Вверх дном

      Томми — подросток. Многие люди в этом возрасте учатся жизни, живут одним днём, убегают от ментов и творят сумасшедшие по меркам общества вещи.       Обычно этот возраст переживают. Ближе годам к двадцати люди осмысляют, что надо делать и как говорить, чтобы их за шкирку не потащили в обезьянник. Но некоторые остаются такими же безбашенными. Иногда становятся ещё безбашеннее, но таких единицы.       Томми входил в эти единицы.       И его выкинули за шкирку из мелкого домишки на окраине какого-то городка, когда он своровал «мамины» деньги и купил на них дохрена алкоголя через некоторых людей. Конечно, не только из-за этого: список причин кончины «родительского» терпения можно читать до бесконечности.       Томми испортил их вещи с помощью ножниц, с помощью тех же ножниц перерезал провод электричества, из-за чего его «младшая сестрёнка» не могла нормально посмотреть свой диснеевский сериал. Томми тянуло блевать от них, поэтому он решил проблему силой и собственной смекалкой. Всё как всегда.       Было весело наблюдать за сменой эмоций на лице его «матери», когда Томми легко вылил литровую банку томатного сока прямо на «отца». Он собирался на работу, надел самый новый и дорогой костюм, который имел. Томми его испортил и сверкал довольным оскалом, когда его пыталась поймать и отчитать «мать». Тот костюм, кстати, выкинули. А его отпороли ремнём в первый раз за жизнь в том доме. Но ему не привыкать: его часто пороли в других домах.       Он устраивал настоящие забивы в школе. Бил так, что люди теряли сознание, не боялся грубить учителям. Он вылил свой чай в столовой на учителя математики за двойку за контрольную, где он почти ничего не написал. Томми было всё равно — он упорно игнорировал испепеляющий взгляд «родителей», когда они сидели в кабинете у директора.       — Томми, ты знаешь о банальном уважении? — возмущался «отец», когда отвозил их обратно домой. — Так делать нельзя. Это просто ненормально.       Томми устало вздохнул. Он был ненормальным, и ему это нравилось. Ему нравилось всем пакостить, доставлять неприятности, а потом наблюдать за их гневом.       Пару раз его одноклассники делали мемы, как в ТикТоке, которые набирали по двадцать тысяч лайков. Это было что-то типо таблицы про психолога, и фотографию Томми единогласно запихнули в ячейку «доведёт до психолога». А потом и в «доведёт психолога». Томми был не против.       И его вышвырнули, потому что он был чужой головной болью. Так делали уже порядком четыре раза, не считая этот, поэтому Томми решил купить себе сладостей: отметить юбилейный подзатыльник и встречу с молодой девушкой из органов опеки. Точнее, он успел выпить банку пива, пока его родители убирали весь купленный им алкоголь по полкам («не выбрасывать же его») и ожидали приезда девушки, а ещё Томми смог своровать последний кусок пирога, который ему запретили есть в качестве наказания.       — Тебе не надоело таскаться по приёмным семьям? Так и будешь бродяжничать до восемнадцати, — говорит ему девушка. Она включает поворотники и заворачивает на какую-то улицу с милыми белыми домиками. Ох, вот где он будет жить. — И после, если будешь продолжать. Та семья хорошая, я её прекрасно знаю, почему ты так пытаешься им насолить?       Потому что ему хочется, женщина. Ему нравится доставлять проблемы, ему нравится быть плохишом, ему нравится идти всем наперекор.       Он любит быть проблемным. Это его фишка. И это весело.       Они выходят из машины. Светло-серые облака заволокли небо, не давая упасть ни одному лучу на этот мокрый асфальт. Девушка, как всегда, одета в строгие чёрные штаны — она с гордостью выпячивает грудь с крепко завязанным галстуком. От неё несёт какими-то странными духами, на её хлопковой рубашке ни единой складочки. Её черные каблуки стучат по дорожке, цокают так громко, что это цоканье эхом отражается от стен соседних домов.       Никого. Ни единого человека на этой улице. Томми хмурится: когда он приезжал, по дорожкам бегали дети, а за ними шли молодые мамочки, говорящие что-то про моду. Дети постарше резвились за домами, в своих ухоженных садах, болтали с родителями о том, о сём. Но здесь никого: будто все вымерли.       Томми фыркает, видя красивый беленький домик с синей крышей. Он не удивляется, когда видит милого светлого старичка, стоящего на крыльце с аккуратными клумбами. Томми уверен, что этот старичок также не выдержит его — нахального, неугомонного гремлина, промышляющего воровством.       Старичок поправляет свою бело-зелёную панамку и спускается по ступенькам к калитке, чтобы впустить девушку и неугомонного ребёнка. Томми смерил мужчину злобным взглядом — тот, кажется, замечает его, но не обращает на него внимание. Они все так делали, Томми не удивлён.       — Филза Майнкрафт, да? — девушка бежит взглядом по документам. Мужчина кивает, и девушка минует его, проходит в дом, будто это её собственный. Ох, Томми уже достала эта сцена.       Девушка осматривает дом с порога придирчивым взглядом, поправляет маленькие очки на переносице и что-то пишет. Так называемый Филза заинтересованно разглядывает Томми, а тот зыркает в ответ, как загнанный зверь.       — Дом хорош, правда, странноват, — девушка выходит и идёт к мужчине. Она вручает ему ручку и переворачивает бланк к нему. — Распишитесь здесь и здесь. Ребёнка зовут Томми Иннит.       Девушка поджимает губы, а потом шёпотом добавляет ещё кое-что:       — Вы уверены? Он побывал в пяти семьях, и все от него отказывались. Он… проблемный ребёнок.       — Ничего страшного, — таким же шёпотом отвечает Филза, — у меня есть опыт.       Девушка забирает бумаги и проходит мимо Томми к своей машине, звонко цокая каблуками. Она уезжает с каким-то скрипом и быстро заворачивает обратно на главную дорогу. Томми уверен, что совсем скоро вновь её увидит.       — Окей, Томми, верно? — этому Филзе приходится смотреть наверх, чтобы увидеть чужое лицо. Он протягивает свою дряхлую руку. — Филза Майнкрафт, можно просто Фил.       Без «ты можешь называть меня папой»? Вау, что-то идёт не по сценарию.       Иннит бросает глухое «Томми» и игнорирует протянутую руку. Вместо этого он обходит старика и идёт прямиком в дом, интересуясь, что там такого.       Дом обычный. У его порога стоит несколько пар обуви, но сам Томми не разувается — просто проходит в зал, осматривая интерьер. Прямо перед его носом кухня, совмещённая с залом. Если пройти несколько шагов, то наткнёшься на тёмный дубовый столик. Под ним на какой-то полке лежат диски, а на нём кружки с разводами внутри. Их никто не убрал?       Фил тоже не разувается, идёт дальше. Он минует серый диван, проводит своей рукой по его спинке, задерживает взгляд на дряхлом мелком телевизоре с чуть треснутым экраном, а потом подходит к большому обеденному столу. На нём стоят четыре тарелки с яичницей, совсем недавно приготовленной, судя по сковородке на плите. Фил её снимает и кладёт в раковину — раздаётся грохот посуды.       О, он не моет за собой посуду сразу? В какой-то семье Томми заставляли так делать.       Томми проходит к столу, осматривает его. Он без скатерти, чуть потёртый: на нём видны следы ножей и вилок. В центре стоит дорогой апельсиновый сок в стеклянной бутылке (серьёзно, Томми видел его в каком-то магазине, где он стоил восемь долларов, а это чертовски дорого для какого-то сока. Он потом случайно разбил его в магазине, и тогдашней семье пришлось выплачивать штраф), а рядом стоят пачка салфеток и зубочистки.       А ещё неподалёку стоит пачка семечек.       — Ну, это наша кухня, — гордо выдаёт Филза. — Думаю, ты проголодался, да?       Томми усмехается и отрицательно качает головой. Однако организм его выдаёт с поличным: живот громко урчит, требуя что-то ещё помимо съеденного утром куска пирога. А, ну и выпитой банки пива.       Филза расплывается в ехидной ухмылке и садится за стол.       — Второй этаж потом покажем, — вздыхает Фил, беря в руку вилку. — А сейчас давай познакомимся с твоими братьями.       Братьями? Та девушка обычно говорила, если у него будут братья или сёстры. Но в этот раз нет?       — Техно! Спускайся на обед!       Спустя секунду сверху раздаётся басистый голос:       — Пять минут, Фил!       Филза обречённо вздыхает и ковыряет вилкой яичницу, намереваясь схватить самый хороший кусок. Томми морщится при виде своей яичницы: желток заполонил почти всё пространство, а Томми его ненавидит. Он любит жаренный и варёный белок, но желтки он презирает в любом виде. Если вспомнить, что этот желток мог быть какой-то курицей, становится ещё хуже.       Сверху раздаётся скрип двери, а затем следуют безумно тяжёлые шаги. Томми готов поспорить, что там идёт слон, какая-нибудь свинья, а не человек. Но нет: по лестнице спускается крупный мужчина, явно выше самого Томми.       Он поджимает губы — как он понял, это тот самый Техно. Мужчина, похожий на тридцатилетнего, выше Томми (Томми никогда не видел людей выше себя). Его лицо усеяно странными кривыми шрамами: вон, они проходят через губу, через брови, через переносицу, какой-то почти достигает глаза. Но больше всего Томми смущали чертовски длинные розовые волосы. Они заплетены в небрежную косу и даже в таком виде достигали задницы своего владельца.       Томми раскрывает глаза, хмурится. Что за чёрт? Он видит какую-то подвеску в ухе у этого мужчины, и она сверкает зелёным в свете люстры над обеденным столом.       Техно занимает место напротив Филзы.       — Что ты делал? — спрашивает Фил, поднимая голову.       — М, подвешивал грушу, — легко отвечает Техно, кладя кусок желтка в рот. Томми морщится. — Она упала, когда я ударил её слишком сильно.       — Опять голоса? — вздыхает Фил, и Томми оглядывает их двоих. Какие голоса? Какая груша?       — Ага, заебали уже, — опять кладёт кусок яичницы в рот и тщательно его пережёвывает. — Но сейчас они не орут. Хотя…       Техно резко поворачивает голову в сторону Томми. Тот отвечает злобным взглядом, каким он наградил Фила на крыльце, но Техно также всё равно.       — Фил, — начинает мужчина. Он вилкой указывает на Томми, — а когда мы начали приглашать бездомных в дом?       У Томми в груди пылает возмущение. Он резко встаёт, со скрежетом отодвинув стул, хлопает руками по столу так, что аж сок вылетает из стаканов. Его капли разбиваются о деревянную поверхность, становятся бесцветными и теперь мерцают в свете люстры.       — Сам бездомный, хуеголовый! — по-детски вякает Томми, скаля зубы.       — Это Томми. Я ведь говорил, что приючу ещё одного ребёнка.       Техно хмурится, ловко игнорируя яростную ауру со стороны Томми. Он утыкается взглядом в яичницу, буравит её, а потом до него доходит.       — А-а-а! Тот самый гремлин, который побывал в пяти семьях? Ладно, — Техно басисто смеётся, доедая яичницу. Он смотрит на настенные часы над головой Томми, и тот отчётливо видит ещё один шрам. Он выделяется сильнее, чем другие на лице, но выбивающиеся пряди розовых волос отлично переключали всё внимание на себя. — Когда там Уилл вернётся?       Слышится скрежет открывающейся двери. Деревянная дверь чуть ли не слетает с петель, но зато она стукается о стекло своей ручкой. Слышится лёгкий треск.       Томми резко оборачивается. На пороге стоит запыхавшийся парень, держащий под боком какую-то чёрную сумку. Модное пальто висит на его плечах («какого чёрта? Сейчас лето»), а под ним какая-то странная жёлтая футболка. Парень с такой же резвостью закрывает дверь, защёлкивает несколько замков на ней, а потом с лёгкой ухмылочкой подходит к обеденному столу.       — О, я вовремя? — парень ставит сумку рядом и странно посмеивается. Томми уверен, что он мог бы зловеще потирать ладони, горбиться, как в тех стрёмных мультфильмах.       Но нет, парень просто разгребает сумку и достаёт оттуда… пачку свежих зелёных.       Глаза Томми загораются. Пачка стодолларовых купюр, да ещё такая толстая. Томми прямо чует запах свежего бабла, которое он просто обязан спиздить.       Парень усмехается, когда видит восхищённое добычей лицо Томми, и поправляет круглые очки.       — Фил, мы приглашали бомжей?       Вот сука.       — Вы с Техно сговорились, Уилл?       — Нет, но я знал, что он так скажет. И не прогадал!       Томми рыкает в сторону Уилла, а он мастерски не обращает внимание — просто ставит сумку около своих дорогих ботинок, когда садится, и принимается за яичницу. И он тоже с аппетитом ест желток.       Отвратительно.       — Откуда столько денег? — спрашивает Филза, попивая апельсиновый сок.       — Через Квакити нашёл покупателя, — легко отвечает Уилл, пережёвывая желток. — Он скупил почти весь порошок. Это буквально киллограм, Фил.       Порошок?       Они… про наркотики?       Томми хмурит брови, перестаёт ковырять вилкой яичницу. Уилл продолжает говорить что-то о продаже, иногда посмеивается. Даже тот странный Техно включается в беседу, что-то объясняя, а Уилл его передразнивает.       Томми закусывает губу.       Что, блять, с ними не так?       Где приторно милое внимание? Где распределение обязанностей, разговоры о школе, играх? Где странные торты и пироги, приготовленные в честь приезда нового члена семьи?       Вместо этого Томми видит странного старичка, с интересом слушающего рассказы про погони, накаченного громилу с длинными розовыми волосами, шрамами по всему телу и шизой, а ещё с виду приличного наркобарона.       Они ходят по дому в обуви. Им поебать на грязный и потёртый стол. Им всё равно на агрессивное поведение Томми.       — В каком смысле вас преследовала полиция? — Фил сжимает вилку, хмурит брови.       — Э-э-э… ну, вообще, они рыскают дальше по улице, — улыбается Уилбур и неловко почёсывает затылок.       Техно удивлённым не кажется. Он обречённо вздыхает и доедает свою порцию яичницы.       — Всё бабло будешь прятать у себя, — фыркает Техно, со скрипом вставая со стула. — Тебе вообще лучше сейчас опять уехать… и мне тоже.       — Д не ссы, Техноблейд, — Томми прыскает. Что за странное имя? Уилл тянется к мужчине с ослепительной улыбкой, чтобы обнять его. Техно отодвигается ближе к Томми. — Они не нагрянут.       — Томми, запомни, — Техноблейд кладёт свою большую ладонь на плечо и наклоняется к самому уху. Томми чуть ли не падает под её тяжестью, несмотря на то, что он сидит. — Когда Уилбур так говорит, то всё происходит ровно наоборот. Этот чёрт всегда приносит проблемы.       — За себя говори, Техно! — весело язвит Уилбур, быстро вставая и поднимаясь на второй этаж.       — Уилл, напиши Квакити и Шлатту про полицию! — кричит Филза, уже копошась по ящикам. Он берёт пару дошираков, встряхивает закрытую пачку с печеньями, находит какие-то протеиновые батончики.       — Обойдутся! Я с радостью послушаю историю, как они будут огребать, — этот Уилбур уже спускается с сумкой побольше, запихивая туда чёртов пистолет, а затем пачку денег.       Томми доедает белок яичницы и медленно встаёт. Эта суматоха… пугает. И она одновременно ему нравится, но всё это сбивает с толку. Техноблейд копошится на втором этаже, это слышно даже с кухни. Уилбур приминает вещи в сумке и застёгивает её, позже он снимает пальто и надевает лёгкую джинсовку.       Он почти что перевоплощается: этот шатен снимает круглые очки, снимает дорогие чёрные сапоги и заменяет их на удобные белые кеды. Томми прыскает: оказывается, носки у Уилбура розовые, с красными сердечками.       С чёртовыми красными сердечками.       — ЛМАО, ЭТО ЧЕ?! — бессовестно ржёт Томми, хватаясь за живот.       Уилл удивлённо глядит на него, поправляет коричневую чёлку, осматривает себя на наличие чего-то смешного. Он ухмыляется, когда видит свои розовые носки.       — Бля, я и забыл, что взял их у Ники, — театрально вздыхает Уилбур, поднимая свою чёрную сумку. Он вешает очки с помощью дужки на свою футболку и аккуратно смотрит в окна.       Техно со скрипом спускается со второго этажа. У него за спиной висит чехол от гитары, под боком — такая же чёрная сумка, как у Уилбура. Техноблейд вообще оделся в чёрный: рубашка с широкими рукавами до локтей, спортивные штаны с белыми ломпасами и хреновы чёрные кеды.       — Ты чё, гот? — фыркает Томми, чуть хмурясь.       Техноблейд переводит ленивый взгляд на него. Спокойный, ничего не выражающий.       — Ага, а ещё храню косметичку для Е-девочек у себя в сумке.       Филза и Уилбур взрываются свистящим смехом, хватаются за животы и чуть ли не падают. И Томми тоже, правда, смех чуть другой: заливистый, слишком громкий, не шипящий.       Он не замечает, как Фил вручает ему пакет с продуктами. Они выходят на улицу и вдалеке видят пару полицейских, о чём-то расспрашивающих их соседей. Уилбур шёпотом подгоняет Томми и лёгкими шажками спускается с крыльца. Только выйдя за калитку, Уилбур пулей садится на переднее пассажирское сидение. Он с громким стуком захлопывает дверь, но Филза вообще не делает ему замечание, лишь садится на место водителя, но закрывает дверь аккуратнее.       Техноблейд буквально закидывает Томми на задние сиденья прямо с пакетом с продуктами, а потом невозмутимо садится рядом. Томми громко возмущается, материт мужчину, а Уилбур лишь тихо смеётся.       Они газуют и уезжают прочь с этой улицы.       — Зачем нам столько еды? — спрашивает Томми, заглядывая в пакет-рубашку. Дошираки, бутылка колы, спрайта, упаковки печенья, нездорово зелёные яблоки.       — Обычно полиция проверяет наш район дольше всего, так что мы вернёмся завтра, — отвечает Уилбур, пальцем пересчитывая деньги. Он поворачивает голову к Филзе. — Вы не показывали ему второй этаж?       — Не-а. Как раз из-за тебя, ходячая проблема, — смеётся Филза, поглядывая в боковое зеркало.       Томми хмурит брови. Обычно его называли так. Ходячей проблемой, несущей неприятности. Но эти неприятности всегда были связаны лишь с ним, попавшими под горячую руку людьми и его приёмными семьями. Никогда он не делал так, чтобы его или его семью могли повязать менты. Точнее, он промышлял воровством, но мелким — никто его не замечал.       Томми вздыхает. Эта семья ненормальная. И он тоже ненормальный.       Она для него идеальна, хотя он знаком с ними всего полчаса.