Жëлтый клевер

      — Осколки вызывают в Фонд в течение трёх дней, — уведомляет Пеко, апатично протирая пол от крови. Порезалась от неожиданности, когда увидела конверт с сообщением. Фуюхико рядом выжимает абсолютно такую же тряпку. — Они узнали о трупах.       Хаджиме сжимает губы. Под щеками, как в неровном танце, ходят желваки, и отчëтливо выделяется челюсть. От злости трясёт яростно, почти до боли — от несправедливости и непонимания.       — Думаю, это Микан, — Нагито шаркает ногой, съëживаясь от цепких взглядов. — Она одна, помимо нас, знала об этом.       — Одна ли? — резонно спрашивает Фуюхико, пока мрачно осматривает свои руки в красных разводах.       Неприятный запах въедается и липнет к коже. Поэтому Фуюхико остервенело ополаскивает ладони, не выказывая никакой надежды на столь бесполезный способ.       — Кто знает, — Нагито собирается с силами и задирает голову, монотонно заговорив: — Либо она не участвовала в убийствах — хотя я в этом ну очень сомневаюсь, — либо за ней стоит кто-то другой. Она лишь исполняет приказы.       Проволока стягивает горло. Хаджиме прокашливается и убито говорит:       — У меня ощущение, что Джунко жива.       Все взгляды, наполненные тяжёлыми размышлениями, обращаются к нему.       — Может быть.       Конечно, они говорят про эфемерный образ. Но даже так ему хочется выдрать себе редкие волосы, растущие по линии шрама. Тот всё чаще пульсирует знакомой тревогой.       — У нас есть три дня, чтобы найти хоть что-то весомое.       — Что нам делать? Шарахаться по ночам, чтобы наткнуться на кого-нибудь?       Нагито многообещающе улыбается.       — Раз мы не можем выследить убийцу, значит, будем тянуть ситуацию в свою пользу. — Он ловким движением достаёт телефон и протягивает его настороженной Пеко. — Здесь большинство номеров наших одноклассников. Тебя они послушают охотнее, нежели меня или Хаджиме.       — Эй, — Хаджиме дотягивается до него и беззлобно пихает пальцами ног в бедро. — Что за камни в мой огород?       — Круглые.       Фуюхико смеётся.       Пеко уверенно листает список. Её рука дëргается, когда, видимо, натыкается на знакомое «Махиру Коизуми», но она ничем не выдаёт своего состояния.       — Тогда какой план?       — Собираем всех, кого сможем. Тех, кто не явится в срок, Фонд сам найдёт. Коллективным разумом работать легче, чем в одиночку.       — Вау, — Фуюхико притворно утирает слëзы, — я дожил до момента, когда Нагито Комаэда признал важность командной работы.       — Какое бескультурье, — кривится он, лукаво ухмыляясь. — Так выше шанс, что мы найдём Макото.       — Может, он уже давно вернулся сам?       — Нет, — Фуюхико печально мотает головой. — Мы на связи с Тогами круглосуточно. Договорились связываться, если будет какая-либо информация у них или у нас.       — Ужасно, — Хаджиме сжимает пальцами глаза, надавливая на них до чëрно-золотистых точек.       — Ты ещё с Тогами не говорил один на один, — рассказывает Фуюхико, загадочно улыбаясь. — У меня возникало ощущение, что его истерики передаются мне воздушно-капельным путём через сотни километров.       — Неужели так переживает?       Нагито понимающе закатывает глаза, пиная Хаджиме в голень. Намекает. Правда, бесполезно.       — В общем, звони, — сдаëтся Нагито, когда понимает, что воззвать к логике Хаджиме в данном вопросе не удаётся.       — А где… где мы их соберём? — с заминкой спрашивает Пеко и прищуривается с нехорошего взгляда.

***

      — Как хорошо, что квартира съëмная, — Нагито похлопывает по плечу красного от злости Фуюхико и умело уворачивается от пинка Пеко.       — Их хозяйка придушит, — убийственно спокойно отвечает Хаджиме, наблюдая за толпой, которую он не видел много лет. — Вот и всё.       — У каждого действия есть свои минусы, согласен.       И Нагито испаряется, когда Пеко предостерегающе хрустит кулаками.       Здесь немногие, кто откликнулся на их попытки собраться вместе: Ибуки, Соня, Хиëко и Казуичи.       Остальные отгородились лаконичным «нас больше ничего не связывает, разбирайтесь самостоятельно». Хаджиме не винит их — у каждого должен быть выбор, особенно в те времена, когда их, ожидаемо, не прекратят выдëргивать из мирной жизни по малейшему поводу.       — Что за херня, Тогами? — шипит Фуюхико в телефон, заставляя присутствующих прекратить знакомиться заново. — Ты же сказал, что пока что прикроешь нас.       — Я не обещал, — звучит ледяной голос, от которого Хаджиме вздрагивает. Эта ярость напоминает что-то нечеловеческое. — Мне некогда удерживать вашу репутацию, я ищу Наэги.       — Хреново ищешь, — огрызается Фуюхико, постукивая пальцами по столу. Его колотит и собеседника на том конце, судя по напряжению, тоже. — Мы поможем его найти, если ты отсрочишь эту свалку.       Бьякуя тяжело дышит в динамик, шуршит бумагами и какими-то пробирками.       — Ты же понимаешь, что я не в том рейтинге доверия, чтобы ставить какие-то условия? — уже спокойнее спрашивает он.       — Как-нибудь. С Макото всем будет легче.       — Я знаю. — Мрачно, убито шепчет Бьякуя. — У вас осталось два дня. И лучше явиться добровольно. Я попробую что-нибудь раскопать.       — Спасибо, — натянуто благодарит Фуюхико и сбрасывает вызов.       Хаджиме сидит в стороне, задумчиво вертит конверт с уведомлением (неужели Фонд соблюдает такие формальности?), пытаясь сопоставить истерики Бьякуи, пропажу Макото, десятки трупов и причастность Микан к этому вопросу.       В голове логические цепочки рубятся на корню. Из-за усталости, напряжения и бессилия. Нагито ободряюще гладит его по предплечью, изредка — по лопаткам. Намекает, что всё будет хорошо.       Но ничего хорошего не происходит: они в тяжёлой атмосфере перерывают интернет-порталы, шарятся по секретным документам, пытаются разгадать тайну второй жёлтой папки, в которой есть подлинные фотографии. На улицах уже давно объявили двухдневный траур, где-то жутковато лежат завядшие цветы.       Хаджиме проживает эти мгновения словно во сне. Ему кажется, что случившийся теракт, его клиент, который погиб не своей смертью, — всё это происходит где-то в другом мире, где-то, где его нет и быть не может. Время течёт медленно, заключает Хаджиме в плотный пузырь.       — Вам не кажется странным, что нас так просто отпустили из того архива? — интересуется он однажды, когда Пеко в раздражении отбрасывает всю ту же жёлтую папку с их фотографиями.       Фуюхико обращает на него подозрительный взгляд.       — Я тоже думал об этом, — признаётся Нагито из другого угла комнаты.       Остальные затихают, поднимая головы.       — Знаете, — Соня ëжится и неуверенно кусает губы. — После всего случившегося у меня ощущение, что нас пытаются собрать вместе.       Хаджиме вздрагивает. Настолько крупно и сильно, что валится со стула на пол.       Алые глаза, олицетворяющие смерть и разрушения, возникают перед Хаджиме совершенно спонтанно — так нелепо, глупо, страшно, что он и вправду обнаруживает себя уже лежащим внизу.       Чëрт бы побрал Изуру.       К чëрту его.       — Что с тобой? — удивлëнно спрашивает Нагито, вскакивая со стула.       Хаджиме в ужасе смотрит на потолок, пока в венах разгоняется горячий адреналин. Ну конечно.       Конечно.       Конверт с уведомлением. Пропажа Макото. Напряжëнный Бьякуя. Теракт. Клиент. Срок в два дня. Трупы.       Хаджиме безумно хохочет, закрывает глаза ладонью, чтобы никто не мог видеть его слёзы облегчения, радости и осознания.       — Вы мне поверите? — заговаривает он хриплым голосом, позволяя Нагито поднять себя с пола. — Нет, не думаю.       — Ты, конечно, всегда был странным, Хината-кун, — с натянутой улыбкой обращается Ибуки, рассматривая его с осторожностью. — Но сейчас ты пугаешь Ибуки.       — Что случилось, Хаджиме? — Фуюхико присаживается рядом, одним жестом показывая остальным сзади не приближаться.       По его плечам гуляет судорога, отчего те подпрыгивают. Нагито тоже в панике часто сглатывает, бегая растерянным взглядом по серому лицу.       — Просто слушайте и не перебивайте, — Хаджиме поднимает голову и начинает говорить в пустоту. — Клиент, которого использовали в качестве приманки, на самом деле должен был встретиться со мной не для того, чтобы меня убили.       Рука Нагито на пояснице Хаджиме замирает.       — Они хотели похитить меня, чтобы вновь вскрыть мой мозг. Чтобы возродить Изуру.       — Теракт — отвлечение, — догадывается Фуюхико, выглядя непривычно собранным и безэмоциональным. Даже Пеко задумчиво перебирает коллекцию ножей, ненадолго замирая на шокирующих моментах.       — Пока все разбирались бы со взрывами, меня никто не стал бы искать. — Хаджиме закусывает бледные губы, которые холодеют с каждым словом. — Но не получилось. Тогда они, — Хаджиме не знал, кого обозначил этим местоименем, однако он уже испытывал острый страх перед ним, — решились сделать эту папку.       Нагито заботливо протягивает её, сразу же открывая на знакомых всем страницах.       — Информация — бред бредом, а вот остальное подлинное.       — Фотографии есть только у Фонда. — С усмешкой добавляет Хиëко. — Не думаю, что они могли попасть к кому-то… не тому.       — В таком случае это не вписывается в дальнейшую картину событий, — Хаджиме покачивает головой, укладывая мысли. — Так что фотографии принадлежат Фонду.       Нагито больше не смотрит на свой труп. Сразу же закрывает папку и откладывает подальше.       — Но их спугнули Фуюхико с Пеко. Они хотели поймать меня, и опять у них не получилось. Оставалось создать видимость преследования — те самые наёмники, которые выглядели как сотрудники здания. Поэтому вы завалили неподготовленную толпу. В случае, если бы они имели профессиональную подготовку, нас живыми не выпустили бы. — Хаджиме слабо улыбается поникшим лицам.       — А трупы?       — Их оставляли заранее, — поясняет Хаджиме, оживая всё сильнее оттого, как ровно и красиво выстраивается его догадка. — Они были отправной точкой, чтобы была возможность привлечь нас к убийствам.       Фуюхико грязно ругается и хлопает себя по лбу. Они выглядят растерянными и паникующими. И Хаджиме, переживший волну ошеломления и изумления, хочет лишь упасть на пол и долго-долго бессмысленно вглядываться в потолок, унимая дрожь.       — Я видел Микан, — Нагито прокашливается, несколько раз заметно кусает щёки и почему-то смотрит в упор на Хаджиме. — Не могло так сложиться, что она взялась из ниоткуда.       — А что, если она сотрудничает с… Фондом? — Казуичи чешет макушку, наверняка ругая свою глупость.       Но Хаджиме тянет «ммм» и загадочно улыбается израненными губами.       — Хаджиме выкрасть не удалось, остаётся одно — собрать нас вместе, — Фуюхико вяло вздыхает и помогает Пеко с ножами, занимая все свои переживания монотонными компульсиями. — Ужасно.       — Уведомления, — Хаджиме всё так же насмешливо машет конвертом перед ними, подрагивая руками. — Они никогда таким не занимались. Я понимаю все юридические аспекты, но это, знаете… Фонд сам себе на уме что в самом начале создания, что сейчас. Не думаю, что они неожиданно поменяли свою политику.       Пусть. Хаджиме сейчас стошнит от сопоставления без каких-либо доказательств. Но такие совпадения неприятно давят на горло до чëрных синяков. Пытаются сломать шею, упиваются треском хрупких костей.       — Дальше — Бьякуя. — Хаджиме неловко отводит взгляд, собираясь говорить о чём-то… личном. — Вначале мне показалось, что его истерики обусловлены пропажей Макото, Кëко и Аой, но теперь… теперь мне кажется, что Фондом руководит кто-то другой.       — Как было семь лет назад? — Соня заботливо наливает всем чай, морщась от горячих брызг. — Когда их закрыли для ещё одной убийственной игры?       — Мог ли Макото оказаться в ней повторно?       Нагито потирает глаза и принимает чашку. В ней плавают очаровательные лиловые лепестки. Он засматривается на мгновение, аккуратно прислоняет к губам и едва сдерживается от кашля, натыкаясь на пристальный умиротворëнный взгляд Хаджиме.       — Кто знает.       Нагито поднимает брови.       — Я всё же думаю, что Фонд поймал наших, поэтому они отказались от встречи, — в глазах Хаджиме пылает ласковый огонëк, который нежно лижет щëки Нагито. — И Макото может быть как внутри Фонда, так и выведенным из игры.       — Звучит как откровенный бред, — Хиëко крепко сжимает свою руку. — А эта свинья каким образом там засветилась?       Нагито смущëнно улыбается на оскорбление.       — Присутствие Микан объясняет теорию о том, что наших одноклассников уже давно удерживают в Фонде.       — Полная околесица, — Хиëко громко хлопает чашкой по столу, отчего та чудом не идёт трещинами. Пеко смотрит на это со смесью равнодушия и смирения, граничащего с зарождающимся раздражением. — Нет никаких доказательств.       — Конверт уже наводит на подозрение. И фотографии из секретных архивов. Микан на месте убийства. Всё слишком странно.       — Предположим, наша теория верна, — Фуюхико недовольным взглядом сверлит мятный зубчатый лист в чае. — Что дальше?       Тишина повисает густой ватой. Только та начинает неестественно гнить, сжимаясь всё сильнее и медленно убивая их. Хаджиме уверен, что обычным ножом, который покоится недалеко от Пеко, можно разрезать напряжение.       — Явиться в Фонд?       — А потом опять проснёмся на острове. Знаем, проходили, — ядовито цедит Казуичи под весёлые смешки.       — У нас нет вариантов, — беспечно заявляет Хаджиме. — Больше нет.       Он оглядывает знакомые лица, замечая, как они изменились: не только с возрастом и бесконечной усталостью, но ещë и потому, что история Осколков никогда не будет забыта.       — Любишь риск? — с двойным подтекстом интересуется Хиëко (Нагито давится смехом). — Тогда иногда и мозгами шевели.       — Прятаться всё равно не получится.       И никто больше не спорит.

***

      — У тебя милый браслет, Нагито, — перед уходом говорит Соня.       Её ждут на улице — было решено не оставаться в одиночестве. Нагито очень медленно обувается, чтобы отсрочить расставание с людьми, с которыми его опять свела глупая случайность. Ну… ещё и потому, что они с Хаджиме должны вернуться в один номер. Это тоже сильно бьёт по голове.       Неприятное волнение щекочет лëгкие.       — Спасибо.       — У Хаджиме он тоже милый, — с мягкой улыбкой добавляет она и выходит.       Нагито рефлекторно поднимает ладонь вверх, чтобы притормозить её, однако тут же беспомощно опускает.       Да, верно.       У Хаджиме тоже милый.

***

      Разумным ли было решение появиться в Фонде с такими тяжёлыми мыслями в голове?       Нет, не разумно.       Послушались ли они голосу разума?       Нет. Совсем нет.       Нагито натянуто улыбается, чешет нос резкими, нервными движениями, пока Хаджиме на фоне устало вздыхает.       И ни единого, сука, намёка.       Что ему сделать? Станцевать с бубном? С большей вероятностью зимы будут холоднее, чем Хаджиме наконец начнёт действовать не по ситуации. Конкретно в этом случае.       — Мне всё это не нравится, — делится Хаджиме с мрачным лицом. — Совсем.       — Знаешь, — Нагито расслабленно присаживается вплотную и — может, поможет — кладёт голову на напряжëнное плечо. — В случае чего я и второй раз влюбиться смогу.       Хаджиме громко сглатывает, медленно ведёт ладонью по его спине, чтобы обнять Нагито. И посылает электрический импульс, отравляющий кровь эйфорией:       — Хорошо. Я не против.       — Ну ещё бы ты против был, — Нагито смеётся, толкает его локтëм и хохочет сильнее с закатывания глаз.       Им вновь приятно, почти сахарно (но не приторно) спокойно.       …Тем же вечером Нагито взбалтывает в стаканчике молочный коктейль. Стенки морозят кожу, отчего он несколько раз перекладывает его в другую руку.       Хаджиме с усмешкой наблюдает за бессмысленными действиями, иногда вздëргивая бровь, когда встречается взглядом с Нагито. Предстоящие события пугают до дрожи, до желания испариться, развеяться прахом над морем — так будет лучше, надëжнее, проще.       Нагито отвлекает себя совсем уж скучными вещами: лежит на кровати, разглядывает пустой холодильник, задевает Хаджиме глупыми вопросами, пока тот натянуто улыбается, вздрагивая от громких звуков.       — Не думаю, что что-то пойдёт не так, — утешает Нагито, пока с самым заинтересованным видом тычет трубочку в густой шоколадный коктейль. — Мы все научены трагедией, кто-то да не допустит повторения.       — Кто-то — это баловство. Ненадëжное, к тому же, — в полушутливой форме отвечает Хаджиме и, поймав лукавый взгляд серых глаз, старается не улыбнуться.       Ему страшно до ядовитого воздуха в груди. А корни волос знакомо шевелятся от тревоги, твердеют, почти встают дыбом. Хаджиме часто чешет зудящую голову, не замечая, как под ногтями скапливается кровь.       — Вспомни, что было во время убийственной игры, — Нагито вытаскивает трубочку, на конце которой остаётся густой коктейль кофейного оттенка. Он, не задумываясь, вылизывает его языком, победно улыбаясь, когда в его кожу впивается взгляд Хаджиме. — Я думаю, что всё будет хорошо. Веришь мне?       Хаджиме неуверенно кивает и дëргается, когда Нагито с зажатой трубочкой между губ садится к нему на колени.       — Ну вот, — едва слышно говорит он, — коктейль закончился.       Хаджиме смущëнно кивает, поглаживает чужую талию и смеётся — трубочка иногда колет его щëку.       — Ты всегда можешь взять другой, — напоминает он и легко выуживает её из зубов Нагито.       — Не хочу, — Нагито пытается схватить трубочку обратно, но замирает под пристальными тëмными глазами.       Вместо трубочки Нагито ловит губы Хаджиме.

***

      — Умирать — так с музыкой, — позитивно улыбается Ибуки с покрасневшими глазами.       — Когда-нибудь это закончится, — бормочет Казуичи с напряжëнным видом.       — Это свинья виновата, — Хиëко подбирает кимоно — неизменный за все годы стиль — и неестественно кривится.       — Может, получится как-нибудь договориться… — губы Сони дрожат: то ли пытается ободряюще улыбнуться, то ли презрительно ухмыльнуться.       — Всё в порядке? — Пеко игнорирует фоновый шум, разглядывая задумчивого Фуюхико.       Тот подмигивает ей. Впрочем, видно, как он уже ни в чём не уверен.       — Ужасно, — Нагито елозит руками с бурыми прожилками по своим волосам. — Опять мозгами шевелить.       — Ты ими никогда не шевелил, — бросает Фуюхико под ироничные смешки.       — Истину глаголишь.       Хаджиме ойкает с мягкого толчка в голень.

***

      В Фонд они прибывают в почти убитой атмосфере горечи и неизбежности. Прятаться — не вариант. Убегать — глупо и небезопасно. Бывшие Осколки привыкли идти до конца.       Хаджиме незаметно цепляется за ледяную ладонь Нагито, давит её до наверняка смещения суставов — те ощутимо перемещаются под кожей. Нагито, однако, из-за адреналина не замечает этого. Смотрит с усталостью, апатией и отчаянием на огромный билборд. На нём яркими картинками выжигаются знакомые и не очень лица: Макото Наэги, Кëко Киригири, Аой Асахина и, возможно, их коллеги.       Хаджиме даже хочет сказать «история циклична», однако потерянно молчит, задыхаясь от жëлтых цветов в лёгких. Ему тошно и страшно до дрожи. Он в огромной, бесконечной панике; ему хочется драть волосы, забиться в угол и пожелать окончания этого кошмара, а потом опять выдирать клоки с головы и чесать до кровавых полос бугристый шрам.       Бьякуя, стоящий неподалёку, с перекошенным лицом неотрывно смотрит на экран. Кажется, даже его очки трясутся в ярости и бессилии — ничем не помочь.       — Отдайте нам Осколки, — вещает Монокума со знакомым бокалом пляжного напитка в лапе. Да как она вообще держится… — И мы закончим убийственную игру.       Ледяной взгляд моментально ввинчивается в их макушки. Хаджиме ощущает на спине длинные чëрные волосы, вздрагивает, бьёт себя по плечам — и опускает их, когда не находит никаких отголосков прошлого.       — Я бы с удовольствием отдал вас, — злостно кричит Бьякуя, приближаясь к ним. Люди, стоящие рядом с ними, благоразумно отступают. — Но второй трагедии мы не переживëм.       Тут же на билборде в насмешку высвечиваются испачканные в крови лица бывших Осколков. Хаджиме со свистом вздыхает, судорога обхватывает его плечи и жестоко их подбрасывает.       Даже обычно вежливая Соня выругивается, прикрывая ладонью открытый рот. Бьякуя психует по-прежнему: с кем-то пытается созвониться, морщится от каждого кадра и громко дышит, когда видит своих.       — Можно ли туда попасть? — Хаджиме отмирает, освобождает руку, оставляя Нагито в стороне.       Бьякуя внимательно и настороженно следит за его неуверенной походкой и механически кивает.       — Вас там ждут.       Если спросить Хаджиме о самых безумных поступках, которые он вытворял, это будет, несомненно, спонтанный поцелуй с Нагито, когда они гуляли по госпиталю, а ему просто показалось уместным поцеловать разговорчивого собеседника.       И второй наступает прямо сейчас.       — Нам правда придётся туда идти? — Пеко меланхолично окидывает беглым взглядом здание, вздыхает так, будто её попросили выйти в магазин за творогом и добавляет: — Ужасно.       — Сумасшедшие, — тянет толпа, отходя всё дальше и дальше от них. — Больные.       Хаджиме истерически улыбается. Неизбежность отвратительно упивается его слабостью и неверием.       — Нет, — Бьякуя немного успокаивается и в защитном жесте выставляет руку, запрещая движение. — Не тупите.       — Бьякуя Тогами, — алый гипнотический глаз Монокумы приближается к экрану. — Ты так уверен?       — Твою мать, — цедит Казуичи, запутываясь пальцами в выцветших волосах.       — Я не собираюсь разговаривать с придурком, — Бьякуя искусственно улыбается.       Хаджиме хочет постучать кому-нибудь из них по голове, а потом сказать «сиди, я открою». Потому что сейчас бросать очевидные провокации смерти подобно. Но Бьякуя далеко не глупый молодой человек (пусть и психованный в данный момент). Он делает это явно неспроста.       Монокума молчит — кадр сменяется на Макото и Аой. Те смотрят на что-то пугающее, что недоступно для обычных зрителей и прохожих, чьи ноги приросли к земле из-за непонимания и страха.       — Отдайте Осколки. — Повторяет механический голос, и экран потухает.       Бьякуя сжимает кулаки и нервно ходит из стороны в сторону. Хаджиме готов поставить что угодно на то, что он слышит мысли, двигающиеся в безумном течении.       — Бьякуя, — он осторожно приближается к нему и больно сглатывает, замечая злобу в красных глазах. — Больше нет вариантов.       — Я знаю, — неживым голосом бросает он. — Если отдать ещё и вас, миру конец.       Хаджиме ëжится. Сердце оглушительно затыкает уши, царапает корень языка, отчего тошнота усиливается с каждой минутой.       — Ты знаешь, кто за всем этим стоит?       Бьякуя пронзает его льдинами в тëмных глазах. Изучает, щурится сквозь стëкла очков.       — Как и в прошлый раз — новый управляющий Фондом.       — Все наши уже там, — Фуюхико монотонно чешет щëку. — Остались только мы.       — Начали за здравие…       — И закончим за упокой.       Бьякуя кривляется и дëргается от звонка. Всё время, что он висит на линии с неизвестным, его лицо выражает смятение с отголосками ужаса. Он отвечает ëмкое «понял» и говорит уже остальным:       — Сейчас разгонят толпу и оградят это место. Нет нужды лезть внутрь. Их вытащат.       — Кто?       — У Фонда много ответвлений, — поясняет он, застывая в напряжëнной позе. — И, захватив одно, они не смогли воздействовать на остальные автономные.       — А есть гарантия того, что их там… типа не грохнут? — Казуичи неловко улыбается на свирепые взгляды.       — Есть, — Монокума вновь возвращается на экран и приветливо машет лапой. — Или нет. Как повезёт.       — Повезёт… — повторяет низким голосом Бьякуя.       — Если бы был выбор, — насмешливо вещает медведь, — я бы первым делом отправил на эшафот Макото Наэги.       Взгляд Бьякуи предсказуемо стекленеет. Все краски, словно живые, текут по его лицу, оставляя нездорово бледный цвет — бумага ярче.       — Погодите-ка! — Монокума хохочет. — У меня есть этот выбор!       И экран издевательски потухает.       — Нас там убьют, — озвучивает очевидную мысль Пеко, тяжело вздыхая.       — Мы нужны им живыми, — парирует Нагито. — Так что…       — Верно, — Хаджиме оборачивается к Бьякуе — у того бешеный взгляд, направленный в билборд. — С нами ничего не случится. А вот другие…       — Нет, — отстранëнно отклоняет он. — Не нужно давать им преимущество.       — Ты же сам понимаешь, что в таком случае возможно. — Хаджиме спокойно разводит руками в стороны. Тонко намекает на неизбежность смерти.       — Нет, — упрямо цедит Бьякуя и вновь отвечает на звонок.       Хаджиме догадывается, что никого, кроме Осколков, больше не впустят. Да и сам Бьякуя наверняка знает об этом, поэтому стоит перед высоким зданием, а не внутри него.       Он трëт виски, разгоняя болезненные толчки и пульсацию. Нагито сбоку о чём-то говорит с гражданскими, и те шарахаются от него с презрительным «чокнутый». Что-то и вправду не меняется.       История уродливо циклична.       В атмосфере витают бордовые оттенки. Они плëнкой ложатся на присутствующих, грубо обволакивают их лёгкие, душат огненным пожаром страха и адреналина.       — Бьякуя, — пробует Хаджиме вновь, — ты и сам всё прекрасно понимаешь.       Бьякуя взирает на него не как человек, работающий на Фонд с подросткового возраста. В нём уязвимо пылает ужас наравне с истерикой, которая находит выход в резких движениях и красных от напряжения глазах. Ему… жаль его.       — Думаешь, я не хочу пойти? — едва слышно спрашивает он. Его кадык часто дëргается, а челюсть выделяется с каждым вдохом сильнее.       — Позволь нам. И с ним всё будет хорошо. С Кëко и Аой тоже, — добавляет Хаджиме, шарахаясь от глубокого взгляда, которым одаряет его Бьякуя.       — Я не могу, — Бьякуя дëргается активнее от всполохов на билборде. Те, правда, светят экраном смерти, но даже этого хватает для мороза по коже.       Хаджиме разворачивается и направляется в сторону грузного высокого здания, которое напоминает мрачную глыбу. В ней, наверно, можно обморозить пальцы и своё сердце.       — Хината, — рявкает Бьякуя, нагоняя его в два широких шага. — Я. Сказал. Нет.       — Ничего не случится, — уверяет Нагито, появившийся из ниоткуда. — Мы всё сделаем.       — Вы уже сделали, — ядовито откликается он без смущения или неловкости.       — Как грубо, — фырчит Нагито и, схватив Хаджиме под руку, тянет его к себе. — Убийственную игру можно закончить только изнутри.       — Они закроют её и без вас, — жёстко отрезает Бьякуя, однако ближе не подходит — не боится, скорее, пытается надавливать издалека. Иначе будет хуже. — Не дëргайтесь.       Он вновь отвечает на противный звонок и опять злится, возвращая к своему лицу красные пятна ярости.       — Идём. Силой он нас не удержит, — объявляет Нагито.       Остальные неуверенно переминаются на месте, смотрят с восторженным ужасом на здание, и всё же делают первые шаги. Бьякуя замолкает и выругивается сквозь зубы в ту же секунду.       — Психи, — он беспомощно взмахивает руками, трëт глаза и нагоняет их, однако весёлый голос останавливает его.       — Да ладно тебе, Бьякуя, — Ясухиро широко улыбается и кладёт руку на плечо брезгливого Бьякуи. — С ними Макото, если что, всё обойдётся.       — Мне дали приказ — не пускать их, — Бьякуя беззастенчиво хлопает по чужой ладони и выворачивается из объятий.       — Оставь, — мужчина в угольно-чëрном костюме приближается к ним и хмуро осматривает положение. — Осколки не тронут. И мы выиграем время.       — Это безумие, — настаивает Бьякуя, смотря им в спины. — Опять Наэги не сиделось спокойно.       Мужчина сухо хмыкает.       — Те, кто это сделал, всё контролировать не могут.       — Всё будет в порядке. — Добавляет Ясухиро с солнечной ухмылкой.       Бьякуя недоверчиво сжимает губы и отворачивается от билборда.