Твои стоны будут громче

      — Плохое настроение?       — Отвратительное.       Они остались в сауне вдвоём. Это, по идее, должно было повлиять на расположение духа в лучшую сторону, но ничего, кроме глухого раздражения, Аверис не ощущала. Вечер не задался с самого начала хотя бы потому, что на сегодняшней встрече собралась вся военная верхушка Дотенстга́ра, а это никогда, никогда, чёрт возьми, не сулило ничего хорошего. Собственно, ничего хорошего и не случилось — Аверис понятия не имела, что на этот раз не поделили Аллен и Миркеа, однако их очередная стычка стоила разрушенной мужской парилки.       Стоила того, что париться пришлось, блять, всем вместе. Всем, сука, вместе. И если мужской части их «дружного» коллектива было достаточно накинуть на бёдра хоть какой-нибудь кусок ткани, а простодушная отбитая Джелеси не видела ничего зазорного в том, чтобы посветить перед ними промежностью, то Аверис не могла похвастать ни тем, ни другим — и весь час просидела, кутаясь в сраное полотенце и выдерживая чинную позу вместо того, чтобы развалиться на скамье как следует.       Злилась ли она? Определённо.       Потому что дальше стало только хуже.       Устроивший весь спектакль Аллен, разумеется, в парилку не заявился. Как разумеется и то, что не пришёл и Элмер: его задачей теперь стоял не отдых, а миссия отвадить своего буйного санка́рра от новых разрушений, и таким образом отпадало сразу два человека, с которыми она могла хоть как-то скрасить посиделки-потелки. Потом слилась и Мари: эта единственная поступила мудро и сразу же отказалась от совместной бани, словно заранее зная, что никакого релакса не получит.       Аверис, конечно, терзали такие же сомнения, но желание расслабиться оказалось сильнее и она решила попытать удачу.       Чтобы в итоге всё время просидеть в углу вместе с такой же наежиненной Энрейдж, буравя глазами непозволительно весёлую шайку Гормана напротив и думая о том, что ситуация, конечно, патовая, но она скорее сдохнет, чем уйдёт раньше их и так и не вырвет себе хотя бы пары минут нормального отдыха. Без грёбанного полотенца и чужих ехидных взглядов.       Благо что обошлось без комментариев. Иначе и женская часть сауны отправилась бы в небытие.       Тут спасибо следовало сказать Прайду. Он находился в компании Гормана, и только это заставляло старого ублюдка держать язык за зубами. Жаль, платить за это приходилось ответным молчанием (плюс ещё одна причина злиться — элементарно даже не выпустить свою злобу!): по настоятельной просьбе всё того же Прайда не провоцировать и по той простой причине, что он сидел не с ней.       Не, сука, с ней.       Какая там причина злиться? Сто двадцатая?       Лишь врождённое упрямство позволило высидеть это мучение до конца и таки дождаться, когда Горман унесёт свою тушу восвояси, а вслед за ним и остальные.       Кроме Прайда. Но это, опять же, не вызывало абсолютно никакого облегчения.       Потому что он был пьян.       Слегка пошатываясь, Прайд подошёл к её скамье («Надо было забираться наверх», — мрачно подумала Аверис), присел и подхватил её руку, совершенно не обращая внимания на то, с какой старательностью она вцепилась в доски. Аверис помрачнела ещё сильнее: будь проклята твоя сила и твоё состояние несостояния, не позволяющее заметить, что на разговор она вообще-то не настроена.       Губы Прайда между тем невесомо коснулись её пальцев, а затем внутренней стороны ладони.       — Расслабься, — пробормотал он в неё, стреляя весёлым взглядом, — все уже ушли.       — И тебе лучше последовать их примеру, — огрызнулась она и выдернула ладонь. — Выйди и закрой дверь с другой стороны. Я хочу побыть одна.       Она понятия не имела, сколько они выпили, даже несмотря на то, что пили они при ней. Сейчас же, по завершению попойки, оценить масштаб катастрофы тоже не представлялось возможным: ни пол, ни другие скамейки не знали на себе присутствие мусора, банки из-под алкоголя они, видимо, выкидывали сразу в карман (и не дай бог это твоё пятое измерение оборудовали под свалку, ужалила злая мысль). Спасибо хоть, что баловались я́мисом, а не чем покрепче: Аверис хорошо помнила, в какие дрова пришёл однажды Прайд после такой же банной посиделки, но под аккомпанемент нао́та.       Вообще в обычной жизни вот этой огромной горе мышц, сейчас в задумчивом непонимании разглядывающей свою опустевшую ладонь, для опьянения следовало выпить охренеть как много — намного больше, чем запасались на корпоративы. Но от густого спёртого воздуха сауны покруживалась голова даже у абсолютно трезвой Аверис — у подвыпившего разума Прайда уж точно не было шансов.       — Какая ты злая, — наконец осмыслил реальность Прайд. — Обижаешься на меня?       — Нет.       Вроде правда, а вроде и нет.       Аверис отвернулась, поджала губы: она прекрасно понимала, что если бы Прайд выбрал её компанию, она бы точно сцепилась с Горманом и имела риск разнести тут всё к чёрту, но дурацкой обиды это не умаляло. Просто... господи, как же она не любила их корпоративные сходки! Только хорошая компания гасила ненависть к ним, но сегодня, будь всё проклято, никакой хорошей компании не случилось, и... Так. Хватит. Для надёжности тряхнув головой, Аверис вернулась к Прайду раздражённым взглядом. Сейчас «хорошая компания» уже ничего не исправит — так какого чёрта он ещё здесь делает?       — Я же сказала тебе: уйди. По-хорошему пока прошу.       — А как будет по-плохому? — ухмыльнулся Прайд.       Аверис выгнула бровь. Вкупе с тенью на лице получалось до того устрашающе, что она сама почувствовала исходящую от себя гробовую ауру.       — Ладно, ладно, не злись, — тут же капитулировал Прайд и предпринял новую атаку на её руки, в этот раз захватывая сразу обе. — Хочешь, подниму настроение?       На языке загорчил язвительный ответ, но Аверис, чувствуя, что от него заведётся только сильнее, сумела промолчать. Она прикрыла глаза, втянула носом воздух — успокойся, успокойся.       Пахло сухостью и солью, и лишь чуть-чуть на фоне этого тяжёлого сочетания просачивался запах алкоголя. Что ж, пьян он, судя по всему, и вправду несильно. Хотя и достаточно, чтобы продолжать капать на нервы.       — Нет, — ответила она ровно.       Прайд задумчиво опустил глаза в пол. Её руки по-прежнему находились в плену его хватки, и, несмотря на то, что она была несильной, как раньше разрывать её Аверис не торопилась. Сам как-нибудь справится. Тем более что-то подсказывало, что её успокоившийся тон наконец подтолкнёт Прайда к выходу.       Именно это и случилось. Не сказав ни слова, Прайд отпустил её запястья и пошёл к двери. Там — видимо, в сомнениях — застыл, но у Аверис не было никакого желания напоминать о своём существовании и помогать ему сделать последний шажок. Она слезла со скамейки, с наслаждением потянулась: наконец-то одиночество! И наконец-то минус ты, дурацкое полотенце, с ухмылкой опустила глаза на грудь.       В этот момент со стороны двери раздался какой-то странный звук, а краем глаза Аверис заприметила не менее странную слабую вспышку — как от какого-нибудь заклинания или... печати?       Аверис вперила остекленевшие глаза в спину Прайда, и тот, словно ощутив её взгляд, заговорил:       — Не хочу туда возвращаться. Заебался слушать их болтовню о службе. Вот о чём о чём, а о работе я предпочитаю говорить только на работе. Не хочу. Хочу остаться с тобой.       Могло бы претендовать на статус милого, если бы в следующую секунду Прайд не повернулся к ней с далеко не милой усмешкой и далеко не невинным блеском в глазах, от которого Аверис, расправившаяся было с полотенцем, медленно вернула его обратно.       — Прайд, — протянула предупреждающе.       И имела неосторожность сделать шаг назад.       Прайд тут же оторвался от двери и пошёл навстречу. Очень быстро и очень стремительно: Аверис успела только разозлиться на то, что дала слабину, как он уже оказался рядом с ней, благо что остановился и не стал впечатывать в бортик скамьи.       Или не благо, пришлось поправиться, когда Аверис заметила, что его внимание остановилось на полотенце.       — Брось. Я же не они, — кивая себе за спину, протянул он с наигранной обидой и абсолютно ненаигранной в своей бесстыжести улыбкой. — Имею право полюбоваться.       Полюбоваться он собрался. Ага, как же. Аверис сильнее стиснула полотенце в кулаке и уставилась на Прайда в сочетании шока и испуга: он сейчас, чёрт возьми, серьёзно?       — Мы не будем трахаться здесь, — прошептала она на выдохе.       Прошептала?..       Какого чёрта случилось с её голосом?! Лицо Аверис исказила беспомощность: чёрт возьми, она должна была осечь его, чтобы даже думать о таком не смел, а на деле получилось так жалобно, что... пиздец! Нет, нет, нет, это возымеет совершенно не тот эффект!       Прайд сделал шаг навстречу, и Аверис была вынуждена отступить. Сука, прошила её бессильная злоба, а ну прекрати загонять в угол!       — Почему? — ровный вопрос. Не издевательский, но и без удивления: понимает прекрасно, почему!       — Ты серьёзно?! — снова жалобным шёпотом.       Прайд наконец соизволил оторвать взгляд от груди и посмотреть ей в глаза. Сосредоточенно. Деловито. Смотря в ответ по-беспомощному неверяще, Аверис уперлась поясницей в скамью, бездумно пошарила по ней свободной ладонью и подумала, что теперь действительно выглядит как жертва, загнанная в угол хищником.       «Блять...» — успела она посетовать за мгновение до того, как Прайд подхватил её на руки, усадил на скамью и тут же придвинулся вплотную, для надёжности упираясь ладонями по обе стороны. Впрочем, то, что она не сбежит, Аверис уже и так поняла.       Прайд наклонился к уху, потёрся своей щекой о её.       — Я хочу тебя, — выдохнул хриплое и заставившее всё внутри Аверис поджаться. — Горман жаловался на какую-то херню. Эрд рассказывал про свой сраный конфликт, который вытрахал мне мозги, вспоминал времена восстания. А я сидел и думал только о том, как же сильно хочу тебя трахнуть...       Перешедший к концу на низкий, вяжущий шёпот, Прайд обжёг им до внутренний дрожи. Или не такой уж и внутренней, уставилась Аверис на свою судорожно вздымающуюся грудь.       Думал только о ней, значит? Хах, то-то же он не особо участвовал в разговорах...       Прайд отстранился, поддел пальцем её подбородок, и Аверис покорно задрала голову и встретилась с ним глаза в глаза. Без улыбки на лице и с голодным блеском глаз он смотрелся очень... очень. Аверис кое-как заставила себя сделать вдох, тут же плывя от его возбуждённого горячего запаха.       — И когда ты только успел так завестись... — едва шевеля губами, выдавила она. Прайд хмыкнул.       — А мне не надо много времени. Всё из-за тебя. Ты... — он накрыл ладонью её щёку, медленно начертил линию большим пальцем. Вдруг улыбнулся удивительно нежно для своего желания немедленно потрахаться и покачал головой: — Ты такая красивая. Если б ты только знала, какая.       Либо его ладонь вдруг начала ощущаться ещё горячее, либо... нет. Ладонь. Думать о том, насколько у неё сейчас запылали щёки, Аверис очень не хотелось.       Господи.       Засранец.       Смущённая, Аверис опустила глаза и чуть расслабила хватку на полотенце. Прайд словно этого и ждал.       — Особенно в этом, — невесомым прикосновением он мазнул другой рукой от пупка до груди. Издал невесёлый смешок: — Блять. Я правда не думал, что совместная парилка выльется в такое испытание. Как же было невыносимо смотреть на тебя в этом грёбанном полотенце... и как же сильно я хотел его снять.       Он схватился за край рядом с её ладонью и сжал так, что Аверис ясно поняла: не пересилит. Если решит сдёрнуть с неё этот последний островок защиты, она ему никак не помешает.       Хах. «Если»? Она серьёзно думает, что существует хоть одна параллельная вселенная, в которой он в этот момент отступит?       Иногда Аверис поражала собственная наивность.       Хватка Прайда стала жёстче, и Аверис уже начала прощаться со своим подобием одёжки — как вместо того, чтобы избавиться от полотенца, Прайд вдруг наклонился, заглядывая ей в глаза.       — Разреши мне.       Спрашивая.       Хах. Чёрт...       Аверис перевела нечитаемый взгляд ему за спину. На дверь наложено запирающее заклинание, и без танцев с бубном посторонние его не вскроют, в этом сомневаться не приходилось. Но сами посторонние от этого никуда не девались. И в любой момент им снова могло приспичить желание попотеть.       А тут будут потеть они. Громко и очень неприлично.       Аверис не было никакого дела, что о ней думали нерадивые коллеги, однако чего она точно не хотела, так это выносить свою личную жизнь на обсуждение. Особенно на такое.       С другой стороны...       Сглотнув, она уставилась вниз — туда, где Прайд уже уютно обосновался между её ног. Картина не раз увиденная, но, господи, какая же... красивая. Правильная. Она проследила взглядом выше: влажный блеск кожи, мерно вздымающаяся грудь, напряжённость мышц — в пальцах зазудело желание коснуться, чтобы убедиться в их стали, — капельки пота. Застывшие. Резво стремящиеся вниз, потревоженные тяжёлым вздохом. Аверис вдруг представила, как ловит их языком и вырисовывает узоры на этом безумно красивом теле, очерчивая каждый изгиб стальных мышц, упиваясь ощущением соли, влаги, потрясающей твёрдости и сумасшедшего жара, пока руки Прайда в это время жадно оглаживают каждый её сантиметр и...       Чёрт, пропади всё пропадом!       Аверис вскинула на него раздражённо загоревшиеся глаза и, прошипев:       — Ублюдок, — впечаталась в губы злым поцелуем.       Прайд не бездействовал и секунды. Он тут же смёл полотенце в сторону, схватился обеими руками за бёдра и дёрнул на себя, вминая в тело с такой силой, словно ждал этих прикосновений не меньше тысячи лет. Аверис даже почудился рык, от которого в колени вдарила слабость: боги, как же он её хотел.       И как же хотела его она.       Аверис обняла его за шею, придвинулась ещё теснее, и соприкосновение их влажных горячих тел прошило наслаждением до кончиков пальцев. Лёгкие горели от раскалённого воздуха, температура душила, в сауне мгновенно стало на десяток градусов горячее, хотя изменилась всего одна деталь — расстояние между ними. Возможность касаться.       Возможность целовать до беспамятства, прижимать до стонов и вымещать бесконечную одержимость друг другом.       Когда Прайд, оставив в покое её припухшие губы, такими же жадными укусами припал к шее, Аверис позволила себе усмехнуться: если бы сегодня он всё-таки выбрал её, а не шайку Гормана — видит Шехра, опасаться следовало бы не разрушений, а того, что они не выдержат и потрахаются у всех на глазах. Она бы даже не отказалась посмотреть, каким отвращением перекосило бы рожу Гормана, до сих пор не прекращавшего брюзжать, что Прайд поехал крышей, раз влюбился в неё.       Раз желал настолько, что страсть затмевала разум и он собирался взять её прямо здесь, как подросток заперевшись в комнате, пока под боком текла другая, обычная, ни о чём не подозревающая жизнь.       Хах. А ведь именно здесь, в этом проклятом штабе для военной верхушки, в котором никогда не случается ничего хорошего, не далее как пару лет назад он заявил, что она абсолютно неинтересна и не стоит его внимания. И что теперь? Аверис со смешком запрокинула голову, выпятила грудь, и Прайд моментально опустился к соскам, целуя, слизывая пот, одной рукой массируя с умопомрачительной цепкостью, а другой жёстко надавливая на спину, чтобы она была ещё ближе. Во всех его движениях царили не свойственные обычно спешка и беспокойство, граничащие с дикостью, ему хотелось всего и сразу, и он метался от губ к шее, обратно, целовал, кусал, виновато зализывал следы зубов, чтобы тут же оставить новые, вдавливал в себя, обжигая сумасшедшей температурой кожи, и одновременно сам поддавался вперёд, нависая. Под гнёт его безудержного настроя оставалось только подстраиваться — на ответную дикость не было элементарно мысли, идеи, которую Прайд забирал вместе с остатками контроля.       Ох, да. Она определённо переставала себя контролировать. Чем дальше, тем меньше в разуме оставалось места под мысли о жёсткости скамьи, неудобной позе — Прайд напирал так, что впору было лечь, однако ладонь на спине этого категорически не позволяла — и о том, что они... не дома. Не одни. Их могут в любое время спалить. Замок не вскроют, но по звукам легко поймут, а они, дьявольски увлечённые друг другом, за собственным сорванным дыханием даже не услышат, что кто-то подошёл слишком близко.       Неправильно. Опасно.       Прайд вжался в её губы развязным поцелуем, потёрся крепким стояком о промежность, и Аверис замычала — но, господи, как же плевать!       Заведённая его похотью, она вцепилась ему в затылок, прикусила губу и тут же попыталась отстраниться, уверенная, что раззадорила сильнее. Да, с удовлетворённым стоном зажмурилась секундой позже, когда Прайд за шею придвинул обратно и поцеловал алчно, дико, одурманивающе глубоко, заставляя забывать, что можно — и нужно — дышать. И что вообще-то она не подписывалась на покорность — просто, кроме как на неё, уже ни на что не хватало сил. От напористого поцелуя и пышущего жаром тела, которое накрывало, казалось, каждый сантиметр кожи, создавалось ощущение, что её бросили в жерло вулкана, и куда ни кинься, везде — жарко, душно, обжигающе-плавяще до головокружения. Аверис обмякла в чужих руках, сбавила сопротивление, и это остудило Прайда, превращая ласку из безудержной в спокойную.       Он медленно оторвался от её губ. Отстраняться не стал, и Аверис, с трудом приоткрыв слипающиеся влажные ресницы, уставилась на него ничего не соображающими глазами. Прайд отвечал такими же — тёмными, расфокусированными, едва выхватывающими реальность. Столь завораживающими, что Аверис не сдержала порыва: протянула ладонь к щеке и невесомо огладила мокрую кожу. Пальцы Прайда, до этого крепко вцепившиеся ей в шею, наконец ослабли, а затем подарили такое же нежное поглаживание. Аверис позволила себе слабый смешок: какую же власть над ним она имела.       — Ты любишь меня? — спросила она, совершенно не удивляясь мокрой хрипотце своего голоса. Спасибо на том, что вообще смогла заговорить: от голодных поцелуев и ни на йоту не уменьшившейся духоты сауны лёгкие, казалось, готовы были отвалиться вместе со связками.       Прайд скользнул большим пальцем по её губам, оттянул нижнюю, всматриваясь при этом так пристально-заторможенно, словно никогда прежде не видел ничего подобного.       — Очень, — пробормотал отстранённо.       Поймав палец на полпути, Аверис обхватила его губами, опустилась сразу до костяшки и, бросив томный взгляд снизу вверх, облизала с тягучей неторопливостью. Взгляд Прайда мгновенно стал осмысленнее.       — Блять... — ни живым ни мёртвым голосом прохрипел он. — Бестия, — добавил потяжелевшее следом, когда Аверис вдобавок начала двигать головой. И вдруг — усмешка: — И этот человек недавно возмущался, что не станет трахаться в сауне.       О, ну конечно, Прайд не был бы Прайдом, если бы не решил поиздеваться. Закатив глаза, Аверис соскочила с пальца, выпрямилась, встретила чужой повеселевший взгляд своим максимально недовольным.       — Мне поиграть в недотрогу? — поинтересовалась въедливо. Прайд пожал плечами:       — Поиграй, если хочешь. Мне ты нравишься в любом амплуа. — И вдруг, резко придвинувшись, с улыбкой добавил: — И трахну я тебя тоже в любом. Вне зависимости от того, сама ты наскочишь мне на член или будешь изображать сопротивление.       Аверис пришлось опереться на локти, чтобы без потери равновесия уткнуться стопой в кое-чьё до сих пор перевязанное полотенцем бедро и процедить:       — Второй вариант.       — Вот как?       Прайд шире ухмыльнулся, словно именно такого ответа и ждал, и у Аверис засосало под ложечкой: ничего хорошего такие ухмылки никогда не несли. Ну, в том плане, что «хорошее» — это позволяющее ей остаться при своём.       При своём она, притворяясь нехочуйкой, никогда не оставалась.       Прайд схватил её за щиколотки, несильно, но требовательно потянул к себе. Игра в сопротивление обязывала сопротивляться, но Аверис что-то совсем не хотелось проезжаться спиной по доскам, поэтому она сама поддалась навстречу и позволила ему закинуть ноги себе за поясницу.       — Сядь, — ровно и в то же время до одури железно — так, что аж пересохло во рту. Прайд нырнул ладонью ей за шею, рывком заставил выпрямиться, и Аверис почти уверилась, что превращать её «не хочу» в «хочу-сука-немедленно-и-прямо-сейчас» будут грубой силой — как Прайд прижался к ней удивительно мягким поцелуем.       Она забыла, как дышать. То ли от растерянности, то ли потому, что язык с такой осторожной неторопливой леностью проходился по пульсирующим губам, словно хотел их залечить. В контрасте с предыдущими укусами ощущалось как сон, которому не было ни единого шанса не поддаться. Аверис прикрыла глаза и потянулась навстречу с ответной нежностью: ладно, чёрт с ним, с твоим сопро...       Что-то ледяное коснулось промежности, заставляя Аверис распахнуть глаза и протестующе пискнуть в поцелуй. Контраст температур натянул её как струну, толкнул было назад, отстраниться, как Прайд оперативно перехватил выгнувшееся тело и прижал к себе.       — Чш-ш-ш, — протянул с довольной усмешкой.       Желание в ответ на неё оскалиться выбило вместе с первым вошедшим пальцем. Тоже холодным, но уже не так сильно, как до этого, и опустившая голову Аверис подтвердила догадку: смазка.       — Сука, — нервно усмехнулась она Прайду, — мог бы и языком поработать...       — Боюсь, у меня не так много терпения.       Вздох от новых прохладных пальцев он схватил ртом. На место расслабленному веселящемуся настроению снова приходило то, первое, необузданное-голодное, и Аверис пришлось ухватиться за чужие плечи, чтобы не упасть под его давлением. Холод смазки растворился за считанные секунды — настолько плавило изнутри желание, разгоравшееся от каждого нового выверенного движения, быстрого, точного, потрясающе правильного и необходимого. Трахал пальцами Прайд отменно — прекрасно, мерзавец, знал, куда надавить, чтобы заставить её изнывать от желания.       Чтобы просить о большем, подумалось Аверис с жалобным мычанием, когда тело рефлекторно дёрнулось навстречу.       О недавнем выборе поиграть в недотрогу очень быстро забылось. К чёрту — её развозило слишком много факторов, чтобы собрать отключающиеся мозги в кучу и элементарно сообразить что-то недовольное, не говоря уже о том, чтобы сыграть. Особенно с учётом того, что губы Прайда давно потеряли ухмылку, а стискивал он её слишком жадно и требовательно для того, кто хотел продолжать издёвки.       Нет. Хотелось ему сейчас одного-единственного. И Аверис решила подтолкнуть его к главному, когда не с первый попытки, но всё-таки отвязалась от алчущих поцелуев и прошептала умоляющее:       — Возьми меня...       От чужой секундной паузы всё внутри пронзила дрожь, охватившая от головы до кончиков поджавшихся пальцев. Аверис так и застыла, слегка отстранившаяся, зажмурившаяся — каждым накалившимся до предела нервом ощутившая, как у Прайда сдали последние тормоза.       Ему всегда сносило крышу, когда она просила.       — Как пожелаешь, — опалил её низкий, до мурашек густой выдох.       Мгновение — на то, чтобы осмыслить и подобраться в томительном ожидании.       А потом Прайд снова впился в её губы и, дёрнув к краю, одним мощным грубым толчком вошёл до конца.       Боги.       Наслаждение вновь вытянуло её как струну, заставляя прижаться к чужой разгорячённой груди своей. Ведомая порывом, Аверис обхватила его щёки ладонями, втянула голову в плечи, вся сжалась, прошитая тягучей истомой, которая неосознанно толкнула дальше, навстречу, ещё ближе, хотя Прайд насадил уже до упора. Попыталась оторваться и сделать вздох, но безрезультатно: отпускать её Прайд категорически не хотел.       И давать время на то, чтобы привыкнуть, тоже. До скрипа вцепившись в доски, он вжал её в бортик скамейки и сразу перешёл на дикий темп — Аверис едва успела обнять его обеими руками и ногами, чтобы удержать себя на месте. С трудом вырвав из плена вконец опухшие губы, она откинула голову и гортанно застонала: господи, как же хорошо, как же, сука, хорошо!       Всё горело и внутри, и снаружи. Аверис казалось, что скоро на ней начнёт плавиться кожа — особенно в тех местах, к которым прижимался обжигающий рот Прайда. Куда ни кинься, за какое чувство ни зацепись, везде был жар: им пышало тело нависшего Прайда и его дыхание, опалявшее шею, хриплое, сорванное, до жжения на щеках блядское; он сухостью оседал в саднящей глотке и на мгновенно пересохших губах, застилал глаза потом, разум — ватной слабостью, почти что звенящей пустотой, перекидывавшейся на всё тело. Аверис его едва ощущала, как будто каждый толчок и следовавшая за ним волна удовольствия выдворяли сознание за его пределы.       — Я... сейчас упаду... — чувствуя, как руки начинают соскальзывать с чужой шеи, пробормотала она.       Прайд сбросил темп и тут же перехватил её под спину. Вовремя, потому что хватка Аверис окончательно ослабла и она безвольно обмякла в его объятиях, не в силах пошевелиться самостоятельно, даже когда он усадил её по-нормальному.       Голова кружилась. Аверис не меньше вечности фокусировала взгляд на лице Прайда перед собой и такую же вечность силилась выдавить из пылающих лёгких ещё хоть пару слов. Хватило только на сдавленное:       — Жарко...       — Жарко, — присоединились хриплым выдохом. Чуть прояснившееся зрение позволило заметить, что плечи Прайда на каждом вдохе вздымались так, словно он пытался захватить как минимум весь кислород в комнате. — Небольшой перерыв?       Не дожидаясь ответа, он завладел её губами и увлёк в ленивый, спокойный поцелуй, который в кои-то веки не выжигал лёгкие недостатком воздуха. Захваченная этой нежностью, Аверис нашла в себе силы улыбнуться и даже подарить Прайду невесомое прикосновение к щеке, от которого тот тоже расплылся в довольной улыбке.       А потом ушатом ледяной воды на них обрушился звук дёрнувшейся ручки.       Прайд и Аверис мгновенно застыли.       — Блять, — ругнулся по ту сторону мужской голос, — какой умник закрыл дверь? Думают, что раз они попарились, то всё, больше никому не надо?       — Аллен, — едва слышно выдохнула Аверис. Прайд хотел одарить её да-ладно-а-я-и-не-понял взглядом, как о себе заявил ещё один гость:       — Пойду попрошу у них ключ.       Элмер.       И вот это было уже не «плохо» — это уже был «пиздец», от масштабов которого аж зазвенело в ушах: и Элмер, и Аллен могли похвастать достаточным количеством мозгов, чтобы вскрыть печать Прайда так же просто, как тот её наложил, будь проклята общая для этих троих тяга к знаниям! И да, с одной стороны, спалиться перед ними хотя бы не так стыдно, как перед остальными; а с другой — Аверис всё-таки предпочла бы оставить всё в тайне!       — Не надо, я вскрою эту херню и так.       Сука! «Я тебя сейчас нахрен вскрою, Хартфорд!»       Или не его, а Прайда, который так и не сдвинулся с места. Аверис едва не задохнулась от возмущения: какого чёрта он так тупит?!       — Слезай с меня! — в панике шикнула она, для надёжности пихая идиота в грудь. Сдвинуть с места, разумеется, не получилось, но Прайд хотя бы проявил признаки жизни, мазнув по ней донельзя спокойным взглядом. То ли так ничего и не сообразившим, то ли, наоборот, сообразившим всё.       Внезапная усмешка Прайда проморозила насквозь. Аверис вдруг чётко осознала, что сейчас случится какое-то дерьмо.       «Ты же не собираешься им ничего отвечать, правда?..» — была робкая, задушенная мысль. Спустя мгновение она разлетелась вдребезги от громогласного:       — Занято, Хартфорд! Жди своей очереди!       ...       Пиздец. Пи-здец.       В повисшем оглушительном молчании Аверис не слышала даже стука собственного сердца. Она тупо моргнула, не до конца осознавая: Прайд сейчас... сделал что?       — Ты спятил?! — прошипела она. Прайд вернулся к ней, посмеиваясь, и Аверис аж поперхнулась: он ещё и веселился! — Какого хрена ты творишь?!       За дверью послышался натуженный кашель. Таким обычно прочищают горло, когда или не знают, что сказать, или готовятся как следует зарядить плевком в обидчика. Учитывая характер Аллена, сделать он мог и то, и другое.       — Только приберитесь после себя, — наконец изрёк он. — И времени вам — пять субъя́рсов. После них я вскрою эту дверь, даже если у вас всё будет в самом разгаре.       — Аллен! — возмущённо осёк его Элмер. — О Шехра, просто пошли уже! Ты ни в какой ситуации не можешь промолчать!       Когда звуки шагов стихли, Аверис уставилась на Прайда с нечитаемым выражением лица, не зная, что хочет сделать в первую очередь: или врезать за устроенное представление, или... Нет, всё-таки врезать. Чтобы как минимум стереть улыбку — где в этой ситуации, чёрт возьми, найти повод улыбаться?!       — Какого. Хрена. Это. Было? — процедила она. Прайд насмешливо приподнял брови:       — По-твоему, они пришли сюда — вдвоём — просто посидеть попариться?       — Да? Представь себе, не все такие озабоченные!       — О, Аллен так особенно. Самый невинный божий одуванчик во всём Дотенстгаре. Ни разу не затаскивал своего командира потрахаться в подсобке, не-а.       Открывшая рот для новых возражений, Аверис тут же его прикрыла. Осеклась. Перетасовала некоторые... намекающие события и поняла, что на различных сходках, как светских, так и не очень, от них обоих действительно разило друг другом и жаром слишком сильно для каких-нибудь гипотетических остатков запаха с прошлой ночи. И что Аллен не меньше её собственного ненавидел все эти театры лицемерия — но, в отличие от неё, себе ни в каких способах их скрашивания не отказывал.       Она вдохнула, выдохнула — и побеждённо осела плечами.       — Ладно, — протянула скисшим голосом, — твоя взяла.       — Разумеется, моя. Жертвовать своим весельем ради чужого я не подписывался. И отрываться от тебя не хочу. Очень, очень не хочу.       Он пробежался пальцами по её скуле, легонько надавил на губы, приоткрывая, чтобы через секунду проникнуть между ними языком. Спокойно, но терпко — напряжение внутри окончательно растворилось, тетива расслабилась, и Аверис, захваченная разлившимся по телу умиротворением, поддалась навстречу в желании большего. Прайд осклабился в поцелуй.       — На чём мы остановились, не напомнишь? — самодовольно проурчал он в линию челюсти.       — М-м-м... кажется, нам надо было остыть.       — Остыла?       — Более чем. — Аверис с невесёлым смешком провела пальцем по его груди. Как и ожидалось: от контраста температур кожа Прайда ощущалась как огненная, и тот, такой разницы не ожидавший, даже вздрогнул. — У меня из-за страха руки ледяные.       — Ничего, — он подхватил её ладонь, обдал жарким выдохом, на несколько долгих секунд прижался раскалёнными губами — Аверис замерла, от трепета в груди забыв, как дышать, и растерянная, и смущённая его заботой, — сейчас я тебя согрею.       Он закинул её руку себе на шею и вместе с очередным поцелуем возобновил движения внизу. По-прежнему глубокие, но — в этот раз плавные, сдержанные, они позволяли до мельчайших подробностей ощутить каждый момент сближения и расставания. Аверис откинулась на локти, закрыла подёрнувшиеся дымкой глаза: в таком ритме она чувствовала его умопомрачительно хорошо. Каждый толчок, каждое тягучее скольжение, каждый сантиметр его плоти, обхваченный её жаркой теснотой — боже, боже, боже... Тихо постанывая, Аверис откинула голову набок — и Прайд тут же скользнул языком по обнажившейся шее.       Мягко.       И в то же время так напористо, что от сомкнувшихся следом клыков перед глазами заплясали звёзды, а горло обжёг оборвавшийся вздох.       Чёрт.       Нежность в ласках Прайда граничила с желанием обладать, и это дурманяще-острое противоречие лилось отовсюду. Оно зудело в ладонях, которые невесомо считали позвонки, а затем с дурманящим напором смыкались на лопатках, им горели прикосновения губ, объятия, переплетения пальцев, его тело, донельзя напряжённое, почти что каменное, жаждущее ощущать её с такой алчностью и надрывом, словно она грозилась уйти, а он во что бы то ни стало должен был удержать её на месте.       Он хотел её. До боли, воистину до безумия, до того сумасшедшего напряжения, которое не нуждалось ни в словах, ни в зрении, чтобы оценить его масштаб, когда Прайд изо всех сил сдерживал клокочущее под кожей желание — и когда с каждым новым движением внутрь и каждым новым выбитым стоном ему проигрывал.       Осознание этого уносило прочь. Накрывало, как от худших наркотиков. Аверис готова была распасться просто от ощущения того, насколько желанной для него являлась.       Раз он старался держать себя в руках.       Раз не мог.       Тут бы поиронизировать на тему кое-чьей железной выдержки, оказавшейся не такой уж и железной, но вместо этого Аверис захотелось ещё раз ощутить, каково это — стирать границы его самообладания. Приподнявшись на дрожащих руках, она подтолкнула бёдра навстречу — и когда её ответное движение Прайд встретил ужесточившимся толчком, миру было впору разлететься на части.       Аверис со вздохом запрокинула голову: как же, будь всё проклято, потрясающе.       — Я бы трахал тебя так весь тиа́рн, клянусь, — пробормотал Прайд, отстраняясь: Аверис поняла это по тому, как впервые его дыхание не опалило кожу. — Но наш юный жестокий Паладин дал всего пять субъярсов. Когда выйдем, надо будет сказать, чтобы не равнял всех по себе, хах... а пока, боюсь, нам придётся ускориться...       Он накрыл своими ладонями её — и следующим движением впечатался в бёдра так сильно, что Аверис пошатнуло, а из горла вырвался протяжный стон. Только этого Прайду оказалось мало, и когда на новом толчке его пальцы вдруг мазнули по клитору, Аверис выгнуло дугой с судорожным:       — Блять!..       Прайд тут же закрыл ей рот ладонью, подтянул к себе и опалил насмешливым:       — Чш-ш-ш. Не кричи. Нам нельзя шуметь, помнишь?       Ни кивнуть, ни элементарно осознать его слов Аверис не успела: пальцы снова повторили ласку, прошивая тело сумасшедшим наслаждением раз, второй, дико-правильный-третий — Прайд хорошо знал, с какой силой надавливать и по какой дуге проводить, чтобы каждый раз выбивать из реальности. Не способная запрокинуть голову, Аверис вцепилась в его запястье и замычала в ладонь — удовлетворённо и в то же время загнанно из-за того, в каком беспомощном положении он её держал.       — Какой чудесный взгляд... — хрипло рассмеялся Прайд в ответ на её бессильную обиду.       Он убрал руку — и сразу же скользнул языком в рот, теперь им приглушая бесстыдные стоны. Впрочем, так даже лучше, ибо оставаться в долгу Аверис не собиралась. Её пальцы юркнули во взмокшие волосы, заботливо убрали прилипшую ко лбу чёлку, с ногтями проследили путь дальше, в качестве первой награды добывая побежавший по коже табун мурашек. Аверис ухмыльнулась: она тоже прекрасно знала его слабые места.       И поэтому оскалилась шире, когда с силой оттянутые пряди на затылке позволили урвать кое-чей оборвавшийся стон.       — Шельма... — выпалил Прайд короткое перед тем, как снова смять её губы.       И этот мокрый, грязный, жгучий поцелуй позволил ощутить, как она подходит к краю. Аверис с особой выразительностью застонала в чужой рот, обеими руками обвила шею, уничтожая последние ничтожные сантиметры между ними, прижимаясь к обжигающему телу, теряясь в нарастающем жаре и сбившихся с ровного ритма толчках. Если и существовал какой-то миг, который она хотела растянуть на вечность, это был он — когда они целовались до исступления и под гнётом накатывающего оргазма жадно пытались заполучить как можно больше человека, которого отчаянно любили.       Прайд последний раз с силой провёл по клитору, и Аверис наконец затрясло в мелкой дрожи. Со вздохом утопавшего разорвав поцелуй, она обессиленно рухнула ему на плечо, и Прайд, уже вжимавший в себя почти до боли, каждым сантиметром кожи ощутивший её оргазм, за пару мощных движений кончил следом.       С минуту сауна не знала ничего, кроме их тяжёлых хриплых вдохов. Лёжа на плече Прайда, Аверис пустыми глазами смотрела на падающий с лица пот и думала о том, что это — один из самых прекрасных звуков.       — Что ж... с лёгким паром, — рассмеялся ей в затылок Прайд.       Хотя уставший смех был, пожалуй, в сотни раз красивее.       Аверис с улыбкой покачала головой. Чёрт возьми.       — Какой же ты засранец, — посетовала она, поднимая на него весёлые глаза. Прайд с намёком приподнял брови, и Аверис добавила, на каждой характеристике поучительно тыкая пальцем в грудь: — Пьяный. Невыносимый. Сначала игнорирующий всё собрание, а потом не отлипающий, когда надо. Одно радует: ты сейчас вырубишься, а значит, я заберу тебя отсюда и выкину где-нибудь на Тиадоре, чтобы больше не повадно было издеваться.       — Ты же знаешь, что я всё равно не прекращу.       — Знаю, — с налётом лёгкой наигранной обречённости. — Поэтому и говорю: засранец.       Она отстранилась от его плеча, и Прайд, наклонившись, запечатлел на её губах короткий поцелуй.       — Благодаря этой общей черте мы и сошлись, — уронил затем въедливое.       Ну никуда без разрушения милого момента своими колкостями. Закатив глаза, Аверис пнула его в бедро:       — Да пошёл ты.       Из тела словно удалили все кости. Аверис не была уверена, что не рухнет бесформенной кучей на пол, если слезет со скамьи, и что на ватных ногах вообще сможет сейчас куда-нибудь дойти. Тут бы по-хорошему — доехать кое на чьих ручках до душа, опять же кое-чьими руками смыть с себя весь пот и прочие следы веселья, а потом рухнуть в постель и заслуженно отрубиться... Вот только от глаз не скрылось, как Прайда самого потряхивало после оргазма в условиях высоких температур.       Нет. На своих двух будет безопаснее.       Прайд помог ей спуститься, деловито обмотал в полотенце и только после этого сам скрыл причинные места. Выглядел он при этом слишком бодро для того, кто должен был с минуты на минуту отправиться в сонное царство.       — Ты что, — заподозрила подвох Аверис, — использовал «Зо́рон Ю́нко»?       — Ага.       О нет.       Только было выровнявшееся настроение начало стремительно падать. Аверис вперила в спину Прайда остекленевший взгляд.       — Только не говори, что остаёшься на этом балагане, а не едешь домой.       Сняв с двери печать, Прайд поднял на неё спокойные глаза.       — С чего такой вывод?       — С того, что я не вижу больше ни одной причины для этого заклинания. Зачем ты его использовал, если отвезти нас могу и я? В отличие от тебя, я сегодня не выпивала.       Пожалуй, не следовало заводиться буквально с первых слов, однако Аверис правда не видела причины иной, нежели его желание продолжить отсиживать задницу в компании Гормана. И складывающаяся ситуация «поматросил и бросил» выбешивала до жути, хотя злиться очень, очень не хотелось — уж точно не после хорошего секса.       Она пристально вгляделась в лицо приближавшегося Прайда, но нигде не нашла ни намёка на напряжение, которое могло бы говорить о конфликте интересов. Вместо этого он улыбался, и это... заставило Аверис оттаять. Особенно когда он взял в ладони её лицо — несильно, ласково, до ёкнувшего сердца нежно.       Аверис ничего не могла противопоставить таким прикосновениям.       — Хочешь знать причину? Хорошо. — Прайд наклонился к её губам и опалил их лукавым: — Я просто не хочу ночевать на Тиадоре. Пока не увижу, как ты ляжешь в постель и уснёшь, ни за что не сомкну глаз.       — Настолько мне не доверяешь?       — Настолько хорошо тебя знаю, милая.       От его медового «милая» на лицо полезла до ужаса неловкая улыбка. Обычно такие успешно подавлялись титаническим усилием воли и не рушили недовольный образ, но сейчас, когда Прайд касался её с немыслимым трепетом и смотрел с такой любовью, с которой кто-то вряд ли мог его вообразить, был явно не этот случай. Аверис со вздохом опустила глаза в пол и неуверенно накрыла запястья Прайда.       — Ладно. Прости, что вспылила, — пробормотала виноватое. Чуть-чуть помолчала: не желая этого произносить и в то же время понимая, что произнести обязана. — Тебе необязательно возвращаться со мной, — наконец решаясь. — Если хочешь, можешь остаться, правда. Я пойму и не буду обижаться. Просто... ну, ты же знаешь, как я нуждаюсь в близости после... близости, хах, вот у меня и вырвалось... всё это. Поэтому...       — Ох, прекращай, болтушка.       Прайд притянул её к себе, и остатки взволнованного бормотания затихли у него в шее. Аверис распахнула было глаза, удивлённая, как Прайд ласково погладил её по волосам, потёрся щекой, словно кот, настойчиво выпрашивающий ласки, и лавина нежности, затопившая её от этих незатейливых притираний, заставила прильнуть в ответ, жмурясь от переполняющего смущения.       — Я же тебе уже говорил, что задолбался слушать их нытьё о работе. Думаешь, после секса всё резко переменилось? — усмехнулся Прайд в макушку. Аверис помотала головой настолько, насколько позволяло её положение тесно прижимаемой и нежелание ни на миллиметр отнимать пылающего лица от чужой шеи. — К тому же, посмотри на время. Я уже слишком стар для ночных попоек. Мне нужен только душ, постель и полапать кое-чью грешную задницу.       В доказательство своих слов Прайд стиснул её ягодицы с такой силой, что от неожиданности Аверис едва не подскочила на месте.       — Дурак! — воскликнула она, всё-таки решаясь отстраниться, чтобы сдобрить львиной порцией упрёка. Впрочем, на раскрасневшемся лице и со взглядом снизу вверх у него не было ни единого шанса произвести на Прайда впечатление, и Аверис, смекнув, что кое-кто вместо заслуженного стыда лишь любуется её возмущением, быстро вернулась обратно в объятия. — Я тебя точно выкину на Тиадоре... — обиженно выдала затем из укрытия. — Причём не у дома, а где-нибудь... где-нибудь. Чтобы спал на голой земле под открытым небом.       — Если с тобой, то меня всё устраивает.       — Размечтался.       Волосы защекотал его смех. Аверис подхватила его, с уже более ровной улыбкой устраиваясь на чужом плече и в мыслях сетуя на то, как легко этот мерзавец управлял её чувствами.       К слову о них.       Словно прочитав мысли, Прайд наклонился к ней с въедливым смешком:       — И всё-таки я поднял тебе настроение. Согласись?