне и толстым пластом витала в воздухе. Старший был взбешен и рассержен до такой степени, что практически не ощущал крепкой хватки Минхо у себя на плече, и только недовольно пыхтел, смотря на то, как Хан был вынужден еще раз проходить через все пережитое, уточняя детали. – Прекратите! – в конечном итоге не выдержал Хенджин и подорвался с места, ненавистным взглядом осматривая всех присутствующих. – Если так хотите узнать все с точностью до каждого вздоха, то прошу пожаловать на улицу, – выплюнул тот, и Ли сам не заметил, как в подтверждение кивнул. И только Феликс сразу понял, насколько их вопросы были нетактичными, тихо извинившись перед Джисоном, который словно отключился от мира сего и медленно кивал на каждое сказанное кем-то из ребят слово. Они будто узнали об изнасиловании, и на протяжении нескольких мучительных минут просили рассказать все в подробностях. После слов Феликса, всем остальным также стало стыдно, и они на момент замолчали, обдумывая ситуацию. – Хорошо, – вздыхает Бан Чан и мажет по всем нетерпеливым взглядом. – У нас есть: убийца-преследователь и полный лес смертоносных тварей. Напомните, есть ли у братьев Гримм сказка, подходящая под это описание? – он удрученно посмеивается в сжатый кулак, и крепче цепляется за руку Чонина свободной ладонью. – Никто не думает, что стоит привлечь полицию? – тихо спрашивает Сынмин. – Если ты завтра хочешь оказаться в психиатрической лечебнице, то прошу, звони, – язвит Минхо, откидываясь головой на спинку дивана. – В любом случае, стоит разделить обязанности между всеми, никто так не считает? – Например? – скептически выгнув бровь, спрашивает Чанбин, облокачиваясь о дверной косяк и складывая руки на груди. – Если один хорош в изучении документов и распределении информации на определенные подпункты, то учит этому всех остальных, – пожимает плечами мужчина и продолжает: – Если среди нас есть люди, специализирующиеся по основам борьбы и выживания, то дальнейшая мысль понятна, правда? – Минхо нервно постукивает пальцами по столу, но идею все уловили и приняли во внимание. – Судя по твоей логике, ты будешь учить нас… стрелять? – осторожно спрашивает Джисон, обращая к себе внимание: никто даже не задумывался о теоретическом убийстве, будь то паранормальная тварь или человек. Старший уверенно кивает. – О Господи. – Вас, – Минхо кивает в сторону Хана и Чонина. – В первую очередь. И нет, Бан Чан, не смотри на меня так, ты ведь знаешь, что я прав, – закатывает глаза мужчина, и Кристофер закусывает губу. – Считайте, что Допра – поле битвы, – уже серьезно продолжает тот, – И мы должны быть убеждены в том, что когда находимся одни, то как минимум в полной безопасности. Хватит с меня, я больше трупы закапывать не собираюсь, всем понятно? Присутствующие затормошено кивают. – Отлично, а мне пока стоит вернуться домой за вещами, – вздыхает Минхо. – Я с тобой, – приподнимается успокоившийся Хенджин, и через некоторое время они скрываются в коридоре, тихо переговариваясь между собой.

***

После не самого приятного разговора Чанбин вернулся к себе в бар, предпочитая скрывать волнение и беспокойство за пеленой вычищенного стекла. Казалось, что он уже в сотый раз просматривает полки со стоящим на ней алкоголем, а следом вновь принимается вычищать стопки и бокалы, расставляя их на места. И хоть посетителей за последние месяцы поубавилось, но каждый раз при открытии здесь стабильно присутствовал хотя бы один человек, и сегодня им оказался Ли Феликс. Журналист увязался за ним следом, отправляя своего друга обратно в мотель, и уже некоторое время бесцельно пялился на работу владельца, подпирая голову руками. Его волосы небрежно спадают на усталое лицо, и Чанбин вновь вспоминает слова Хенджина, довольствуясь только тем, что Хван был абсолютно прав: он не смог бы сбросить звонок, оставив все на попечение судьбы и удачного случая. Возможно, все заключалось лишь в том, что Со всю жизнь был вынужден заботиться только о себе и ему представилась возможность позаботиться о ком-то другом. – Почему ты такой? – внезапно своим излюбленным тихим голосом начинает Ли, привлекая к себе внимание подскочившего на месте Чанбина. – Самый тихий, но одновременно самый громкий, – он усмехается, ловя на себе непонимающий взгляд. – Ходишь в приевшемся черном двадцать четыре часа в сутки, вечно драишь это чертово стекло и все равно остаешься наиболее привлекательным человеком, которого я когда-либо встречал, – Со выгибает бровь, давя ухмылку. – Не знаю, – пожимает плечами старший, – И в равной степени не понимаю, почему ты до сих не обращаешься ко мне не иначе как «хен», – Феликс закатывает глаза, и просит налить ему чего-нибудь выпить. – Тебе хоть есть восемнадцать? – Я настолько хорошо выгляжу? – тянет Ли, потягиваясь и расплываясь в широкой улыбке, и Чанбин, кажется, утопает в ней с головой, замирая на одном месте с полотенцем в руках. – Хен? – Давай сыграем в игру, – выходит из транса Со и продолжает: – Мы поочередно будем задавать друг другу вопросы с одним условием: ответы должны быть либо честными, либо никакими. Феликс стопорит на ровном месте. Его лицо на момент вытягивается, а в голове бесчисленное множество вопросов от «действительно ли мы настолько близки, чтобы практиковать подобное?» до «я и в правду могу спросить о чем угодно и ты ответишь?». И Чанбин смотрит прямо, не увиливая от чужого взгляда и не пряча глаз на картинах позади Ли, и от этого у младшего словно второе дыхание открывается, когда он активно кивает головой. – Почему ты остался в Допре? – первым начинает Со. – Ты уволился из издательства, потерял работу, и ради чего, Феликс? – Ради Сынмина, – невзначай пожимает плечами Ли и продолжает: – Он был прав, когда говорил, что материал не должен попасть в газеты и новости, а мой интерес узнать, чем все закончится, все еще сильнее, чем желание уехать обратно домой, – но по взгляду Чанбина стало ясно, что этот ответ его не устроил. – Я просто не хочу возвращаться, – стонет Феликс. – Дома меня ждут сестры и родители, и я их очень люблю, но порой они требуют невозможного. – Например? – Завести подружку, – выпаливает Ли. – Теперь моя очередь, – сразу продолжает тот, пока до Со доходит смысл сказанного. – Почему не уехал ты? – Мой бар – это то, что я оставлю в последнюю очередь, – честно отвечает Чанбин. – На самом деле я пережил в этом месте гораздо больше, чем можно себе представить: драки дебоширов, горячий секс прямо за тем столиком, – он кидает рукой куда-то вправо, рядом с туалетами, – Пьяные признания и предложения руки и сердца, приходы полиции и судебные разбирательства прямо на пороге, – мужчина качает головой. – Здесь столько историй, что если я уйду, то они будут похоронены вместе со мной. – Расскажешь мне их все? – внезапно спрашивает Феликс, опьяненным взглядом смотря в подобревшие глаза напротив. – Конечно, – улыбается Чанбин, и чувствует себя самым счастливым. Старший выходит из-за барной стойки, мельком зачесывая волосы назад, и садится на стул рядом с Феликсом, внимательно всматриваясь в его лицо. Веснушки очаровательно сочетаются с ярко-выраженной линией губ, а глаза такие пленительные и глубокие, что Со невольно облизывается и сглатывает, забирая у Ли алкоголь, и разом опустошая высокий стакан. Он сам толком уже и не вспомнит, что туда намешал, но легкое опьянение чувствуется моментально, ибо иначе Чанбин не сможет объяснить, почему лицо Феликса находится так близко с его собственным. – Твои губы на вкус такие же терпкие, как и ты сам? – медленно тянет тот. Со некоторое время думает, прежде чем ответить: – Попробуй. Ли целует медленно, давая в полной мере прочувствовать оставшийся на губах алкоголь, и подается вперед, впиваясь ладонями в чужие бедра. Чанбин разом скользит по нижней губе младшего языком, слизывая сладостный коктейль, и углубляет поцелуй, мельком проходясь по зубам Феликса. Со сдавленно стонет, ощущая приятный запах ванильного шампуня, и отстраняется от парня только ради того, чтобы увидеть ответную улыбку, расплывшуюся по его лицу. – Они мятные! – восклицает Ли и смеется в кулак. – Бессовестный мальчишка, – театрально обижается Чанбин. – Это мелиса! – Знал, и все равно разрешил поцеловать? – старший пожимает плечами в знак нежелания отвечать на поставленный вопрос. – И кто из нас бессовестный? – хмыкает Феликс, склонив голову. – Зато я узнал, что твои губы вкуса клубничного йогурта, – и Ли словно инстинктивно протирает рот, вызывая у Со довольный смешок. – Покажешь, какой именно покупал, я тоже возьму пару бутылочек. – Льстец. – Ребенок, – фыркает Чанбин.