Наши сердца потеряли свой блеск

      Его легко было найти в толпе даже сейчас, будто немного отрешённого, всё больше молчаливого и подальше от центра сияющего зала. Некоторые торопились занять его место, отхватить побольше от этого гниющего пирога, пока всё к чертям совсем не развалилось. Они, будто стервятники, кружили вокруг Эрвина Смита, как если бы до конца не верили, что он на самом деле жив, а Разведкорпус пока ещё не развалился. Леви с отвращением замечал, как кто-то думая, что незаметно касается пустого правого рукава Эрвина, доказывая себе: главнокомандующий обычный человек из плоти и крови, такой же уязвимый. Но Эрвин не выглядел уязвимым даже став инвалидом, даже будучи раненным гораздо глубже и потерявший куда большее, чем просто руку, он держал лицо до конца преданный своему делу и до последнего веря в человечество, хоть и не в себя. В любом случае, об этом никто никогда не узнал и главнокомандующий Разведкорпусом Эрвин Смит навсегда остался непобедимым. Таким его запомнили все, даже самые яростные ненавистники.       В тот вечер он ушёл одним из последних, не без брезгливости во взгляде прощаясь с самыми стойкими пьянчугами из высшего общества. Леви ненавидел подобные торжества, пропитанные интригами и лживой любезностью, но понимал их важность, пусть и не до конца разбираясь во всех тонкостях игры, которую вёл Эрвин, будто паук, разбрасывая свои сети то тут, то там, вовлекая во всё новые хитросплетения нужных ему людей.       Ночь наползала на город чернилами, воруя в окнах последний свет, пока улицы полностью не погрузились во мрак. Только в кабинете Эрвина трепетал огонёк, освещая бумаги и схемы на рабочем столе. Леви вошёл без стука, бесшумно подошёл к столу и коснулся бумаг. Он нахмурил тонкие брови: слишком много всего, не разобрать.       — Твоя голова когда-нибудь взорвётся, ты чересчур много в ней держишь. План на плане и планом погоняет. Я знаю, в этих каракулях даже половины нет от того, о чём ты думаешь ежесекундно. Тебе нужно отдохнуть.       — Не сейчас, Леви.       — Ты это говоришь уже слишком долго, Эрвин.       Капрал вздохнул, отбрасывая рукопись, листок покружил мгновение и упал на стол, закрывая собой очередную схему. Леви захотелось смахнуть все эти проклятые бумаги на пол, но вместо этого он сел на угол стола рядом с Эрвином, сжимая кулаки и челюсти, от безысходности он начинал злиться настолько сильно, что готов был поругаться. Но, по сути, он ничего не мог сделать, кроме как предложить Эрвину «отдохнуть», будто это могло решить все проблемы.       — Эй, — голос Эрвина, на удивление, прозвучал мягко.       Леви вздрогнул, почувствовав его тёплую ладонь на своём бедре. От этого простого прикосновения невысказанные ругательства застряли комом. Эрвин почти незаметно поглаживал его пальцами, будто успокаивая, заставляя взглянуть на себя. И Леви видел его в роскошной шёлковой рубашке, окружённого дорогой мебелью в столичных апартаментах, но всё это казалось бестолковой мишурой, обманчиво ослепляющей и отвлекающей. Будто сам Эрвин пытался спрятаться за всем этим, за сверкающими пуговицами, бархатом и еловым парфюмом. Бутафория, кругом обманка, как если бы и сам Леви теперь подделка тоже. Он чувствовал себя беспомощным слизняком, который выполз, как и тысяча других на поверхность мокрой земли под подошву гигантского человека. Раздавит, его в скором времени, обязательно раздавит и с этим ничего нельзя поделать, как не рыпайся.       — Вскипяти мне воду, пожалуйста. Я согласен, уже поздно.       — Хорошо, — Леви хотел было спрыгнуть со стола, но рука Эрвина всё ещё лежала на бедре.       Нет, вот это было настоящее, это невинное тёплое прикосновение, по которому Леви так сильно скучал:       — Только посидим ещё минуту так.       Леви вскипятил столько воды, что набрал целую ванну и брызнул в горячий пар несколькими каплями лавандового масла. Аккуратно расставил баночки с моющими средствами на бортике и подготовил два чистых полотенца. Всё это заняло достаточно много времени и, скорее всего, было уловкой. Отправив Леви готовить ванну, Эрвин со спокойной совестью мог вновь погрузиться в свои дела.       — Ты дурак, Аккерман, — Леви провёл ладонью по зеркалу, вытирая с него воду и всматриваясь в собственное отражение, которое уже через пару секунд вновь стало мутным.       Так и получилось, Эрвин продолжал сидеть за своим столом, хмурив брови, вырисовывая что-то на бумаге. Ему было нелегко переучиваться на левшу, это занимало много времени, которого и так было в обрез.       — Вода быстро остывает, — Леви скрестил на груди руки.       — А? — Эрвин рассеянно взглянул на своего капрала, будто не ждал его, — Да, конечно, спасибо.       Отложив перьевую ручку, Эрвин кашлянул в кулак.       — Я не уйду, пока не отправлю тебя в ванную.       — Я понял, — Эрвин всё же поднялся из-за своего стола и покинул кабинет.       Леви же взглянул на новые записи Эрвина, совершенно не узнавая почерк, неровные буквы криво плясали по листку, где-то превращаясь в уродливые кляксы. Вздохнув, он вернул всё на место и направился в спальню. За окном город спал, этот город никогда не изменял себе, даже когда другие один за другим падали под натиском титанов. Леви не изменял себе тоже, всё так же ел и пил, сражался, приглядывал за Эрвином на автопилоте и не замечал того, что надломилось в главнокомандующем. Слишком зацикленный на себе и своём чувстве к Эрвину, Леви потерял его настоящего из виду.       — Ты ещё здесь?       Леви вздрогнул и развернулся на пятках, он не заметил, как Эрвин вернулся из ванной. Теперь он стоял перед ним с мокрыми волосами, рубашка была расстёгнута, а на груди виднелись капли воды, мерцающие в слабом свете огней.       — Подумал, что захочешь чай. Заварить?       — Откуда столько любезности, Леви? — спросил Эрвин, проходя вглубь комнаты и садясь на кровать. Подумав некоторое время, он добавил: — Ты можешь остаться и без чая.       Нет, они не часто оставались друг у друга. А прошлая близость перед выходом за Стены или, наоборот, после возвращения, казалась сном, чем-то далёким, что было в другой жизни. Короткие, но страстные столкновения, шуршание одежды, адреналин, жгучее желание. Эрвин, всегда только он обхватывал их члены широкими ладонями и доводил до скорой разрядки, Леви же плыл по течению не рискуя переступить ту грань, когда их можно было бы назвать любовниками. Они не целовались, между ними даже не было той близости, которую принято называть «настоящим» сексом, только мастурбация. Но Леви было этого достаточно, потому что всегда после случались взаимные остроты, глупые шутки, невинные, но такие тёплые прикосновения и безмолвное разрешение Эрвина спать на своём плече, ну и ещё горячий чай, конечно же чай.       Леви сел позади, тишина между ними была словно густой и липкой как масло, в котором немудрено завязнуть беспомощной мухой. Леви развернулся, залезая с ногами на кровать, встал на колени оказавшись напротив спины Эрвина, теперь чуть кренящегося в лево. Пустой рукав выглядел нелепо, будто это парадная ленточка, которую зачем-то привязали к плечу. Леви протянул руки и прикоснулся к шее главнокомандующего, подцепил руками ворот рубашки и потянул её вниз, оголяя бледную кожу.       — Леви…       Он не ответил, только приблизился ещё ближе и прижался губами к левому плечу. Поцеловал так осторожно, будто боялся спугнуть. А потом поцеловал второе плечо, стягивая окончательно рубашку. Эрвин вздрогнул и прикрыл оставшейся рукой свой обрубок. Недолго думая, капрал поцеловал его холодные костяшки, пальцы, верхнюю сторону ладони, под которой была спрятана культя.       — Расслабься, я сделаю массаж.       Леви вернулся с маслом, а Эрвин даже позы не сменил, так и сидел с краю кровати, обняв себя левой рукой, пряча то, что осталось от правой. Он сам видел сотни раненых, без рук и без ног, только с половиной лица, но признать собственное уродство было чем-то другим. Тем более за этим уродством скрывалась немощность и невозможность быть полноценным воином. Леви не винил его за отвращение к себе, с трудом представляя, как сам бы отреагировал на потерю конечности.       — Эй, вот только прятаться от меня не надо, будто ты девица, — Леви вновь залез на кровать, откупорил масло и налил немного на ладони.       — Я подозревал, что твои вкусы специфичны, но чтобы настолько, — Эрвин с неохотой отнял руку от культи и выпрямил спину, подставляясь под мягкие поглаживания.       Обрубок и правда выглядел уродским, оторванные мышцы и кожа срослись бугристыми шрамами розово-бордового цвета. Да и в целом тело Эрвина изменилось, он очень сильно похудел, сзади на шее выступали позвонки, вереницей опускаясь ниже торчащим позвоночником.       — Я и сам не догадывался, — с опозданием ответил Леви, с усилием начиная массировать плечи.       Это было приятно, Эрвин терял контроль, то и дело заваливаясь назад к сильным рукам, и Леви попросил его лечь. По комнате разлился ненавязчивый ореховый запах примулы, когда Леви вновь налил масло на руки, растирая его широкими круговыми движениями по всей спине. Спустившись к пояснице, он потянул брюки вместе с бельём вниз, не встречая сопротивления. Что ж, удержаться было невозможно, Леви сполз на бёдра и положил масляные ладони на небольшие упругие ягодицы, сжал слегка и немного развёл в стороны, слишком быстро пьянея от возбуждения.       Он принялся методично массировать поясницу и ягодицы, которые наливались кровью, становясь розовыми. Вот заманчивые ямки над задницей, аккуратные ягодицы и твёрдые мышечные бёдра… Леви ёрзал сверху на Эрвине, чувствуя, как собственный стояк прижался к животу. Скользнув ладонью, Леви проник между ног, поглаживая внутреннюю часть бедра, беспощадно пачкая кожу Эрвина маслом. Пальцы чувствовали жар промежности и нагло тянулись туда. Четыре пальца дотронулись до яиц, а большой скользнул между ягодиц, прикоснувшись к горячей и мягкой точки.       — Кхм, Леви, — голос главнокомандующего стал тягучим и хриплым.       — Эрвин? — он качнулся вперёд, нестерпимо желающий сорвать с себя тесную одежду, надавил чуть пальцем и проник совсем на немного, ощущая тугость и жар задницы.       — Мы никогда с тобой… Я никогда…       — Ты можешь остановить меня в любой момент, просто скажи, — Леви склонился и прижался к его разгорячённой спине губами, чувствуя, как живот тянет от возбуждения, волнения и предвкушения.       Он вошёл в него сзади, обдавая спину жарким дыханием, сбиваясь с поцелуев на стон. Эрвин толкнулся ему навстречу и чуть привстал на локте, раздвинул шире ноги, позволяя проникнуть в себя глубже. Леви оттянул его за ягодицу и задвигался яростнее, слыша, как тот тяжелее задышал в подушку, скорее всего, вновь закусывая губу.       — Подожди, — Леви легко выскользнул из Эрвина и подполз выше, к самому его уху, — Хочу видеть твоё лицо.       Даже лёжа им мешала разница в росте. Эрвин был крупнее и тяжелее, но капрал компенсировал разницу энтузиазмом. Он шлёпнул его по внутренней стороне бедра, заставляя шире расставить ноги. Неуверенно, но всё же Эрвин уперся пятками в простыни, широко разводя длинные ноги, наблюдая, как Леви смазывает свой красивый, достаточно крупный член маслом. Ему нравился его член, ему нравился весь Леви — его профиль, не по-солдатски ухоженная кожа, сильные руки и длинные ловкие пальцы. Эрвин потянулся своей одной рукой и прижал ладонь к солнечному сплетению своего капрала.       — Иди уже ко мне.       Леви кивнул, а чёлка упала ему на лоб.       Жаль, он не мог прижаться губами к губам Эрвина. А поцеловать хотелось очень сильно. Особенно на входе, когда первое препятствие было пройдено, а Эрвин со стоном прикрыл глаза. Разморённый лаской, он отдавался Леви без стеснения и страха, его брови были изломлены, а ресницы дрожали, на лбу показалась испарина. Он был настоящим: трогательным и беззащитным, чувственным и отзывчивым, в этот интимный момент делящимся с Леви отчаяньем и одиночеством, едва сдерживающий слёзы на пике сокрушительного оргазма. Контуженный слишком сильными эмоциями, Леви догнал его почти сразу.       Звуки возвращались постепенно: за окном скулил ветер, облизывая водосточные трубы, перешёптывалась листва деревьев. Леви лежал на груди Эрвина, чувствуя его пальцы в волосах на макушке.       — Жаль, я не обнимал тебя, когда у меня было две руки.       Леви кивнул, закрывая глаза, и все звуки теперь сливались с мерным дыханием Эрвина. Конечно им надо было в ванную, быть может, что-нибудь ещё сказать друг другу, но такое редкое мгновение безмятежности забирало всё себе, погружая в вязкий сон.       Леви был в лесу. Он ступал по девственной траве и белым крошечным цветам, пока солнечные лучи теплом ласкали его лицо. Лес был незнакомым, но не вызывал никакого подозрения на опасность, ведь так легко было идти босиком, утопая в мягкой траве, слушая птичью перекличку. Он ступал не глядя в землю, смотря по сторонам, как если бы искал кого-то… Но вот он почувствовал резкую боль в ноге. Вскрикнув, Леви отпрыгнул: перед ним лежал Эрвин, его мёртвые теперь бесцветные глаза смотрели в небо, но оно не отражалось светом в них, а из его культи торчали сухие острые ветки, с красной каплей крови. Будто напитавшись кровью Леви, эти коряги начали расти ввысь и цвести всевозможными бутонами, строя волшебную клетку, прогоняя из ниоткуда взявшихся ворон и прочих стервятников. Леви лёг рядом с Эрвином и закрыл глаза, чувствуя, как и сквозь его плоть пробиваются новые чудесные ростки.