Всего лишь омега?

       После получения письма от Лань Ванцзи, в котором тот сообщал, что Цзян Яньли ждет своего младшего брата на празднование третьей луны ее ребенка, Вэй Усянь стал сразу же искать подарок. Омега, который обладал столь светлым умом, когда-то сам сделал серебряный колокольчик, отгоняющий низшую нечисть, для своего сына, чтобы никто не посмел тронуть его. Вэй Усянь долго сидел тогда над этим талисманом, сделал его похожим на колокольчик из Юньмэна, который носил когда-то сам Омега, а к тому же, очень сильным. Это был его подарок для Юаня. И такой же колокольчик Вэй Ин хотел сделать для своего племянника. А также к нему купить нежную кисточку фиолетового цвета, чтобы напоминать, что этот малыш принадлежит как клану Цзинь, так и клану Цзян. Весь клан Вэнь сложил минимальные деньги, чтобы Вэй Усянь купил кисточку, а затем отправился в Ланьлин на празднование. Даже купили ему новые ханьфу, чтобы он не опозорился перед большинством народу в своих старых одеждах. И Омега отправился в путь.        Все было прекрасно. Пока не началась дикая чехарда событий, повлекшая за собой множество ужасных последствий. Вэй Усяню следовало пройти до Ланьлина через печально-известную два года назад тропу Цюнци. Напрягало его лишь одно — не слышно ни одной птицы, ни одной живой души. Стало ясно сразу же, как Вэнь Нин, которого взял с собой темный заклинатель в качестве защиты, поймал стрелу, выпущенную кем-то из клана Цзинь, — это засада. Вэй Ину стало дурно. Он множество раз успел похвалить себя за то, что не взял с собой своего маленького сына, ведь никто не знал, как все могло бы сложиться. А потом все было как в тумане. Он помнил то, как вынимает Чэньцин, как начинает играть. Как не слышит другой, более грубой игры на флейте, синхронную с его, не слышит и то, как кричат люди клана Цзинь. Он видел, как на помощь подоспел Цзинь Цзысюань. Муж его любимой старшей сестры, который желал поскорее разрядить конфликт, лишь бы его жена была счастлива присутствием брата на третьей луне его сына. И Вэй Ин видел то, как замертво падает молодой отец, а затем, как на Вэй Усяня летят стрелы. А потом темнота.        Очнулся он уже на горе Луаньцзан, резко подскочив, смотря на сестру и брата Вэней, которые сразу же склонились перед Ушансе-цзунем. Вэй Ин был вне себя от ярости. Он резко пнул Вэнь Нина, а тот не стал сопротивляться, только Вэнь Цин заплакала, прося прощения. «Кого ты убил?!» — кричал Омега. — «Кого ты посмел убить, ты хоть понимаешь?!» — крик перешел в яростный ор, отчего даже Юань, что сидел рядом со своим папой, когда он очнулся, заплакал, испугавшись такого настроения родителя. Вэй Усянь упал на колени, заплакав, «Что толку винить оружие, когда убийца другой?», он всхлипнул, ударяя по полу пещеры. «Что же скажет моя шицзе?!» — произнес Вэй Ин, продолжая всхлипывать и ронять горькие слезы. «Теперь она возненавидит меня! А маленький Цзинь Лин остался без отца! Что ты наделал, Вэнь Нин?! Что же ты наделал!!!». Вэнь Нин понуро опустил голову. Ни одна хрустальная слеза не могла скатиться по бледным щекам, ведь мертвецы не могли плакать. Но сердце болело также сильно, как при жизни.        — Мы решили пойти с повинной в клан Цзинь…        — Вы ведь отправляетесь на собственную смерть! Я не отпущу вас!        — Не тебе решать, что нам делать, Вэй Ин, — тихо молвила Вэнь Цин, смотря на Омегу полными слез глазами. — Рано или поздно это должно было случиться. Мы уже давно должны были умереть, но ты спас нас. За это мы говорим тебе спасибо, — она легко улыбнулась, подходя ближе к юноше, что за эти два года стал ей вторым братом, а его сын и ей и А-Нину был словно родным племянником. — А за это я говорю тебе прости, — не колеблясь, девушка резко вонзила в спину Вэй Ина несколько медицинских игл, затем аккуратно укладывая его вместе с А-Нином на кровать. От того, что Вэй Усяня резко парализовало, то Юань вскрикнул, кинулся к своему папе и заплакал пуще прежнего. — А-Нин, возьми А-Юаня и подожди меня на выходе из пещеры, — мертвец не стал противиться. Взял Юаня за маленькую ручку, выводя из пещеры и говоря ему, что его папе нужно немного поспать, а за малышом присмотрят пока что дядюшки. Вэнь Цин вновь повернулась к Вэй Усяню, убирая пряди волос с его лица. — Действие игл прекратиться через три дня, тогда ты уже не успеешь нас догнать, — ее голос дрожал, а на глаза наворачивались слезы. — Мы с А-Нином благодарны тебе, и ты не должен вешать нос. Ты нужен другим, так останься для них тем же сильным Старейшиной Илин. Позаботься о них, слышишь? Позаботься о А-Юане, — она встала с кровати. — Прощай, Вэй Ин, — со всей болью она поклонилась юноше в знак благодарности, после покидая пещеру, прощаясь со всеми остальными и уходя с Вэнь Нином с горы, наказав никому не трогать Ушансе-цзуня.        — ВЭНЬ ЦИН! ВЭНЬ НИН! РАЗВЯЖИТЕ МЕНЯ! — закричал Вэй Усянь так громко, что едва не полопались барабанные перепонки. Пытаясь двигаться, тело ему не повиновалось, а из глаз потекли непрошенные слезы. — Не оставляйте меня.        Все три дня Омега провалялся на кровати, изредка крича о том, чтобы его освободили. А-Юань пытался помочь своему папе, но тело взрослого был слишком тяжелым и он не мог перевернуть его, чтобы достать иглы. Но малыш всегда сидел рядом со своим папой и играл бабочками, разговаривая с ним, чтобы папа не грустил. А Вэй Ину оставалось лишь плакать и пытаться вырваться, ведь с каждым днём злость закипала все больше и больше. В такой момент он желал, чтобы сюда явился Лань Ванцзи, помог ему спасти брата и сестру Вэнь. Действие игл прошло ровно через три дня, как Вэнь Цин и сказала. Вскочив на утро четвёртого дня, Вэй Усянь вырвался из пещеры, осматривая людей, а после кидая четвёртому дядюшке, чтобы тот присмотрел за его сыном. Схватив Чэньцин, Омега, как яростный вихрь, унёсся прочь, в Башню Кои, даже не надеясь, что сестра и брат Вэнь будут живы. Уже подходя к воротам Ланьлина, Омега увидел как вокруг столпились зеваки, что обсуждали казнь Вэней. А также о том, что сегодня будут поминать тех, кто пал в бою на тропе Цюнци. Когда эти недалекие зеваки начали оскорблять самого Вэй Ина, то он, стоящий позади них, сжал руки в кулаки, наслав на всех людей проклятье. Прочитав на дощечке выведенные иероглифы, он понял, что отправляться ему стоит в Безночный город, где обещали развеять прах Вэней. Только вот он совсем не планировал того, что встретится со своей шицзе. Девушка держала на руках младенца, была одета в траурные ханьфу, сидящая около гроба с… Вэй Усяня замутило. Когда девушка заметила его, он не смог сдержать собственных слез. Сбежал, как трусливая собака, отправившись в Безночный Город. Его друзья погибли. Стали просто прахом. «Они поплатятся за это», — подумал Омега, готовый на все ради отмщения, понимая, что теперь его никто не сумеет остановить.        Вэй Усянь смутно помнил о том, что случилось в Безночном городе. Он помнил, что он устроил там самую настоящую кровавую баню. Ему было так больно, по-настоящему больно. Темная ци полностью закралась в его сердце, пожирая его, а также пожирая ослабевший разум. В самом начале поединка лютые мертвецы, которые восстали по велению призрачной флейты Чэньцин и изобретения Вэй Усяня — Стиглийской Тигриной Печати, не трогали адептов кланов Цзян и Лань. В обоих кланах была его семья, он бы не смог смотреть им в глаза, если бы навредил им. Омега видел страх и боль в глазах Цзян Ваньиня, который крепко сжимал Саньду, видел беспокойство в глазах Лань Ванцзи, что постоянно порывался к мужу, чтобы поговорить с ним. Вэй Ин уже не понимал, где те, кого он любил, а где те, кого он ненавидел. Все погружалось в настоящий хаос. Пока Вэй Усянь не услышал крик девушки: «А-Сянь!». Не может быть… Он спрыгнул в самое пекло, уворачиваясь от атак, только бы защитить! Цзян Ваньинь кинулся в сторону голоса его сестры, проклиная все, на чем стоит свет. Цзян Яньли увидела братьев, кинулась к Вэй Усяню, но затем… кто-то пронзил ее мечом, пока девушка защищала своего младшего и дорогого брата.        Цзян Чэн держал на руках умирающую сестру, прижимал ее к себе и готов был умереть сам. Не передать словами то, что он испытывал в этот момент. Когда на празднике Третьей луны Цзинь Жуланя сообщили о трагичной смерти Цзинь Цзысюаня, Цзян Чэн был рядом с сестрой. Цзян Яньли закатила глаза, побледнела и рухнула бы на пол, если бы омега не подхватил ее. Сейчас, смотря за умирающей сестрой, Ваньинь вскинул взгляд на бледного и обезумевшего Вэй Усяня, которого оттолкнула его сестра, а в ее грудь, ровно в то место, где было ее сердце, бьющееся горячей пичужкой, вонзился меч. Разом мертвецы прекратили слушаться Вэй Усяня, который нечеловеческим голос закричал от охватившей его боли. Мертвецы убивали всех, без разбора, вонзаясь в них зубами, разрывая когтями и мечами, которые держали в руках. Не было больше мелодии убивающей флейты, но отчего же тогда Цзян Чэн слышал ее…? Вэй Усянь больше не мог сдерживаться, его разум полностью поглотила тьма. А Цзян Ваньинь не видел больше ничего перед собой, лишь крепко прижимал к себе остывающее тело сестры и шептал: «Все будет хорошо».        В бреду битвы и опьянения темной энергией Вэй Усянь не увидел человека, что приземлился рядом с ним, прося его остановиться. Повернув голову в сторону Лань Чжаня, Омега поджал губы, а по щекам вновь потекли слёзы. Скрестить флейту с мечом Лань Ванцзи было больнее всего. Но сейчас Вэй Усянь желал одного — отмщения. И не важно, кто еще сможет умереть. Он был преступником, его ненавидела его же семья, его младший брат остался совсем сиротой, а старшая сестра погибла от его же, Вэй Ина, рук! Омега старался не пересекаться с Лань Чжанем. Не помнил, как уходил от него, не запомнил и то, как его тело ранили в битве. Не запомнил и то, как он парил на мече, а его прижимали к себе крепкие руки и шептали какие-то слова успокоения. Вэй Ин не был уверен, что теперь ему что-то поможет. Цзысюань был мёртв, Яньли была мертва, Вэнь Цин и Вэнь Нин погибли. И все из-за него! Из-за того, что он не справился с эмоциями. И виноват был во всем лишь он. Битва в Безночном городе была самой настоящей кровавой резней. Лютые мертвецы, призванные Вэй Ином, восставали из-под земли огромной армией, убивая и разрывая на части адептов и заклинателей всех Орденов, что собрались там. Особенно доставалось Ордену Цзинь. В какой-то момент никто не заметил на поле боя Вэй Усяня. Он скрылся, когда все были заняты все более и более восстающими злобными мертвецами. Цзян Чэн просто сидел среди всей крови, прижимая к себе фигурку сестры, лишь бы не отпустить ее. Его адепты защищали своего главу, чтобы никто не подступил к нему. Однако, когда все мертвецы вдруг рухнули на землю, то Ваньинь даже не заметил этого. Он был настолько погружен в собственную боль, настолько был в слепой ярости, что не мог думать ни о чем, кроме пожелания смерти Вэй Усяню. Если понадобится, он сам приведет его на суд в Пристань Лотоса и сам казнит! Но никому не позволит убить его раньше, чем он сам! К молодому главе клана Цзян подошли со спины, тихо вздохнули и коснулись теплой ладонью окровавленного плеча. Цзян Чэн не желал видеть того, кто посмел тронуть его. Он лишь продолжал прижимать к себе труп сестры, что истекла кровью, дрожа от бессильной ярости и кусая собственные губы.        Когда Вэй Усяня прислонили к холодному камню, он прикрыл глаза и посмотрел на Лань Чжаня из-под ресниц, произнося лишь: «Уходи», но это не возымело эффекта и тогда Вэй Ин понял, что оттолкнуть мужа можно только злыми словами: «Убирайся… я ненавижу тебя, Лань Ванцзи». И как же больно было их произносить. Все время битвы Альфа пытался добраться до своего мужа, но у него не получалось и шага ступить ближе, ведь то и дело на него наступали мертвецы, пытаясь убить. Битва шла настолько долго и ожесточенно, что у всех почти кончились духовные силы, в том числе и у Второго Нефрита. Он был весь в крови, был ранен, почти без духовных сил, но все также рвался к своему соулмейту. И вот когда он спустился вниз, чтобы оттуда продолжить битву после смерти его старшей сестры, его сильно ранили. Лань Ванцзи в страхе посмотрел на бледное лицо возлюбленного, ведь ранили его достаточно сильно и Вэй Усянь начал истекать кровью. Времени думать не было. Ханьгуан-цзюнь быстро встал на Бичэнь, прижимая любимого ближе к себе и улетая из кровавой резни прочь. Он, собирая крохи духовных сил, вымотавшись, вернулся в Илин, спрятал любимого в одной из пещер на горе Луаньцзан, как самое дорогое сокровище, что было в его жизни. Взяв Омегу за руку, Лань Чжань стал передавать ему свои духовные силы, не смотря на то, что их у него почти не осталось, залечивая раны мужа и не обращая внимания на грубые слова, от которых больно сжималось сердце. Так они и просидели, возможно, несколько дней, пока их не нашли люди из клана Лань. К тому моменту Лань Чжань усыпил любимого, чтобы он отдохнул, тогда как сам Альфа был измотан и почти обессилен. Выйдя из пещеры, Лань Ванцзи увидел брата, дядю, что участвовал в этой кровавой резне, и тридцать три старейшины Ордена Лань, которые потребовали отдать им Вэй Усяня для суда. Светлые глаза смотрели на всех с обжигающим льдом, а запах сандала стал настолько крепким, что каждый из них отшатнулся, кроме Лань Сиченя, смотрящего с болью во взгляде на брата. Лань Чжань выхватил из ножен Бичэнь, также призывая и свой семиструнный гуцинь, говоря всем этим, что он ни за что не отдаст Омегу в руки старых маразматиков. Ни за что не позволит причинить ему вред, и лишь через труп второго молодого господина хоть кто-то приблизится к Вэй Ину.        Лань Ванцзи был слишком слаб, чтобы драться с собственным кланом. Однако, ранить всех пришедших по душу его мужа он сумел, но на этом было все. Вэй Ина защитить у него вышло, но не себя. Лань Сичень готов был взвыть, настолько ему было страшно за дальнейшую судьбу младшего брата. То, что происходило сейчас было настоящей трагедией, хаосом, все катилось в диюй. Смута наполнила сердца всех заклинателей, были потери даже хуже, чем в «Аннигиляцию Солнца». Племянник его любимого мужа остался без родителей, его брат мог остаться без пары, ведь всякий заклинатель говорил о том, чтобы на гору Луаньцзан, где и жил жестокий и ужасный владыка Илина, совершить жестокое нападение. Стереть с лица земли темного заклинателя окончательно, убить остатки клана Вэнь и покончить со всем раз и навсегда. Лань Сичень не одобрял этого. Однако, не смог отговорить всех совершить нападение на соулмейта его младшего брата, не смог переубедить их, чтобы просто спрятать Вэй Усяня в Ордене Лань, лишить всех духовных сил и оставить в живых. Ласковые и тихие слова А-Яо, который обнял мужа на заседании, заставили Лань Сиченя вздрогнуть: «Хуань, пожалуйста, просто не вмешивайся». И отчего его милый и нежный А-Яо был таким спокойным в такое время? Лань Хуань мог лишь позавидовать этому. Поэтому глава клана Лань лишь внял словам мужа и решил, что клан Лань участвовать в нападении на гору Луаньцзан не станет. Лань Ванцзи забрали в Облачные Глубины.       Чуть ранее.        Совет тогда был созван сразу же после бойни в Безночном Городе. Только вот после того, как хоронили в закрытом гробу не только Цзинь Цзысюаня. Туда же, обливаясь кровавыми слезами, Цзян Чэн уложил любимую сестру. В том же белоснежном одеянии, с застывшей умиротворенной улыбкой на лице, бледную, ведь вся кровь отлила от ее лица. Она была все также прекрасна. Все также мила. Он похоронил и сестру и ее мужа. Его сердце скорбело, он не мог трезво мыслить, сидя перед гробом и сжимая собственные белоснежные ханьфу. Он не мог подумать, что все это примет столь трагичный оборот. Если бы только он был упрямее, если бы он только заставил приехать обратно в Пристань Лотоса Вэй Усяня? Сидя перед гробом, Цзян Чэн крупно вздрогнул, когда госпожа Цзинь пошатнулась, подошла к нему и передала в руки его племянника. Женщина не могла вынести смерть и сына, и любимой невестки. Едва держалась, а потому решила отдохнуть. Госпожа Цзинь словно постарела на несколько лет, такое горе вынести было не каждому под силу. Цзян Ваньинь даже не знал, что было бы — потеряй он сына. Наверное, последовал бы за ним. Медленно переводя взгляд на А-Лина в своих руках, омега громко всхлипнул, зарыдал и прижал к себе спящего младенца. Единственное, что осталось от его сестры, маленькая крошка, ставшая сиротой и вмиг потерявшая обоих родителей. Ваньинь сделает все, чтобы А-Лин был счастливым ребенком. Чтобы он не страдал, чтобы у него всегда было то, что он пожелает. Если нужно, то глава клана Цзян ляжет костьми, но сделает все для того, чтобы он был в порядке. После того, как Цзинь Гуанъяо распорядился о том, чтобы его племянника унесли, а гроб начинали хоронить, Ваньинь не сдержал чувств. Он закричал, вцепился ногтями в деревянную крышку гроба, желая содрать ее — вдруг сестра еще жива?! Он не видел никого и ничего перед собой, ему было так больно, как не было даже от смерти родителей. За что все это? Почему так происходило? Омегу подхватили сильные руки, прижали к крепкому телу, а в ухо зашептали: «Успокойся, Ваньинь, прошу тебя. Отпусти сестру с миром». Это был Не Минцзюэ, который продолжал крепко удерживать Цзян Чэна от опрометчивых поступков. Он горевал. Сильно. Но ему нужно было держаться, чтобы быть сильным ради сына и племянника. На Не Минцзюэ и Цзян Чэна все смотрели. И когда Чифэн-цзунь, также с Цзян Чэном на руках, отправился за похоронной процессией, то их проводили сузившиеся от ревности карие глаза.        На собрание Цзян Ваньиня принесли также на руках. Здесь же был и Лань Сичень, чей брат пропал вместе с Вэй Усянем; Цзинь Гуаншань, похоронивший сына и невестку; а теперь вот и Не Минцзюэ с Цзян Чэном. В кабинет Цзинь Гуаншаня следом за парой вошел Цзинь Гуанъяо, сразу же вставая рядом с возлюбленным мужем. Цзян Чэн не видел смысла сейчас притворяться, что его это не волнует. Слезы вновь потекли у него из глаз, ноги едва держали, когда его поставили на пол, а потому омега оперся о стол, чтобы не упасть. Не дожидаясь того, пока начнет Цзинь Гуаншань, Цзян Ваньинь сам выпалил:        — Хочу убить Вэй Усяня. Прошу о помощи, — тихо прохрипел он, что его едва можно было бы услышать, если бы в кабинете не стояла абсолютная тишина.        — Глава клана Цзян, вы уверены? — голос Цзинь Гуаншаня резнул по ушам Ваньиня и он поморщился, сжал губы в тонкую полоску, а в носу его вновь защипало. Хотелось заткнуть их всех, проклясть, настолько сильна была его злоба и боль, терзающая сердце.        — Не стал бы говорить, если бы не был уверен в своих словах, — огрызнулся Цзян Чэн, посмотрев на взрослого альфу горящими глазами. Когда заговорил Лань Сичень, то Цзян Чэн резко вспылил: — Если вы будете вновь говорить о пощаде кого-либо, то, клянусь, Цзэу-цзюнь, я вас ударю! — прикрикнул он, а Лань Сичень, слегка нахмурив брови, закрыл рот.        — Вы на взводе. Вам нельзя принимать такие решения на горячую голову.        — Глава клана Цзян, — примирительно начал Цзинь Гуанъяо, улыбнувшись, отчего на его щеках появились ямочки, — прошу вас, успокойтесь. Вам, как омеге, нельзя нервничать, иначе потом это может вылиться в болезни. Давайте глава клана Не отведет вас подумать и подышать свежим воздухом, а мы пока все решим.        Цзян Чэн готов был удушить этого лицемерного ублюдка прямо здесь. Руки зачесались и Цзыдянь на пальце заискрился, отчего слабый омега сделал шаг за спину Лань Сиченю. Ваньинь шмыгнул носом, выпрямился, расправил плечи и почти что прорычал:        — Если вы не знаете, что говорить, то, пожалуйста, помолчите, Ляньфан-цзунь. Кажется, Цзэу-цзюнь, вашему братцу не помешало бы наказание. Не он ли укрыл Вэй Усяня? Я даже могу предположить, где он находится. Не хотите помогать в осаде на гору Луаньцзан, которую я предложил, — ваш выбор, дам вам время забрать Лань Ванцзи, чтобы он не пострадал. Отправляйтесь на гору Луаньцзан, они наверняка там, — рыкнул Цзян Чэн, посмотрев на Цзинь Гуаншаня. — Я хочу возглавить осаду на Могильные Холмы и сам лично убить Вэй Усяня. Остальные Ордены должны помочь в правом деле, чтобы избавить мир от зла, — голова Ваньиня окончательно заплыла темнотой. Душа почернела от злобы и боли, что заставляла с каждым разом принимать все более необдуманные решения, о которых возможно было пожалеть. Но сейчас, как минимум, двое из комнаты были на его стороне. А значит, мнения большинства были учтены. Вэй Усянь должен был умереть.       Облачные Глубины.        Лань Ванцзи привели на публичное наказание в клане Лань. Он совершил огромную ошибку, непозволительную, которую нельзя было совершать. Посмел ранить членов своего Ордена, завел дружбу с неверными, на которую Лань Цижэнь смог бы еще закрыть глаза, но именно сейчас его сердце было настолько глубоко опечалено, что он не мог проигнорировать то, что племянника нужно наказать. Даже доводы Сиченя, который пытался спасти младшего брата словами: «Дядюшка, сына вы бы так не наказали!», не помогали, ведь Лань Цижэнь знал, что наказал бы. Даже хуже, чтобы запомнилось на всю жизнь. Однако, наказать за подобное неповиновение стоило и Лань Хуаня. Лань Цижэню очень не нравилось то, что первый молодой господин Лань заключил брак с Цзинь Гуанъяо, которого считали в народе героем. Лань Цижэнь прекрасно знал, кто именно этот молодой омега. Не хотелось, чтобы его старший племянник водился с тем, кто в любой момент может вставить в спину нож. Учитель Лань не был злым, не был жестоким. Он чтил правила и справедливость. И сейчас они требовали того, чтобы Лань Ванцзи ответил за собственные поступки.        Больше всего Лань Сичень боялся того, что ему придется смотреть за наказанием своего брата. Рукой дяди дисциплинарный кнут мог прорубить кожу почти до самых костей, до кровавого мяса. Хуань не мог спасти его, не мог даже ничего сделать, как глава Ордена Гусу Лань, не мог пойти против своего же клана. Но когда дядя вложил в ладонь Лань Сиченя рукоять дисциплинарного кнута, вдоль позвоночника старшего Альфы скользнул холодный пот, неприятно мазанув по разгоряченной коже. Он не мог поверить, что дядя заставляет его ударить родного младшего брата! И не единожды! А ровно тридцать три раза, ровно столько, сколько он ранил старейшин в попытках защитить Вэй Усяня. Лань Сичень попытался отказаться, однако понимал, рука дяди гораздо тяжелее, чем его, он не пожалеет А-Чжаня. И скрепя сердцем, что обливалось кровью, Лань Хуань занес руку, делая первый взмах кнутом.        Все это время Лань Ванцзи заставляли находиться в сознании, лишь бы тот не отключался. Заставляли считать каждый раз, но тот не подчинялся. Только шептал сдавленно, не прерываясь: «Что есть добро? А что есть зло? Что есть черное, а что есть белое? Вы не знаете, где правда». От этих слов Хуань едва сдерживал свои эмоции, вновь и вновь взмахивал кнутом, не в силах отвернуться, чтобы ненароком не сделать еще больнее. Когда последний удар обрушился на кровавую спину, Цзэу-цзюнь выкинул кнут, падая на колени рядом с братом и приподнимая его, снегом припорашивая истекающую кровью спину. Лань Ванцзи взвыл, рухнул на снег, отчего его длинные черные волосы разметались по земле, а сам потерял сознание. Нужно было скорее отнести его к лекарям. Раны от дисциплинарного кнута заживали невероятно долго, оставаясь безобразными шрамами. Но вдруг Лань Ванцзи очнулся, тихо зашептал, заставив брата наклониться к нему:        — Я и Вэй Ин… мы мужья. Спаси его… Умоляю, брат, молю, — шептал Лань Ванцзи сдавленно, едва слышно, а глаза Лань Хуаня становились все шире.        Лань Сичень, помогая приподняться брату, тяжело вздохнул. Облава на гору Луаньцзан была объявлена, каждый Орден собирался уничтожить Вэй Усяня уже сегодня. Успеет ли Лань Сичень? Если прямо сейчас нападали на гору Луаньцзан, то останется ли в живых молодой господин Вэй, сможет ли спасти себя? Мысли коснулись Цзян Ваньиня, что был так убит горем, что не видел ничего рядом с собой. Именно он предложил убить его брата, дал время Лань Сиченю спасти брата, который мог защищать темного заклинателя. На что же пойдет обезумевший от боли человек? Отчего же сейчас стало так больно после мысли, что брат оказался гораздо смелее самого Цзэу-цзюня? Даже под дисциплинарным кнутом не смог отказаться от того, кого так сильно любил.        Гора Луаньцзан.        Неожиданное нападение на гору Луаньцзан застало Вэй Усяня врасплох. Он только не так давно восстановился после серьезных травм, его раны все еще не зажили. Душевная боль была до сих пор настолько сильна, что Вэй Усянь даже не понимал, где же реальности, а где же вымысел его больного сознания? Он не понимал, что случилось с Лань Ванцзи, лишь помнил, как неясной картинкой перед глазами, его схватили, скрутили и куда-то повели. А Вэй Ин, раненный, остался лежать в пещере, в которой его прятал Лань Чжань. Вэй Усянь понял, что на них напали, когда услышал внизу нечеловеческие крики мертвецов. После этого все оставшиеся мужчины и женщины клана Вэнь взяли в руки оружие. Единственное, которое у них было — обычные лопаты и грабли были против тысячи мечей! Вэй Усяню было безумно больно смотреть за этим.        Многие Вэни отправились сдерживать заклинателей внизу, с теми лютыми мертвецами, которые охраняли эту гору, пока Вэй Ин побежал в пещеру Фумо. По дороге поймав пожилую женщину, оставшуюся в клане Вэнь, он говорил ей спрятать его сына, а затем он стал прощаться с Юанем. Он нежно улыбнулся сыну, уже ближе слыша звуки боя и сталь мечей. Вэй Усянь, также нежно, как и улыбаясь, погладил Юаня по щеке большим пальцем, стирая слезки своего ребенка.        — Не плачь, золото мое. Папа рядом. Тебя никто и никогда не обидит. Давай сыграем в игру? Ты же любишь играть? — когда малыш кивнул, то Вэй Ин продолжил. — Прекрасно. Помнишь нашего папочку? А слышишь тех злых людей? Сыграем в игру — пусть найдут тебя папочки, но не найдут те дяди. А-Юаню совсем нельзя проиграть. Папочка отвлечет их, чтобы они точно-точно тебя не нашли, а потом вернется за тобой. Хорошо? Только ты не выходи.        — Папочка, не уходи! — совсем по-детски, все еще путая слова, заскулил Юань, со слезами вцепившись в ворот ханьфу родителя, крепко прижавшись к родному теплу, всхлипывая. — Мне страшно!        Вэй Ин, с болью отстранился от ребенка, поджал губы, ощущая, как сильно засвербело в носу. Он шмыгнул носом, потерев красные глаза, что наливались слезами. Он посмотрел на бабушку Вэнь, которая стояла рядом с ними и крупно дрожала, но была готова защитить Юаня, как того потребовал Ушансе-цзунь.        — У меня нет времени проститься с тобой, Юань, — прошептал Вэй Ин, погладив сына по щекам. — Я не выйду отсюда живым, позаботьтесь о моей малютке, — это он сказал уже бабушке Вэнь, которая стирала свои слезы и кивала. — Надеюсь, что Лань Чжань позаботится о нашем малыше. И не только о нем, а также о моих племянниках, и брате тоже. Мне не на кого больше положится, — Вэй Усянь со слезами взял на руки Юаня, крепко прижимая к себе сына, целуя его в висок и вдыхая запах его ребенка в последний раз. Омега зажмурился, глотая собственные слезы. — Папа вернется к тебе, я обещаю, Юань… когда-нибудь мы снова с тобой повстречаемся, мое золото, мое самое яркое солнце во всей Поднебесной. Ты мой смысл жизни, Юань. Я буду так рад, если ты выживешь, так рад, если с тобой все будет хорошо. О тебе позаботятся, ты ни в чем больше не станешь нуждаться. Прошу, останься таким же озорным, никогда не забывай своего папочку, — голос Вэй Ина сорвался, а он еще крепче обнял сына. — Я так люблю тебя, Юань, так сильно люблю… — он отпустил сына, отдавая его сразу же в руки бабушке Вэнь, разворачиваясь и выбегая из пещеры Фумо, ускоряясь и срываясь на бег, когда ребенок закричал и позвал своего папу. Вэй Ин всхлипнул, зарыдав и вылетая на поле битвы, играя темную мелодию убиения, ведь заклинатели прорвались уже совсем близко. Оставалось лишь отвлечь достаточно внимания, чтобы бабушка Вэнь и Юань успели скрыться.        Цзян Чэн, ведущий эту облаву, без сожаления разрубал мертвецов Саньду, обвивал их Цзыдянем, лишь бы лишить жизни во второй раз. Он со слезами на глазах и яростным криком кинулся вперед, перерубая мертвецов, что восставали из земли. Не было сейчас никого яростнее его на поле битвы. Он подходил все ближе к лагерю, где укрылся Вэй Усянь. Сейчас его мысли были затуманены лишь местью, он лишь кричал другим: «Все вперед! Никого не жалеть! Убивать все, что движется! Ничего не оставляйте на этой горе!», прорубая себе путь мечом сквозь тернии и заросли, слыша, как приближаются все новые и новые мертвецы. В руке заискрился Цзыдянь. Омега резко взмахнул кнутом, рубя, не щадя за своих родных, за тех, кого убил Вэй Усянь и в чьих смертях был виновен за то, что он просто был.        — Вперед! — крикнул Цзинь Гуаншань, подбивая своих людей на воодушевление, рубя мертвецов, что выступали в качестве охраны. — Смерть псам из клана Вэнь! Смерть Вэй Усяню!        На эту облаву Не Минцзюэ отправился лишь из-за одного человека. Ради Цзян Ваньиня, который мог натворить множество ошибок, мог пострадать. Чифэн-цзунь не мог допустить того, чтобы еще и Цзян Чженйи остался круглым сиротой. Его самого безумно злили поступки Вэй Усяня. Тот смел укрываться здесь, покрывать свои поступки пеленой оправданий, что он сделал это ради справедливости, но где была справедливость? Против него была вся Поднебесная, вся Поднебесная считала его неправым. Так почему он до последнего желал сопротивляться? «Аннигиляция Солнца» повторялась точь в точь. Только теперь голова не предводителя клана Вэнь окажется в руках Не Минцзюэ. А голова Вэй Усяня в руках главы клана Цзян, что вдруг резко замер, когда они выбежали туда, где было поселение. Этих ублюдков клана Вэнь было достаточно много, больше, чем они предполагали, они были вооружены и готовы драться, чтобы отстоять свой дом. И среди безумия, огня, которым полыхали Могильные Холмы, стоял Вэй Усянь, король бала мертвых. Глаза его горели алым, цветом свежей кровью, которой он насытился от того, что было так много смертей. Он ухмыльнулся, вскинул глаза на противников и Не Минцзюэ резко закрыл Цзян Ваньиня своим телом, когда на него кинулся один из мертвецов, разрубая его напополам саблей.        — Вэй Усянь! Ты жалкий предатель и отступник, что укрыл от справедливости псов из клана Вэнь! Тот, кто пошел против заклинательского мира, убив много благородных заклинателей! Опусти свою флейту и прими смерть достойно! — Альфа нахмурился, наставляя на заклинателя окровавленную саблю. — Большинство псов из клана Вэнь мертвы, теперь пришел твой черед.        Вэй Ин ухмыльнулся, опустил голову, начиная безумно смеяться. «Юань, я спасу тебя. Папа спасет тебя, никто и никогда не сделает тебе больно. Никто и никогда не найдет тебя. Я вернусь к тебе. Я справлюсь со всеми ними и мы останемся только вдвоем. Мой маленький малыш, прости, если папа обижал тебя, если не дал чего-то важного, если оставит тебя. Отец за тобой придет, я знаю это, он тебя не оставит. Прости, что я так и не дал тебе имя в быту, но я уверен, твой отец сделает это, как и хотел. У тебя будет самое прекрасное имя. Этот год был прекрасен рядом с тобой, мой маленький сын», по бледным и впалым щекам потекли крупные слезы, скатываясь на подбородок и капая вниз. Ушансе-цзуня обступили мертвецы, создав защиту, а сам он стал медленно идти еще дальше от пещеры Фумо. Перед глазами проносились все воспоминания, связанные с Лань Чжанем и Юанем. Вот они впервые встречаемся с Лань Чжанем, узнают друг в друге предназначенных друг другу людей, а ведь уже успели подраться из-за вина, которое Омега пронес в Облачные Глубины. Вот они оба наказаны, а вот они оба в пещере Черепахи-Губительницы, сражающиеся с ней, разговаривающие по душам. Вот Вэй Ин возвращается после трех месяцев отсутствия, вот их первый раз, после которого он забеременел, вот второй раз, совместная встреча рассвета и после их расставание. Рождение Юаня, время, проведенное с ним, его первое слово: «Папа» и слезы радости. Его первые шажочки, первый смех. Вэй Ин грустно улыбнулся, чувствуя как слезы текут с большей силой. Он вновь посмотрел на заклинателей, ухмыльнувшись.        — Я укрыл их от «справедливости»? Может, от жестокой смерти, которую вы сейчас и учинили над невиновными? Я не святой, но я никому и никогда не желал вреда. Мои силы нужны были лишь тогда, когда я был на вашей стороне, но вы же сами меня все и возненавидели, даже не выслушав. Вы не можете отличить белое от черного, а пытаетесь меня учить? — он громко и безумно засмеялся, отчего Цзян Ваньинь за спиной Не Минцзюэ крупно вздрогнул. — В жизни не встречал такой тупости, — настроение Вэй Усяня резко сменилось, он зарычал, вынимая флейту, поднося ее к губам и начиная играть зловещую мелодию.        — Убить его! — крикнул Цзинь Гуаншань остальным пришедшим на эту гору заклинателям, которые ринулись в бой, встречаясь в битве против мертвецов, ведущих призрачной флейтой. Было ясно: лишив флейты Вэй Усяня, они лишат его оружия и тогда вся его сила будет не большим, чем обычные уличные фокусы.        Вэй Усянь, почувствовав шестым чувством опасность, обернулся, уворачиваясь от сабли, а мертвецы схватили Не Минцзюэ под обе руки, резко оттаскивая его от своего господина, продолжая защищать. Омега зарычал от переполняющей его темной энергии и злости. Он скользнул взглядом по Цзян Чэну, что отбивался от лютых мертвецов, со слезами на глазах, но готовый убить его. Вэй Усянь сморщил нос, ухмыльнулся, поднося флейту к губам и играя еще более быструю и резкую мелодию, говоря этим: «Убить всех. Не оставлять никого. Всех разорвать к чертовой матери!!!». Лютые мертвецы громко зарычали, отчего этот рык спугнул даже птиц на деревьях и вороны взвились вверх. Но у Вэй Ина была одна цель — спасти своего ребенка.        — Бабушка, куда мы?! — испуганно кричал Юань, пока бабушка Вэнь, обессиленно держа его на руках, бежала прочь от пещеры Фумо. — А папа? — Юань слышал звуки битвы, видел и слышал, как рычат мертвецы, а среди всего этого безумия заметил и своего родителя. Ему было страшно. Ведь слишком странно все вели себя, играли мечами, но все это выглядело совсем не так, как бывало во время его игр со своим папой. — Бабушка, я боюсь!        — Бабушка, прячь скорее А-Юаня! Они уже близко! — воскликнула одна из тетушек, которая часто сидела с Юанем. Она тоже хотела помогать, как могла, но видела, как бабушка Вэнь не справляется с Юанем и сбежала с поля битвы, чтобы помочь. -Скорее, бабушка! — женщина помогла старушке дойти до одного из дальних деревьев, в котором было широкое дупло и в котором обычно играл в прятки А-Юань. Она подняла А-Юаня на руки, помогая ему залезть внутрь. — А-Юань, пожалуйста, не бойся, мы просто поиграем, хорошо? — тетушка достала из сумки травы, отдавая А-Юаню. Это была сонная трава, чтобы малыш не издавал ни звука, ведь стоит ему заплакать или сказать хоть слово — его убьют.        Юань послушно съел то, что дала ему тетушка. Он был послушным мальчиком, не хотел расстраивать своего папу, только бы он не плакал и снова вернулся за Юанем. Он громко всхлипнул, укладываясь в дупле, чтобы спрятаться, как он обычно это делал.        — Тише, А-Юань, все хорошо, — старушка улыбнулась, успокаивая мальчика, поглаживая его по ручкам. — А-Юань, давай поиграем? Не слушай то, что происходит вокруг, слушай меня, хорошо? — она погладила мальчика по волосам. — Мы сыграем с тобой в игру, которая называется: «Будь тише и незаметнее». В эту игру играют так: нужно сидеть в дупле и не издавать и звука. Если ты издашь хоть какой-то звук, то придет страшный монстр и заберет тебя, а ты же не хочешь, чтобы тебя забрали, верно? — малыш яростно замотал головой. — Какой молодец. Папа будет тобой гордиться, — у пожилой женщины слезы на глаза накатывали, ведь она прекрасно понимала, что спастись ей от заклинателей не дано, а значит она видит этого замечательного малыша в последний раз. Он стал ей, словно родным внуком и прощаться было очень тяжело. Женщина осторожно уложила засыпающего Юаня в дупле, снимая с себя кофту и укрывая малыша ею. — Береги себя, А-Юань. А теперь спи. Игра началась, — старушка отошла от дупла, убегая от него как можно дальше, чтобы ничто не могло указывать на то, что в нем кто-то прячется.        Вэй Усянь отбился от атаки Не Минцзюэ, ведь Цзян Ваньинь упрямо старался не подходить к шисюну. Оттого Альфа взял все в собственные руки, чтобы угодить. Чтобы сделать, как лучше.        — Я всего лишь защищался в Безночном Городе! Я хотел жить, как вы! Смерть Цзинь Цзысюаня на моих руках была случайна! Вы уже казнили Вэнь Нина! — Вэй Ин заметил ухмылку Цзинь Гуаншаня, которому явно было по боку на то, что его сын мертв. Лишь бы было в руках мощное оружие и власть. — Я не хотел его смерти! Не хотел смерти кого-либо! Но я буду бороться за свою жизнь до конца, потому что вы, жалкие псы, не заслуживаете даже волоса с моей головы!        — Не мели чепухи! Все те люди, что пали от рук твоих мертвецов в Безночном Городе были невинными и благородными заклинателями, но ты убил их, не колеблясь! Только твоя смерть упокоит души, и я лично отрублю тебе голову, Вэй Усянь! Ты принес столько боли своей семье! Своему брату, который любит тебя! — яростно заорал Альфа, поскольку кровавая битва совсем свела его с ума, а сабля, напитавшись кровью, желала еще, проецируя свою агрессию на хозяина. — Ты жалкое подобие заклинателя, отринувшего меч и прячущегося за спинами своих мертвых псов. Ты ничего не стоишь без своей флейты! Покажи свою силу! Выйди со мной в поединке без своих мертвецов, и я с удовольствием посмотрю, как твои глаза из отрубленной головы сереют и из них уходит жизнь!        — Я ничего не стою без своей флейты? А вы чего-то стоите без своей сабли, глава клана Не? — Вэй Ин громко засмеялся. — Не думаю.        На Не Минцюэ стали нападать по одному мертвецы, не игнорируя и других заклинателей, ведь всем им желал Вэй Ин смерти. Цзинь Гуаншань отпнул от себя одного из недавно убитых Вэней, который восстал почти сразу, как умер. Взрослый альфа посмотрел на Ушансе-цзуня, решив, что пока тот жив, то им точно не одержать победу. Мужчина убрал меч в ножны, подбегая к лучнику из клана Цзян, вырывая у того лук. «Не в того стреляешь!», — крикнул он и выхватил несколько стрел из колчана, натягивая тетиву и выпуская стрелу, целясь в Омегу, что играл на флейте, призывая мертвецов. Но стрела не долетела, попросту сгорая от темной энергии, что окружала заклинателя. Заметив краем глаза движение, глава клана Цзинь выхватил еще одну, на этот раз целясь в старуху из клана Вэнь, что мелькнула за Вэй Усянем. И конечно же, пытаясь спасти ее, Вэй Усянь закрыл ту своим телом, и стрела угодила чуть ниже ключицы. Мужчина усмехнулся, когда рука Омеги дрогнула и он схватился за нее, ведь были повреждены нервные окончания, которые отвечали за действие руки.        — Вэй Усянь! Даю тебе шанс на исповеданье! Отдай нам оставшихся людей из клана Вэнь и тогда ты умрешь быстрее, чем я планировал!        Вэй Усянь поморщился, мотнул головой на тихий шепот бабушки Вэнь, которая извинялась со слезами на глазах, затем глумливо ухмыляясь, переводя взгляд на Цзинь Гуаншаня и оставшихся в живых заклинателей, что сражались со своими же восставшими из мертвых. Решив, что женщина спрятала Юаня в пещере Фумо, ведь там было довольно много места, куда мог пролезть годовалый ребенок, Вэй Усянь кивнул на пещеру. «Прячьтесь», — скомандовал он оставшимся Вэням, а те рванули прочь, ведь в их полку прибывало все больше мертвецов, которые защищали их. Вэй Ин засвистел губами, а по всей горе прошелся его свист, проносимый холодным ветром. Земля задрожала от восстающих мертвецов, что рвались на свободу, тут же цепляясь своими костлявыми разложившимися руками за ноги заклинателей, что вскрикивали от ужаса. Омегу вновь опутала темная ци, иногда окрашиваясь в багряный цвет, словно кровь, что омывала эту гору. И омоет еще не раз. Вэй Ин поднес флейту к губам, чувствуя, как рука не слушается, но, превозмогая боль и судорогу, он стал играть еще яростнее, чем раньше. Пока его не ослепила яркая фиолетовая молния.        Ушансе-цзунь рухнул на землю, поморщившись от боли, ведь его откинуло на несколько метров назад. Он схватился за раненную руку, застонав от боли и приоткрыв глаза, смотря перед собой расфокусированным взглядом, видя как люди Гуаншаня, а также заклинатели в фиолетовых и других одеждах ворвались в пещеру Фумо. Только не это! От пролитой внутри крови, по небольшим ступеням она потекла на землю. Слишком много стало жертв. Он сквозь вату слышал крики, пока в один момент Вэй Усянь не распахнул глаза, смотря на Цзян Чэна, а помутненным рассудком слыша детский плач, что резко оборвался. Весь мир вдруг стал серым, пустым. Глаза наполнились слезами и Вэй Ин опустил руки. Осознание рухнуло огромной лавиной — его ребенок мертв. Больше смысла жить и цепляться за жизнь, бороться, — не было. Омега сделал слишком много ошибок. И слишком многим поплатился. Он говорил, что в состоянии заплатить любую цену за темный путь. Но не ту, когда он жертвовал жизнью своего единственного ребенка. Он горько улыбнулся, нахмурив темные брови. Каков глупец. Безумный разум погубил своего же хозяина. Вэй Усянь громко засмеялся, чем явно напугал заклинателей. Цзян Чэн с лязгом шагнул к своему шисюну, обезумев от ярости. Вэй Ин поднес флейту к губам, слыша как смолкают крики последних Вэней, как кричат женщины, которых так жестоко убивали, играя вновь яростную мелодию, но в этот раз направляя мертвецов в иное русло. Не на заклинателей. Виноват в этой ситуации был только он. И искупить все свои ошибки перед Вэнями, перед семьей, а особенно перед своим ребенком, Омега мог только кровью. Мертвецы накинулись на обессилевшего молодого господина, что опустил флейту на землю, закрыв глаза, с легкой улыбкой принимая такую беспощадную и жестокую смерть.        Цзян Чэн, шедший к брату, остановился, зажал рот рукой, ведь его замутило. По щекам потекли слезы и он никак не мог отвести взгляд от того, как мертвецы разрывали тело Вэй Ина, не оставляя ни клочка, лишь сплошное кровавое месиво, сдирая заживо кожу. Никто не знал, как это остановить. Да никто и не желал. Зачем тратить свои духовные силы, если Вэй Усянь все сделал сам, за них? Цзян Чэн отвернулся, громко взрыднул, сдавшись под натиском своих эмоций. Он упал на колени, но Не Минцзюэ поймал его под локоть, заставив подняться вновь и прижав к своей груди. Цзян Чэн, чей разум отпустил безжалостный туман, пожалел о том, что он не стоял с братом до конца.        На следующий день мир заклинателей поразила радостная новость: Старейшина Илина, грозный и беспощадный Вэй Усянь был мертв. Убитый собственными мертвецами, которые разорвали его на мелкие кусочки и пожрали, кажется, даже саму душу, поскольку ничего не осталось от темного заклинателя. Даже капли крови. Словно он просто испарился. Славные и объединившиеся кланы Поднебесной, под единым флагом, уничтожили эту скверну, а поговаривали, что сам Цзян Ваньинь приложил руку к убийству страшного чудовища. И для каждого эта новость была радостной, кроме одного человека, живущего в туманных горах.        — ВЭЙ ИН! — Лань Ванцзи громко закричал во сне, тут же хватаясь за плечо, с силой сжимая зубы от боли, что прострелила все его тело.        На белых бинтах, которые обвивали крепкую спину, проступила алая кровь, но Второй Нефрит не обратил на это внимание. Он мелко дрожал. Но не от раны, и не от лихорадки. Он с болью и ужасом смотрел слегка затуманенными глазами куда-то сквозь всего, а через пару мгновений из них хлынули слезы. Было так больно, так тяжело внутри, словно на Альфу давил огромный камень. А потом вдруг стало пусто. Он перевел взгляд на свое запястье, с ужасом осознавая самое страшное, что могло случиться. Метка стала стремительно бледнеть, оставляя после себя лишь уродливый шрам. Это могло означать лишь одно. Его любимый, его родная душа покинул мир живых. Навсегда. Лань Ванцзи прижал запястье к груди, молча содрогаясь в рыданиях, а горькие слезы капали на белые простыни, оставляя после себя мокрые следы. Волосы спали вниз, закрывая вмиг побледневшее лицо. Он мог лишь задушено шептать: «Вэй Ин…», после падая на бок без сил, пытаясь дышать, но даже самый мизерный вдох приносил дикую боль.        На следующий день после облавы на гору Луаньцзан, Лань Сичень шел утром обработать раны Ванцзи, но придя в цзиньши не обнаружил никого. Лишь окровавленные бинты и открытое окно.       Пристань Лотоса.        Цзян Чэн сидел в своей комнате, закрыв наглухо все окна и фусума. Он приказал всем слугам молчать, будто малейший шепот мог потревожить главу этой резиденции. Лишь Цзян Сию, живущий в этом доме, не понимал, отчего же вдруг так изменилась обстановка. Маленький господин не видел папу с самого утра. Он вернулся поздно ночью, заперся в своей комнате и не пускал внутрь никого. А утром все стали ходить такими, словно темная аура давила на всех жителей Пристани Лотоса. Сию было страшно. Он, привыкший к тому, что всегда по утрам к нему заходит папа, они вместе умываются, а затем и играют, не увидел его утром и был очень расстроен. Капризничая, маленький господин пугал нянек, которые все, как одна, говорили: «Прошу, молодой господин, умоляю, не плачьте». Поэтому Сию решил сам отправиться к своему папе, спрятаться от всего в его нежных руках и снова уснуть. А если вдруг его папа был зол, то он постарается сделать все, чтобы развеселить его. Открыв фусума, маленький господин вошел в комнату, а слуги закрыли за ним фусума. Ну что случится с маленьким ребенком, не обидит же, право, его глава клана? Атмосфера в комнате была угнетающей. Здесь царил бардак, все было раскидано и сломано, отчего Сию испугался, а вдруг на его папу здесь напали? Цзян Ваньинь сидел посреди всего этого бардака. Его костяшки пальцев были сбиты в кровь, под глазами залегли тени и они были красными от слез. Он не смотрел на вошедшего, не видел ничего вокруг, словно забывшись в самом себе. Его волосы были распущены, а одежды распахнуты, отчего были видны отвратительные шрамы от дисциплинарного кнута, оставленные, как клеймо. Сию, испугавшись за папу, шагнул к нему, коснувшись маленькими ручками плеча папы, но когда тот не отреагировал, то Сию потряс его сильнее. Но даже так родитель не обратил на своего сына внимания. Это очень разозлило малыша и он капризно надул губки, но решил поиграть со своим папой, побежал туда, где обычно лежали его игрушки, доставая вырезанного из дерева человечка с мечом, подбегая к папе и показывая ему игрушку. Ваньинь поднял взгляд на сына, совсем безжизненный, не видя ничего. Сию, испугавшись, все равно коснулся игрушкой груди родителя, а тот вдруг вспылил, вырвал игрушку, кидая ее прочь и повышая голос:        — Сию, папа не может сейчас играть, понимаешь?! — ребенок отшатнулся от крика родителя, глаза его наполнились слезами, ведь он даже не понимал, разве он сделал что-то плохое?        Ваньинь крупно вздрогнул, стоило ему заметить, что по щекам его ребенка потекли слезы, оставляя за собой влажные дорожки. Омега всхлипнул, закрыл лицо руками, поджимая ближе к груди колени. Цзян Сию поджал пухлые губки, сделал шаг дальше от своего папы, но вдруг остановился, испугавшись, что он расстроил своего папу. Сию старался вести себя лучше, чтобы его папа не плакал. Но иногда, по ночам, когда они ночевали вместе, его родитель начинал тихо всхлипывать во сне и тогда Сию обнимал его, чтобы его папочка успокоился поскорее. Может быть, и сейчас…? Ребенок подошел к родителю, коснулся маленькой ладошкой его распущенных волос, погладив, а после залезая на колени омеги, крепко обнимая своего папу, сжав пальчиками ткань его фиолетового ханьфу, что так сладко пахла лотосами. Ваньинь отнял руки от лица, обвил ими тело своего сына и громко всхлипнул, уткнувшись носом в темные волосы ребенка. Он взвыл от боли, что опутала его сердце так сильно, что не давала дышать. Что же он наделал? Он лишил ребенка Вэй Усяня родителя, а может сразу обоих, если Лань Ванцзи не узнал о нем. А может быть, маленький ребенок и вовсе умер под осадой горы Луаньцзан? Эти мысли терзали и без того истерзанное сердце, заставляя его сжиматься в комок и молить о прощении. Небеса издевались над ним с самого рождения, проверяя на прочность. Они узнали — Ваньинь больше не мог сражаться, не мог держаться. Он остался сиротой. Без родителей, сестры и без брата, которых он так любил. Был косвенно виновен в их смерти. Не помог, не уберег, не настоял на своем. Цзян Чэн не заслуживал жизни за то, что сотворил под обезумевшим разумом, который заполонила тьма. Его ужасные чувства — ярость, гордыня и ревность застелили глаза, заставляя совершать омерзительные поступки. Даже сейчас, он едва не оттолкнул от себя Сию. Единственное родное, что у него осталось. И как же его племянник? Маленький А-Лин, оставшийся сиротой. Цзян Чэн должен был оставаться сильным ради него, ради своего Сию, которого так сильно любил, что готов был отдать жизнь ради него. Омега громко всхлипнул, поцеловал ребенка в макушку и закрыл глаза. Сию придавал ему сил жить дальше.        «Мы остались только вдвоем друг у друга. И мы справимся. Даже рожденным омегой, я смогу защитить тебя. Мой сын».

Продолжение следует…